— Нам четырнадцать, Силас. Спроси снова, когда нам будет пятнадцать.
Я улыбаюсь.
— Мне осталось ждать всего два месяца. — Прижимаюсь к ней губами и чувствую, как ее грудь вздымается от резкого вдоха. «Господи, вот это мука!»
Она проскальзывает язычком мне в рот и кладет ладонь мне на затылок. «Сладкая, сладкая мука».
Опускаю руку к ее талии, задирая футболку миллиметр за миллиметром, пока не касаюсь пальцами ее кожи. Моя ладонь нагревается от жара ее тела.
Продолжаю целовать ее и подбираюсь ближе к лифчику.
Я хочу зайти дальше… почувствовать мягкие изгибы под своими пальцами. Я хочу…
— Силас!
Чарли проваливается в матрас. Все ее тело поглощается простынями, и моя рука падает на пустую подушку.
Какого черта? Куда она пропала? Люди не могут исчезать в воздухе!
— Силас, открой дверь!
Закрываю глаза.
— Чарли? Где ты?
— Проснись!
Я поднимаю веки и обнаруживаю себя отнюдь не в кровати Чарли.
Я больше не четырнадцатилетний паренек, готовящийся впервые коснуться женской груди.
Я… Силас. Растерянный, смущенный и сонный.
Кто-то бьет кулаком по моему окну. Еще пару секунд привыкаю к яркому свету и поднимаю взгляд.
У двери машины стоит Лэндон. Я тут же сажусь и окидываю взглядом местность, - он один. Больше никого.
Тянусь к дверной ручке и жду, пока он отойдет, прежде чем открыть дверь.
— Ты нашел ее? — Спрашиваю я, выходя из машины.
Он качает головой.
— Нет, поиски продолжаются. — Сжимает заднюю часть шеи, прямо как я, когда нервничаю.
Открываю рот, чтобы спросить, как он узнал, где меня искать, но быстро вспоминаю, что спрашивал его о доме, прежде чем повесить трубку. Естественно, он догадался, где я буду.
— Ты должен помочь полиции найти ее, Силас. Расскажи им все, что знаешь.
Я смеюсь. «Все, что знаю!» Прислоняюсь к машине и складываю руки на груди. Перестаю улыбаться от глупости ситуации и встречаюсь взглядом с братом.
— Я ничего не знаю, Лэндон. Я даже тебя не знаю! Что мне сказать полиции?
Он наклоняет голову. Не произносит ни слова, но смотрит на меня с любопытством. Считает, что я свихнулся; я же вижу.
Возможно, он прав.
— Садись в машину. Мне нужно многое тебе рассказать. Нас ждет долгая поездка.
Открываю дверь и сажусь за руль. Брат мешкает пару секунд, но затем подходит к машине, спрятанной в кювете. Ставит ее на сигнализацию и идет к пассажирской двери моей машины.
— Давай-ка по порядку, — он облокачивается на столик. — Вы с Чарли уже неделю теряете память. Вы отправляли письма сами себе. Они были в рюкзаке, который нашла и отнесла в полицию Джанетт. Единственный, кто в курсе происходящего, какая-то малоизвестная гадалка. Это происходит в одно и то же время дня через каждые сорок восемь часов. По твоим словам, ты не помнишь ничего с того момента, что был за день до ее пропажи.
Я киваю.
Лэндон смеется и откидывается на спинку стула. Качает головой и берет свой напиток, засовывая трубочку в рот. Делает щедрый глоток и тяжело вздыхает, возвращая стакан на стол.
— Если таким способом ты пытаешься избежать наказания за ее убийство, тебе нужно алиби посерьезней, чем чертово вуду-проклятье.
— Она не мертва.
Он удивленно поднимает бровь. Не мне его винить. Окажись я на его месте, то ни за что в жизни бы не поверил в этот бред.
— Лэндон, я не жду, что ты поверишь мне. Правда. Все это звучит глупо. Но, чисто хохмы ради, ты не мог бы подыграть мне пару часов? Просто сделай вид, что поверил мне, и ответь на пару вопросов, даже если считаешь, что я уже знаю ответы. Завтра, если все еще будешь думать, что я сумасшедший, можешь сдать меня полиции.
Он качает головой с разочарованным видом.
— Даже если бы и думал, я бы ни за что тебя не выдал, Силас. Ты — мой брат. — Он подзывает официантку и обновляет стакан. Делает глоток и устраивается удобнее. — Ладно. Начинай.
Я улыбаюсь. Так и знал, что он классный парень.
— Что произошло между Бреттом и нашим отцом?
Лэндон тихо посмеивается.
— Глупость какая-то, — бормочет он. — Ты знаешь больше меня. — Затем наклоняется и начинает рассказывать, — Пару лет назад началось расследование внешнего аудита. Люди потеряли много денег. На папу ничего не нашли, а Бретта обвинили в мошенничестве.
— Папа действительно невиновен?
Брат пожимает плечами.
— Хотелось бы думать. После этого его имя смешали с грязью, и он потерял большую часть своей клиентуры. Он пытался восстановить дела, но никто не хочет доверять ему свои деньги. С другой стороны, нам грех жаловаться. Мы живем куда лучше, чем семья Чарли.
— Папа обвинил ее в краже каких-то документов из своего кабинета. О чем он говорил?
— Никто не мог выяснить, куда делись деньги. Предположительно, Бретт или папа открыли счет в зарубежном банке. Отец три ночи не спал перед судом. Просматривал каждую деталь каждого денежного перевода и все чеки за последние десять лет. Одной ночью он вышел из кабинета с папкой в руке. Сказал, что нашел, где Бретт прятал деньги. У него наконец оказалась информация, которая поможет снять с себя обвинения. Он позвонил адвокату и сказал, что покажет все доказательства, как только отоспится. На следующий день… документы пропали. Он сорвался на тебе, предполагая, что ты предупредил Чарли. Папа и по сей день считает, что это она их украла. Чарли это отрицала. Ты тоже. А без тех доказательств было невозможно свалить всю вину на Бретта. Скорее всего, через лет пять его выпустят за прилежное поведение, но, если исходить из слов отца, из-за этих документов он мог сесть в тюрьму пожизненно.
«Ну и ну! Многое же я позабыл!»
Я поднимаю палец.
— Сейчас вернусь.
Выскальзываю из-за стола и бегу из ресторана к машине. Ищу бумагу для записок. Лэндон так же сидит на своём месте к моему возвращению. Я не задаю новых вопросов, пока не записываю все, что только что узнал. А затем подкидываю ему часть информации, чтобы посмотреть на его реакцию:
— Это я украл документы. — Смотрю в его прищуренные глаза.
— Ты же говорил, что ничего не помнишь.
Качаю головой.
— Не помню. Но я писал, что нашел у себя какие-то документы. Как думаешь, зачем мне их брать, если они могли доказать папину невиновность?
Лэндон обдумывает мой вопрос.
— Не знаю. Кто бы их ни взял, он никак их не использовал. Единственная очевидная причина, по которой ты мог их украсть — это чтобы защитить отца Чарли.
— И зачем мне защищать Бретта Винвуда?
— Может, ты делал это не ради себя. А ради Чарли.
Роняю ручку. «Вот оно!» Это единственное возможное оправдание.
— Они с отцом были близки?
Лэндон смеется.
— Очень. Она — папина дочка до мозга костей. Если честно, мне кажется, она любила его даже больше тебя.
Впечатление, что я разматываю клубок тайн. Зная прошлого Силаса, он бы пошел на все, чтобы осчастливить Чарли. В том числе, защитил бы ее от правды об ее отце.
— Что случилось с нами после этого? В смысле… если она так любила папу, тот факт, что наш отец засунул его за решетку, лишил бы ее желания общаться со мной.
Брат качает головой.
— Ты единственный, кто у нее остался. Ты всегда был рядом. И ничто так не бесило нашего отца, как то, что ты не поддерживал его на 100%.
— Я считал папу невиновным?
— Да. Ты просто отказался становиться на чью-то сторону, когда дело доходило до него с Чарли. К несчастью, для папы это значило, что ты принял их сторону. Последние два года вы с ним не очень ладили и почти не общались. Исключением можно считать только то, что он кричит тебе с трибун стадиона на пятничных матчах.
— Почему он так одержим моей футбольной игрой?
Брат снова смеется.
— Он одержим мыслью, что его сын поступит в его альма-матер. Так было еще до нашего рождения. Стоило нам научиться ходить, как он начал насильно пихать нас на тренировки. Я не против, а вот ты всегда это ненавидел. Его это очень возмущало, — у тебя же явный талант! Это в твоей крови! Но ты всегда мечтал лишь о том, чтобы бросить футбол. — Парнишка улыбается. — Господи, ты бы видел его вчера, когда он пришел на игру, а тебя не было на поле. Представляешь, он пытался остановить матч, пока тебя не найдут! Но ему не позволили.
Я все записываю.
— Знаешь… я не помню, как играть в футбол.
Губы Лэндона расплываются в улыбке.
— Тут я тебе верю. Пару дней назад, когда мы были на тренировке, ты сильно растерялся. «Ты. Сделай эту штуку». — Хохочет брат. — Добавь это в свой список. Ты забыл, как играть. До чего удобно!
Я повинуюсь.
Помним тексты песен.
Забыли знакомых нам людей.
Помним людей, которых не знаем.
Помню, как пользоваться камерой.
Ненавижу футбол, но должен играть.
Забыл, как играть в футбол.
Ненавижу футбол, но должен играть.
Забыл, как играть в футбол.
Смотрю на список. Уверен, в предыдущем было куда больше пунктов, но я едва их помню.
— Дай-ка глянуть, — говорит Лэндон. Просматривает мои записи. — Черт. А ты всерьез отнесся к делу. — Он смотрит на бумажки несколько секунд и возвращает их мне. — Похоже, ты помнишь вещи, которые хотел выучить, например, слова песен и настройки камеры. Но все другое, чему тебя учили, кануло в лету.
Я кладу список перед собой и вчитываюсь. В общем-то он прав, если не считать, что я не помню людей. Делаю запись и продолжаю допрос:
— Как давно Чарли встречается с Брайаном? Когда мы расстались?
Он проводит рукой по волосам и делает глоток воды. Прислоняется к стенке и кладет ноги на соседний стул.
— Мы застрянем тут на весь день, не так ли?
— Если придется.
— Брайан всегда засматривался на Чарли, — это всем известно. Из-за этого вы с ним не ладили, но ради команды продолжали общаться. Чарли начала меняться после того, как ее отец попал в тюрьму. Она уже не была такой милой… не то чтобы она раньше была образцом доброты. В последнее время она стала настоящей задирой. Вы только и делали, что ссорились. Честно, не думаю, что они так уж давно начали встречаться. Сначала она просто оказывала ему знаки внимания, когда ты находился рядом, тем самым хотела тебя позлить. Затем ей пришлось поддерживать видимость дружелюбия, когда она была с ним наедине. Тем не менее, я не верю, что он ей нравится. Чарли гораздо умнее него. Если кого и использовали в этих отношениях, то это Брайана.
Я все записываю и киваю головой. У меня было ощущение, что этот парень не особо ей нравился. Похоже, наши с ней отношения так натянулись, что она делала все возможное, дабы испытать их на прочность.
— Какие у Чарли религиозные взгляды? Она увлекалась вуду, заклинаниями или чем-то подобным?
— Я не в курсе. Обе наши семьи католики. Но традиции мы соблюдали только по особым праздникам.
Это я тоже записываю и обдумываю следующий вопрос. Их столько накопилось, что я не знаю, с которого начать.
— Что-нибудь еще? Что-то из ряда вон выходящее происходило на прошлой неделе?
Я сразу вижу, что он что-то скрывает, судя по изменению выражения его лица и тому, как он ерзает на стуле.
— Ну, что?
Лэндон убирает ноги со стула и, наклоняясь вперед, понижает голос:
— Полиция… они были сегодня у нас дома. Я слышал, как они спрашивали Эзру, не находила ли она чего-то необычного. Поначалу она все отрицала, но чувство вины все же взяло верх. Она упомянула, что обнаружила у тебя в комнате простыню. Та была вся в крови.
Я откидываюсь на спинку и смотрю в потолок. Все это очень плохо.
— Подожди, — снова наклоняюсь вперед. — Это было на прошлой неделе. До того, как пропала Чарли. Они не могут связать это с ней.
— Знаю. Эзра тоже так сказала. Что это случилось на прошлой неделе, и она видела Чарли в тот день. Но, тем не менее, Силас, — что ты такое делал? Почему твои простыни были в крови? Полиция наверняка думает, что ты избил Чарли или еще что-то, и дело зашло слишком далеко.
— Я бы никогда не причинил ей боль! — Говорю я в свою защиту. — Я люблю ее.
Стоит словам сорваться с языка, как я начинаю качать головой, не понимая, к чему их сказал. Мы никогда не встречались. Я с ней даже не говорил.
Но черт бы меня побрал! Я сказал, что люблю ее, и говорил это от всего сердца.
— Как ты можешь ее любить? По твоим словам, ты ее не помнишь.
— Может и так, но я все еще питаю к ней чувства. — Встаю. — И поэтому нам нужно ее найти. Начнем с ее отца.
Лэндон пытается меня успокоить, но ему не понять, до чего досадно потерять в пустую восемь часов, когда у тебя всего сорок восемь.
На часах начало девятого, мы официально профукали весь день. Стоило нам выйти из ресторана, как мы направились прямиком в тюрьму, чтобы повидать Бретта Винвуда. Тюрьму, которая находится в трех часах езды. Добавьте к этому два часа ожиданий, лишь чтобы узнать, что нас нет в списке посетителей, и сегодня мы уже никак этого не изменим… и получите очень злого Силаса.
Я не могу позволить себе совершать ошибки, когда у меня остались считанные часы, чтобы узнать, где Чарли, пока я не забуду все, что узнал со вчерашнего дня.
Мы подъезжаем к машине Лэндона. Выключаю двигатель и выхожу к воротам. На них два замка, которые, судя по их виду, ни разу не использовали.
— Кто купил дом? — спрашиваю я.
Он смеется, и я оборачиваюсь. Парень видит, что я не нахожу в этом ничего забавного, и откидывает голову назад.
— Да ладно тебе, Силас. Хватит этого фарса. Ты знаешь, кто купил дом.
Я пытаюсь успокоиться, вдыхая через нос и выдыхая через рот. Нельзя его винить в том, что он считает все это выдумкой. Киваю и снова поворачиваюсь к воротам.
— Подыграй мне, Лэндон.
Он пинает землю и стонет.
— Дженис Делакруа.
Имя ни о чем мне не говорит, но я возвращаюсь к автомобилю и записываю его.
— Делакруа. Это французская фамилия?
— Да. Она владеет туристической лавкой. Занимается гаданием по картам или еще какой-то фигней. Никто не знает, откуда у нее взялись деньги на покупку. Ее дочь учится у нас в школе.
Я перестаю писать. «Гадалка». Это объясняет фотографию и почему она не хотела давать мне информацию о доме — ей показалось странным, что я спрашиваю о ее жилище.
— Так здесь действительно кто-то живет? — поворачиваюсь лицом к брату.
Он пожимает плечами.
— Да. Их всего двое — она и дочь. Скорее всего, они пользуются черным входом. Не похоже, чтобы эти ворота часто открывались.
Я смотрю на поместье.
— Как зовут дочь?
— Кора. Кора Делакруа. Но все зовут ее Креветкой.
16 — Чарли
В течение долгого времени ко мне никто не приходит. Судя по всему, это такой вид наказания. Я хочу пить, а также в туалет. Продержавшись, сколько могла, я, наконец, испражняюсь в пластиковый стаканчик, оставленный после завтрака, и ставлю его в угол комнаты. Шагаю вперед и назад, дергая себя за волосы, пока не чувствую, что с такими успехами вскоре сойду с ума.
Что, если никто не вернется? Что, если меня оставили здесь умирать?
Дверь не поддается; я заработала кучу синяков, пока била по ней кулаками. Кричу о помощи, пока не начинает хрипеть горло.
Сажусь на пол, уперевшись головой в ладони, и тут дверь открывается. Я вспрыгиваю на ноги. Это не сиделка — на сей раз кто-то моложе. Ее рубашка висит на худом теле. Девочка похожа на ребенка, который решил сыграть в переодевание. Я насторожено разглядываю ее, пока она заходит в мои крошечные хоромы. Она замечает стаканчик в углу и поднимает брови.
— Тебе нужно в туалет?
— Да.
Она ставит поднос, и у меня начинает урчать живот.
— Я просила о встрече с доктором.
Ее взгляд бегает из стороны в сторону. «Волнуется. С чего бы?»
— Доктор сегодня занят, — она не смотрит мне в глаза.
— А где другая сиделка?
— У нее выходной. — Чувствую запах еды. До чего же я голодна!
— Мне нужно в туалет. Можешь меня отвести?
Она кивает, но смотрит как-то испуганно. Я выхожу за ней в небольшой коридор. Что это за госпиталь, где туалет находится отдельно от комнаты пациента? Она отходит в сторону, пока я делаю свои дела, и выкручивает себе руки, с каждой секундой становясь все более красной.
Когда я заканчиваю, она делает огромную ошибку и поворачивается спиной. Девочка открывает дверь, и я достаю обломок трубы из-под рубашки и прижимаю его к ее шее.
Она снова поворачивается ко мне, ее глаза-бусинки округляются от страха.
— Медленно опусти на пол ключи и отойди. Иначе я перережу тебе глотку.
Она кивает, ключи лязгают об пол, и я накидываюсь на нее с направленным на шею орудием, запихивая девчонку в комнату, и толкаю на кровать. Она кричит.
Затем я выбегаю, прихватив с собой ключи. Закрываю дверь как раз в тот момент, когда она мчится к ней с открытым в крике ртом. Мы боремся несколько секунд, пока она пытается освободиться, но я быстро вставляю ключ и со щелчком проворачиваю его в замке.
Дрожащими руками пытаюсь найти ключ к следующей двери. Не знаю, чего мне ждать, когда я ступлю за нее: больничного коридора, сиделок с врачами? Затянут ли меня обратно в клетку?
Нет.
Я ни за что не вернуть. Я разделаюсь с любым, кто попытается остановить меня.
Открыв дверь, я не вижу ни персонала, ни больничных комнат. Вместо этого передо мной предстает огромный винный погреб. В сотне маленьких выемок лежат пыльные бутылки. Пахнет брожением и грязью. Сбоку погреба видна лестница, а сверху дверь.
Я бегу к ней, больно стукнувшись мизинцем о бетон и чувствуя, как кровь стекает по ноге. Чуть не поскальзываюсь, но вовремя хватаюсь за перила.
Дверь выходит на кухню, шкафчики и пол освещаются единственной лампочкой. Я не останавливаюсь, чтобы осмотреться. Мне нужно найти… выход! Берусь за ручку, на сей раз дверь оказывается открыта. Издаю победный клич и выбегаю на улицу. В нос бьет запах свежего воздуха. Я благодарно вдыхаю его.