– А ты?
– Я с двором останусь здесь. Эйе, кто-то должен пока ублажать жрецов Амона, иначе они попросту свернут мальчишке шею! Но кто-то должен быть с детьми. Они еще дети, пусть и с двумя дочерьми.
– Скажи, насколько серьезно поклонение Атону?
– Очень серьезно. Однажды ему было видение, что его отец сам Атон, с тех пор ничего другого слышать не желает.
– Хорошо, – кивнул Эйе, – я отправлюсь с ними. Как Неф и малышки?
– Счастлива, будучи матерью. И девочки хорошо, Макетатон, правда, все побаливает, но, знаешь, она так похожа на маленькую Неф!
– Хоть бы уж на этот раз был сын!
Тийе улыбнулась:
– Даже если будет еще дочь, Аменхотеп все равно будет рад. Там царят любовь и обожание, я никогда такого не видела. Словно пара голубков, не могут наглядеться друг на дружку и намиловаться. Помоги им в этом новом городе.
* * *Новый город рос необычайно быстро, не прошло и двух лет с начала строительства, как Большой дворец был уже почти готов, Большой Храм Атона тоже, и Эхнатон решил, что можно переезжать всей семьей. Ему не терпелось показать результаты своих забот любимой Нефертити. Тийе чуть задело, что сын забыл о матери и первой позвал в новый город жену, а не ее. Переезжать туда царица-мать не собиралась, но мог бы и пригласить.
Видно, мысль о таком упущении пришла Нефертити, она напомнила мужу, и тот все же явился с запоздалыми предложениями. Тийе поморщилась:
– Хорошо хоть вообще вспомнил…
Но плыть категорически отказалась:
– Когда-нибудь потом.
Это «потом» получилось через четыре года. Зато Эйе отправился с молодой семьей сразу, надо было все брать в свои руки с первого дня, чтобы потом не отбирать власть у кого-то другого.
Всплески весел довольно легки, плыть по течению, пусть и медленному, не составляет особого труда даже для большого корабля. Руки гребцов сильны, рабов фараона кормят хорошо, чтобы ни один из них не ослаб и не навредил Владыке Обеих Земель. Отбивающий ритм тоже не собьется, чтобы движение было плавным, впередсмотрящие внимательны, они не пропустят вдруг возникшей мели, судну не придется спешно тормозить. Для подстраховки впереди плывут несколько больших лодок, готовых принять на себя любой удар, а по берегам движутся отряды охраны. Владыка и его семья могут быть спокойны.
Но Эхнатон и не переживал, он вез свою большую семью на новое место жительства. Конечно, город еще не полностью готов, но Храм уже построен и дворец почти тоже, за остальным можно следить на месте, будет даже лучше. Эхнатон устал от разлуки с любимой женой и девочками.
По реке на большое расстояние растянулась флотилия из судов, перевозивших семью фараона и его придворных. Эхнатона нисколько не смущало, что большинство фиванских царедворцев остались с царицей-матерью Тийе, он решил набрать себе новых из простых земледельцев. Таких, чтобы знали дело, а не лесть. Правда, зодчие фараона были опытными, прежде всего престарелый Панафер, доверять возведение таких огромных храмов и дворцов молодым без присмотра старших опасно.
Пер-аа расхаживал по палубе своего большого корабля, обняв за плечи Нефертити, державшую на руках новорожденную третью царевну Анхесенпаатон. Рядом под бдительным присмотром кормилиц крутились две старшие дочери – Меритатон и Макетатон. Особенно следовало смотреть за Макетатон, все в один голос твердили, что она вылитая копия матери, а потому двухлетняя малышка умудрялась совать свой любопытный нос всюду. Стоило на миг отвернуться, как она уже кормила рабов песком (и те послушно ели!), выковыривала у изображения богини Хатхор инкрустированный глаз, пыталась таскать кошку за усы, норовила лизнуть чернильную пластинку, после чего ее два дня не могли отмыть, или совершала еще десяток мелких озорных поступков. Очаровательную малышку любили все, рабы были готовы съесть не только песок, но и скорпиона, только чтобы доставить удовольствие царевне. Зато кормилица Макетатон к вечеру валилась с ног.
Вот и теперь, убедившись, что отец с матерью отвлечены видами на берегу, царевна палочкой выковыряла из щели какого-то жука и предложила сестре его… съесть. Замученный жук не сразу пришел в себя и пока лежал на ладошке спокойно. Хорошо, что обе кормилицы вовремя заметили, одна подхватила Меритатон и потащила в сторону, вторая успела выбросить в воду самого жука. Тут же раздался рев! Макетатон очень не любила, когда ее лишали игрушки, тем более добытой с трудом.
Фараон и царица обернулись на голос дочери.
– Ваше величество, царевна поймала жука… Я его выбросила, – лепетала перепуганная кормилица.
– Ты верно сделала, Такушет. Не позволяй Макетатон брать в руки и тем более в рот что попало.
Чтобы успокоить девочку, отец взял ее на руки и показал что-то на берегу:
– Посмотри, вон плывет крокодил.
Зеленоватое бревно не плыло, а неподвижно лежало в воде, прислушиваясь к тому, что происходит. Но царевну это не смутило, немедленно последовало требование:
– Хочу крокодила!
Эхнатон не сомневался, что, позволь он, Макетатон полезла бы страшилищу в пасть, а сам крокодил небось послушно держал бы рот открытым, пока малышка разглядывала его зубы!
– Нефертити, не могу поверить, что эта егоза похожа на тебя в детстве.
Рассмеялся слышавший этот разговор Эйе:
– Ваше величество, очень похожа. Если бы вы знали, сколько раз Неф была укушена пчелой, потому что пыталась поймать насекомое, как ее царапали кошки, какое количество синяков наставлено из-за необходимости влезть на лестницу или прыгнуть вниз с крыши!.. Владычица Обеих Земель была настоящим сорванцом!
Эхнатон обнял супругу за плечи.
– Зато теперь милей и тише жены не найти…
Макетатон долго размышлять не стала, ее уже отвлекло что-то другое, в мире столько всего интересного, а эти взрослые только и знают, что болтать друг с дружкой!
На корабле Владыки Верхнего и Нижнего Египта плыли не только его жена и дочери, в Ахетатон отправился со своим семейством и Эйе. Такому повороту событий вовсе не радовалась лишь Мутноджемет, у нее роман с офицером Хоремхебом. Тот на хорошем счету у царицы-матери Тийе и подавал надежды. Недавно овдовев, Хоремхеб явно интересовался дочерью Эйе. Поговорив, Эйе и Тиу решили не препятствовать, если он решит сватать Мутноджемет. Но Хоремхеб пока не решился, что вовсе не нравилось строптивой красавице. Сестра вон уже третью дочь родила, а она сама еще даже не вышла замуж!
Мутноджемет отправилась в Ахетатон в самом мрачном расположении духа, она хорошо знала, что Хоремхеб в Фивах может жениться и на ком-нибудь другом, на красавчика с сильными плечами и руками заглядывались многие. Она сидела, стараясь не глядеть на правый берег, туда, где по суше вел свой отряд Хоремхеб. Но не смотреть никак не удавалось, голова невольно поворачивалась вправо. Злясь сама на себя, Мутноджемет едва не заплакала.
Вдруг к ней подсела Нефертити:
– Мутноджемет, хочу с тобой посекретничать…
«Неужели снова беременна?! – мысленно ахнула сестра. – Ведь только успела родить третью дочь!»
– Ты знаешь офицера Хоремхеба?
Помимо воли щеки Мутноджемет полыхнули краской, но она махнула рукой:
– Да, есть в Фивах такой…
– Он тебе совсем не нравится?
– Мне?! – округлила глаза девушка. Но, встретившись со смеющимся взглядом сестры, смущенно вспыхнула снова: – Ну…
– Мутноджемет, он спрашивал у пер-аа, позволит ли тот посвататься к сестре его супруги.
Несмотря на все волнение, Мутноджемет соображала быстро:
– Когда спрашивал?
– Перед отплытием.
– Что ответил пер-аа?
– Сказал, что посвататься может, но решать тебе. Тебе нравится Хоремхеб?
Мутноджемет опустила голову:
– Да.
– Позвать его на ужин сегодня?
– Я… я не знаю…
Нефертити улыбнулась:
– Ты хочешь стать женой Хоремхеба? Не упускай своего счастья, он влюблен в тебя.
Может, Мутноджемет и показалось, но пейзаж по берегам стал куда приятней, и вода зажурчала у борта совсем иначе, и гортанные крики моряков больше не раздражали, даже солнце не било в глаза, а просто светило. Определенно, тут природа куда лучше, чем в тех местах, где они плыли час назад!
– А где твои карлицы?
Мутноджемет махнула рукой:
– Сидят внизу.
– Им же жарко, выпусти наверх.
Теперь могли выйти и карлицы, они уже не злили сестру царицы. Эти две карлицы Пара и Ренехех были неотъемлемой частью самой Мутноджемет, как и детский локон, который она, даже надев калазирис, упорно отказывалась сбривать. Наряженные Владыками одна Верхнего, вторая Нижнего Египта, женщины привыкли кривляться и смешить окружающих. По их спинам и головам частенько ходила плеть рассерженной хозяйки. Саму Мутноджемет без этого сопровождения уже даже не представляли.
– Только придется сбрить локон, – снова насмешливо заблестела глазами царица.
Мутноджемет на насмешку не обижалась, она прекрасно понимала, что Нефертити ее очень любит. Кивнула со вздохом:
Мутноджемет на насмешку не обижалась, она прекрасно понимала, что Нефертити ее очень любит. Кивнула со вздохом:
– Понимаю…
– И карлиц тоже отправить в деревню.
Ради замужества с Хоремхебом Мутноджемет, кажется, была согласна отправиться туда даже сама.
Ахетатон не просто замечателен, он великолепен! Даже недостроенный город производил впечатление. Конечно, к приезду Владыки Обеих Земель и его семьи постарались скрыть все незавершенное, но и показать было что.
Эхнатона и Нефертити встречала масса придворных, прежде всего два архитектора – Паранафер и Маи. Их гордость имела под собой основание. На восточном берегу реки было построено нечто невиданное.
Эхнатон потребовал сначала показать Большой Храм Атона. Толпа новоявленных придворных резво засеменила следом за фараоном, счастливая тем, что может не только лицезреть Владыку, но даже говорить с ним!
Еще недавно эти люди были никем, они едва сводили концы с концами, мечтая если не о куске хлеба, то о паре сандалий. Теперь они приближенные фараона! Ради удовольствия служить пер-аа многие отказались от своих родителей, назвав себя сиротами – немхе. Их отцом теперь был фараон, а он сам – сыном бога Атона!
Храмы Атона разительно отличались от всего виденного ранее. Их входы находились на восточной стороне, чтобы встречать солнечный диск утром. Сами сооружения сориентированы с востока на запад. У Большого Храма жертвенники находились снаружи с северной и южной сторон. Нефертити попыталась сосчитать, сколько их, и быстро сбилась со счета. Зодчий Маи, видно, понял, подсказал:
– По девятьсот с каждой стороны.
– Жертвы можно приносить и здесь?
– Конечно.
Но на этом неожиданности не закончились, Храм был не похож на храмы Фив так же, как солнце не похоже на прежних богов с головами в виде животных или птиц. Вместо полутемных залов – открытое небо. Вместо множества статуй богов – солнце в небе. И только одна каменная фигура Эхнатона словно охраняла храм, заодно подчеркивая связь фараона с его небесным отцом Атоном.
Нефертити и приближенные, прибывшие из Фив, потрясены, Эхнатон явно доволен произведенным впечатлением. Он наклонился к жене:
– Я тебе обещал, что все будет иначе, чем в Фивах.
У Главной царицы навернулись слезы на глаза, она лишь кивнула, не в состоянии ничего вымолвить.
Теперь можно отправиться осматривать дворец. Зодчие постарались, Большой дворец, названный Домом Атона, удался на славу.
Приближенные из тех, кто совсем недавно не только не мог лицезреть фараона, но и мечтать об этом, вовсю старались отработать оказанное им доверие. Маи, ставший по воле Владыки его зодчим, начальником строительных работ, а потом еще и хранителем государственной печати и носителем опахала справа от царя, ради служения Эхнатону бросил недостроенной гробницу в Фивах, трезво рассудив, что при таких должностях и возможностях быстро выстроит себе новую близ Ахетатона.
Он все силы бросил на возведение дворца для любимого фараона, и здание не просто удалось, оно получилось великолепным.
По усыпанной цветами улице царственная чета подошла к дворцу. Высокая стена не столько загораживала дворец от остального мира, сколько создавала внутри тень. Мачты с развевающимися малиновыми флагами обозначали входы, которых Нефертити насчитала шесть. Хотелось спросить, почему их столько, но, глянув на мужа, царица поняла, что так и задумано, он все знает и ко всему готов. И все же она осторожно поинтересовалась. Эхнатон довольно хмыкнул:
– Шесть входов в шесть разных дворов, внутри они между собой связаны.
В первом же дворе Нефертити была поражена до глубины души, но не размерами, а статуями из черного гранита, стоявшими на фоне светло-серой стены. Черные колоссы изображали самого фараона. Эхнатон – Владыка Верхнего и Нижнего Египта, сын Атона – стоял, выпрямившись и опустив вдоль худого туловища длинные тонкие руки и вглядываясь в точно такую же статую напротив. Отполированный гранит блестел на солнце.
Не только Нефертити, все, еще не видевшие этих фигур, замерли, кто в немом восторге, а кто в недоумении. Скульптор изобразил фараона вопреки всем канонам таким, каким тот был в жизни. Тяжелый подбородок словно тянул все лицо вниз, заставляя удлиняться, массивный череп, раскосые глаза с веками-прорезями, непропорциональная, даже чуть уродливая фигура… У многих поднялась волна возмущения: разве можно так изображать божественного?!
Но сам фараон, кажется, был весьма доволен, он прошел между статуями, оглядывая их и кивая головой. Глядя ему вслед, многие придворные подумали, что скульптор резал колоссы, несомненно, с натуры.
– Вот так нужно изображать человека, даже если он – сын бога! И ни к чему сглаживать недостатки фигуры! Все скульптуры прежних фараонов похожи одна на другую, молоды и стройны. Я живу по правде, в городе Атона все будет служить правде, а потому все должно быть таким, каким его создал Всемогущий Бог! Изображать кого-то лучше, чем он есть, неправильно, это значит сомневаться в том, что творение Атона прекрасно само по себе!
Фараон стоял напротив обомлевших придворных и говорил им такое, от чего по коже пробегала дрожь. Вдруг Эхнатон увидел широко распахнутые глаза Нефертити, царица была потрясена: как же он прав! Разве можно сомневаться, что само по себе творение Великого Бога достойно, чтобы его просто повторить?! Как может человек, даже если он величайший скульптор, облагораживать то, что создано божеством?!
Эхнатон с улыбкой взял супругу за руку:
– Вот совершенный образец созданного Атоном, царица Нефертити красивейшая из женщин, ее никаким изображением не испортишь.
В ответ на шутку Владыки придворные рассмеялись, но не у всех этот смех получился веселым, многие задумались над тем, что же будет дальше, если пер-аа столь рьяно взялся за дело.
В другой двор Эхнатон ввел Нефертити за руку, здесь была его собственная гордость – ряд стел, на каждой из которых изображение солнечного диска, протягивающего лучи-ручки к царственной семье. В каждой руке изображение иероглифа Анх, означающего жизнь, такой же Анх и в руке самого фараона, Владыки всего живого по обоим берегам Нила.
– Видишь, лучики-ручки, как ты говорила.
Глаза фараона счастливо блестели, у Нефертити тоже. Она еще не вполне осознала то, что увидела, но была настолько потрясена, что не могла вымолвить ни слова.
А их уже приглашали в третий двор. Там под ногами, казалось, расстелили огромный лист папируса, настолько плотно пригнаны друг к дружке каменные плиты с вырезанными на них фигурами поверженных нубийцев, ливийцев, жителей Аравии и других врагов Кемет. Нефертити даже чуть испугалась, сделано мастерски, фигуры выглядели настолько живо, что страшно наступать, словно вот этот бородатый ливиец мог схватить за ногу.
Эхнатон не пугался, он твердо попирал своих противников, с удовольствием оглядывая двор.
Потом они осмотрели еще три двора, не менее великолепных, потом торжественные залы для самых разных церемоний… Эхнатон шепнул на ухо царице:
– Здесь мы будем праздновать рождение наших детей, которых будет еще много…
Эти залы похожи на сказочный сад еще больше, чем тронные залы в Малькатте. Поддерживающие потолок колонны походили то на стволы пальм, то на связанные пучки папируса, то на стебли лотоса с бутонами на самом верху… Потолок мог поспорить цветом с самим небом. Все одновременно величественно и красиво, словно гимн жизни.
Все прекрасно, но Нефертити что-то беспокоило. Фараон вопросительно кивнул ей:
– Что?
– А где…
– Жилые помещения чуть в другом месте, их ни к чему видеть всем придворным, туда мы пойдем позже.
Нефертити довольно улыбнулась, какое счастье быть замужем за таким умным, прекрасным и любящим супругом! Он предусмотрел все, даже то, что царице вовсе не хочется осматривать свою спальню в присутствии чужих людей. Эхнатон самый лучший из живущих на свете людей! Нефертити тут же смутилась своей мысли: конечно, самый лучший, ведь он сын Атона, создавшего все это великолепие жизни.
Дворец очень понравился, его создателя следовало немедленно наградить. Эхнатон снова чуть лукаво улыбнулся Нефертити:
– Для награждения есть специальное место.
Царица ожидала увидеть большой, прекрасно расписанный зал, но фараон повел супругу и остальных во двор, а потом и вовсе в переход. Это было еще одним потрясением. Дворец состоял из двух частей – официальной и жилой, разделенных между собой Дорогой фараона, через нее перекинут настоящий мост, в крытой части которого выступал балкон – окно явлений.
Мост поднимался над дорогой тремя пролетами: двумя для пеших и одним широким для колесниц. Но сейчас колесниц не было, зато внизу толпой стояли придворные. На мост новая служанка Нефертити То-Мери успела привести двух старших девочек. Любопытная Макетатон на руках у кормилицы крутила головой, пытаясь разглядеть и запомнить все. Глазенки девочек восторженно блестели.