Знакомые уверяли, что она даже похорошела. Действительно, в нынешние двадцать восемь она, пожалуй, выглядела лучше, чем в двадцать пять. Высокая, тоненькая, с пышной копной темно-каштановых волос, которые предпочитала носить распущенными, Катя была достаточно привлекательна, чтобы нравиться мужчинам, и недостаточно красива для того, чтобы ее недолюбливали женщины. Благодаря жизнерадостности она была желанным гостем почти в каждой компании. Она ценила общество, но мысль о собственной квартире, где она окажется в совершеннейшем одиночестве, грела душу куда сильнее, чем целая стая любовников.
Впрочем, ни о какой стае речь не шла. Это Леша вечно нудил, что Катя — развратная женщина (более краткий термин он употреблять не решался). Сама Катя себя таковой не считала. Да, она нуждается в сексе. В конце концов, мы нуждаемся кое в чем куда менее привлекательном и не делаем из этого трагедии. Катя редко имела нескольких любовников сразу и предпочитала не вступать в случайные связи. Где тут разврат?
«Ты увлекаешь женатых мужчин, разрушая семьи», — парировал Леша. Но это очевидная ерунда. Катя не имела ни малейшего желания что-либо разрушать. Разве она виновата, что связь с женатым оказывалась более прочной и удобной, чем с холостым? Холостые пугливые, вечно мнят, что ты хочешь затащить их в загс, и при этом требуют от тебя слишком большой затраты времени и душевных сил. Нет, женатые лучше. Катя не понимала, какой тут урон семье, ведь семья ничего не знает. А и знала бы, с мужчины не убудет. Сперматозоидов его организм вырабатывает более, чем достаточно. Катя с симпатией относилась к жене своего Вадика и даже помогала выбирать для нее подарки к праздникам. Женщина, способная терпеть подобное сокровище каждый день, этого заслуживает. В постели Вадик хорош, но все его интересы в жизни вертятся вокруг себя, любимого. Чем его покормили, как одели — и, разумеется, какой он гениальный и недооцененный. Катя обычно не слушала, думая о своем и ловко вставляя в нужные моменты: «Ну, конечно, ты прав».
Вот и теперь ей в голову не пришло честно признаться: «Да в качестве мужа ты мне совершенно не нужен!» Зачем обижать человека? Прекратив неуместный смех, Катя понесла сентиментальную чушь о том, что она слишком плохая хозяйка и не сумеет обеспечить Вадику достойную жизнь. Тот гордо парировал, что всему ее научит. Катя напомнила о детях — Вадик наверняка будет по ним скучать, наверное, ради них стоит сохранить семью? — но и здесь не преуспела. «Как сильно ты меня любишь, — одобрительно заметил Вадик. — Не переживай, ты заслужила свое счастье. Я остаюсь».
Катя не любила конфликтов и старалась их избегать, но если не видела иного выхода, действовала решительно. В результате Вадик удалился, сообщив на прощание, что все женщины — подлые лицемерки, однако Катя среди них — наиболее омерзительный экземпляр. А она осталась, одновременно и недовольная собой (как же это не уследила?), и глубоко удовлетворенная («словно животное, сумевшее отстоять-таки помеченную территорию», — невольно хихикнув, произнесла она вслух, изучив перед зеркалом выражение своего лица). Эта мысль развеселила и вызвала другую — что ни делается, все к лучшему.
Действительно, раз Вадика потянуло бросить семью, с ним в любом случае следовало расстаться. Еще не хватало испортить жизнь двум девочкам и их матери, совершенно подобного не заслужившим. Это во-первых. А во-вторых, пора расстаться и с работой. За три года «Арт» Кате поднадоел, но решиться подать заявление об уходе, не имея повода, было трудновато. Теперь повод нашелся: работа, которая довела женщину до неумения выставить мужчину без скандала, — это уже не работа, а стихийное бедствие.
Вот на следующий день, в пятницу, Катя и отправилась к коммерческому директору, преследуя сразу две цели — уволиться и, возможно, завести нового любовника. Сергей Васильевич Жуков всегда казался ей привлекательным, хотя мало кто в редакции с этим мнением согласился бы. Его считали заносчивым, самодовольным, малокультурным нуворишем, делающим мало чести столь интеллектуальному издательству, как «Арт». И Катя подписалась бы под каждым словом — но добавила бы, что чести Сергей Васильевич приносит мало, зато денег — более, чем достаточно. Это не значит, что ее привлекали в Жукове деньги — однако умение их преумножать Катя в представителе сильного пола весьма ценила. Да, Сергей Васильевич способен читать новинки современной литературы только в надежде извлечь из них прибыль и знает лишь одного художника Васнецова, автора пресловутых «Трех богатырей», — но это не значит, что он дурак. Просто он использует ум не так, как Катя и ей подобные. Что касается самодовольства, оно в той или иной форме присуще любому мужчине. Это что-то вроде их отличительного полового признака, требовать от любовника отсутствия какового — все равно что искать темпераментного евнуха. Заносчивость… пожалуй, тут Жукова есть, в чем упрекнуть. Кате не нравилось, что он не отвечает на приветствие уборщицы, которая годится ему в матери. Но, в конце концов, в самой Кате тоже наверняка масса черт, которые кто-то осуждает. Все мы далеки от идеала. Сергей Васильевич импонировал ей физически — в данном случае это куда важнее.
Впрочем, внешность коммерческого директора тоже не у каждого вызвала бы восторг. Невысокий, сухощавый, жилистый, в сорок лет уже начинающий лысеть, Жуков отнюдь не был красавцем. Но, когда он прикасался к Кате — что происходило постоянно, хотя вроде бы невзначай, — ей было приятно. Однако она его не поощряла, скорее наоборот. И так тебе часто подпихивают работу на дом, не хватало забирать с собой еще и шефа! Другое дело, если собираешься увольняться.
Поскольку с увольнением не получилось, желание завести роман исчезло. Катя вернулась к рутине, довольная благополучным решением проблемы раннего вставания, приятно удивленная повышением зарплаты и в глубине души немного разочарованная — она настроилась радикально сменить обстановку.
Долго ждать не пришлось. Уже в понедельник Катя не без горечи вспомнила выведенный ею экспериментально закон, согласно которому если человек чего-то хочет, то обязательно получит — но не так, как он себе это представлял. Вот проявила себя жадиной, прельстилась лишними деньгами, которых, кстати, все равно теперь не увидит, — и что? Вместо гордого ухода по собственному желанию — увольнение со скандалом. С одной стороны, какая разница? Важен результат. А с другой… если Турищев и впрямь собирается «открыть глаза на вопиющий непрофессионализм Долининой всему издательскому миру», найти новую работу будет непросто. Честное слово, что за вожжа попала ему под мантию? Впрочем, Катя сумела в ответ испортить своему обидчику настроение, это точно. Он аж в лице переменился. А что, надеялся, напал на беззащитную овечку? Вел себя, словно по меньшей мере гибрид Толстого с Достоевским. Удивительно нелепая история, настоящая комедия! И, оживившись, Катя принялась думать, в каком ключе опишет сегодня новые подвиги писателя посетителям форума. Они тоже имеют право повеселиться.
То, что основу процветания издательства «Арт» составляют произведение Артема Турищева — он же Арт Тур, — было известно всем. Издательство ли организовывалось под Турищева или первым шагом своей деятельности оно создало и раскрутило на редкость успешный проект под названием «Арт Тур», трудно сказать. Катя склонялась к последнему, поскольку не видела в Турищеве особого таланта. Как, впрочем, не видела и во многих других популярных авторах. Книги Турищева были, безусловно, читабельны. Этим не вполне правильным словечком Катя обозначала тексты, которые проглатываются как-то незаметно, вроде чищеных семечек. Это безусловный плюс. Кому сейчас охота пропихивать в себя литературу, словно сухой репейник? В качестве горького лекарства нам вполне хватает новых парламентских указов. Итак, легкие, приятные вещицы. Если смотреть в корень — смесь детектива с любовным романом. То, что доктор прописал замордованным работой людям. Прочел и забыл. Вон сколько подобного барахла красуется на лотках! Каждый второй едет в метро, стыдливо прикрывая пеструю обложку.
Тут и зарыта собака. Катю всегда удивляло в людях желание казаться лучше, чем они есть. Какой-то комплекс, честное слово! Особенно у мужчин. Чего плохого в развлекательной литературе? Но хочется прослыть интеллектуалом, презирающим массовое чтиво и питающимся исключительно элитарным искусством, щедро сдобренным историей с философией. Прослыть не только перед окружающими, а даже перед самим собой. Однако от Розанова с Андреевым и Мережковским тошно — или, в лучшем случае, клонит в сон. Вот бы изучать нечто супермудрое и быть на гребне современности, совершенно себя при этом не затрудняя. Уверяете, невозможно? Отнюдь нет. Высокохудожественные религиозно-философские романы Арт Тура всегда к вашим услугам, гарантированное качество, две штуки в год.
Тут и зарыта собака. Катю всегда удивляло в людях желание казаться лучше, чем они есть. Какой-то комплекс, честное слово! Особенно у мужчин. Чего плохого в развлекательной литературе? Но хочется прослыть интеллектуалом, презирающим массовое чтиво и питающимся исключительно элитарным искусством, щедро сдобренным историей с философией. Прослыть не только перед окружающими, а даже перед самим собой. Однако от Розанова с Андреевым и Мережковским тошно — или, в лучшем случае, клонит в сон. Вот бы изучать нечто супермудрое и быть на гребне современности, совершенно себя при этом не затрудняя. Уверяете, невозможно? Отнюдь нет. Высокохудожественные религиозно-философские романы Арт Тура всегда к вашим услугам, гарантированное качество, две штуки в год.
Четверть века назад Умберто Эко сотворил шедевр — «Имя розы». Знаменитый ученый-медиевист работал над ним много лет и создал вещь сколь занимательную, столь и познавательную, где удивительная сила художественного воздействия гармонично сочеталась с почти строгой научностью (или с почти научной строгостью, это уж как вам угодно). Больше, на Катин взгляд, подобное не удавалось никогда и никому — даже самому Эко. С тех пор мухи всегда подаются отдельно, котлеты отдельно. А вот что обозначить в меню — другой вопрос. «Так это сложнейшая притча с несколькими пластами исторических аллюзий, а я проглотил ее за пару дней и все понял? Что ж, я и раньше догадывался о своем недюжинном уме. Не мешает проинформировать о нем окружающих. Вы уже читали последнюю вещь Арт Тура? Это мой любимый писатель». И замечательно. Все, что приносит людям радость, — хорошо. Но уж сам-то Турищев прекрасно понимает, что делает. Тоже мне, великий гуру! Просто способный компилятор. Это, разумеется, немало — скомпоновать старые идеи так, что они легко воспринимаются (еще бы, их пережевывают уже много лет) и в то же время не кажутся скучными. Катя с уважением относилась бы с способностям Турищева, не носись он так со своею мнимой гениальностью.
Что касается глубоких исторических знаний писателя, тут у Кати иллюзий не оставалось, особенно после обнаружения того самого сайта. Ошибок в романах было немало — хотя обилие цитат, точных дат и даже ссылок на некие мифические документы придавало книгам ауру достоверности. Кате всегда казалось, что действие происходит в иллюзорном мире общепринятых представлений. Она не видела здесь ничего плохого и оформляла книги соответственно. Коллаж из узнаваемых символов — тут и Эйфелева башня, и старинная рукопись, и фрагмент из Босха. Все в одном флаконе, включая неземную любовь. Конечно, символ любовного романа — блондинка, страстно приникшая к накачанному красавцу — выглядела бы неуместно, но Гала Дали или Олимпия Мане не нарушали стиля и в то же время наводили читателя на нужные мысли.
Кстати, именно благодаря этой идее обложки Катю, не имеющую ни большого опыта, ни связей, взяли в издательство. Продажи сразу выросли, и было решено в дальнейшем оформлять серию именно так. За три года вышло шесть книг Арта, сейчас Катя работала над седьмой. Да что там, работала, фактически закончила. Она знала, что в понедельник ожидается явление Христа народу — то есть приезд Турищева в «Арт», — причем писатель обязательно потребует показать ему рисунок и что-нибудь забракует. Например, заявит, что вместо фрагмента рублевской «Троицы» следует поместить фрагмент «Тайной вечери» Леонардо. Или наоборот. Короче, продемонстрирует свое превосходство. Катя привычно воскликнет: «Ах, спасибо, насколько теперь стало лучше, какая же я глупая!», и Турищев удалится к Жукову, а Катя останется, хихикая в кулак. Поведение Турищева всегда ее смешило. Или не всегда, а последнее время. Раньше он больше походил на нормального человека, зато теперь — вылитый памятник самому себе. Возможно, этого требует Лайма, а он уже не рад? Но среди своих мог бы не притворяться…
Катя не собиралась спорить с тем, что имидж для модного автора — половина успеха. Эту половину обеспечивала Турищеву жена Лайма. Профессиональный имиджмейкер, теперь она занималась исключительно мужем. Они познакомились и поженились пять лет назад, когда Арта только начали раскручивать. Турищев легко оставил семью ради тридцатилетней красавицы-литовки. Ему тогда было сорок пять. Глядя на Лайму, Катя понимала, что именно так представляет успешную женщину, своими руками выстроившую собственную жизнь. И не без удовольствия констатировала, что сама от подобной жизни взвыла бы через пару дней. Однако Лайма, похоже, счастлива. Имеет право.
Она твердо знала, чего хочет, эта высокая, подтянутая блондинка с гладким, выхоленным лицом. Если б не его выражение, Лайме легко было бы дать восемнадцать. Турищев пропустил жену вперед — немолодой, но не лишенный привлекательности барин, интеллектуал и сибарит рядом с деловитостью и непривычной, словно подернутой инеем красотой. Лайма слегка улыбнулась Жукову — нет, отмерила ему необходимое количество улыбки, затем вежливо и высокомерно поздоровалась с остальными, после чего была препровождена в кабинет. Катя не исключала, что частично ощущение высокомерия создает прибалтийский акцент, однако все равно чувствовала себя актрисой, играющей свиту королевы. Ее так и подмывало с невинным видом предложить понести шлейф. Но это было рискованно — у Лаймы явные проблемы с чувством юмора.
Протянув Турищеву эскиз, Катя привычно ждала замечаний — и крайне изумилась, когда тот спросил:
— Что это, Катюша?
— Эскиз обложки, — вынуждена была тупо пояснить Катя.
— Вот это? — вскинул брови Турищев. — Катюша, вы что же, все перепутали? Что с вами, деточка?
Катя вгляделась в рисунок. Роман еще не был до конца написан, но подробный план Катя проштудировала добросовестно и никаких промашек, кажется, не допустила.
— Что-то не так? — осторожно уточнила она.
— Деточка, не морочьте мне голову, — улыбнулся Турищев. — Где настоящая обложка? Та, о которой мы договорились.
— Договорились? — столь же тупо повторила Катя. Она была в недоумении.
— Ну, о новой визуальной концепции серии, — стер улыбку писатель. — Вы что же, ничего не сделали?
— Но мы не договаривались о новой концепции, Артем Андреевич. Вы что-то перепутали.
Произнесла — и тут же спохватилась. Величайший гений современности не может перепутать, виноват будет кто угодно, только не он. Поэтому Катя покладисто добавила:
— Или я вас неправильно поняла.
— Так готова новая концепция или нет? — сухо осведомился Турищев.
— Нет. Но я не…
— Идемте.
Катя вынуждена была последовать за писателем, причем едва поспевала, такую скорость неожиданно развил вальяжный барин.
В кабинет Жукова ворвались без стука. Жуков и Лайма, похоже, спорили. Катя даже удивилась — чего это Снежная королева так горячится? — но было не до пустых раздумий.
— Эта особа сорвала мне выпуск книги, — процедил Турищев, указывая на Катю движением вздернутого подбородка. — Теперь в срок вам наверняка не уложиться.
— Уложатся, — коротко возразила Лайма, и от неуловимого акцента слова прозвучали приказом. — У меня все рассчитано по дням.
— Конечно, уложимся, — широко улыбнулся Жуков. — Катя, что же вы не подготовили обложку? Ничего, Артем Андреевич. Катя, если надо, работает быстро, она все сделает.
— Художественные концепции не создаются за пару дней, — раздраженно сообщил Турищев. — По крайней мере, адекватные моим произведениям.
— Но ведь концепция у нас есть, — напомнил Жуков. — Прекрасная концепция. Читателям нравится.
— Значит, госпожа Долинина ничего вам не передавала?
«Вот я и пробилась в госпожи, — констатировала Катя. — Влипла так влипла».
Теперь черед тупо переспрашивать настал для Жукова.
— Передавала? — выдавил он.
— Ну, да. Я еще месяц назад сообщил ей, что не удовлетворен старым дизайном. Для моих предыдущих вещей он годился, не спорю. Но я вырос, как художественно, так и интеллектуально, и теперь требуется большее. Госпожа Долинина обещала воплотить мои задумки в жизнь.
— Задумки? — Лицо Жукова выразило искреннее недоумение. — Но наш дизайн хорошо расходится. Зачем задумки? Лайма, разве мы собирались что-то радикально менять?
— Радикально — нет. Арт, объясни толком.
Катя невольно обратила внимание, что коммерческий директор обратился к Лайме как к высшей инстанции, за которой последнее слово. Впрочем, правильно. Турищев отвечает за содержание книги, а обложка — это уже часть имиджа.
— По-моему, все предельно ясно. Месяц назад я озвучил госпоже Долининой свои соображения по новому дизайну, а она должна была воплотить их в жизнь. Она этого не сделала — более того, скрыла мое требование от руководства издательства. Я ведь правильно понял, Сергей Васильевич? Вы были не в курсе? Или… — Турищев угрожающе сдвинул брови, — или вы все знали и намеренно проигнорировали мое мнение?