Охранник вышел и закрыл за собой дверь, но Римас ее открыл и быстро сел за стол.
— Будешь молчать? — спросил он и потянул носом воздух. — Ну и накурил же я. Открой-ка окно, Шурик.
Шурик, довольный, что ему разрешили встать, открыл окно и с сожалением убедился, что находится на четвертом этаже.
Подул ветер, хлопнула парадная дверь. Римас напряженно прислушивался и жестом показал Шурику на кресло. Боксер сел, и в это время на пороге появился охранник и, испуганно глядя на Римаса, махнул рукой.
Римас нехотя подошел к нему, челюсть у охранника тряслась, он молча показывал на входную дверь.
Римас осмотрел выломанный замок, выхватил пистолет и сказал:
— Обыщи гостиную, — а сам осторожно заглянул в спальню.
Когда охранник, принимая все меры предосторожности, скрылся в гостиной, Римас встал за портьеру у ее входа. Охранник вошел, оглянулся. Стоя сзади него, Римас ребром ладони нанес ему сильнейший удар за ухо, и охранник рухнул на пол.
Римас вынул из-за вешалки ломик, вытер его платком и бросил в передней, затем громко застонал. Громче! Громче! Он схватился за живот и, покачиваясь, побрел в кабинет.
Шурик стоял в центре комнаты и настороженно смотрел на хватающегося за косяк Римаса. Широко расставив ноги, разведчик загораживал выход. Боксер облизнул губы, сделал шаг, второй и бросился вперед. Ложным движением он обманул Римаса, срезал боковым в подбородок и выскочил в коридор, перепрыгнул через тело охранника и кубарем скатился с лестницы.
Римас сел, потер подбородок и улыбнулся. Он поднялся, прошел в спальню и лег на пол.
В солидной квартире с тяжелой мебелью наступила гробовая тишина, только тревожно поскрипывала раскачиваемая сквозняком дверь.
* * *Сажин и Карл сидели в открытом кафе, смеялись и оживленно беседовали.
— Пошли, Михаил, — Карл показал на участников митинга, которые собирались метрах в пятидесяти от кафе. — Скажешь несколько слов.
— Нет, Карл, я посижу здесь. Я гость в вашей стране, мне нельзя участвовать в ваших митингах и демонстрациях.
— Понимаю. Посижу с тобой еще минутку и побегу.
С того места, откуда за ними наблюдали Лемке и Генрих, слов разобрать было невозможно.
— Обоих. Обязательно, — сказал Лемке. — А парень к вам подойдет через пять минут. Идите в машину, — Лемке щелкнул зажигалкой, мягко улыбнулся, задул пламя, сел в свой светлый «мерседес» и уехал.
Открытое кафе — столики стояли на тротуаре — видно, не пользовалось популярностью — блеклая, покосившаяся вывеска, обшарпанные столы и колченогие стулья. Хозяин бегал и суетился, покрикивая на жену, старался всех быстрее обслужить. Сюда заходили выпить стакан вина и участники митинга, и любопытные, и парни, прибывшие на черных машинах.
Тони тащил упирающегося Петера Визе за рукав.
— Мастер, раз здесь господин Сажин, то и Шурик здесь. Идемте.
Визе, недовольно бормоча, подошел к стойке и взял бутылку вина. Юноша с любопытством оглядывал окружающих.
— Мастер, а что здесь будет? — шепотом спросил он.
— Жизнь будет, — Петер повел широкими плечами, налил из бутылки вино и выпил.
— Эти, — сказал Генрих двум здоровенным парням и повернулся к Карлу и Сажину спиной. Парни понимающе кивнули и двинулись следом за Генрихом к машинам.
На полдороге они столкнулись с Вольфгангом и Хайнцем, которые направлялись в кафе.
— Сразу, как только начнет первый оратор, — сказал на ходу Генрих.
— Понял, шеф. Можете не сомневаться, — ответил Вольфганг.
Хайнц посмотрел вслед трем черным фигурам и повернулся к брату:
— Не надо, Вольфганг. Давай уйдем отсюда.
Они взяли бутылку вина и наполнили стаканы. Хайнц продолжал уговаривать брата:
— Почему они поручили это тебе? Брось, уйдем.
— Дурак, — Вольфганг выпил. — Они все у господина Лемке… — он сжал кулак. — А если за оплеуху платят пятьсот монет, то отказываются только такие дураки, как ты. Копай землю и выращивай цветочки, если не можешь быть мужчиной.
Кастеты грудой лежали на красном кожаном сиденье машины. Вилли, одетый в полосатую форму, насвистывая какую-то сентиментальную мелодию, деловито перебирал кастеты, примеривая, и, оставшись недоволен, бросал обратно. Наконец он нашел кастет, который ему понравился. Вилли надел его на руку, сжал и разжал кулак, вытянул руку и посмотрел на оружие как художник, со стороны.
Дверцу машины открыл Генрих, за его спиной стояли две темные фигуры.
— Ну как. Вилли?
— Барахло, можно поцарапать пальцы, — Вилли сжал и разжал кулак. — Надо было предупредить, я подобрал бы из домашней коллекции. — Он вышел из машины и уступил место парням, сопровождавшим Генриха.
Парни стали примерять кастеты, их руки трогали холодный шершавый металл и еле заметно дрожали.
Роберт протянул руку, пощупал рубашку сидящего рядом Шурика и недовольно причмокнул.
Боксеры ехали в такси, водитель пригнулся к рулю и гнал машину на предельной скорости. Рядом с водителем сидел Зигмунд и поглядывал на часы и спидометр.
Роберт перегнулся вперед, пощупал материал рубашки Зигмунда и сказал:
— Снимай.
— Как?
— Рубашку снимай, — нетерпеливо сказал грузин и начал стаскивать с Зигмунда пиджак.
Литовец хотел возразить, но встретился взглядом с бешеными глазами грузина, снял пиджак, а затем и рубашку. Крупными зубами Роберт надкусил полотно и оторвал сначала один рукав, затем второй и методически разодрал рубашку на полосы.
Визжали тормоза, и трещала раздираемая ткань.
Роберт дал товарищам по два куска, а сам стал бинтовать руки. Делал он это сосредоточенно, но, взглянув на неумелые движения Шурика, снял свои повязки и начал бинтовать руки юноши.
Водитель покосился на пассажиров, нагнулся и, взяв с полу разводной ключ, положил себе на колени.
Лемке и Фишбах, сидя в библиотеке, играли в шахматы. Лемке мягкими пальцами снял слона противника и поставил его на стол, рядом с белым телефоном. На белом фоне черная фигурка слона выглядела одиноко и сиротливо.
Участники митинга притащили из кафе стол, Карл забрался на него и поднял руки.
Петер и Тони стояли среди приехавших молодчиков, которые, растянувшись в цепочку, окружали собравшихся.
Среди бывших узников Маутхаузена находился и Вилли. В такой же, как окружающие, полосатой одежде, он выделялся лишь своей неподвижностью и тем, что смотрел не на Карла Петцке, а назад, на темные фигуры молодчиков.
— Друзья, — громко сказал Карл. — Поздравляю вас с праздником. Двадцать пять лет назад советские солдаты открыли ворота Маутхаузена, и мы…
— Заткнулся бы ты, приятель! — крикнул Вольфганг и вышел вперед. — Русские коммунисты, видно, платят тебе неплохо, если ты помнишь, что было четверть века назад. — Вольфганг рассмеялся и пошел к импровизированной трибуне. — Дайте мне сказать пару слов.
Окружавшие митинг молодчики двинулись за ним, подхваченные общим движением, шли и Петер с Тони.
Митингующие протестующе зашумели, но никто не останавливал Вольфганга. Тогда на его пути встал Вилли и крикнул:
— Фашистский ублюдок! — он ударил Вольфганга в висок, и парень, повернувшись вокруг своей оси, рухнул на землю.
— Прекратить! — крикнул Карл. — Кто поднял руку на человека? Позор! Друзья, не для кулачной расправы и террора мы собираемой каждый год.
Из разбитого виска и из угла рта Вольфганга текла кровь. Он был мертв, и люди, склонившиеся над ним, поняли это сразу.
— Убили!
— Убийцы!
Все заговорили и закричали, молодчики смешались с участниками митинга. Карл спрыгнул со стола и пытался пробиться к телу.
— Провокация! — крикнул он.
Генрих и двое его подручных молча пробирались сквозь толпу в кафе, где сидел Сажин.
— Кто убил парня?
— Да они все на одно лицо — полосатые! Бей их!
В воздух взметнулись кастеты. Генрих с парнями был уже почти рядом с Сажиным, когда в толпу врезалось такси. Шум мотора и скрежет тормозов на мгновение остановили побоище, но и секунды было достаточно, чтобы боксеры выскочили из машины. Над толпой повис звонкий голос Шурика:
— Михаил Петрович, берегитесь!
Генрих повернулся к подручным:
— Кончайте! Быстро.
Кастеты и забинтованные кулаки боксеров взметнулись одновременно, и невозможно было определить, кто кого опережает. На секунду люди схлестнулись, словно обнялись, и бандиты упали.
Сажин вытер ладонью лицо, тихо, но отчетливо сказал:
— Из кафе ни шагу. Стойте здесь.
Зигмунд взял Карла Петцке за талию и, подняв над головой, сделал несколько шагов и поставил на стол.
— Люди! — кричал Карл. — Друзья!
Тони пробирался среди дерущихся и кричал:
Сажин вытер ладонью лицо, тихо, но отчетливо сказал:
— Из кафе ни шагу. Стойте здесь.
Зигмунд взял Карла Петцке за талию и, подняв над головой, сделал несколько шагов и поставил на стол.
— Люди! — кричал Карл. — Друзья!
Тони пробирался среди дерущихся и кричал:
— Шурик! Шурик!
Петер не успевал за ним и бормотал:
— Мальчик, не надо. Не ходи.
Какой-то пьяный молодчик занес над Тони кастет, Петер, задыхаясь, пробежал три шага и сбил бандита. Совершенно обессиленный Петер стоял и растерянно оглядывался, когда другой бандит ударил старого боксера кастетом в затылок.
Тони схватил Шурика за рукав, боксер обернулся и, увидев австрийца, сделал шаг назад.
Завыли сирены полицейских машин, сбавив скорость, но, не останавливаясь, они двигались прямо на толпу, и люди шарахались и уступали дорогу.
Карл собрал вокруг себя друзей, быстро говорил:
— Кто ударил первый? Необходимо быстро найти.
— Это не наш.
— Провокатор.
Тони, который держал Шурика за руки и пытался ему объяснить, что не виноват, услышал Карла и что-то сказал Зигмунду. Литовец взлохматил Шурику волосы и перевел:
— Тони не виноват, он просит тебя идти с ним.
Тони тянул Шурика из толпы, парень сначала упирался, но, глядя в лицо австрийца, поверил и побежал за приятелем. Они обогнули кафе и увидели Вилли и неизвестного мужчину. Вилли расстегивал арестантскую куртку, а мужчина держал штатский костюм. Заметив юношей, бандиты насторожились.
— Вы убили человека. Я видел, — сказал Тони.
— Ты ошибаешься, — Вилли незаметно достал кастет.
— Я видел, — повторил Тони.
Не понимая, о чем идет речь, Шурик переводил взгляд с одного лица на другое.
Вилли и неизвестный были крупными мужчинами, рядом с ними Тони и Шурик выглядели как дети.
— Убирайся, — раздраженно сказал Вилли, кивнул своему приятелю, и они пошли в сторону парка.
Шурик и Тони переглянулись и пустились догонять. Тони крикнул:
— Стойте!
Вилли с напарником вбежали в парк, но, понимая, что не могут убежать от мальчишек, остановились, бросили вещи и повернулись к преследователям.
— Ты уберешься, щенок, — Вилли поправил на руке кастет, а его приятель достал из кармана нож.
Увидев оружие, Шурик выругался и жестом показал Тони, что сам он берет на себя Вилли.
— Господин Петцке, — говорил офицер полиции осуждающе, — мы с вами знакомы скоро двадцать лет. И не было случая, чтобы на вашем митинге…
— Господин капитан, — перебил Карл, — я же вам объясняю, что убийство совершил не наш.
— Но на нем была одежда узника Маутхаузена, — вмешался стоявший рядом Генрих.
В кафе Сажин оглядывал боксеров.
— Руки целы? — спросил он, оглянулся и с тревогой спросил: — А где наш герой?
Зигмунд разматывал ладони и, бросив лоскутья на землю, сказал:
— Я всегда говорил: полотняные рубашки лучше нейлоновых.
— Где Шурик? — Сажин повысил голос.
— Здесь! Я на месте, Михаил Петрович! — отозвался Шурик.
Шурик и Тони волоком тащили бесчувственное тело Вилли.
— Еще один труп? — спросил полицейский.
— Живой, — ответил Тони. — Второй там, — он махнул рукой в сторону парка. — Двоих мы не могли дотащить.
Шурик бросил на тело Вилли кастет и нож и отошел в кафе к Сажину. Тренер взял его за подбородок, посмотрел в глаза и толкнул к Зигмунду и Роберту.
— Держать и не выпускать.
Вилли встал на колени, потряс головой и, покачиваясь, поднялся, но упал бы снова, если б его не подхватил полицейский.
— Он! Этот! Он не наш! — заговорили вокруг.
— Господа! Мы разберемся, господа. Прошу всех, кто видел происшедшее, поехать в участок.
— Стойте! — Карл подошел к уже пришедшему в себя Вилли. — Господин капитан, — он засучил левый рукав и показал на руке черные цифры. — Номер, фашисты народ аккуратный и нас перенумеровали. — Карл взял безвольную руку Вилли и показал ее полицейскому. — У любого из нас на этом месте номер, господин капитан. А у этого только на куртке. Шкуру жечь побоялся.
Карл поднял с земли нож. Вилли шарахнулся в сторону, но десяток рук в полосатых рукавах схватили его. Карл посмотрел в лицо убийцы, поднял нож и аккуратно срезал номер с его куртки.
На месте происшествия уже стояли машины с красными крестами, проносили носилки. Рядом с одними носилками шел Тони, санитары не пускали его в машину. Тони попытался что-то объяснить, но губы у него дрожали, и он заплакал.
— Отец, наверное, — сказал один санитар другому, и Тони сел в машину рядом с носилками, на которых лежал Петер Визе.
* * *В тихой квартире с солидной тяжелой мебелью тоже находился врач; вместе с ним были и полицейские. Эксперт и следователь осматривали входную дверь, а врач осматривал Римаса и охранника. Эксперт диктовал:
— Замок отжат металлическим стержнем, типа небольшого ломика. На двери имеются характерные следы, свидетельствующие, что ломик вставляли с наружной стороны. Судя по глубине борозды, можно с уверенностью сказать, что преступник обладает недюжинной силой. Есть основания предполагать, что взлом произведен ломиком, обнаруженным на полу прихожей. Пальцевых отпечатков на орудии взлома нет.
Следователь перестал писать и спросил:
— Что вы еще можете добавить, коллега?
Эксперт осматривал дверь и ломик, подумал и ответил:
— Профессионал. В квартире находились люди, но никто ничего не слышал, — он снова посмотрел на дверь. — И очень силен. Очень.
— Безусловно, — согласился следователь, они вошли в гостиную, где около Римаса и охранника суетился врач.
— Доктор, можно вас на пару минут, — позвал следователь.
В квартиру вошел Лемке, увидев полицию и врача, он поежился, но тут же взял себя в руки и, улыбаясь, сказал:
— Здравствуйте, господа. — Он прошел в гостиную, увидел Римаса и испуганно спросил: — Доктор, что с ним?
— Господин Лемке? — спросил следователь.
Лемке закрыл дверь в гостиную и, сдерживаясь, но иногда срываясь, заговорил:
— Да, да! Я господин Лемке! Что с моим приятелем?
— Вашу квартиру…
— Меня не интересует квартира, черт вас побери! — перебил следователя Лемке. — Меня ничего не интересует, кроме здоровья господина, который лежит на диване.
— Опасности для жизни нет, — сказал врач. — Наружные повреждения незначительны — небольшая опухоль на левой стороне челюсти. Но потеря сознания и тошнота… Видимо, был нанесен удар по затылку…
— А второй? — спросил следователь.
Лемке брезгливо поморщился и ушел на кухню.
— Второй получил очень сильный удар чуть ниже правого уха. Удар был нанесен человеком, который стоял за спиной потерпевшего. Ударили невооруженной рукой, но очень сильно. Повреждена ткань и сеть кровеносных сосудов.
Римас лежал на спине и невозмутимо смотрел в потолок. Потом он посмотрел на незадачливого охранника, отвернулся к стене и улыбнулся. Римасу удалось вывернуться. Советский разведчик, со времен войны работающий в абвере, затем в СД, затем «перевербованный» новыми хозяевами, он попал в сложную ситуацию и вышел из нее с честью. А казалось, что положение безвыходное. Расшифровываться перед соотечественниками он не имел права. Вмешиваться в план Лемке прямо и ставить себя под угрозу провала он тоже не мог — слишком много людей годами работали на него, прежде чем он станет асом разведки и «специалистом» по России.
Римас вспомнил Шурика и снова улыбнулся. Долго будет Лемке разбираться, выясняя причины своего провала.
Лемке вынул из холодильника бутылку воды и, расплескивая, налил в стакан. На кухонный стол прыгнул кот. Лемке замахнулся на него, но кот не испугался и сердито фыркнул.
Лемке вынул из кармана зажигалку, поднес к морде кота и щелкнул. Из зажигалки ударило не пламя, а газ, кот завалился на бок и упал со стола на пол.
Гроб стоял во дворе, среди кустов с розами. Старый садовник посмотрел на бледный профиль сына, воткнул садовые ножницы в грядку, вынул из кармана гребешок и причесал покойника так, чтобы прикрыть рану на виске.
Из дома вышел Хайнц, через руку у него был переброшен пиджак, в другой руке он сжимал пачку денег. Подойдя к отцу, он помолчал и наконец с трудом сказал:
— Возьми деньги, отец. Я нашел их в пиджаке Вольфганга.
Садовник не ответил, спрятал гребешок, взглянул на мертвого сына, затем на живого, затем на деньги и неожиданно ударил Хайнца по лицу. Хайнц схватился за щеку и выронил деньги. Банкноты разлетелись, некоторые упали на цветы, а две на тело покойного.
Тыльной стороной ладони садовник смахнул их с тела сына, поднял свои ножницы и пошел по саду.
Сажин вел совместную тренировку один. Он подошел к Тони, который боксировал с тенью, постоял, посмотрел, молча выпрямил голову мальчика и поднял ему левое плечо.