— Вчера вам выпала пустая карта. Никогда не видела такого прежде. — Гадалка проводит ладонью по колоде, выравнивая ее в четкую линию. — Но слышала. Все мы слышали о таком явлении. Но я не знаю никого, кто видел бы его своими глазами.
«Пустая карта?» В наших записках шла речь о чем-то подобном, но это никоем образом мне не поможет. И о ком она толкует, когда говорит, что «мы» все слышали о данном явлении?
— Что это значит? Что вы можете мне рассказать? Как мне найти Чарли? — вопросы так и льются потоком.
— Та картина, — начинает женщина. — Почему она так тебя интересует?
Я открываю рот, чтобы сказать, что такая же висит в комнате у Чарли, но затем призадумываюсь, — не уверен, что гадалке можно доверять. Мы незнакомы. Она первая, кто имеет представление о том, что со мной происходит. Либо у нее есть ответы, либо она сама в этом замешана. Если мы с Чарли под каким-то заклятием, эта дама одна из немногих, кто должен знать, как провернуть подобный фортель.
Господи, какая глупость! Заклятие? Почему я даже допускаю такую мысль?
— Меня просто заинтересовало название, — вру я. — Что еще вы можете мне поведать?
Она продолжает раскладывать колоду, ни разу не перевернув карты.
— Единственное, что я скажу… тебе нужно вспомнить то, что тебя так отчаянно пытаются заставить забыть. — Встречается со мной взглядом и задирает подбородок. — Теперь можешь идти. Больше я ничем тебе не помогу.
Она отодвигается от стола и встает. Ее платье развивается от быстрых движений, и туфли под ним заставляют меня задуматься, а не имею ли я дело с шарлатанкой? Мне казалось, цыгане ходят босиком. Или она ведьма? Колдунья? Кем бы ни была эта женщина, мне отчаянно хочется верить, что она знает больше, чем говорит мне. Судя по моей неуверенности, я явно не из тех людей, которые верят в подобную чепуху. Но мое отчаяние превозмогает над скептицизмом. Если мне придется поверить в драконов, чтобы найти Чарли, то я первым замахнусь мечом под его огненным залпом.
— Должно быть хоть что-то, — говорю я. — Мне не удалось найти Чарли. Я ничего не помню. Я даже не знаю, с чего стоит начать. Вы должны дать мне больше информации. — Встаю с нескрываемой мольбой в глазах.
Женщина склоняет голову и улыбается.
— Ответы на твои вопросы скрывает тот, кто очень близок тебе. — Она указывает на дверь. — А теперь иди. Тебе предстоит многое узнать.
«Очень близок мне?»
Папа? Лэндон? Кто еще мне близок, кроме Чарли? Я оглядываюсь на бисерный занавес, а затем вновь на нее. Женщина удаляется в сторону двери в задней части комнаты. Наблюдаю, как она уходит, и провожу руками по лицу. Мне хочется кричать.
12 — Чарли
Очнувшись, я обнаруживаю, что кругом царит чистота. Ни риса, ни сосисок, ни фарфоровых осколков, которыми я бы с радостью зарезала эту стерву.
«Ух, ты! Что это со мной?» Я становлюсь какой-то невменяемой.
А эта барышня все продумала! Выруби Сэмми, накорми ее дерьмовой пищей, снова выруби, накорми дерьмовой пищей.
Но в этот раз она возвращается не с подносом, а с мылом и полотенцем.
«Наконец-то! Душ».
— Пора мыться. — Теперь ее лицо не светиться доброжелательностью. Губы поджаты и вытянуты в тонкую линию. Я встаю, ожидая, что мир начнет крениться. Укол в шею имел более сильный эффект, нежели таблетки, которыми меня здесь пичкают. Но, как ни странно, я не чувствую слабости. Я могу трезво оценивать ситуацию; мое тело готово действовать.
— Почему приходите только вы? Насколько я знаю, сиделки работают посменно.
Она отворачивается и идет к двери.
— Эй…?
— Веди себя прилично, — отвечает женщина. — Выкинешь еще раз нечто подобное, и последствия будут суровыми.
Я закрываю рот на замок; уж больно мне интересно, что кроется за этой дверью.
Она позволяет мне пройти первой. Передо мной предстает еще одна дверь. Ничего не понимаю. Сиделка поворачивает вправо — там коридор и ванная. Я часами не пользовалась туалетом, и стоит мне его увидеть, как мой мочевой пузырь начинает ныть. Женщина вручает мне полотенце.
— Горячей воды нет. Не задерживайся.
Я закрываю дверь. Здесь как в бункере: окон нет, со всех сторон окружают бетонные стены. На унитазе отсутствует как крышка, так и сидение, просто дырка и раковина рядом. Я все равно не гнушаюсь ей воспользоваться.
На умывальнике лежит свежая больничная рубашка и нижнее белье. Я делаю свои дела и окидываю все изучающим взглядом. Ищу хоть что-то. Из стены, чуть выше уровня пола, торчит ржавая труба. Смыв за собой, направляюсь к этой трубе. Засунув руку внутрь, ощупываю поверхность. «Мерзость!» Кусок трубы разъело ржавчиной.
На всякий случай включаю душ, чтобы сиделка ничего не заподозрила. Приложив небольшие усилия, мне удается оторвать кусок металла от стены. Ну, хоть что-то.
Затем лезу вместе с ним в душевую кабинку и моюсь одной рукой. Вода такая ледяная, что я непроизвольно начинаю стучать зубами, — пытаюсь сжать челюсть, но безрезультатно.
Какая же я жалкая! Даже собственные зубы не могу контролировать. Что уж говорить о воспоминаниях. Прием пищи, сон, душ и поход в туалет тоже находятся вне моей власти.
Единственное, что я могу контролировать, это мой итоговый побег из этого места. Я с силой сжимаю трубу, понимая, что только она поможет мне вернуть право самостоятельно принимать хоть какие-то решения.
При выходе из ванны заворачиваю ее в туалетную бумагу и прячу в нижнее белье — за резинку простых белых трусов. Плана пока нет; придется выжидать подходящего момента.
13 — Силас
На улице уже стемнело. Пошел второй час, как я бесцельно катаюсь по городу. Домой возвращаться нельзя. К Чарли тоже. Больше я никого не знаю, потому просто еду, куда глаза глядят.
У меня восемь пропущенных вызовов. Два от Лэндона. Один от Джанетт. Остальные от отца.
В придачу они оставили восемь голосовых сообщений, на которые я решаю не обращать внимания. На данный момент у меня нет желания беспокоиться еще и об этом. Никто и представить не может, что происходит на самом деле, а даже если бы я рассказал — мне все равно не поверят. Я их не виню. Мне самому этот день кажется слишком дурацким, чтобы в него можно было поверить — а ведь я его проживаю.
Как бы ни была комична данная ситуация — такова реальность.
Заезжаю заправиться на бензоколонку. Не помню, ел ли я сегодня, но у меня слегка кружиться голова, потому решаю прихватить пачку чипсов и бутылку воды из магазина.
Пока бак заполняется бензином, мои мысли возвращаются к Чарли. Когда я выезжаю на дорогу, она все еще не выходит у меня из головы. Интересно, ела ли она сегодня? Не одинока ли? Заботятся ли о ней? Как мне ее найти? Она может быть где угодно! В итоге я просто наматываю круги, притормаживая всякий раз, как замечаю девушку на дороге. Где искать? Куда ехать? Как ее спасти? Что делают люди, когда им некуда идти?
Так, наверное, люди и сходят с ума. Просто, в один момент, теряют рассудок. Впечатление, словно я не имею абсолютно никакой власти над собственным разумом.
И если его контролирую не я… то кто?
Снова вибрирует телефон. Смотрю на экран — Лэндон. По какой-то непонятной причине решаю ответить. Может, мне просто надоело общаться с самим с собой — все равно безрезультатно. Паркуюсь на обочине и нажимаю кнопку.
— Алло?
— Пожалуйста, объясни мне, какого черта с тобой происходит.
— Ты один?
— Да. Игра только что закончилась. Папа общается с полицией. Все беспокоятся о тебе, Силас.
Я молчу. Мне стыдно, что я поднял всех на уши, но гораздо хуже то, что никто не волнуется о Чарли.
— Чарли так и не нашли?
Слышу крики на заднем фоне. Похоже, брат набрал меня сразу после того, как закончился матч.
— Нет, но процесс идет.
Его голос изменился. Будто он чего-то недоговаривает.
— Что такое, Лэндон?
Он вздыхает.
— Силас… тебя тоже ищут. Они думают… — Его голос дрожит от нервов. — Они считают, что ты знаешь, где она.
Закрываю глаза. Так и думал, что этим все закончится. Вытираю ладони о джинсы.
— Но я без понятия.
Проходит пару секунд, прежде чем Лэндон говорит:
— Джанетт обратилась в полицию. Ей показалось странным твое поведение, и когда она нашла вещи Чарли в рюкзаке из твоего шкафчика, то тут же доложила об этом копам. У тебя был ее кошелек, Силас. И телефон.
— Эти вещи едва ли доказывают, что я ответственен за ее исчезновение. Скорее, что я ее парень.
— Возвращайся домой, — отвечает он. — Скажи им, что тебе нечего скрывать. Ответь на все вопросы. Если ты станешь с ними сотрудничать, у них исчезнет повод для выдвижения обвинений.
Ха! Если бы только я мог ответить на их вопросы…
— А ты веришь, что я имею какое-то отношение к ее исчезновению?
— А это так? — Тут же интересуется брат.
— Нет.
— Значит, нет. Не думаю, что ты замешан. Где ты сейчас?
— Не знаю.
Слышу приглушенный шум, как если бы он прикрыл телефон рукой. Голоса доносятся громче:
— Ты связался с ним? — Спрашивает мужской голос.
— Все еще пытаюсь, пап. — Отвечает Лэндон.
Неразборчивое бормотание.
— Силас, ты тут? — Отзывается он.
— Да. У меня вопрос. Ты когда-нибудь слышал о месте, под названием «Jamais Jamais»?
Тишина. Я жду ответа, но брат не спешит его давать.
— Лэндон? Ты о нем слышал?
Снова тяжелый вздох.
— Это бывший дом Чарли, Силас. Да что с тобой такое?! Ты начал принимать наркотики, да? Господи, Силас. Что, черт возьми, ты принял? Вот, что случилось с Чарли? Поэтому…
Я обрываю разговор на середине предложения. Затем ищу в поисковике дом Бретта Винвуда. Проходит немало времени, но, в результате, я нахожу два адреса. Один мне знаком, поскольку я уже был там сегодня. Это нынешний дом Чарли.
Второй неизвестен. Адрес «Jamais Jamais»
УЧАСТОК ЗАНИМАЕТ ШЕСТЬ АКРОВ ЗЕМЛИ И ВЫХОДИТ НА ОЗЕРО БОРГНЕ. ДОМ БЫЛ ПОСТРОЕН В 1860, ЗА ГОД ДО НАЧАЛА ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. ЕГО ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ НАЗВАНИЕ БЫЛО «LA TERRE RENCONTRE L'EAU», В ПЕРЕВОДЕ: «ЗЕМЛЯ У ВОДЫ».
В ПЕРИОД ВОЙНЫ ЕГО ОТДАЛИ ПОД ГОСПИТАЛЬ ДЛЯ РАНЕНЫХ СОЛДАТ КОНФЕДЕРАЦИИ. ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ ПОСЛЕ ЕЕ ОКОНЧАНИЯ, В 1880, ДОМ КУПИЛ БАНКИР ФРЕНК ВИНВУД. ОН ПЕРЕДАВАЛСЯ ПО НАСЛЕДСТВУ ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЯ, ПОКА В 1998-М НЕ ОКАЗАЛСЯ В РУКАХ ТРИДЦАТИЛЕТНЕГО БРЕТТА ВИНВУДА.
МИСТЕР ВИНВУД И ЕГО СЕМЬЯ ЖИЛИ В ПОМЕСТЕ ДО 2005-ГО, НО ЗАТЕМ ИХ ИМУЩЕСТВО ПОНЕСЛО УЩЕРБ ОТ УРАГАНА КАТРИНА. СЕМЬЕ ПРИШЛОСЬ ПОКИНУТЬ ДОМ, И ТОТ ОСТАВАЛСЯ НЕТРОНУТЫМ НА ПРОТЯЖЕНИИ НЕСКОЛЬКИХ ЛЕТ, ПОКА ЕГО НЕ РЕШИЛИ СНЕСТИ И ПОСТРОИТЬ ЗАНОВО. ОТ ПРЕДЫДУЩЕЙ ПОСТРОЙКИ ОСТАЛИСЬ ТОЛЬКО ЧАСТИЧНО СТЕНЫ И КРЫША.
В 2011 ВИНВУДЫ ВЕРНУЛИСЬ ДОМОЙ. ВО ВРЕМЯ ЦЕРЕМОНИИ ОТКРЫТИЯ БРЕТТ ВИНВУД ОБЪЯВИЛ О ЕГО ПЕРЕИМЕНОВАНИИ НА «JAMAIS JAMAIS».
КОГДА ЕГО СПРОСИЛИ, С ЧЕМ СВЯЗАН ВЫБОР ФРАНЦУЗКОГО ВЫРАЖЕНИЯ, ОЗНАЧАЮЩЕГО «НИКОГДА-НИКОГДА», ОН ПРИЗНАЛСЯ, ЧТО НАЗВАНИЕ ВЫБИРАЛА ЕГО ЧЕТЫРНАДЦАТИЛЕТНЯЯ ДОЧЬ ШАРЛИЗ ВИНВУД. «ОНА ГОВОРИТ, ЧТО ЭТО ДАНЬ УВАЖЕНИЯ СЕМЕЙНОЙ ИСТОРИИ. НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ТЕХ, КТО ПРОЛОЖИЛ ВАМ ПУТЬ. НИКОГДА НЕ ПЕРЕСТАВАЙТЕ ПЫТАТЬСЯ УЛУЧШИТЬ МИР ДЛЯ ТЕХ, КТО БУДЕТ ЖИТЬ В НЕМ ПОСЛЕ ВАС.
ВИНВУДЫ ПРОЖИВАЛИ В ПОМЕСТЬЕ ДО 2013-ГО, А ЗАТЕМ ОНО ПОДЛЕЖАЛ ИЗЪЯТИЮ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ДЕЛА О ФИНАНСОВОЙ ГРУППЕ ВИНВУД-НЭШ. В КОНЦЕ ТОГО ЖЕ ГОДА ДОМ БЫЛ ПРОДАН НА АУКЦИОНЕ АНОНИМНОМУ ПОКУПАТЕЛЮ.
Я добавляю страницу в закладки на телефоне и отмечаю статью. Мне удалось найти ее после того, как я припарковался рядом с закрытыми воротами поместья.
Их высота впечатляет и словно говорит: люди за воротами могущественней тех, кто снаружи.
Интересно, таким ли ощущал себя отец Чарли, когда жил здесь. И насколько могущественным он себя чувствовал, когда кто-то перекупил его собственность, которая принадлежала его семье на протяжении нескольких поколений?
Дом стоит в конце изолированной дороги, будто она тоже является частью этих владений. После попытки найти обходной путь, я прихожу к выводу, что его попросту нет. Но на улице стемнело, потому я мог и пропустить тропинку или запасной вход. Даже не знаю, с чего я вообще хочу пройти сквозь эти ворота, но меня не покидает ощущение, что фотография этого поместья — это некая подсказка.
Учитывая, что меня хотят вызвать на допрос, было бы логично перестать разъезжать по городу и переждать до утра здесь. Выключаю двигатель. Если я хочу добиться завтра хоть каких-то результатов, мне нужно несколько часов сна.
Откидываюсь на сидение, закрываю глаза и гадаю, что же мне сегодня приснится. Даже не знаю, о чем бы подумать. Одно точно, никаких снов не будет, если я не посплю, но сегодня этот вариант кажется из области фантастики.
При этой мысли я резко распахиваю глаза.
«Видео!»
В одном из моих писем говорилось, что я засыпаю под видео с Чарли. Роюсь в телефонных файлах, пока не нахожу его. Нажимаю «проиграть» и впервые слышу голос своей девушки.
14 — Чарли
Я только тем и занимаюсь, что сплю.
На сей раз не из-за таблеток. Я сделала вид, что проглотила их, когда на самом деле спрятала за щекой. Сиделка торчала со мной так долго, что они начали растворяться. Как только дверь за ней закрывается, я выплевываю их на ладонь.
Хватит терпеть эту бесконечную вялость! Мне нужен трезвый ум.
Теперь я спала по собственному желанию и часто видела сны. В них присутствовал все тот же парень. Хотя, скорее, это было воспоминание. Он вел меня по грязной улице. Его взгляд был направлен перед собой, и он тащил меня с такой целенаправленностью, будто кто-то тянул его вперед. В его левой руке была зажата камера. Он внезапно остановился и посмотрел на противоположную часть улицы. Я проследила за его взглядом.
— Вон. Смотри!
Но я не хотела смотреть. Просто отвернулась и уставилась в стену. Вдруг его ладонь резко вырвалась из моей хватки. Я оглянулась и стала наблюдать, как он подходит к женщине, сидящей у здания. В ее руках был младенец, завернутый в шерстяное одеяльце. Они долго говорили. Он что-то дал ей, и женщина улыбнулась. Когда он встал, ребенок заплакал. Тут парень и сделал фотографию.
Проснувшись, я все еще видела ее лицо перед своими глазами, но оно запечатлелось, как на фотографии. Той самой, которую он сделал. Мать в рваной одежде и со спутанными волосами, смотрящая на свое чадо, чей ротик приоткрылся в крике. За их спинами виднелась голубая дверь с облупившейся краской.
Когда сон закончился, я не ощутила разочарования, как в прошлый раз. Мне захотелось познакомиться с парнем, любящим снимать столь красочные страдания.
Большую часть ночи мне не удавалось заснуть. Сиделка возвращается на утро с завтраком.
— Снова вы, — говорю я вместо приветствия. — Ни дня выходного… или часа.
— Именно, — кивает она. — У нас недостаток персонала, так что я работаю в две смены. Ешь.
— Не голодна.
Она подносит ко мне стаканчик с пилюлями. Я отворачиваюсь.
— Мне нужно увидеться с доктором.
— Сегодня он очень занят. Но я могу организовать тебе встречу. Скорее всего, он примет тебя на следующей неделе.
— Нет. Я хочу сегодня. Мне нужно знать, чем вы меня пичкаете, и почему я здесь.
Впервые на ее лице отражается что-то еще, кроме скуки и дружелюбия. Женщина наклоняется, и я чувствую запах кофе в ее дыхании.
— Что ты как маленькая! — шипит она. — Здесь ты не в праве что-либо требовать, ясно? — И снова пихает мне стаканчик.
— Я не стану ничего пить, пока доктор не объяснит, зачем это нужно, — я киваю на таблетки. — Вам ясно?
По-моему, она меня сейчас ударит. Нащупываю кусок трубы под подушкой. Мышцы моих плеч и спины напрягаются, а ноги упираются в кафель, — если потребуется, я готова к бою. Но сиделка отворачивается, проворачивает ключ в дверях и уходит. Я слышу щелчок замка и снова остаюсь наедине с собой.
15 — Силас
— Не могу поверить, что тебе удалось это провернуть! — Говорю я ей, опуская руки к ее талии и толкая в сторону спальной двери. Она прижимает руки к моей груди и поднимает взгляд с невинной улыбкой на губах.
— Ты о чем?
Я смеюсь и легонько касаюсь губами ее шеи.
— Дань уважения к семейной истории? — Снова хихикаю и начинаю подниматься по шее к ее рту. — И что ты будешь делать, если мы однажды расстанемся? Тебе придется жить в доме, названном в честь фразы, которой ты обменивалась со своим бывшим.
Она качает головой и проталкивается мимо меня.
— Если мы когда-нибудь расстанемся, я просто попрошу папу сменить название дома.
— Он никогда на это не пойдет, Чар. Твое бредовое объяснение показалось ему гениальной идеей!
Девушка пожимает плечами.
— Тогда придется его сжечь. — Она садиться на край матраса, и я в мгновение ока оказываюсь рядом, толкая ее на спину. Чарли хохочет, когда я сажусь над ней и упираюсь руками в кровать по обе стороны от ее головы. Какая же она красивая!
Я всегда это знал, но этот год особенно хорошо на ней сказался. О-очень хорошо! Опускаю взгляд на ее грудь. Ничего не могу с собой поделать. Она стала такой… идеальной.
— Как думаешь, твоя грудь уже перестала расти?
Чарли смеется и шлепает меня по плечу.
— Ты отвратителен.
Подношу палец к вырезу ее футболки. Веду по контуру груди, пока не нащупываю ложбинку.
— Когда там, ты говорила, я снова смогу их увидеть?
— Jamais, Jamais, — смеется она.
Из меня вырывается стон.
— Да ладно тебе, малышка Чарли! Я люблю тебя уже четырнадцать лет! Должны же у меня быть какие-то привилегии. Например, разрешение взглянуть на них хоть мельком или пощупать.