Затем выяснилось, что поскольку смерть наступила внезапно, необходимо провести расследование причин смерти.
Это была ужасная процедура!
Присутствовали все мы: прислуга, Марта, Лайза, Чарли, Робер и Долли. Лайза сидела рядом со мной, очень напряженная и взволнованная.
Что касается причины смерти мамы, то здесь вопросов не возникло — она упала и сломала шею, кроме того, были и другие повреждения, вызвавшие немедленную смерть, однако доктор Грин сообщил, что в последнее время у нее несколько раз подряд были желудочные колики, которые объяснялись тем, что она ела какую-то недоброкачественную пищу. Поэтому возникла необходимость сделать вскрытие.
Показание давали два врача. В желудке были обнаружены следы яда, хотя и не он явился причиной смерти. Может быть, только косвенным образом. Чувства слабости и дурноты, которые она испытывала и которые вызвали ее падение, и явились следствием действия этого яда.
Врачи упоминали какой-то латинский термин, и я наконец поняла, зачем они отправили своих людей осмотреть наш сад. Доктор объяснил, что речь идет о растении, называемом в обиходе молочай. Это растение содержит млечный сок, который обладает сильным слабительным и раздражающим свойством. Если он попадает в организм, то может вызывать тошноту и расстройство желудка, а иногда и головокружение.
Возможно, не зная о неприятных свойствах молочая, Дезире дотрагивалась до него, после чего ей становилось плохо.
Мы были в полном недоумении. Мама никогда особенно не интересовалась садом — этим небольшим клочком земли, позади кухни, на котором росли несколько кустиков, одним из которых и оказался злосчастный молочай.
Я не могла представить ее в саду, однако вывод был таков, что в дни, когда у нее случались приступы, она каким-то образом касалась этого растения.
В саду стояла скамейка, и миссис Кримп один или два раза видела Дезире сидящей на ней, хотя и довольно давно. Молочай рос рядом со скамейкой. Следствие пришло к выводу, что сок ядовитого растения каким-то образом попадал ей на руки, которыми она впоследствии касалась еды.
Может, кому-то это и показалось допустимым объяснением, только не мне, слишком хорошо ее знавшей. Бывает так, что некоторые люди более других чувствительны к яду. Было решено, что покойная относилась к этому разряду. Но смерть наступила не от отравления ядом, а вследствие падения.
Так что окончательный вывод был: «Смерть в результате несчастного случая».
И все было кончено. Она ушла от нас навсегда. Будущее казалось мне пустым и неясным.
А что теперь, спрашивала я себя. Что мне делать? Я не знала, и мне было все равно. Единственное, о чем я думала, это о том, что она ушла навсегда.
Прошло несколько дней. Это были пустые мрачные дни. Я была слишком поглощена своим горем, чтобы воспринимать окружающее, следить за тем, что происходит вокруг.
Чарли и Робер очень мне помогли. Я видела их каждый день. Я чувствовала, что они оба хотят дать мне понять, что они мои друзья и позаботятся обо мне.
Долли был в полном отчаянии и не только из-за того, что придется снять «Графиню Мауд», поскольку без Дезире ее не было смысла продолжать играть. Лайза совсем расклеилась. Она не выходила из своей комнаты и не хотела никого видеть.
Я не знала, каково мое финансовое положение. Мама зарабатывала довольно много, но и тратила, не считая, а в жизни знаменитой актрисы бывают простои. Она тратила практически все, что зарабатывала, и после уплаты долгов выяснилось, что у меня остались какие-то средства, и если их вложить с умом, то я смогу получать небольшой доход, вполне достаточный для скромного существования. Дом принадлежал мне, однако я бы не смогла его содержать вместе с прислугой.
В первую очередь я подумала о Кримпах. Они оба, так же, как Джейн и Кэрри, были частью моей жизни. Мэтти предполагала в скором времени уехать, поскольку, по ее словам, мне уже больше не нужна гувернантка.
Затем Робер заявил, что купит у меня дом. Ему нужен дом в Лондоне. Ему надоели гостиницы. Он оставит всю прислугу, и, разумеется, я могу считать его своим домом так долго, как сама этого захочу.
Я сказала:
— Робер, вам же на самом деле не нужен этот дом. Вы покупаете его, потому что беспокоитесь о нас.
— Нет, нет, — возражал он. — Мне действительно нужен дом. Зачем же я буду что-то искать, когда есть этот… ее дом. Я чувствую, ей бы хотелось этого. Она много говорила о тебе. Она просила позаботиться о тебе. Ты меня понимаешь?
Я понимала. Он любил ее. Он делал это ради нее.
Встал вопрос, как быть с Лайзой.
— Не нужно ее тревожить, — попросила я. — Она очень переживает. Она так благодарна Дезире. Пусть останется, если захочет.
Миссис Кримп заявила, что она всегда знала, что Робер прекрасный человек; хотя и иностранец, он настоящий джентльмен. Они с мистером Кримпом позаботятся о нем. Они не могли скрыть облегчения, что их будущее обеспечено.
Оставалась еще Марта. Она уже переговорила с Лотти Лэнгтон, которая всегда хотела, чтобы та работала у нее, и пару раз пыталась ее переманить у Дезире.
Однажды вечером ко мне подошел Чарли и сказал:
— Мне нужно с тобой серьезно поговорить, Ноэль.
Когда мы прошли в гостиную, он сказал:
— Ты, конечно, знаешь, что мы с твоей матерью были очень близкими друзьями.
— Да, я знаю.
— Эта дружба длилась много лет. Я знал ее лучше, чем кто-либо. Я очень любил ее, Ноэль.
Я кивнула.
— Мое дорогое дитя, она всегда думала в первую очередь о тебе. Она была необыкновенной женщиной. Конечно, для нее не существовало условностей. Она не всегда действовала так, как принято в обществе. Но что это по сравнению с горячим и любящим сердцем? — Он замолчал, не в силах справиться со своими чувствами.
Молчала и я, испытывая те же чувства, что и он.
— Она просила меня позаботиться о тебе, — продолжал он. — Она говорила: «Если я умру и Ноэль потребуется поддержка, я рассчитываю на тебя, Чарли». Она так говорила. И дело не только в этом, — я очень привязан к тебе, Ноэль.
— Вы всегда были очень добры ко мне, Чарли, всегда. И вы, и Робер.
— В этом доме слишком много воспоминаний, Ноэль. Я разговаривал с Мартой. Она тоже считает, что тебе лучше уехать. Это действительно необходимо. Здесь все напоминает о ней. Я знаю, ты никогда ее не забудешь, но тебе надо попытаться.
— Ничего не поможет. Я никогда не забуду ее.
— Любое горе, как бы глубоко оно ни было, со временем теряет свою остроту. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Леверсон-Мейнор. Я хочу, чтобы ты жила там, и я мог заботиться о тебе.
Я не могла прийти в себя от удивления.
— Но… Я никогда там не была… ни я, ни мама. Это был другой мир. Мы всегда это знали. Ваша жена не захочет, чтобы я жила там.
— Этого хочу я, и это мой дом. Я обещал Дезире, что позабочусь о тебе. Больше всего на свете я желаю выполнить обещание, которое я дал ей.
И тогда я впервые подумала о чем-то другом, кроме смерти моей матери. Покинуть этот дом, наполненный воспоминаниями… С неожиданной радостью я поняла: я увижу Родерика. Буду постоянно его видеть… Все узнаю об их поместье и о тех удивительных находках, которые там обнаружены. Впервые за то время, как я нашла маму лежащей на полу в комнате, я думала о чем-то другом и, казалось, темная и мрачная завеса слегка приподнялась надо мной.
В этот день Чарли отправился домой — полагаю, чтобы подготовить семью к моему приезду. Я не могла поверить, что леди Констанс когда-либо позволит мне переступить порог своего дома. Но это был также и дом Чарли, и я знала, каким решительным он мог быть.
Через несколько дней Чарли вернулся.
— Ты можешь подготовиться к отъезду в конце недели? — спросил он.
— Но…
— Никаких но, — сказал он твердо, — ты едешь со мной.
— Ваша семья…
— Моя семья с радостью встретит тебя, — сказал он, и на этом разговор был закончен.
Так я оказалась в Леверсон-Мейноре.
Кент
Леверсон-Мейнор
Я ожидала увидеть симпатичную усадьбу, но, увидев Леверсон-Мейнор, была потрясена. По мере того как экипаж, присланный за нами на станцию, приближался к дому, я все явственнее видела величественный замок с зубчатыми пристройками, высокими башнями с бойницами.
Какое-то тревожное предчувствие охватило меня, когда мы въехали через стрельчатую башню в мощеный двор. Казалось, замок смотрит на меня, оценивает, презирает за то, что я принадлежу другому, чуждому ему миру, что я чужая здесь и ничего не знаю о жизни, кроме искусственного мира театра. Я была не обычной гостьей. Я все больше и больше сомневалась в правильности своего решения.
Когда мы выходили из экипажа, Чарли успокаивающим жестом дотронулся до моей руки, и я поняла, что он почувствовал мое состояние.
Когда мы выходили из экипажа, Чарли успокаивающим жестом дотронулся до моей руки, и я поняла, что он почувствовал мое состояние.
— Пойдем, — сказал он, стараясь придать своему голосу бодрость. Он открыл окованную железом тяжелую дверь, и мы вошли.
Вот теперь я почувствовала, что действительно оказалась в средневековье. Я смотрела на тяжелые балки потолка, на побеленные стены, увешанные мечами, щитами, пистолетами и старинными ружьями. В конце зала скрещивались два флага. Один, как я поняла, с изображением фамильного герба, другой — национальный флаг Британии. Около лестницы, как часовой, стояли рыцарские доспехи. Пол был выложен плитками, и наши шаги отдавались по всему залу. В конце зала, на возвышении находился огромный камин, возле которого, как я представляла, собиралась семья после трапезы за большим обеденным столом.
Окна, два из которых были из цветного стекла, украшали фамильные гербы с изображением битв, прославивших представителей этого рода. Свет, проходящий через цветные стекла, слегка окрашенный, придавал какой-то жутковатый вид всему помещению.
И опять я сказала себе, что мне не стоило приезжать. Меня охватило какое-то странное, однако вполне определенное чувство, что сам замок внушает мне эту мысль. Я была чужой в этом доме со всеми его традициями. Мне захотелось убежать, добраться до станции и как можно быстрее оказаться в Лондоне.
Затем отворилась дверь наверху, там, куда вела короткая лестница, начинающаяся справа от возвышения.
— Ноэль! Я так рад видеть тебя.
Я увидела Родерика, спешащего ко мне. Он взял меня за руки.
— Я был так счастлив, когда узнал, что ты приезжаешь.
Чарли ласково смотрел на меня, и я почувствовала, что мои страхи уходят прочь.
— Похоже, вы хорошо знакомы, — сказал он.
— Мы несколько раз встречались на улице, — объяснила я.
— Я очень переживал, когда узнал о случившемся, — сказал Родерик.
— Ноэль необходимо переменить обстановку, — проговорил Чарли.
— Здесь ты увидишь много интересного, — пообещал Родерик.
— Мне кажется, этот дом… совершенно необыкновенный. Я никогда не видела ничего подобного.
— Ну, таких просто больше нет, правда? — засмеялся Родерик, глядя на отца. — По крайней мере нам так кажется.
— Мы очень гордимся им, — сказал Чарли. — Мы уже привыкли к нему, прожив здесь всю свою жизнь. Но нам нравится видеть, какое впечатление он производит на посторонних. А он всегда производит впечатление, правда, Родерик?
— Безусловно. Хотя этот замок — смесь различных стилей. Это часто происходит со старинными зданиями. В течение многих лет его ремонтировали, и каждый раз при перестройке использовали модные течения того времени.
— Ну, это делает его еще более интересным.
Мрак развеялся, и я почувствовала, как у меня поднимается настроение.
Затем Чарли спросил Родерика:
— А где твоя мать?
— Она в гостиной.
— Тогда пойдем наверх, — сказал Чарли.
Он отворил дверь гостиной, и мы вошли. Я краем глаза увидела комнату с тяжелыми гардинами на окнах, натертым до блеска деревянным полом, покрытым коврами, гобеленами на обитых панелями стенах. В кресле, похожем на трон, восседала дама, которую я часто пыталась себе представить, но никогда не думала увидеть воочию — леди Констанс.
Мы подошли к ней, и Чарли сказал:
— Констанс, это мисс Ноэль Тремастон. Ноэль, это моя супруга.
Она не поднялась с кресла. Поднесла к глазам лорнет и стала меня рассматривать. Я почувствовала, что этим жестом она желает подчеркнуть мою незначительность. Хотя мне это не понравилось, я кротко стояла перед ней. В ней было нечто такое, что вызывало трепет.
— Добрый день, мисс Тремастон, — сказала она. — Ваша комната уже приготовлена, и горничная проводит вас туда. Полагаю, вам необходимо отдохнуть после путешествия.
— Добрый день, леди Констанс, — ответила я. — Благодарю вас. Но путешествие было не очень утомительным.
Она отвела лорнет и указала мне на стул.
— Как я понимаю, вы прибыли из Лондона, — сказала она.
— Да, это так.
— Мне не нравится этот город. Слишком шумный, слишком много народу и среди них много очень неприятных людей.
— Многие находят Лондон чрезвычайно интересным местом, мама, — вмешался Родерик, — а неприятных людей хватает везде.
— Может, это и так, — возразила она, — но в Лондоне все в большем масштабе, значит, там их больше. — Она повернулась ко мне. — Если я не ошибаюсь, ваша мать работала в театре. — В ее голосе слышалось явное неодобрение. — Здесь совсем другая жизнь. Мы живем здесь, в деревне, очень тихо.
— У вас очень интересный дом, — сказала я.
— Благодарю вас, мисс… ээ…?
— Для нас она Ноэль, — сказал Чарли, в голосе его послышались металлические нотки.
— И на вашей земле были сделаны удивительные находки, — продолжала я.
— Ноэль хочет посмотреть раскопки, — заметил Родерик.
— Гм, но сейчас она хочет посмотреть свою комнату, — проговорила леди Констанс. — Родерик, позвони, пожалуйста.
Родерик послушался, и вскоре вошла горничная.
— Отведите мисс… э… э… Тремастон в ее комнату, Герти, — приказала леди Констанс. — И проследите, чтобы там было все, что ей нужно.
— Слушаюсь, ваша светлость, — сказала Герти.
Родерик ободряюще посмотрел на меня, во взгляде Чарли была скрытая тревога, когда я последовала за Герти.
Мы опять пошли по каким-то лестницам, минуя множество комнат.
— Это Красная комната, мисс, — сказала Герти, когда мы пришли. — Вы будете жить здесь. Она вся отделана красным. А еще есть Голубая комната и Белая, но ими редко пользуются. Поначалу вы здесь можете заблудиться, в этом доме все так запутано. Но вы привыкнете. Ваши вещи уже доставили, так что можете их распаковать. Вам помочь? Не надо? Ну если вам что-нибудь понадобится, то только позвоните. Вот здесь горячая вода и полотенца, а через полчаса я зайду за вами и провожу в столовую. Ее милость не любит, когда опаздывают к столу.
Когда она ушла, я села на кровать. Это была огромная кровать с балдахином, которой было не менее ста лет. Я потрогала красные занавеси и почувствовала, как растет моя тревога.
Леди Констанс настроена явно недружелюбно. Это вполне естественно и меня не удивило. Я думала об улицах Лондона, об экипажах, в которых люди ездили в театр, о маме, смеющейся, беззаботной, веселой. Неудивительно, что Чарли любил мою мать. У нее было все то, чего не хватает леди Констанс. Я тосковала по ней больше, чем когда-либо. Я чувствовала себя такой одинокой в этом чужом мире.
Мне ужасно хотелось плакать. Мне так недоставало заботливой опеки Дезире, однако теперь вместо любви и тепла я столкнулась с холодностью и враждебностью леди Констанс.
Но здесь находился Родерик — напомнила я себе. Он и Чарли желают мне счастья. Я не одинока.
Я умылась и переоделась. Я была готова к встрече с леди Констанс.
В самом начале моего пребывания в Леверсон-Мейноре бывали моменты, когда я говорила себе, что мне надо уехать. Только настойчивые просьбы Чарли и Родерика остаться заставляли меня изменить решение и не уехать немедленно.
Мне вскоре стало ясно, что леди Констанс лишь терпит мое присутствие, поскольку ничего другого ей не остается.
Я увидела Чарли в совсем другом свете. Мне всегда казалось, что он мягкий, добродушно-веселый человек, но здесь, в Мейноре, он был хозяином в доме, и даже грозная леди Констанс вынуждена была признать это. Я также поняла, насколько сильно и глубоко он любил мою мать. Я знала, что без нее он чувствует себя одиноким и потерянным, и это было очень сильное чувство, которое мы оба испытывали. Он молча умолял меня не уезжать. Ведь это было ее желание, чтобы мы держались вместе, если что-нибудь случится. Это случилось. И он был полон решимости заботиться обо мне, эта мысль хоть немного утешала его.
Кроме того, был еще и Родерик. Не могу отрицать, что он успокаивающе на меня действовал. Как и его отец, он не сомневался в том, что я должна остаться, и — глубоко несчастная и одинокая — я была чрезвычайно им благодарна.
Родерик предложил мне учиться ездить верхом.
— Здесь, в деревне, это просто необходимо, — сказал он.
Уроки верховой езды проходили весьма успешно. Родерик оказался хорошим и терпеливым учителем, и занятия казались мне восхитительными. Я быстро добилась успехов, и бывали моменты, когда я несколько часов подряд не возвращалась мыслями к маме.
— Через неделю-другую ты станешь прекрасной наездницей, Ноэль, — говорил Родерик. — И тогда мы с тобой будем ездить подальше. Здесь есть на что посмотреть.
Первое, что хотел сделать Родерик, это показать мне развалины древнеримского поселения.
— Это одна из самых интересных находок в стране. Здесь было что-то вроде перевалочного пункта, но заправлял всем, очевидно, очень важный человек, и неподалеку находился его дом. Ты увидишь мозаичное панно и бело-красный шахматный пол — белые клеточки выложены мелом, а красные — песчаником. Это так оригинально и к тому же смотрится современно! Распад Римской империи — это трагедия. Если бы этого не произошло, мы бы не переживали смутные времена. — Он засмеялся. — Ой, прости меня. Я могу распространяться на эту тему часами. Я очень увлекаюсь.