Бабушка Тэйт.
По идее, меня должно было взбесить то, что рядом с Тэйт теперь находился взрослый человек, который мог вмешаться.
Но дело было не в этом.
Ее бабушка любила совать всюду свой нос и всегда, когда приезжала, пыталась поговорить со мной. Я должен был предвидеть, что она приедет пожить с Тэйт, раз та была сейчас совсем одна. Надеюсь, она не задержится здесь надолго.
Кейси пришла около восьми, и теперь мы начинали пятую партию в бильярд.
– Ты назвал шестой, – возразила она. – А не шестой и десятый! Нельзя загнать два шара в одну лузу одновременно. Ты должен сделать то, что объявил.
– Я объявляю себя крутым, – парировал я.
Она нахмурилась и скорчила раздосадованную гримасу.
Кейси сердилась довольно мило, и выглядела тоже прелестно. Ее длинные каштановые волосы, на тон светлее моих, были собраны в небрежный хвост, а на лице не было ни грамма косметики.
Если и есть самый красноречивый признак того, что девчонка на тебя не запала, – вот он.
– Прекрасно. – Я пожал плечами и вскинул руки, изображая раздражение. – Давай тогда, твой удар.
Она просияла и склонилась над столом.
Несмотря на то, что на часах было почти десять, я не спешил ее выпроваживать.
Кейси выиграла четыре из пяти партий, и я уже думал, что мне придется съездить в неотложку, чтобы мне там заново пришили яйца. Интересно было узнать, как такая зажатая девушка, которая в девятом классе на уроке биологии и анатомии не могла притронуться ни к одному экспонату, не сказав: «Фу», стала таким яростным игроком в бильярд.
Мы пошли в гостиную, и я приобнял ее рукой за шею, мягко притянув к себе.
– Мне нужно кое о чем тебя спросить.
Кейси шумно вздохнула.
– Да, мне тоже.
Я посмотрел на нее:
– Ты первая.
Плюхнувшись на диван, она уставилась на свои руки, сложенные на коленях.
– Джаред, я знаю, что ты используешь меня для того, чтобы помучить Тэйт. Чтобы разозлить ее или… – И она подняла на меня глаза, – или заставить ревновать.
Мои ноги словно одеревенели, и я не стал садиться. Скрестив руки, я подошел к окну, покрытому каплями дождя, и по привычке посмотрел на темное окно Тэйт.
Не надо.
– Джаред, – продолжала Кейси. – Я тебя тоже использую. Даже не уверена, хочу ли я вернуть Лиама, но мне нужно, чтобы он знал, что я не сижу дома, дожидаясь его. Поэтому я и согласилась прийти к тебе. Тэйт сказала, что она сегодня занята, а я не хотела оставаться одна.
Я повернулся и, склонив голову набок, посмотрел на нее.
– Ты могла бы использовать любого парня, что бы заставить Лиама ревновать, Кейси. Почему я? Ты же знала, что Тэйт будет больно, если она решит, что мы с тобой встречаемся.
Она как будто вжалась в диван. У нее вытянулось лицо, она медленно притянула колени к груди и обхватила их руками.
– Моя мама… – произнесла Кейси почти шепотом, – слишком меня пасет. – Она покачала головой, так, словно слово «пасет» было слишком мягким в данной ситуации. – Подбирает для меня одежду, проверяет телефон, решает, на какие занятия мне ходить, и даже… – Но тут у нее перехватило дыхание, и она подавила рыдание.
У меня пересохло во рту, я оцепенел.
Господи.
О чем она хочет мне сказать?
Большим пальцем Кейси отерла пролившиеся слезы.
– Как бы там ни было, после произошедшего с Лиамом, я поняла, что устала быть такой, какой была всегда. Устала быть слабой, вечно идти у всех на поводу. Я подумала, что Джаред Трент сможет досадить Лиаму как никто другой.
Уголки ее губ слегка изогнулись в улыбке, и я понял, о чем она.
Нам обоим хотелось контроля.
– Но ты знала, что это ранит Тэйт, – напомнил я, все еще пытаясь найти объяснение тому, что она согласилась причинить боль так называемой лучшей подруге.
– Да, – вздохнула Кейси. – Такое не входило в мои планы, но я подумала, что это изменит ход игры, которую вы двое ведете. Сдвинет дело с мертвой точки, если можно так выразиться.
Я сдвинул брови.
– И ты пошла на это, рискуя потерять подругу?
Но Кейси только хохотнула, чем удивила меня.
– Ты не всевластен, Джаред. – Она опустила глаза, а потом мягко добавила: – У нас с Тэйт все будет в порядке. Но она не должна знать про наши дела. Она цельная личность. Не глупая и не неуверенная в себе. Я не хочу, чтобы она осуждала меня за то, что я играю в эти игры с Лиамом. Не хочу, чтобы кто-то знал правду.
Кейси снова опустила ноги на ковер и выпрямилась, встретившись со мной взглядом.
– Джаред, я понятия не имею, в чем у вас с Тэйт проблема, но я точно знаю, что ты неплохой парень. Я думала, что, когда она вернется, все будет иначе. Думала, вы двое оставите все в прошлом.
– Мы и оставили, – заверил ее я, садясь рядом. Кейси сузила глаза так, что остались только щелочки, и вздернула подбородок.
– Ты ее любишь, – сказала она. Это был не вопрос, и кровь прилила к моему лицу.
– Нет, – твердо ответил я.
– Хорошо. – Она хлопнула ладошками по коленям и внезапно как будто повеселела. Странно. – Бен Джеймисон будет на гонках в пятницу вечером. Скорее всего, он привезет с собой Тэйт. Ты сможешь не выпускать когти?
Хорошо, что мои руки лежали на спинке дивана, иначе она бы заметила, как я сжимаю кулаки.
Как бы я ни старался сохранять равнодушный вид, Мэдок, Кейси, а заодно и все остальные без конца напоминали мне, что Тэйт продолжает жить дальше.
– Мне все равно, кто и что делает, Кейси, – произнес я лишенным эмоций голосом.
Она изучала меня несколько секунд, а я смотрел прямо перед собой.
– Сделаешь мне одолжение? – попросила она, потирая свои выцветшие джинсы. – Подыграй мне на гонке? Лиам будет гоняться с Мэдоком, и я просто…
– Да, – перебил ее я, понимая, что ей нужно. – Договорились.
Если она хочет вызвать ревность у Лиама, я помогу. Не самое достойное занятие, но весьма забавное.
– Кино посмотрим? – предложил я, пытаясь сменить тему.
– Конечно. Любишь фильмы про танцы?
И в этот момент я чуть не выгнал ее за порог пинком под зад.
* * *Снаружи шел сильный дождь, и воздух казался густым и наэлектризованным. Около полуночи я проводил Кейси, вручив ей свою толстовку, чтобы ей было чем прикрыть голову, а потом запер все двери и бегом поднялся по лестнице к себе в комнату.
Впервые за последние годы мне захотелось забраться на дерево.
Когда-то мы с Тэйт любили сидеть на нем во время грозы – да и не только. Хотя ее я на дереве не видел уже несколько лет.
Подняв окно, я высунул голову под дождь и ветер и тут же застыл.
Черт.
Тэйт сидела на дереве.
Мои пальцы вцепились в подоконник.
Первое, что мне пришло на ум, – это сравнение с ангелом. Ее развевающиеся блестящие волосы. Длинные стройные ноги, свесившиеся с ветки. Она была похожа на идеальную картинку.
А потом я вспомнил, что дьявол тоже когда-то был ангелом.
Ты несчастный кусок дерьма, Джаред. Слова, которые она бросила сегодня, ранили меня сильнее, чем я хотел признать.
– Сидишь на дереве в грозу? – язвительно произнес я. – Да ты просто гений какой-то.
Тэйт подняла голову и повернулась в мою сторону.
В ее взгляде – насколько я мог увидеть – не было знакомой мне злости. Да и смотрела она как будто мимо меня. Ее глаза были настороженными и немного печальными.
– Да, я тоже считаю себя гением, – сказала Тэйт и снова отвернулась.
Ее поведение сбило меня с толку. Она не была напуганной или робкой, но и огонь открывать не спешила. Ей было не по себе от того, что она сказала мне сегодня?
Ну, мне не нужно ее сожаление. Мне нужна ее гребаная злость.
Не надо меня жалеть.
Я не хотел, чтобы она раскаивалась в своих словах. Не извиняйся и не прячься от меня. Разозлись на меня, Тэйт.
– Дерево? Молния? Улавливаешь связь? – продолжал я подначивать ее. Я знал, что сидеть на дереве во время грозы небезопасно, но в детстве мы делали это сотни раз.
– Раньше ты об этом не волновался, – заговорила она лишенным эмоций голосом, глядя на залитую водой улицу.
– О чем? О том, что на улице гроза, а ты расселась на дереве?
– Нет, о том, что я могу пострадать, – парировала она и заткнула мне этим рот.
Черт ее возьми.
Все мое тело напряглось, и мне хотелось встряхнуть ее и заорать в лицо: «Да, мне все равно, случится с тобой что-то плохое или нет!»
Но я не мог.
Мне было не все равно – проклятье – и из-за этого мне хотелось пробить дыру в стене. Какого черта меня волновало все, что делает эта девчонка? С кем она встречается? С кем спит?
Но с другой стороны, я бы тоже была несчастна, если бы родители меня ненавидели.
Слова Тэйт оплели мой мозг словно щупальца, высасывая все хорошее, что я когда-либо о ней думал. Каждое воспоминание.
Мне нужно было вырвать ее из своего сердца и из своих мыслей.
– Татум? – Я помедлил, сомневаясь, стоит ли говорить такое, но все же заставил себя произнести эти слова. – Мне безразлично, жива ты или мертва.
– Татум? – Я помедлил, сомневаясь, стоит ли говорить такое, но все же заставил себя произнести эти слова. – Мне безразлично, жива ты или мертва.
И я повернулся к ней спиной, заставляя себя уйти.
Глава 18
На следующий день во время ланча Кейси снова пришла за мой столик. Вид у нее был оскорбленный. Она не сказала, что случилось, а я не спрашивал, но полагаю, это было как-то связано с Тэйт или Лиамом.
О Лиаме я не думал вообще. О Тэйт старался думать поменьше.
– Итак, я только что получил сообщение от Зака. – К нам подошел Мэдок и, развернув стул, оседлал его задом наперед. – Дерек Роумэн вернется в город на выходные. Он хочет потягаться с тобой в гонке в пятницу.
Я мысленно простонал, не потому что боялся поражения, а потому что Роумэн был тот еще говнюк.
Когда этот тип учился в нашей школе, он обращался с половиной учеников в десять раз хуже, чем я с Тэйт за последние годы. Выиграю я или проиграю, в любом случае приехать на финиш без единой царапины будет сродни чуду.
Я пожал плечами.
– Чудесно. Наши шансы почти равны, так что ставки будут высокие.
А в деньгах я нуждался. Отец выжимал из меня наличные каждую неделю, и суммы были немалые. Однако он был умен. Просил денег, но знал меру. Брал достаточно, чтобы я напрягался, но не требовал столько, сколько я не смог бы достать.
– А ты соревнуешься с Лиамом, верно? – спросила Кейси у Мэдока.
Он посмотрел на нее через стол и ухмыльнулся:
– Вряд ли это называется соревнованием. Скорее кастрацией.
– Только будь осторожен, хорошо? – проговорила она с обеспокоенным видом.
Да ладно?
Мэдок подался вперед, уперевшись грудью в спинку стула, и произнес низким и хриплым голосом:
– Кейси? Я смотрю на тебя сейчас и представляю голой.
И я не смог сдержаться. У меня вырвался смешок, а потом я просто затрясся от хохота, опустив лоб на руку.
– Брр! – бросила Кейси с отвращением. Встав, она одернула свою джинсовую юбку и пошла к выходу из столовой, но мы с Мэдоком все никак не могли успокоиться.
Господи, он лучший.
– Кейси, подожди! – крикнул я ей вслед, не особенно стараясь ее вернуть.
Мэдок поднялся, все еще хохоча.
– Кейси, да брось. Я же пошутил.
Но она не повернулась.
И мы продолжали ржать.
* * *Мы с Тэйт несколько раз встречались взглядом в течение дня. Буря в ее глазах превратилась в моросящий дождик, но я решил не задумываться об этом.
Я не мог. Со всем этим дерьмом между нами было покончено. Для нее все закончилось уже давно, а для меня должно закончиться как можно скорее.
Урок кинематографии прошел довольно мирно, но Пенли попросила нас сдвинуть парты в круг, так что я прекрасно видел Тэйт, которая сидела напротив. Время от времени я замечал, что она посматривает на меня, но ее мысли оставались недосягаемы.
Мы только что передвинули парты обратно, и миссис Пенли как раз говорила о монологах, которые нам придется прочитать в течение следующих двух недель. Мне хотелось убраться отсюда поскорее и пойти с Мэдмэном к озеру. В последнее время я совсем забросил бедного пса из-за работы, учебы и вечного отсутствия дома по выходным. Иногда я брал его с собой, когда встречался с Джексом, но обычно мы с Мэдмэном виделись только по ночам, когда он залезал ко мне в кровать.
Я подумал, что надо бы узнать, не хочет ли Тэйт брать его к себе иногда – чтобы парню хватало внимания, – но тут же выбросил эту мысль из головы.
Мы не друзья, и я не буду ее ни о чем спрашивать.
Я заметил, что Тэйт заерзала на стуле, словно прочитав мои мысли, и, взглянув на нее, увидел, что она повернулась и глядит прямо на меня.
Она моргнула, опустила глаза и снова подняла их. В них сквозила печаль, растерянность и что-то еще. Что-то вроде сожаления или отчаяния. Почему она была такой грустной? Я сузил глаза и попытался не смотреть на нее. Мне не нужно знать, что с ней творится.
– Внимание, класс, – заговорила Пенли, по-прежнему не отводя взгляда от листка бумаги, на котором делала пометки. – Не забудьте, что собрание, посвященное борьбе с издевательствами, состоится двадцать девятого числа. Вместо первого урока вы пойдете в…
Рука Тэйт резко взмыла в воздух.
– Миссис Пенли? – перебила она учительницу.
Та подняла глаза:
– Да, Тэйт?
– До конца урока осталось пять минут, – произнесла она вежливо. – Можно я прочитаю свой монолог?
Какого черта?
Этот проект было еще рано сдавать, и все, включая Пенли, вытаращили на нее глаза.
Что она, черт возьми, делает?
– Хм, что ж, я не ожидала, что сегодня придется кого-либо оценивать. Твое эссе готово? – спросила Пенли.
– Нет, эссе я сдам в положенный срок, но мне бы очень хотелось прочитать монолог именно сейчас. Пожалуйста.
Я заскрипел зубами.
– Ладно, – с неохотным вздохом согласилась Пенли. – Если так ты уверена…
Великолепно.
Меньше всего мне сейчас хотелось смотреть на Тэйт или слышать ее голос. Во многом потому, что я знал: мне будет трудно от нее абстрагироваться.
Шум. Пространство. Возможность отвлечься.
Я сполз на стуле, вытянул ноги и скрестил лодыжки. Взяв ручку, стал чертить в тетради трехмерные кубы.
– Я люблю грозу, – начала Тэйт, но я не отрывал взгляда от своих линий. – Гром, ливень, лужи, промокшую обувь. Когда надвигаются тучи, меня охватывает радостное предвкушение.
Я нахмурился. Тэйт любила дождь.
– Все кажется красивее под дождем. Не спрашивайте меня почему. – Она говорила легко и естественно, словно обращалась к другу. – Но в грозу словно открывается иной мир возможностей. Раньше, катаясь на велосипеде по опасным скользким дорогам, я ощущала себя супергероем. Или олимпийским атлетом, преодолевающим тяжелые испытания, чтобы добраться до финиша.
Она сделала паузу, и я оторвал ручку от бумаги, осознав, что снова и снова обвожу по контуру один и тот же квадрат.
– Но даже в солнечные дни, я была тогда еще маленькой, я просыпалась с тем же ощущением трепета. Ты заставлял меня чувствовать радостное предвкушение так же, как симфония грозы. Ты был моей бурей под солнцем, громом в скучном, безоблачном небе.
Подозрение закралось мне в душу, и я стал дышать чаще.
Это не монолог.
– Помню, я даже проглатывала завтрак как можно быстрее, чтобы поскорее постучаться к тебе в дверь, – продолжала Тэйт. – Мы гуляли днями на пролет, возвращались домой только поесть или поспать. Играли в прятки, лазили по деревьям, ты качал меня на качелях.
Я ничего не мог с собой поделать. Я поднял глаза и встретился с ней взглядом, и мое гребаное сердце… у меня было такое чувство, словно она протянула руку и сжала его в кулаке.
Тэйт.
Она что, обращалась ко мне?
– Ты сделал меня своим лучшим другом, благодаря тебе я снова ощутила, что такое дом. – Тэйт не сводила с меня взгляда. – Знаете, когда мне было десять лет, умерла моя мама. У нее был рак, и я потеряла ее, так толком и не узнав. Мир казался таким ненадежным, я была так напугана. Но с тобой все опять встало на свои места. С тобой я стала смелой и свободной. Как будто часть меня, умершая вместе с мамой, после встречи с тобой ожила, и было уже не так больно. Мне было не больно, когда рядом был ты.
Я не мог перевести дух. Зачем она это делает? Я ничего для нее не значил.
– Но однажды – беда пришла из ниоткуда – я потеряла и тебя. Боль вернулась, мне было так плохо, когда ты меня возненавидел. Моя гроза ушла, и ты стал жестоким. Этому не было объяснения. Ты просто исчез. И мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе. Я скучала по маме.
Слеза скатилась по ее щеке, а у меня в горле встал ком.
Тэйт смотрела на меня так, как прежде: словно я был для нее всем.
Я слушал ее, и тонны воспоминаний кружились в голове.
Все эти мерзости, которые я вытворял, чтобы доказать, что я сильный. Доказать, что не нуждаюсь ни в ком, кому не нужен я. Я сглотнул, пытаясь унять гулкое биение сердца.
Любила ли она меня тогда?
Нет.
Тэйт лгала. Наверняка лгала.
– Хуже всего стало, когда ты начал меня обижать. Твои слова и поступки заставили меня возненавидеть школу. Из-за них даже мой собственный дом стал чужим.
Ее глаза вновь наполнились слезами, и мне хотелось крушить все вокруг.
Она страдала. Я был, черт возьми, несчастен. И ради чего?
– Мне по-прежнему больно, но я знаю, в этом нет моей вины, – продолжала Тэйт, и ее губы сжались в тонкую полоску. – Я могла бы описать тебя множеством слов, однако лишь одно включает в себя грусть, злость, ничтожность, жалость – это слово «трус». Через год меня тут не будет, а ты останешься неудачником, чей высший предел существования ограничится школой.
Ее взгляд снова сосредоточился на мне, а голос набрал силу.
– Ты был моей бурей, моим грозовым облаком, моим деревом под проливным дождем. Я любила все эти вещи, и я любила тебя. Но сейчас… ты чертова засуха. Я думала, все сволочи водят немецкие машины, но оказалось, что мерзавцы в «Мустангах» тоже могут оставлять шрамы.