Ева подняла с земли его автомат, осторожно подошла к машине. Дверцы были открыты, в машине никого. Ева попробовала багажник, он был закрыт. Она постояла над тяжело дышащей злодейкой, сдернула с ее лица маскарадные очки. Лицо было странно разукрашено синей и красной краской. У самых глаз по векам к вискам шли два крыла, вокруг носа, у губ и на подбородке извивались симметрично две змеи, на одной щеке был нарисован странный знак.
– Это ты – Ния, великая и могучая, из другого мира? Крепись, мне еще надо успеть допросить тебя до рассвета.
– По… пошла ты, – женщина сжимала руками ногу, над коленкой выстрелом разорвало синтетику костюма, обнажив белое тело с развороченной небольшой дыркой.
Ева, осторожно ступая, обошла дом, с другой стороны она заметила спускающуюся из чердачного окна веревку.
– Далила!
Ни звука. Ева вернулась в дом, поднялась на второй этаж, но дверь на чердак открыть не смогла. Она надела куртку, включила свет. По всей большой комнате валялись осколки стекла и фиолетовые астры. Упитанный мужчина в нелепом черном трикотажном костюме лежал у двери. Ева связала ему руки и ноги полотенцами. Ангел Кумус лежал на полу у окна, подогнув ноги, и спокойно дышал. Ева накрыла его покрывалом и вышла на крыльцо. Женщина лежала на мокрой траве, не двигаясь, похоже, она была без сознания. Второй мужчина сидел, стонал и ругался матом, не умолкая. Через полчаса Ева сказала, что если он не замолчит, она его пристрелит, и в этот момент послышался шум подъезжающих машин.
Из «Скорой» выбежали два санитара с носилками и уложили на них женщину.
Из милицейской машины вышла Далила и трое милиционеров; подойдя, они козырнули, один из них, пожилой, взял у Евы автоматы. Далила, заикаясь, стала объяснять, все вошли в дом.
– Мы прибежали к соседям, потом я оставила там Кешу, потом я побежала на станцию и позвонила в милицию, они сказали, что передадут в твое отделение, а пока приедут наши… то есть ваши… как это, местные. Я все рассказала про вампиров, они, похоже, мне не верят. Если им не показать немедленно Ангела Кумуса, они заберут меня в психушку, честное слово. Где этот доктор, магистр? Представляешь, я – в психушке, меня никогда оттуда не выпустят, тебе… не смешно? – Далила села на диван и засмеялась истерично, громко и с икотой.
– Да, – сказала Ева, оглядывая комнату. – Где он?
Кумуса на полу не было.
Ева смутно помнит, как она бросилась к окну, потом перемахнула через него и упала на землю. Вставала она с трудом, ноги ее не слушались. Ева словно видела все в замедленном кино: вот она медленно поднимается и хочет бежать, а в свете зажженных фар машин несется Ангел Кумус, на шее у него завязано узлом покрывало, покрывало трепещет сзади тяжелыми крыльями. Ангел почти добежал к носилкам с женщиной, один из милиционеров выбежал на крыльцо. Тоже очень медленно бежит за Кумусом, но он далеко… Санитар возился с упитанным злодеем, почувствовал неладное, медленно встает с колен и бежит, он ближе всех, но он тоже не успевает… Ангел Кумус в одной руке крепко держит острый белый кол, а в другой большой камень, ему тяжело бежать, и голова болит, а на лбу ссадина, но он добежал, он приладил кол над сердцем – очень важно попасть в сердце! – и, сильно размахнувшись, ударил по нему камнем.
Он колотил и колотил этим камнем по колу, забивая деревяшку в дергающееся тело. Кумус оказался очень сильным, его оттащили с большим трудом, тогда он стал дергаться и кричать.
– Я сделал это! – вопил он радостно. – Я сделал это, вы видели, я сделал ЭТО! – Он кричал и прыгал, пока его не огрели дубинкой по голове.
– Да что же это… тут такое происходит! – заорал подбежавший милиционер и добавил несколько крепких выражений, которые, как отметила про себя Ева, просто и понятно объясняли, что именно тут происходит.
Среда, 23 сентября, утро
Возбужденный, свежий и розовощекий Николаев ворвался в кабинет Евы. Она сидела за столом, подперев голову руками.
– Гнатюк сказал, что ты довела до ума дело Покрышкина! У него сегодня как раз истекает срок задержания, рассказывай! – заорал он.
– Все пропало, – тихо вздохнула Ева.
– Так, понятно. Поэтому ты такая кислая?
– Его отпустят, но я не виновата.
– Я понял, а кто виноват?
– Магистр Ангел Кумус. Он убил главного вампира, Нию. Вчера, на даче Далилы.
– Понятно. Абсолютно все понятно. Нет, ничего мне не понятно! Ты была на даче? Почему этот Ку… мус был у Далилы?
– Мы туда его привезли. Мы стали его раскалывать в неформальной домашней обстановке. Он сказал, что он призван уничтожать вампиров, и назвал имя главного – Ния. Как только мы трижды произнесли это имя, она явилась! Пальба, небольшая драка… он воткнул в сердце Нии осиновый кол… Он всегда носил этот кол с собой. Я, например, не могу отличить липу от осины, а он может. Если бы я не замешкалась, он бы не убил эту Нию, мы бы запросто ее приперли и доказали, что Марину Улыбку убила она. И не только ее. У Покрышкина была настоящая фабрика смерти. Он придумывал сценарий, находил дурочку, желающую стать великой актрисой. Ния убивала ее прямо в кадре, Ангел снимал, получалось дорогое кино! Потом Ангел прятал труп, он считал себя магистром, спасающим мир от вампиров. Относил их в святое место. Четыре женских трупа, подкинутых в морг два года назад, помнишь? Вот так.
– А! Я понял! Ты смотрела фильмы этого придурка?
– Это все было взаправду!
– Подожди. Убивала женщина? Она играла у Покрышкина вампира? Я видел его вампира, он мужчина. Хотя, может, это и женщина была. У него была татуировка на лице, на щеке какой-то иероглиф.
– У нее еще были две мерзкие змеи и крылья?
– Ну!
– Она ждет тебя в морге.
Николаев прошелся по кабинету и посочувствовал:
– Да… Ну ты и влипла. А все почему, знаешь?
– Почему?
– Потому что не поехала со мной, не пошла в ресторанчик, не съела печенку с луком, не пила со мной вино, не залезла ко мне в постель и не сделала это со мной пять раз!
– Господи… печенка… меня тошнит!
– Не разбудила меня на рассвете, не сказала, что я единственный и неповторимый, не сварила кофе, не надела мой халат! Нет, тебя понесли черти на дачу, к вампирам, к осиновым кольям! Ну почему со мной никогда не происходит ничего такого?!
– Николаев, если я сейчас не посплю, я… Я не буду говорить, что я сделаю! Отвези Ангела Кумуса на опознание. Запиши его показания. Мне уже почти все… почти все из Управления сказали, что они думают по этому поводу. Отвези Кумуса на медицинское освидетельствование, и дай тебе бог, чтобы его признали невменяемым!
– Почему это? Какой же он преступник, если он больной!
– Потому что, если его осудят, кто же будет уничтожать вампиров, они везде, Николаев! Они везде!
Закованный в наручники Ангел Кумус задумчиво смотрел на лицо убитой им женщины. Николаев приехал с ним в морг после обеда, служитель выдвинул нужное тело из холодильника.
В заключении о смерти говорилось о проникновении в область сердца тупого предмета, Николаев старался не смотреть на уродливый шов вдоль грудной клетки после вскрытия.
– Это не она, – задумчиво произнес Ангел Кумус.
– Это та самая женщина, которую ты убил, вогнав ей кол между ребер, посмотри внимательно, голубчик.
Голубчик Ангел Кумус заморгал и наклонился над женщиной.
– Если я сделал это с этой несчастной, вы понимаете, что это значит?
– Конечно. Пожизненное, – Николаев не стал уточнять, что это в том случае, если не докажут, что и все остальные жертвы убиты Кумусом.
– Да ничего вы не понимаете! – заорал вдруг Ангел. – Она жива, Ния жива!
– А это кто?
Ангел молчал, шумно дыша.
– Я воткнул в нее кол, – сказал он, наконец. – Она должна была рассыпаться в прах, перед нами должен лежать скелет с остатками плоти!
– Считай, что это и есть скелет с остатками плоти.
Ангел перестал замечать Николаева, он нервно вышагивал возле холодильника.
– Она жива, – бормотал он. – Она ушла от меня, она жива, и ей нужна кровь… Неужели?! – воскликнул он вдруг с ужасом. – Бог мой, неужели?!
– Что такое, голубчик, что случилось?
– Неужели я так и не соединился? Неужели я не со мной?
Николаев вытер лоб рукой.
– Поехали, я должен срочно отвезти тебя на освидетельствование. Даже мне очевидно, что ты ненормален.
– Да-да, – сказал Ангел, – если докажут, что я болен, меня и судить не будут… Я немного полечусь и смогу найти ее. А где мой кол?
– Вещественное доказательство.
– Скажите подружкам, которые меня увезли, что кол нужно делать только из осины, а потом, не перебивайте меня, это очень важно! В полнолуние воткнуть его в землю и произнести заклинание: «Освобождаю душу свою и сердце, со мной силы небесные», выдернуть кол и спать с ним на теле до рассвета.
– Я так и передам, не волнуйся, какие проблемы! Слушай, Ангел, может, ты и псих, но не дурак. Почему ваша актриса… Марина… Марина Улыбка, вспомнил, почему она оказалась на решетке, что – действительно несчастный случай?
– Я не знаю про решетку. Я видел, как Марину укусили, потом я взял ее на руки, а он так свесился с шеи.
– Кто свесился?
– Крестик. Понимаете, у нее на шее был крестик, значит, с ней ничего не могло случиться, она укушена, но вампиром бы она не стала, я так Стасу и написал в записке, положил Марину на кровать и все…
Среда, 23 сентября, вечер
Ева подписывала документы Стасу Покрышкину, адвокат Стаса монотонно и без пауз перечислял Еве нарушения УПК, которые она допустила при задержании Стаса и похищении психически больного Ангела Кумуса.
– Как же ты теперь без оператора? – спросила Ева у Стаса.
Стас молчал, он нервно прятал дрожавшие руки и не поднимал глаз.
– Кстати, это подписка о невыезде, может, я еще сумею сделать тебе соучастие. И скажи, почему это Кумус не запрятал тело Марины? Как это было? Он заболел, что ли? Как это было?
– Молчать! – закричал тонко адвокат, видя, что Стас вздохнул и хочет что-то сказать.
Подошел Николаев, показал Еве жестами, что все сделал.
– Я знаю сию тайну, – сообщил он. – На Марине был крестик, вот так.
Видя, что его не поняли, он разъяснил:
– Марину убивает эта ваша… вампир, ваша напарница. Ангел снимает, вы рядышком тут, сострадаете… Потом вы уходите. Проводить, скажем, даму до машины, или к вам приходит актриса, вы тянете время, немного с ней прогуливаетесь или куда-нибудь зашли выпить. Возвращаетесь домой, а там подарочек, на вашей кровати, которая из немецкого каталога! Этот гад Кумус почему-то решил, что Марина проснется как ни в чем не бывало, поскольку укус вампира не должен причинить ей вреда из-за крестика, он плохо понимал, что она уже мертвая. Вы кладете Марину на решетку, девочку поите и звоните в милицию. Ну что, правильно?
– Да тут весь отдел с ненормальной фантазией! – Адвокат был совершенно искренне возмущен. – Вы думаете, мы ограничимся жалобой?
– Ну что вы такой злой, – удивился Николаев и вдруг зашипел.
Все удивленно уставились на огромные клыки у него во рту.
– Да это просто!.. Сумасшедший дом! – Адвокат уводил Стаса, Стас все поворачивал голову и оглядывался на Николаева.
Николаев вытащил изо рта пластмассовую пластинку с клыками. Ева молчала, вытаращив на него глаза.
– Я думал, тебе понравится.
Николаев долго уговаривал Еву пойти с ним поесть, но она согласилась только на мороженое. Он предложил пригласить и Далилу. Ева равнодушно пожала плечами. Николаев позвонил из автомата. Рассерженный старческий голос ответил ему, что у Далилочки нервный срыв.
– Слушай, – спросил он у Евы в кафе. – А как это бывает – нервный срыв у психоаналитика?
– Понятия не имею. Вообще она вела себя на даче очень правильно. Почти. Залезла с ребенком на чердак, крышку чердака завалила, по веревке спустилась вниз с другой стороны дома, добежала до соседнего дома, оставила там ребенка и позвонила со станции в милицию.
– Что, там еще и ребенок был?! Ну, вы повеселились. Кстати, Ангел Кумыс…
– Кумус!
– Да, Кумус. Он передал тебе кое-что… сейчас вспомню. Так. Сначала ты рубишь дерево. Осину, да, обязательно осину! Делаешь из него кол, посмотришь потом в вещдоках, какого размера, затем в полнолуние закапываешь этот кол в землю и говоришь… Черт! Что там нужно говорить? Забыл. Подожди, это не все, потом этот кол надо положить на свое тело, желательно голое, и заснуть. Кажется, все.
– Слушай, Николаев, если ты отвезешь меня домой, если ты проявишь такое невозможное внимание и заботу, я открою тебе один мой секрет.
– Да я тебя на руках затащу в квартиру!
В машине у своего подъезда Ева сказала Николаеву, что она, вероятно, влюблена.
– Тяжелый случай. И какой он, положительный, смелый? – Николаев гордо выпятил грудь.
– Я его толком и не помню. Стараюсь вспомнить его лицо. И не могу.
– Ты хочешь сказать, что это не мое лицо?
– Не твое. Я устала и хочу спать.
– Но ты же знаешь его имя, ну, особые приметы!
– Точно! У него татуировки на ногах.
– Что, на обеих?
– Да. Там что-то про родину написано. Неприличное.
– Ну, знаешь! Где же ты его нашла, с голыми ногами в сентябре?
– На даче.
– Что, вампир?!
– Да нет, это было раньше. На выходных. Но дача та же. Просто заколдованное место какое-то. Спокойной ночи, Николаев.
– Утром – в банке, – предупредил Николаев.
– В каком еще банке?
– Банк «Оникс», они сегодня мне не разрешили влезть в сейф Кота, для этого нужно постановление, и разрешение, и еще черт-те что. Гнатюк все сделал, утром можно попользоваться ключиком.
Ева выбралась из машины, хлопнула дверцей. Ноги не двигались. Она с тоской посмотрела на свои окна. Третий этаж.
– Я донесу! – предложил Николаев.
Она покачала головой и побрела к подъезду.
На лестничной клетке не горела лампочка. Ева пошла по ступенькам медленно, ступать старалась тихо. На четвертом этаже горел свет, она увидела бесформенную массу у своей двери, прижалась к стене и вытащила из-за пояса пистолет. Прижимаясь спиной к стене, медленно подошла к двери. На полу, обхватив колени руками, сидела Далила. Она подняла голову, потом бросилась к Еве и обхватила ее ноги.
– Они убьют его, убьют! Я так не могу жить! Не может такого быть, он невиновен!
– Господи, ну что за день такой! Я устала, кого еще убьют?
– Ангела… Кумуса… магистра, – захлебываясь, говорила Далила.
– Да никто его не убьет, он невменяемый, он псих, понимаешь?
– Убьют!
– Не убьют! Заткнись и заходи в квартиру.
Ева стала раздеваться сразу у дверей, пока дошла до ванной, она раскидала повсюду свою одежду, потом включила воду и голая пошла на кухню ставить чайник.
– Почему ты не пришла в кафе? Николаев кормил меня мороженым и рассказывал, как правильно сделать осиновый кол. Ты можешь сесть на шпагат? Я – могу, – Ева растянулась на полу.
– Не знаю. Они убьют его! – причитала Далила.
– Ты меня заколебала, понимаешь. Ты должна меня успокаивать, анализировать мое состояние и выписывать рецепт. А ты что делаешь? Ты нагнетаешь обстановку.
– Ева… Ева, надо что-то делать!
– У тебя затянулась истерика. Лично я иду в ванную, там я пью чай с ликером, а потом лягу в постель и попробую заснуть, если ты, конечно, к тому времени замолчишь и где-нибудь потеряешь сознание до утра.
Ева заваривала чай, Далила скулила, стоя рядом. Ева забралась в ванную, Далила продолжала в том же духе, сидя возле нее на полу. Ева не выдержала, открыла кран с холодной водой, поманила ее пальцем, с наслаждением уцепилась за желтые волосы и сунула голову Далилы под кран.
– Идиотка! Неврастеничка! – завопила Далила, когда смогла вырваться.
– Слава богу, вспомнила и про меня!
– Как я пойду домой?! У меня волосы сохнут два часа. Нет, какая ты гадина, а?!
– Девушка, вы здоровы! Я уж думала, ты вся истечешь слезами.
– Это просто свинство, – бормотала Далила, стуча зубами, прижав к себе телефон и усаживаясь на тахте. – Мне надо позвонить няне. Мне завтра рано вставать. Это, конечно, гнусно с моей стороны, но я очень хочу есть. Алло! Это я. Матильда Ивановна, я не приду домой, у меня голова мокрая. Что? Меня облили водой. Да, все в порядке! Я у подруги. Змея подколодная, а не подруга. Это я не вам. Спасибо.
Когда Ева вышла из ванной, спокойная и горячая, она обнаружила, что Далила спит на ее тахте, обняв телефон и улегшись поперек. С ее спустившихся до пола волос натекла лужа.
Четверг, 24 сентября, утро
– Ева, Ева, проснись. Ева! Это я, ну?
– Кто это – я?
– Это я, Далила. Я хочу извиниться. Ну проснись же!
– Который час?
– Шестой час, просыпайся, надо вставать на рассвете, чтобы правильно использовать приобретенную за ночь энергию.
– Ты все издеваешься? У тебя продолжается истерика, или как это понять? За что ты меня ненавидишь и не даешь мне спать?! Исчезни.
– Если ты уже проснулась, то я включу свет.
– Нет!
Далила включила настольную лампу.
Ева увидела ее, полностью одетую, аккуратно причесанную, насколько это можно было с ее волосами. Она наклонилась над Евой, дохнув зубной пастой.
– Я только хотела сказать тебе спасибо и извиниться за вчерашнюю истерику.
– Ну? Ты извинилась? Получай!..
Ева с наслаждением размахнулась подушкой и тяжело хлопнула Далилу по голове. Далила невозмутимо сдула с лица волосы и стала медленно снимать плащ.
– Слушай, – сказала Ева устало, – я тебя уже ненавижу. Неужели ты собираешься со мной драться, ну будь человеком, дай мне поспать!
– Я сварю тебе кофе, ты плохо выглядишь.
– Нет, я не верю. Ни один мужик меня так не доставал, убирайся!
Далила стучала на кухне посудой.
Ева выключила лампу, накрыла голову подушкой, но, повертевшись, поняла, что больше не заснет. Она встала и, пошатываясь, пошла на кухню.
Далила сидела за столом, возле нее дымились две маленькие чашки, она бессмысленно таращилась в темное окно.