- Вяжи его, Костя, а я займусь девчонкой, - распорядился Шульгин, прикидывая, как поскорее и безболезненнее вытащить наполовину вбитый гвоздь.
- Детка, потерпи немного. Все будет хорошо, косточки он не задел, сгибая и выкручивая гвоздь, приговаривал он. - Больно. Знаю, что больно, так ведь сама виновата. Кто тебя просил идти с незнакомым человеком в лес. Терпи, немного осталось. Нет, миленькая, рот я тебе пока не открою, ты ведь у меня так заголосишь, что все белки разбегутся. Вот и все, девочка, - резко выдергивая кривой гвоздь из ладони, засмеялся Шульгин. - Теперь можно и рот расклеить, но сначала мы тебе ранку водкой ополоснем. Будет немного больно, но это нужно. Костя, ну что ты стоишь как пень? Где там у тебя была водка?
- Здесь, - протягивая бутылку, хмуро отозвался Крымов.
- Вот так, девуля. - Раскрыв зажатую ладошку, Шульгин щедро налил в нее антисептик. - Тебя как зовут-то? - отлепив скотч, участливо спросил он.
- Анна, - морщась от боли, ответила девчонка. - Анна Сухарева.
- Студентка, что ли?
- Нет, я еще в школе учусь. В десятом классе пятой школы.
- А как же ты на автовокзале оказалась?
- Хотела ехать к бабушке в Димитровград, а тут этот козел подсел...
- Будет тебе наука. На дорогу-то сама выйдешь или тебя проводить?
- Не нужно, не такая уж я трусиха, сама выберусь, тут недалеко.
- Ну беги, только первым делом зайди в травмопункт, скажи, что упала на торчащий из доски гвоздь, а с этим мерзавцем мы сами разберемся.
- Кажется, мы с ним уже разобрались, - подождав, пока Анна скроется в отмирающих зарослях, мрачно заметил Крымов. - Перестарался я, - повернув ногой горбоносое лицо с черными пустыми глазами, сплюнул он.
- Господи, да ты же его убил, - наклонившись над недвижимым телом, ужаснулся Шульгин. - Что же нам теперь делать?
- А я почем знаю.
- Костя, наверное, нужно заявлять в милицию.
- Чтобы меня посадили за этого грязного подонка? Ну уж нет, не получится. У меня в машине есть саперная лопатка, через пять минут я буду здесь. Кругом песок. Зароем эту собаку, и дело с концом. Ты пока прикрой его ветками и опавшими листьями, а я мигом, - уже издали крикнул он.
С трудом приведя мысли в порядок, Шульгин еще несколько раз отснял труп маньяка, а потом начал автоматически сгребать жухлую листву и укрывать ею покойника, моля Бога, чтобы за этим неблаговидным занятием не застукали его почитатели осеннего леса. Довольно споро справившись со своей задачей, он сел на пенек и задумался: а правильно ли они поступают, скрывая это черное дело? Не лучше ли прямым ходом ехать в милицию и обо всем честно рассказать, тем более что фотоснимки и потерпевшая у них есть. Что им могут дать за этого подонка? По какой статье привлекут? Тут уж никто не знает. Наш Уголовный кодекс - что чисто поле для резвого жеребца, скачи куда хочешь. Нет, пожалуй, Крымов принял верное решение. И угрызениями совести тут терзаться не стоит. Маньяк получил ровно столько, сколько заслужил. За двух зверски растерзанных девчонок и попытку то же самое сделать с третьей он должен был поплатиться большим, нежели простым ударом дубины по черепу, слишком легкая смерть мерзавца постигла.
Крымов появился стремительно и неожиданно, как черт из табакерки. Кроме саперной лопатки он притащил небольшой, но емкий совок. Торопливо действуя в паре, они за считаные минуты вырыли метровую яму и без особенных почестей закинули в нее труп маньяка вместе с его сумкой, молотком и ножом. Зашвыряв могилу песком, они сверху припорошили ее опавшими листьями и, усевшись сверху, облегченно захохотали, снимая все накопившееся напряжение.
- А что, Анатолий? - откинувшись на спину, спросил Крымов. - Не выпить ли нам за то, чтоб душа его поскорее попала в ад?
- Не возражаю, - протягивая бутылку, поддержал Шульгин. - Дело нужное, а главное - святое. Одним монстром теперь на земле меньше.
- Собаке собачья смерть. А сколько их еще скрывается под овечьей личиной.
- Больше, чем мы думаем. Но всех их дубинкой не уложишь. Они, брат Костя, хитрые и изворотливые стали. Ходят в смокингах, сидят в царских креслах, занимают руководящие посты, многие, словно ангельскими крыльями, прикрылись генеральскими погонами. Нет, Костя, нам с ними не справиться.
- Не справиться, верно, - отхлебнув глоток водки, согласился Крымов. Но хоть одного раздавили, и то дело. Сколько бы доверчивых девок он еще распотрошил!
- Это точно, однако поедем, а то уж больно мы засиделись на могилке этого упыря. Он того не заслуживает.
- И то верно. - Сделав на сосне глубокие зарубки, Крымов пояснил: - На всякий случай, мало ли что бывает. Айда, ноги в руки - и забудем об этом.
- Мы-то забудем, а вот за девчонку я опасаюсь. Сдуру-то и мамане может проговориться, а там пошло и поехало.
- Да вроде бы девчонка неглупая... Должна понимать... Хотя черт ее знает. Теперь уж ничего не поделаешь... Поехали, машину я тут недалеко оставил.
Собрав все свои пожитки, друзья сели в машину и отправились по домам.
- А ты так работу и не нашел? - выезжая на шоссе, спросил Крымов.
- Нет, - вяло отозвался Шульгин.
- А что так?
- Не нашел, потому что не ищу. Опротивело все. Деньги пока есть, погуляю пару недель, а потом уж пойду пороги обивать.
- В районной газете есть у меня знакомый, зам. главного редактора. Поговорить?
- Поговори, - равнодушно согласился Шульгин. - Но только чуть попозже. Когда возникнет такая необходимость, я тебе сам позвоню. Останови, я здесь выйду.
- Лады. Не исчезай, позванивай. Мы теперь с тобой, как говорят блатные, кровью повязаны. Привет семье.
- Взаимно, - ответил Шульгин, выходя из машины.
Глава 4
В девять часов утра от первого подъезда "сталинской" двухэтажки отъехала вишневая "девятка". Едва она успела скрыться в дворовой арке, как из-за угла соседнего дома вышел высокий человек в поношенной спецовке и низко надвинутом синем берете. Легкомысленно перепрыгивая через подмерзшие за ночь лужицы и при этом дирижируя разводным ключом, он, радостно насвистывая "Марсельезу", направился к тому самому подъезду, от которого только что отчалила "девятка". На площадке первого этажа парень приостановился, опустил на ступеньки сумку с инструментами и не спеша закурил, внимательно прислушиваясь к шумам и шорохам дома. Кажется, все было спокойно. Водопроводчик затушил сигарету, сунул окурок в карман и поднялся на второй этаж. Здесь он перевел дыхание, на мгновение замер, натянул перчатки, после чего решительно позвонил в третью квартиру.
- Кто там? - чуть погодя спросил удивленный женский голос.
- Слесарь из ЖЭУ, - грубовато ответил парень. - Жалоба на вас из первой квартиры, подтопили вы их. Что там у вас в ванной комнате протекает?
- У нас все нормально, - еще более удивилась женщина.
- У вас всегда все нормально, - нетерпеливо огрызнулся слесарь. - И откуда только вода в первой квартире? С неба, что ли? Весь потолок им загадили. Еще и ремонтировать будете. Открывайте быстро, мне некогда.
- Говорю же, у нас все в порядке, - приоткрывая дверь и запахивая халатик, продолжала настаивать на своем рыжеволосая статная девица примерно двадцатилетнего возраста. - Мы только недавно трубы поменяли, ничего у нас не течет.
- Не течет, так потечет, - бесцеремонно отталкивая хозяйку в глубь коридора, ухмыльнулся парень. - Где тут у вас ванная, проводи.
- Пожалуйста, - открывая дверь ванной комнаты, пожала плечами рыжеволосая. - Смотрите сами и убедитесь, что...
Закончить фразу она не успела, потому как широкий прозрачный скотч плотно и надежно закрыл ей рот. Недоуменно вращая большими зелеными глазами, она замычала, пытаясь освободиться из цепких паучьих лап ухмыляющегося "водопроводчика".
- Не мычи, сука! - приставив к ее горлу широкое лезвие ножа, прошипел он. - Веди себя тихо, как зайчик. Ты меня поняла?
- Му-у-у, - согласно моргнув глазами, промычала насмерть перепуганная девчонка.
- Ну вот и отлично, заинька! А теперь мы с тобой немножко поиграем. Для начала мы снимем халатик и посмотрим, какая ты в своем естестве.
Рыжеволосая невольно вздрогнула, когда на ее спине затрещал шелк халатика, сверху донизу вспарываемый ножом насильника.
- Не боись, зайчик, до тебя время еще не дошло, - протаскивая девчонку в комнату, паскудно рассмеялся парень. - Нам с тобой надо еще в "голопузика" поиграть. А потом в непотребную дочь Иисуса. Ты, наверное, еще не играла в непотребную дочь Иисуса? Тогда с нее и начнем. Тут у вас и подоконники словно специально для этого дела приготовлены, широченные! Умели раньше строить! А шторки мы закроем. Нам этого не надо. Готово! Ноги шире плеч. Руки на подоконник, - сдирая обрывки халата, распалялся подонок. - И чтобы ни звука у меня! Запомни, зайка, твой первый вопль будет последним. А мы на всякий случай телик врубим. Стой так и не двигайся.
Включив телевизор на полную громкость, негодяй вытащил из нагрудного кармана молоток и несколько промасленных гвоздей.
Включив телевизор на полную громкость, негодяй вытащил из нагрудного кармана молоток и несколько промасленных гвоздей.
- Не оборачивайся, - предупредил он, подходя к ней сзади. - Это хоть и больно, но приятно, - прижимая ее ладонь кулаком, хихикнул он. - Раз - и ты уже дочь Христа!
От точного и резкого удара гвоздь, таившийся в кулаке, пронзил плоть и наполовину вошел в податливое дерево подоконника.
От боли или от ужаса несчастная потеряла сознание. Ее колени разом подогнулись, левым боком она завалилась на пол и зависла на правой искалеченной руке.
- Ишь ты, какой у нас хитренький зайчонок, - подтягивая левую руку к подоконнику, веселился подонок. - Вроде как в обморок упала. Но ничего, сейчас ты у меня встанешь. - Приподняв и прижав обмякшее тело к батарее отопления, насильник таким же точным ударом пригвоздил ее левую руку.
Девчонка застонала и слабо дернулась.
- Вставай, сука, сейчас будет самое интересное, - расстегивая брюки, упивался своей властью подонок. - Сейчас я тебя крестить буду. Во имя Отца и Сына и...
Довести до конца свое мерзкое дело ему помешал неожиданный и резкий вскрик за спиной. Испуганно обернувшись, он увидел толстого мужика, который только-только на его глазах отъехал от дома. Потребовалось не более секунды, чтобы убийца, оценив ситуацию, выхватил нож и бросился на хозяина.
Шелковый халат дочери и полуспущенные штаны насильника спасли остолбеневшего беднягу от верной смерти. Поскользнувшись на шелковых лохмотьях, маньяк во весь рост грохнулся на пол и от удара выронил нож. А быстро подняться ему мешали застрявшие где-то под коленями брюки.
- Помогите! Убивают! - придя в себя, что есть мочи заверещал хозяин, сноровисто поднимая сверкающий нож. - На помощь!
- Заткни пасть, жирный боров! - кое-как разобравшись со своими портками и уже на бегу застегивая пуговицы, пригрозил маньяк. - Вякнешь хоть слово прирежу!
Уже давно стих его топот, а толстяк все еще стоял, тупо рассматривая то захлопнувшуюся дверь, то нож, который он судорожно сжимал в руке. Наконец его взгляд остановился на обнаженной плачущей девушке, и это вывело его из состояния шока. Выключив телевизор, он бросился к дочери, бессвязно и тупо повторяя:
- Аленушка, девочка, да как же это так, да что ж это такое творится? Господи, да он же прибил тебя гвоздями! Бедная девочка, тебе же больно, чего ж ты молчишь? Негодяй! Ты и кричать-то не можешь, - отдирая пластырь и начиная хоть как-то осмысленно действовать, причитал сердобольный отец. Какое счастье, что я забыл дома ключи от сейфа. Это и заставило меня вернуться.
- Да замолчи ты, папаша, лучше выдерни гвозди и прикрой меня каким-нибудь халатом, - стиснув зубы, простонала Алена. - Не видишь, что ли? Больно мне. Больно и стыдно. А ты раскудахтался, как наседка.
- Да как же я вытащу эти гвозди? Тебе же еще больнее будет.
- Послушай, старый маразматик, делай то, что я тебе говорю. В ящике под кухонным столом лежат клеши. Принеси их сюда, но прежде стащи с дивана плед и накрой мою задницу. Да поскорее.
Подгоняемый дочкиными возгласами, отец метнулся на кухню, принес клещи и вновь замер, ожидая дальнейших распоряжений.
- Ну что ты стоишь, как пень еловый! Вытаскивай гвозди, - кусая от боли губы, взмолилась Алена. - Рви быстро, за один прием.
- Но я не могу, - потея лысиной, чуть не плакал толстяк. - Тебе будет больно.
- А так мне приятно? Или ты хочешь, чтобы я простояла в этой позе всю оставшуюся жизнь? Послал же Бог папашу!... Рви, я кому говорю?
Трясущимися руками сердобольный отец зажал клещами шляпку гвоздя и осторожно потянул вверх. Однако никаких видимых сдвигов не произошло. Если не считать того, что гвоздь согнулся, а соскользнувшие клещи ударили Алену по окровавленной кисти.
- Господи, да у тебя и в самом деле руки из задницы растут, - заревела дочь, отталкивая плечом вконец испуганного отца. - Неужели трудно догадаться? Положи возле руки какую-нибудь книгу и действуй клещами как рычагом.
После десятиминутных мучений гвоздь из правой руки был вырван, а левую, не надеясь на скулящего папашу, она освободила сама.
- Вызывай "скорую помощь" и милицию, - обрабатывая ранки перекисью, распорядилась она. - Возможно, по горячим следам они его найдут.
- Да как же так? Да зачем же милицию? - вытирая пот, закудахтал толстяк. - Ты же сама слышала, что он сказал, убегая. Вызовем милицию, а он нас за это всех перережет. И "скорую" не надо. Сейчас позвоним маме, она у нас все-таки хирург, сама все сделает как надо.
- Да ты у меня еще и трус, - кое-как наматывая бинт, сморщилась Алена. - Ладно, сиди уж, я сама всех вызову.
Глава 5
Проводив жену на работу, а дочь в школу, Анатолий Борисович Шульгин, на правах безработного, вновь завалился в постель, вознамериваясь вздремнуть еще пару часиков. То, что произошло в пятницу тринадцатого октября, постепенно стало забываться, и последние две ночи он спал относительно спокойно. По крайней мере, его перестало посещать еженощное видение пустых остекленевших глаз убитого ими маньяка. Первые две-три ночи они следовали за ним неотступно, то гневливо, то жалостливо моля о пощаде. Неверующий, он уже всерьез подумывал - не сходить ли в церковь и помолиться за упокой мятущейся души насильника. Однако благодаря Богу и периодическому возлиянию все прошло, и он начал входить в норму.
- Прав оказался Крымов, собаке собачья смерть! Так оно и должно быть. Сколько девчонок мы спасли от рук этого урода?! Подумаешь, прямо душа радуется, - счастливо улыбаясь, успокаивал свою совесть Шульгин.
Он шел перелеском неподалеку от города параллельно автомобильной магистрали. Об этом свидетельствовал шум и грохот проезжающего рядом транспорта. Несмотря на ясное небо и яркое солнце, здесь, в перелеске, пониже к земле, было туманно и смутно, словно брел он в прокисшей жиже топленого молока. И воняло соответствующе - то ли от этого тумана, то ли от гниющего ковра палых листьев, куда по щиколотку, бесшумно и омерзительно, проваливались ноги. Куда и зачем он шел? Этого Шульгин не знал, но какое-то шестое, собачье чувство влекло его вперед и вперед, туда, где должно находиться что-то фатальное и архиважное. Туман сгущался и темнел, и идти становилось все труднее и труднее. Но он шел, падал и полз, напрягая последние силы и хватая легкими отравленный воздух. Неожиданно перед ним оказался полуметровый окровавленный пень, в который он ткнулся грудью. С удивлением осмотревшись, он понял, что бредет по пояс в гнилостной жиже, а в его руках фотоаппарат. Взобравшись на кровавый пень, Шульгин огляделся но сторонам и теперь только понял, что толкало его сюда. Из-под вороха желтой листвы медленно поднималась фигура убитого. Его пустые глаза хоть и были мертвы, но жгли и пепелили. Боясь пропустить хотя бы мгновение, Шульгин бешено защелкал затвором фотокамеры, стараясь отснять видение как можно четче. Между тем мертвец встал в полный рост и, выбросив вперед окровавленные руки, схватил журналиста за ногу.
- Попался! - торжествующе зарычал он. - Теперь ты мой!
- Я не хочу! Отпусти меня! - отбрыкиваясь, закричал Шульгин. - Я не хочу к тебе, там холодно и мерзко.
- Я тоже не хотел, но ты же не посчитался с моим желанием.
За ногу сдернув корреспондента с пня, мертвец потащил его в болотный холод и мрак.
Отплевываясь от слизи и кошмара, Шульгин заорал и открыл глаза. Рыжая боксерша Дженни, требуя плановой прогулки, старательно вылизывала его физиономию, предварительно обильно смочив ее своими соплями.
- Ну ты и тварь, - утираясь одеялом, устало и вместе с тем облегченно заметил Шульгин. - С твоей собачьей лаской с ума сойти недолго. Ладно, собирайся, сейчас пойдем. Дай только умыться.
В двенадцатом часу Шульгин, ведомый рыжей Дженни, вышел на прогулку. На третьем круге, справив все свои естественные надобности, рыжая шлюха, не обращая внимания на протест хозяина, потрусила к сомнительному кобельку, назвать которого сеттером можно было только с большой натяжкой. Но именно так его величал хозяин, очкастый и вредный старикашка, у ног которого и устроился этот лопоухий аферист. Поведение Дженни старик оценил как вульгарное и вызывающее. Он отложил газету и потребовал, чтобы Шульгин тотчас убрал от него похотливую суку.
- Да, конечно, - застегивая ошейник, согласился журналист. - Вы извините, но...
Неожиданно слова застряли в горле, и Шульгину на мгновение показалось, что земля уходит из-под его ног, а сам он летит в тартарары.
- Что с вами, уважаемый? - заметив, как побледнел Анатолий, участливо спросил дед. - Вам плохо?
- Нет, нет, все нормально, - присаживаясь на скамейку, с трудом улыбнулся Шульгин. - Просто голова закружилась. Это бывает. Сейчас пройдет.
- Смотрите, молодой человек, со здоровьем шутить не следует, назидательно проворчал старик. - Когда молод, его и не замечаешь, а как заметишь, уже поздно.