Суслов попрекнул меня: «Ну, почему противопоставлять «им» надо было именно иконы?». Но оргвыводы по «ним» последовали незамедлительные: главные редактора обоих журналов были сняты, выставкомы укреплены русскими художниками.
Андропов был в таком шоке от «Силуэта идеологического противника» и «Воткнутых деревьев», что возненавидел всю партийную службу «К» (контрпропаганды), переигравшую его, как он посчитал. Он метал громы и молнию в свою тупую «Пятку», которая умеет ловить только придурков с листовками-прокламациями, и решил срочно преобразовать свою собственную бездарную службу «К» в мощное Управление «К».
Впопыхах он потерял бдительность и не нашёл лучшей кандидатуры, чем проштрафившийся и даже выводившийся из престижной внешней разведки в ссылку в Ленинград, но как раз под руку подвернувшийся «сомнительный» Олег Калугин.
Я говорю про потерю бдительности самим Андроповым — но это ещё очень мягко говорю, потому что управление «К» — внешнюю контрразведку, «которая является продолжением нашей внутренней контрразведки за рубежом» (формулировка самого Андропова; здесь важно именно «контр», то есть контролирующая своих и выявляющая двойных агентов), была лично Андроповым передоверена человеку, на которого ещё перед этим личным волевым назначением были сигналы, что он в Америке был «повязан». Увы, мы никогда уже не узнаём, почему Андропов вдруг наплевал на протесты собственного отдела кадров и вдруг доверился Калугину? Что их связало?
Оба «агента американского влияния» (выражаюсь формулировкой в их адрес председателя КГБ Крючкова!) — и Яковлев, и Калугин — стажировались в Америке, в Колумбийском университете, поставляющем спецкадры. Но это ещё ничего никому не доказывает конкретно. Нам гораздо важнее, что практически именно сомнительному Калугину Андропов доверил проверять всё КГБ, то есть собственноручно вручил тому получить полную информацию о КГБ. Сдавай КГБ с потрохами, если захочешь, противнику. А потом, уже после смерти Андропова, вдруг скандал, вплоть до лишения Калугина генеральских погон и увольнения из КГБ. Профессионалы давно не стесняются между собой называть Калугина «наш прекрасный предатель». Выражение руководителя управления «С» (нелегальная разведка), а затем заместителя руководителя внешней разведки генерал-лейтенанта Вадима Кирпиченко. Но только в июне 2003 года Мосгорсуд заочно приговорил Калугина к 15 годам лишения свободы в колонии строгого режима по статье «государственная измена». Почему же как Горбачёв попался на крючок Яковлеву, так Андропов попался на крючок Калугину? Это тайна за семью печатями.
Есть, правда, одна версия, согласно которой Андропову нужен был в одном из управлений человек, имеющий опыт внешней разведки и одновременно ущемлённый, обиженный, который своим возвращением в «святая святых» всецело только Андропову лично обязан. Некто Олег Греченевский (фамилия это явно псевдоним, за которым, судя по материалу, стоит человек, достаточно компетентный в теме) опубликовал в Интернете информацию о том, что Андропов, кроме общеизвестных, сформировал свою тайную личную разведку, с главой которой председатель КГБ встречался, как и с товарищем Чазовым, начальником 4-го управления Минздрава (в просторечье «кремлёвкой»), на конспиративной квартире. Почему столь секретно? Греженевский объясняет: «Во-первых, сугубая конспиративность здесь нужна была, чтобы скрыть эти встречи от «сторожевых псов», Цинёва и Цвигуна (своих замов, подложенных под него Брежневым). Во-вторых, эта личная спецслужба занималась именно тем, что чекистам было строжайше запрещено: вела оперативную разработку партийного аппарата и готовила почву для захвата КГБ власти над страной. В-третьих, эта спецслужба состояла из разведчиков — и действовала теми методами, которые они применяли, находясь на вражеской территории. То есть: сбор компромата — шантаж — вербовка! А если нужно — то и автомобильная катастрофа» («Завтра», 2004 г., № 42). Всё в версии сходится, и всё сразу в особых взаимоотношениях Андропова и Калугина объясняет. Но, повторюсь, это только версия.
А вот что перебежчик сам пишет в книге, не без вызова названной «Прощай, Лубянка!» (М.: ПИК — Олимп, 1995). Цитирую: «Итак, с лёта 1972 года начался новый этап в жизни внешней контрразведки. Нам добавили людей, средств на приобретение оборудования и создание современного банка данных. С переездом в Ясенево мы получили отличные кабинеты, в которых разместились сотни офицеров. Шесть оперативных отделов охватывали всё географические районы мира, из них три специализировались на эмиграции и центрах идеологической диверсии. Седьмой отдел выполнял роль аккумулятора информации, стекавшейся из оперативных отделов, а также Других подразделений ПГУ, КГБ и ГРУ. Здесь же сосредоточивались всё публикуемые на Западе материалы о деятельности спецслужб всех стран, досье на разведчиков ЦРУ. Этот отдел готовил и обобщённые справки об оперативной обстановке за границей, и ежедневные сводки о происшествиях в совколониях, и долгосрочные прогнозы. Стержнем работы управления, пронизывающим деятельность всех его отделов, стала организация агентурного проникновения в стан главного противника — Центральное разведывательное управление США и союзные с ним спецслужбы НАТО, подготовка и проведение активных мероприятий, направленных на сковывание, пресечение и разоблачение их подрывных операций против СССР и стран социалистического содружества. К тому времени состояние внешней контрразведки, как отмечалось выше, было плачевным. Ценные источники информации сохранялись лишь во Франции». Состояние было плачевным!
Я сознательно дал большую цитату, чтобы была ясна та картина развала, которую оставит Андропов своему ставленнику Михаилу Горбачёву. Единственно, чем лично занимался Андропов-Файнштейн, это печально знаменитой «Пяткой». А остальных проверял на надёжность Калугин. Выходит, сам Андропов своими руками практически сдал КГБ противнику. Оттого оно и не сработало, когда советская власть зашаталась. Опору Андропов из-под КГБ выбил.
Процитирую ещё один абзац из книги Калугина: «Прага и Карлови-Вари использовались нами как пункты встреч с интересующими КГБ лицами из числа эмигрантов, активистов сионистского движения. Здесь же проводились крупные совещания спецслужб стран Восточной Европы, Кубы и Монголии. В последнем таком совещании мне пришлось участвовать в апреле 1979-го года». То есть всё в одном месте, видны, как на ладони. Умёл работать Олег Калугин. На кого? Калугин не стесняется объяснить: мол, начальник польской разведки Мирослав Милевский «хорошо усвоил советский стиль доклада высшему руководству страны, настроенный на смеси правды, полуправды и лжи» (там же). Теперь вам понятно* почему Брежнев к концу своего правления уже не доверял Андропову?
Андропов-Файнштейн после «Силуэта» и «Воткнутых деревьев» сразу затих. Как мы поняли — готовился. Осознал, что его переиграли, и хотел, создав свою службу «К», хорошенько вооружиться, чтобы воевать, имея за спиной тоже, по крайней мере, начитанных и информированных профессионалов.
А тем временем общество вдосталь читало и одобряло русский манифест — «О ценностях относительных и вечных».
8. НИЗВЕРЖЕНИЕ ХРОМОГО БЕСА
Андропов затаился. Но Яковлев, оставшись один, не унялся. Он был всегда авантюрист, но шёл до конца. И «иудеи» по команде «хромого беса», как шавки, ещё яростнеё набросились на «Молодую гвардию». Меня не называли, но за меня крепко били других авторов «Молодой гвардии», не защищённых цитатами из Суслова и Дёмичева и профессиональным весом в «контрпропаганде». Дым стоял коромыслом — не печать, а бесовский иудейский шабаш.
Основной удар, естественно, оппоненты наносили по русскому манифесту — «О ценностях относительных и вечных», написанному Сергеем Семановым.
Но и как «они» могли такое стерпеть? Сам Яковлев ^поминает с ненавистью: «Семанов славил «национальный дух», «русскую почву», сделал вывод о том, что «перелом в деле борьбы с разрушителями и нигилистами про. изошёл в середине 30-х годов». Словно бы и не было XX съезда с докладом Хрущёва о преступлениях Сталина».
И — выворачивается змеёй: «Подобное кощунство над трагедией российского (? — ну сказал бы уж прямо: еврейского. — А.Б.) народа шокировало общество. Посыпались письма в ЦК. Появились возмущённые отклики в «Комсомолке», «Литературке», «Советской культуре» (то есть в тогда подконтрольных иудеям органах. — А.Б.).
Адепты шовинизма явно перебрали. Собранные нашим отделом письма я направил в Секретариат ЦК». Яковлев суетился, сколачивал «общественное мнение».
Но и наши уже огрызались вовсю. На собраниях — так уже прямо поливали «проеврейский агитпроп».
Беспомощной оказалась попытка раздать всем сёстрам по серьгам через главный теоретический орган партии журнал «Коммунист». Делался вид, что статью «Социализм и культурное наследие» подписал реальный руководитель ВООПИКа В.Н. Иванов, первый заместитель председателя президиума общества, бывший директор музеев Кремля (как и в других советских общественных органи зациях, председатель у нас был декоративный, для официального веса— на уровне зампреда Совмина РСФСР). Над статьёй так и поставили — В. Иванов. Но готовили её по механизму подготовки партийных документов целым аппаратом. Больше всех суетился А.Н. Яковлев, однако ему особенно разойтись Суслов не дал. Статья получилась и вашим, и нашим, и всем спляшем. Большую её часть занимал ни уму, ни сердцу ничего не дающий талмудический набор цитат из В.И. Ленина, вроде «хранить наследство — вовсе не значит ограничиваться наследством». Но статья уже не могла не лягнуть ползучую «конPS
Адепты шовинизма явно перебрали. Собранные нашим отделом письма я направил в Секретариат ЦК». Яковлев суетился, сколачивал «общественное мнение».
Но и наши уже огрызались вовсю. На собраниях — так уже прямо поливали «проеврейский агитпроп».
Беспомощной оказалась попытка раздать всем сёстрам по серьгам через главный теоретический орган партии журнал «Коммунист». Делался вид, что статью «Социализм и культурное наследие» подписал реальный руководитель ВООПИКа В.Н. Иванов, первый заместитель председателя президиума общества, бывший директор музеев Кремля (как и в других советских общественных органи зациях, председатель у нас был декоративный, для официального веса— на уровне зампреда Совмина РСФСР). Над статьёй так и поставили — В. Иванов. Но готовили её по механизму подготовки партийных документов целым аппаратом. Больше всех суетился А.Н. Яковлев, однако ему особенно разойтись Суслов не дал. Статья получилась и вашим, и нашим, и всем спляшем. Большую её часть занимал ни уму, ни сердцу ничего не дающий талмудический набор цитат из В.И. Ленина, вроде «хранить наследство — вовсе не значит ограничиваться наследством». Но статья уже не могла не лягнуть ползучую «конPS
^ргенцию» и «попытки истолковать социалистическую УфЯЫУРУ как лишённую всего национального».
Осуждались апологеты «ультрасовременного, в сущ1!0Схи, безнационального стиля», навязываемого под фладов! «конвергенции» и теорий единого «индустриальнообщества», «вместо традиционного стиля классиков». Первый удар наносился по статье А. Дементьева «О традициях и народности» в «Новом мире» (№ 3, 1969) — за ТО, что: «Полемизируя с отдельными проявлениями идеализации патриархальщины, он высказал недоверие вообще национальным чувствам и подверг осмеянию то, что и в самом деле дорого народу: любовь к родной земле и т.п. Подобным же образом Вл. Воронов в статье «Заклинания духов» («Юность», № 2, 1968) впал в непозволительную иронию над самими понятиями и явлениями, характеризующими духовную суть народной жизни».
Но затем следовали нападки на «Молодую гвардию» — за «пожалуй, именно беспрецедентный для нашей современной критики внесоциальный подход к истории, смешение всего и вся в прошлом России, попытку представить в положительном свете не только истинные ценности в нём, но и всё реакционное, вплоть до высказываний даже таких архиреакционеров, как Константин Леонтьев, В.В. Розанов и т.п.».
Заканчивалась статья в «Коммунисте», естественно, руганью в адрес статьи С.Н. Семанова «О ценностях относительных и вечных» — за «оценки, явно идущие вразрез с марксистско-ленинской методологией вплоть до попыток найти в политике самодержавия некие прогрессивные моменты, которые якобы способствовали укреплению национального самосознания». Причём аргументов не приводнись никаких. Да возразить что-то по существу Семанову
было и невозможно — он всегда умёл чётко формулировать русские позиции. Поэтому «Коммунист» ограничился абстрактным «лаем»:
«Печать неоднократно критиковала подобные ошибки ревнителей старины. Но они не считаются с этой критикой. .. «Литературная газета» в реплике правильно отмечала, что подобное выступление есть очередная попытка под видом дискуссии подвергнуть сомнению давно решённые и ясные вопросы».
Кем решённые? «Ими»? «Жидовствующими» русофобами, стремящимися ещё с 20-х троцкистских годов перечеркнуть русскую историю и опоганить русскую нацию? Теоретический журнал партии «Коммунист» предпочёл тут в полемику не вступать. И его нападки на Сергея Семанова повисли в воздухе. Повторить за «русофобами» их глупости и дремучую местечковую невежественность теоретический журнал партии таки устыдился.
Яковлев в мемуарах потом жаловался: «Ситуация с «Новым миром» и «Молодой гвардией» ясно показала, что либерально-демократические надежды к началу 70-х годов явно потускнели». То есть, говоря проще, ползучей «дерьмократической» контрреволюции тогда мы, русские, дали по морде.
Яковлев прямо рыдает по тогда побитым подрывникам-«дерьмократам». Он злобно шипит: «Их буквально оттеснила на обочину охранительная тенденция, в которой отчётливо пробивалось стремление реабилитировать Сталина, отгородиться понадежнеё от внешнего мира и покрепче завинтить гайки после «оттепели». В открытую заявляли о себе шовинистические и антисемитские (!) настроения… Аппарат партии постепенно терял контроль над духовной жизнью общества. Он метался — то громил.
ф уговаривал, то подкупал. Руководство партии паниче^gi боялось свободы творчества и свободы слова. Здесь Л было зарыто главное противоречие. С одной стороны, йельзя было публично поддерживать шовинизм и антисемитизм, да ещё в исполнении убогой бесталанной писательской группировки».
Стоп. Поясним, что у «Яковлевых» талантливы всегда только «они» — только «жидовствующие», а коренные русские всегда заведомо бесталанны, хотя у русских, напротив, пользовались тогда редкой популярностью именно русские писатели, тот же Анатолий Иванов и всё иже с ним. Сериалы «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов» смотрела вся страна. Книги серии ЖЗЛ, выпускавшиеся редакцией Семанова, котировались превыше всего. Молодогвардейскую критику читали взахлёб всё думающие русские люди.
Далеё Яковлев признаёт: «В то же время либеральнодемократические позиции и вовсе противоречили политическим принципам партии. Я помню эти метания — потрафить всем, понравиться тем и другим. Приведу только один пример. Сразу же после статьи в «Коммунисте» секретарь ЦК Дёмичев принял членов редколлегии этого журнала («Молодой гвардии»). Разговор продолжался болеё двух часов. Иванов, Фёдоров, Солоухин, Чивилихин, Лобанов, Фирсов говорили Дёмичеву, что позиция защиты патриотизма в журнале верная, а потому им непонятны обвинения, что линия идёт вразрез с линией ЦК».
Да, позиция «Русской партии внутри КПСС» была уже настолько сильна, что мы не только не сдались на окрик из теоретического журнала партии, но ещё и решительно потребовали объяснений от самого секретаря ЦК. И в результате Дёмичев практически вынужден был дезавуировать статью в «Коммунисте». Яковлев вспоминает: «Труд, но сказать, что повлияло на секретаря ЦК: то ли клятвы визитёров в своей верности линии ЦК, то ли указания «сверху», то ли забота о собственном выживании, только Дёмичев заверил их, что антипартийной линию журнала никто не называл, никакого документа в ЦК о неправильной линии журнала не существует. .. Что касается борьбы с буржуазной идеологией и защиты патриотизма, то эта линия заслуживает полной поддержки».
Указания Дёмичеву «сверху», естественно, были — мы могли уже убеждать членов Политбюро и самого генсека. Тем более, что особо и убеждать-то его не пришлось Статья «О ценностях относительных и вечных» ему сразу понравилась. Конечно, ему на неё «они» потом стали капать, пугать его каким-то якобы подтекстом, якобы намёками.
А он? Увы, при всём моем уважении к Брежневу, я не могу сказать, что он был, как Сталин, решителен. Ему положили на стол программу, которая ему понравилась. А ведь перед этим «они» исподтишка всё время именно и обвиняли-то его в том, что у него нет программы. Именно на этом играли, противопоставляя ему сначала «железного Шурика» Шелепина, потом Романова и Гришина. Так схватись за понравившуюся программу! Вызови этих смелых и умных молодых людей, поручи им её доработать, расширить! Тебе Провидение в помощь. К тебе помощники сами пришли. Такой тебе Господень подарок. Но, увы, Брежнев запомнил имя, посоветовал Черненко взять имя на замётку для «кадрового резерва». Но всё это както бюрократически, с оглядкой, как бы кого не обидеть ю стоящих в бесконечной очереди на повышение партийных работников. Соблюдением порядка в этой длинной парто-
<#реди за привилегиями Брежнев очень дорожил. Вот и угодил с нею в «застой». Потому что по очереди приходили серенькие ненашевы-невашевы и тормозили развитие страны и общества.
Нет, не решился Брежнев круто повернуть руль.
Но, во всяком случае, чего-то мы всё-таки добились, j^ju крепко держали в своих руках каналы закрытой информации. И о «собственном выживании» любому секретарю ЦК уже теперь надо было подумать, прежде чем вызывать недовольство «Русской партии внутри КПСС», ибо это теперь стало игрой с огнём. Маятник качнулся в русскую сторону. Это поняли всё аппаратчики.
После победного визита в ЦК «Молодая гвардия» почувствовала свою силу, и весь русский лагерь не только не притих, а, напротив, стал напирать жёстче, наступательней и обоснованней. Мы видели, что в закулисье партии Яковлев морально умер — это уже сыгранная фигура, которой надо лишь помочь упасть, как перезрелому подгнившему плоду. Мы, русские в контрпропаганде, сделали правильные выводы после прямой схватки и избавились от мягкотелости, от обтекаемых формул, стараясь в закрытых сводках для Политбюро чётче и без обиняков показывать, кто ведёт разрушительную работу в стране. Песенка Яковлева была спета. Но самодовольный авантюрист ещё обольщался, что его повысят — сделают зав. отделом. Перенадеялся на влиятельность «Иудейской партии внутри КПСС», напирал на свою знаковую борьбу с антисемитизмом и сдуру распространил про себя слух, что был главным закопёрщиком и редактором статьи в «Коммунисте». А итог? В русских кругах открыто острили, что 1сандидат исторических наук Семанов с «Ценностями относительными и вечными» оказался лучшим теоретиком,