Из-за занавеса вышел Долли.
— Дамы и господа, с глубоким прискорбием сообщаю вам, что Дезире не вполне здорова и не может быть с вами в этот вечер.
По залу прошел шум, захлестнувший волнами сначала партер, затем бельэтаж и, наконец, галерку. Я с опаской посмотрела вокруг. Эти люди заплатили деньги, чтобы видеть Дезире.
— Прежде чем приехать сюда, я навестил Дезире, — продолжал Долли. — Она в отчаянии из-за того, что не может выйти на сцену. Она умоляет извинить ее и обращается к своим горячо любимым зрителям с просьбой дать возможность Лайзе Финнелл показать свое искусство. Дезире очень верит в Лайзу, и я уверен, что после сегодняшнего представления вы тоже поверите в нее. Я знаю, что вы все любите Дезире, но вы бы не хотели, чтобы она была на сцене, когда ей нужно лежать. Она передает вам привет. Дезире желает встречи с вами так же, как и вы желаете встречи с ней. Но она очень надеется, что вы дадите Лайзе шанс и не будете разочарованы.
Занавес поднялся. Раздались звуки музыки, и после вступления хора появилась Лайза, старательно и очень похоже подражающая Дезире.
Она играла хорошо. Я очень внимательно следила за ней, замечая некоторые сбои, как, например, во вращении в конце первого акта. Публика аплодировала. Многие, должно быть, понимали, как тяжело приходится бедной девушке и, забыв о своем разочаровании по поводу болезни Дезире, старались поддержать дебютантку.
Я сказала Роберу:
— По-моему, все будет хорошо, как вы думаете?
— Она так похожа, — сказала он. — Она ведь подражает. Понимаешь, это как тень Дезире.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — ответила я. — Но мне кажется, что публика вполне довольна.
— Конечно, конечно. Однако они не забыли, что заплатили за то, чтобы видеть Дезире. Жаль, что Лайзе приходится заменять именно Дезире. Если бы это был кто-нибудь другой, не такая — как бы это сказать — яркая индивидуальность, то было бы лучше. Она совсем недурна, эта девушка, но это не Дезире.
Да, он был прав. Лайза подражала Дезире, подавляя свою индивидуальность. Если бы она не пыталась стать бледной тенью Дезире, она, вероятно, произвела бы большее впечатление. Сейчас она была похожа на Дезире, однако на Дезире без ее неповторимого обаяния.
Домой мы возвращались вместе с Мартой и Лайзой. Лайза была совершенно обессилена, однако пребывала в приподнятом настроении.
В конце спектакля публика громко аплодировала, и кто-то в зале крикнул: «Браво!»
— Там была пресса, — сказала Лайза. — Интересно, что они напишут.
Мне хотелось каким-то образом оградить Лайзу от неприятных переживаний. Мне казалось, она слишком большое внимание уделяет этому факту. Конечно, в прессе могут появиться несколько строчек о ней, но болезнь Дезире вызовет гораздо больший интерес, чем исполнение роли графини Мауд Лайзой.
Лайза не полагала, что ее появление на сцене в главной роли и чей-то крик «Браво!» потрясут театральный мир.
Мама ждала нас. Она выглядела значительно лучше и хотела, чтобы мы ей обо всем рассказали. Как реагировала публика? Как удался Лайзе этот трудный танец в конце первого акта? Смогла ли она взять верхние ноты в арии «Ах, как я хотела бы опять стать простой продавщицей»? И всегда ли она попадала в такт с женихом?
Все прошло гораздо лучше, чем она надеялась, заверила ее Лайза.
— Теперь я могу спать спокойно, — ответила мама. — Дитя мое, не сомневаюсь, что ты была великолепна. А что сказал Долли?
— Он ворчал, — ответила Лайза.
— Как именно? По тому, как он ворчит, всегда можно определить его настроение.
— Это было ворчание облегчения, — сказала я.
— Ну, слава Богу. Я думаю, он доволен, иначе он бы уже был здесь со своими истериками.
Я сказала:
— Надо ложиться спать. Лайза совершенно вымоталась. — Я повернулась к маме. — А ты нездорова. Спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи, мой ангел.
Мы поцеловались, пока Лайза стояла и смотрела на нас, затем она подошла к моей матери и обняла ее.
— Спасибо, сказала она. — Спасибо вам за все. Это все благодаря вам.
— Это все благодаря какой-то мерзкой рыбе, моя милая, а не мне, — ответила мама.
Мы рассмеялись, а мама продолжала:
— Я очень рада за тебя, дорогая. У тебя появился шанс, и ты смогла им воспользоваться. Так и надо.
У Лайзы был несколько виноватый вид:
— Мне действительно жаль, что так получилось из-за вашей болезни.
— Ах, перестань. Всегда пользуйся возможностью и будь благодарна, и совершенно неважно, что именно дало тебе эту возможность.
После этих слов мы разошлись по своим комнатам.
На следующий день в газетах появилось лишь несколько строчек о вчерашнем спектакле — сообщение о болезни Дезире и о том, что Лайза Финнелл заменила ее. Об игре дебютантки не было сказано ни слова.
Пришел Долли. Мне ужасно хотелось узнать его мнение.
— Она все делала правильно, — сказал он. — Но это не Дезире, можешь мне поверить.
— Но ей аплодировали, — возразила я.
— Они всегда аплодируют дебютантам. Даже у публики бывают сентиментальные чувства.
— Вы думаете, только поэтому?
Он кивнул и обратился к маме:
— А вы, мадам, пожалуйста, будьте неразборчивей в еде. Чтобы больше такого не повторилось. Публика этого не выдержит. Если это произойдет еще раз, то «Мауд» придется снимать с репертуара.
И я подумала, что это конец Лайзиного небольшого триумфа.
Я сидела в парке с Родериком. Прошла уже неделя с тех пор, как Лайза Финнелл заменила маму в «Графине Мауд». Я рассказывала об этом Родерику.
Он спросил:
— Наверное, такие вещи происходят в театре довольно часто?
— Да, конечно. Достаточно часто. Однако, когда исполнитель главной роли не может играть, это все равно вызывает шок.
— У этой девушки хватило мужества выйти на сцену перед публикой, которая хотела видеть кого-то другого.
— Лайза была очень счастлива. Она изо всех сил старалась проявить сочувствие маме — и. конечно же, вправду сочувствовала ей, но не могла скрыть своей радости.
— Как прошел спектакль?
— Очень хорошо. Мне кажется, Лайзе удалось все сделать как надо. Конечно, у моей мамы есть нечто особенное. Это больше, чем умение хорошо петь и танцевать. Это индивидуальность.
— Сия девушка не лишена обаяния.
— Не совсем так. Жаль, что Лайзе пришлось заменять такую актрису, как моя мама.
— Ты помнишь, о чем мы говорили, когда она подошла к вам?
— Да, помню.
— О нашем положении. Что нам делать, Ноэль?
— Ты знаешь, тебе рады в нашем доме. Я сказала маме, что мы встречались, и, по-моему, она не нашла в этом ничего особенного.
— Но ситуация довольно нелепая. Из-за того, что между твоей матерью и моим отцом существуют какие-то романтические отношения, нам неудобно встречаться.
— Но мы же встречаемся. Может, мы просто придумали все эти сложности?
— Моему отцу было неловко, когда я появился в вашем доме. И что странно, он никогда об этом не упоминал. Я чувствую, он хочет, чтобы его отношения с твоей матерью и его семейная жизнь никак не пересекались.
— Это наводит на мысль, что у них особые отношения.
— А что с твоим отцом? Должно быть, он давно умер? — спросил Родерик.
— Не знаю. Мама не любит говорить об этом. Единственное, что она говорила, это то, что он был очень хорошим человеком, и я могу им гордиться.
Он кивнул.
— Думаю, у нее много друзей… Как мой отец? — запинаясь, спросил Родерик.
— Есть еще один француз. Он то появляется, то исчезает, как и твой отец. Эти двое, сколько я себя помню, то появлялись, то пропадали. Я всегда знала, что это не просто друзья.
— Конечно, она очень привлекательная женщина и живет по своим правилам.
— Безусловно. Общественная мораль для нее ничего не значит. Я уверена, она понимает, что твоя мать и жена Робера — я полагаю, у него есть жена — не одобрили бы их дружбу с ней. Но мама умеет уважать чужое мнение. Она ни на что не претендует в отношении своих друзей. Она их очень любит… Понимаешь, это часть ее жизни.
— Я все прекрасно понимаю, но думаю о том, каким образом это может сказаться на нас.
— Ну, однако, нам никто не запрещал встречаться. Посмотрим, что будет дальше.
Родерик не был удовлетворен моими рассуждениями, и я подумала, что этот разговор показывает, что наша дружба развивается. Мы уже были не просто знакомыми.
Мы болтали о разных вещах, но я чувствовала, что мысль о том, что из-за отношений между нашими родителями мы оказались в ситуации, которую ему хотелось изменить, не давала ему покоя.
Когда я пришла домой, то испытала очередной удар.
Мама опять слегла с таким же приступом, как и неделю назад.
Долли сидел возле ее кровати. Она лежала пластом и была очень бледна.
Она сказала:
— Вот и Ноэль. Слава Богу, что ты пришла, дорогая. Мне лучше, когда ты рядом. У меня опять этот дурацкий приступ. Опять что-то съела.
Я с тревогой взглянула на нее. Это очень странно. Наверное, была другая причина, что-то более серьезное. Я почувствовала, как тревога охватывает меня. Она всегда казалась такой молодой, полной жизни.
— Думаю, надо позвать врача, — сказала Марта.
— Нет, нет, — воскликнула мама. — Это просто несварение желудка. Я переела за обедом. Больше этого не повторится.
Лайза тоже была там, очень взволнованная, вся как на иголках. Казалось, она старается успокоить себя.
— Если завтра мне не станет лучше, позовем врача, — сказала мама, — самое главное — это сегодняшний спектакль.
Все было как в прошлый раз. Играть пришлось Лайзе. Меня не было в театре, но я слышала, что спектакль прошел лучше. Лайза уже не подражала Дезире. Однако публика приняла ее без восторга. Но чего еще Лайза могла ожидать? Зрители пришли на Дезире, а им подсунули Лайзу Финнелл.
Я видела ее после спектакля. Она была уже не в таком приподнятом настроении, как в прошлый раз.
— Я не могу добиться успеха, — сказала она почти со злостью. — Но мне нужна практика. Если бы я смогла играть целую неделю подряд, то все было бы прекрасно.
— Ведь у тебя было так мало времени подготовиться, но ты играла замечательно. Уверена, что публика это понимает. Они этого не говорят, но все понимают. Ты же знаешь Долли. Он иногда издевается и над мамой.
Мне было жалко Лайзу. Она так старалась и хорошо справилась с ролью. Дело было лишь в том, что она не могла сравниться с Дезире. Я вообще не была уверена, что в Лондоне есть актриса, способная с ней сравниться.
На следующее утро, невзирая на мамины протесты, мы вызвали врача.
Мама казалась вполне здоровой и извинилась перед доктором Грином, когда тот пришел.
— Вам не стоило приходить, — сказала она. — Это они все настояли на вызове. Вероятно, я что-то съела, у меня началась тошнота и головокружение, и я не смогла вчера играть.
— Дело в том, — вмешалась Марта, — что подобное уже было пару недель назад.
Мне показалось, что лицо доктора после этих слов немного помрачнело. Меня выставили из комнаты, но Марта осталась.
Довольно быстро доктор вышел из комнаты. Я слышала, как он разговаривал с Мартой, когда уходил.
Я ринулась в мамину комнату. Она победоносно посмотрела на меня.
— Я же говорила, — сказала она. — Ничего серьезного. Просто что-то съела.
— Два раза подряд?
— Да, два раза подряд. Такие вещи случаются. В этом нет ничего особенного.
— Ты… Ты в этом уверена?
— Абсолютно. При легком отравлении бывают головокружения. Думаю, пора завести служителя, который пробовал бы пищу, знаешь, как раньше при королевских дворах. Только не говори этого Долли, а то он назначит кого-нибудь из кордебалета на эту должность. Самое главное, что я здорова. Но нужно внимательнее следить за тем, что я ем.
В комнату вошла Марта. Видно было, что она совершенно успокоилась.
— Я была права, — сказала мама. — А вы все мне не верили, ведь так?
— Надо поблагодарить свою звезду, что все обошлось. Скоро придет Долли.
— Да. Он будет в ярости от того, что из-за ерунды дважды чуть не сорвался спектакль.
— Он будет счастлив, что с вами ничего серьезного.
Лайза подошла к нам в парке. Как она объяснила, случайно натолкнулась на нас. Я подумала, уж не следила ли она за мной. Ее очень заинтересовал Родерик.
Мне стало жаль Лайзу. Я поняла, что ей нужно с кем-нибудь поделиться. Она пребывала то в состоянии эйфории, то в полном отчаянии.
Сразу после ее исполнения роли Мауд газеты написали следующее: «Очередное разочарование постигло тех, кто пришел посмотреть несравненную Дезире и узнал, что она не сможет выступать. Нам было сообщено, что желудочная колика вынудила ее провести вечер в кровати, а не на подмостках. Вместо нее играла дублерша, мисс Лайза Финнелл, молодая танцовщица, ранее выступавшая в кордебалете. Мисс Финнелл очень старалась. Она полностью выложилась на спектакле и, хотя в некоторых наиболее трудных танцевальных номерах и допускала небольшие сбои, в целом с ролью справилась неплохо. Способная дилетантка. Ей нужно больше практиковаться в этой роли. При такой ситуации бедная «Мауд» будет еле дышать. Спектакль имел бледный вид, и для того, чтобы придать ему блеск, необходима такая личность, как Дезире. Если у нее войдет в привычку отдыхать по вечерам, то «Графиня Мауд» не протянет и до конца месяца».
Рецензия была, конечно, ужасная, а отзыв об игре Лайзы более чем сомнителен.
Дезире сказала:
— Ну это совсем не плохо, совсем неплохо. Ты бы только видела, что писали обо мне на заре карьеры! Ты бы решила, что после этого мне оставалось только упаковать вещи и отправиться домой. Они все одинаковы, эти критики. Они сами ничего не умеют и не любят, когда кто-то другой проявляет способности. Не обращай внимания. Большинство из них отдало бы все на свете, чтобы оказаться на сцене. Я всегда это говорила, а уж я-то знаю всю эту кухню.
Лайза позволила успокоить себя. Кто-то ждал ее после спектакля за кулисами и попросил автограф, и это очень подняло ее настроение.
Как и в предыдущий раз, прессу больше занимало отсутствие Дезире, чем присутствие Лайзы. Одна желудочная колика могла приключиться с каждым, но две подряд уже вызывали подозрение. Начались различные намеки. Могло ли быть недомогание Дезире вызвано тем, что она слегка перебрала своего любимого напитка?
Мама и Долли просто кипели от негодования и возмущения — они даже хотели возбудить дело против журналиста, нанесшего оскорбление. Однако вскоре они успокоились.
— Что мы можем сделать? — сказала мама. — Приходится мириться с тем, что они вытворяют.
Но было похоже, что пресса вовсе не сочла замену знаменитой актрисы дублершей бог весть каким событием.
Поскольку все это произошло совсем недавно, темой разговора в парке стало выступление Лайзы.
Родерик вежливо выслушал рассказ Лайзы.
Бедная Лайза, подумала я. Мне казалось, что разговор об этом каким-то образом залечивал раны, нанесенные ее самолюбию. Она поведала Родерику о чувстве безумного страха, которое испытывала перед тем, как поднимался занавес.
— Я знаю все арии, все па. Я наблюдала за ними из кордебалета, когда стояла на сцене, то есть практически на протяжении всего спектакля. И все же без конца спрашивала себя: «А помню ли это? А какая следующая строчка?» Коленки дрожали. Казалось, я не смогу произнести ни слова.
— Мама всегда говорит, что если хочешь хорошо сыграть роль, то волнение необходимо, и у тебя, Лайза, так и было, — вставила я.
— Надеюсь. Только никто этого не заметил…
— Долли заметил. Он очень доволен тобой. Можешь мне поверить.
— Он сказал, что если у Дезире еще раз случится приступ, спектакль придется снять.
— Конечно же, он этого не сделает, да и с ней все будет в порядке. Один-два пропуска только еще больше распаляют публику.
Я повернулась к Родерику.
— Прости, что мы все время говорим об этом. Это действительно важно для Лайзы.
— Могу себе представить, — сказал он и повернулся к Лайзе. — Жаль, что меня не было на спектакле.
— Очень хорошо, что вас не было. Мне бы хотелось, чтобы вы увидели меня после того, как я приобрету больше практики.
— Надеюсь, что практику ты будешь приобретать не в «Мауд», — заметила я. — Ведь это возможно лишь в том случае, если у мамы опять случится приступ.
— Я вовсе не это имела в виду. Совершенно с тобой согласна. Я действительно очень испугалась, когда с ней случилось подобное во второй раз, но, разумеется, это лишь совпадение, ведь так сказал врач.
— Возможно, — сказал Родерик, — вы получите главную роль в другой пьесе после вашего дебюта. Наверное, очень трудно выходить на сцену, практически не имея возможности как следует подготовиться.
— В этом и заключается работа дублера. Я должна быть благодарна судьбе, что получила возможность выступить. Так трудно достичь чего-либо, не имея друзей.
— Ну, сейчас, у вас есть друзья, — сказал Родерик.
Очевидно, она поняла, что слишком много говорит о своих делах, и быстро переменила тему:
— Расскажите еще что-нибудь о находках в вашем поместье. Как бы мне хотелось посмотреть на них!
Мы продолжали беседовать, однако меня не отпускало чувство легкой досады из-за того, что она опять испортила наше свидание с Родериком.
Мы с мамой пошли навестить Джанет Дэр. Она жила в небольшом домике в Ислингтоне вместе с подругой. Она очень обрадовалась, увидев нас.
Первыми ее словами было:
— Посмотрите! Я уже без костылей.
— Прекрасно! — воскликнула мама. — Когда ты возвращаешься?