А хрен его знает…
Хорошо, что погасили мигалки. Их было до черта, и они раздражали. Вспышки мигалок, проявляющиеся в оптических прицелах — заставляли нервничать и отвлекаться…
Их цели — находились в большом автобусе, марки Голиаф, неприхотливом и выдерживающем самые скверные дороги. Автобус — стоял на улице рядом со знаменитой мечетью Шах ду Шамшира. мечетью двух мечей, на южном берегу реки Кабул. Они же — находились на крыше девятиэтажного особняка Иттихад-банка на левом берегу, откуда (из банка) эвакуировали всех служащих из-за угрозы взрыва. И немудрено — банк был облицован стеклопанелями с золотистым зеркальным эффектом, если сильно рванет — кусок такой стеклопанели может отрубить голову не хуже меча палача. А рвануть может сильно. Автобус был битопливным, газ — бензин, и на его крыше — были газовые баллоны, чтобы можно было подешевле заправляться на кабульских газовых заправках. Если этот баллон пробить к примеру пулей, а потом произойдет взрыв (вполне реальный сценарий при провале штурма) — образуется топливно-воздушная смесь, и рванет она — как термобарическая бомба, на этом же принципе и основанная. Но если эти баллоны просто рванут или сдетонируют — тоже мало не покажется…
По меркам армейских снайперов — цели были простые. Всего сто восемьдесят метров, с небольшим снижением, под углом примерно двадцать градусов. Большая проблема была со стеклом. Каленое стекло, даже не автомобильное — а автобусное, повышенной прочности. Оно может критически исказить траекторию пули даже со стальным сердечником, пуля может поразить заложника. Еще хуже, если пуля попадает в стекло под углом. Впрочем, у них и двоих были наилучшие позиции — цель была под почти прямым углом…
Для стрельбы по цели — они располагали двумя снайперскими винтовками. Это были полуавтоматические винтовки Драгунова, переделанные в Княжестве Финляндском для участия в спортивных состязаниях: в частности у них был ствол в полтора раза тяжелее оригинала и спортивный массивный приклад, похожий на приклады винтовок серии БК[31]. Винтовки были заряжены не армейскими стандартными боеприпасами — а патронами финской же фирмы Лев[32], сделанные из однородного прочного сплава на основе меди методом точения на токарном станке, очень дорогие. Как показали тесты на полигоне — именно эти боеприпасы обеспечивают наилучшие шансы при стрельбе через закаленное стекло, и не теряют точность, поэтому каждый снайпер на задании имел теперь десять таких патронов. Для этой ситуации — должно было хватить с лихвой.
Автобус стоял на набережной. Белого цвета, запыленный, на борту — силуэт воющего волка. Передняя дверь открыта настежь из-за жары. Оно и понятно — днем в Кабуле находиться долгое время в автобусе без кондиционера невозможно. Набережная перекрыта с двух сторон полицейскими машинами, отчего на набережной пробки. Некоторые окна в автобусе тоже открыты, лениво трепыхаются выпущенные в окно белые занавески. И все очень и очень плохо. До боли плохо. До волчьего воя плохо. До комариного звона в ушах, от которого никак не избавиться — плохо. Все очень плохо, как и почти всегда…
— Всем цветным, это Калина, доложить по ситуации… — пробурчала рация
Цветные — это они. Для удобства управления такой сложной формой антитеррористической операции как освобождение заложников — все пространство вокруг автобуса разделено на четыре зоны, и каждая имеет свой цвет. Их цвет — красный.
— Красный — один… — Зураб отвлекся от винтовки, он только страхует — у нас зеро. Движения нет.
На цевье каждой винтовки — установлен специальный приборчик, очень простой. Положишь на него палец — и в штабе на специальном мониторе, на который не отрываясь, час за часом смотрит офицер — координатор — загорается лампочка. Лампочку полагается зажечь, когда у тебя в прицеле террорист и ты считаешь, что можешь его поразить. Так — в штабе знают, сколько снайперов готовы стрелять, сколько целей в прицеле каждую секунду. Если зеленых лампочек будет пять, на крайний случай даже четыре — прозвучит команда «залп», после чего начнется штурм[33]. Но эти твари — опытные, где-то готовились. Они видели всего двоих, да и то не одновременно. Часть заложников — постоянно стоит, занавески — мало того что опущены, еще и шевелятся под ветром. Один или два террориста — наверное, сидят в проходе между сидениями, снайперам их не достать. Остается только ждать.
Все очень плохо…
— Господин полковник…
Полковник жандармерии Стасюк, бывший товарищ полицеймейстера Киева — оторвался от экрана своего ноутбука, на котором он набирал срочное сообщение для Санкт-Петербурга. Этим делом должны были занимать афганцы — но опыта у них ни хрена не было, и он, как старший советник в Царандое — принял на себя командование. Царандоевцы обосновались чуть дальше, в дукане — и место для штаба выбрали совсем не случайно.
Пока не пнешь — не почешутся
— Результаты термографического сканирования, господин полковник — доложил помощник, тоже русский.
Беспилотник ВВС, обычно использующийся для рейдов в приграничной зоне, выявления обитаемых пещер и других непонятно откуда взявшихся странных источников тепла в ущелье — несколько минут назад прошел над центром Кабула, врубив всю свою аппаратуру. Распечатку передали по электронной почте.
— Докладывайте…
— Есть. С вероятностью в пятьдесят девять процентов установлено четыре источника тепла. Один в задней части автобуса, по центру, трое впереди, у двери.
— Пятьдесят девять процентов — переспросил полковник — они что, ох…и?
Кризис с захватом заложников начался два с небольшим часа назад — а он уже вымотал все нервы. Одни переговоры с начальником дорожной полиции Кабула, заплывшим жиром Зияутдином — отняли здоровенный кусок терпения. А его и так мало.
— Крыша автобуса успела раскалиться на солнце — извиняющимся тоном сказал полковник — они обработали информацию как смогли.
Да. Как смогли. Все мы делаем, что можем. Нас несет течением в море дерьма — а мы выгребаем…
Это кстати тоже вилами на воде писано. Четверо — эта цифра получилась просто: подсчитали, как смогли все отдельные источники тепла, которые определил в автобусе термосканер — и вычли из этого количества количество паломников по билетам, которое там должно было быть, которое сообщила фирма, занимавшаяся организацией хаджа и религиозных путешествий для мусульман по другим известным местам ислама. Афганистан — известное прибежище мистиков и суфиев, на Кавказе суфизм широко распространен. Вот, поехали. А теперь считай по головам…
— Сообщи информацию всем подразделениям. Террористов — четверо. Проведите перекличку снайперов.
— Есть.
— Еще что-то?
— Звонили из Арка. Присутствие господина генерал-губернатора расценено как нежелательное…
Понятное дело. Странный этот захват какой-то. Отмороженный. Это же придумать надо — у одной из самых известных мечетей страны, после намаза, четверо террористов вдруг выхватили оружие и заскочили в автобус с иностранными номерами. Полковник хоть и не был мусульманином, но понимал: все это вызовет крайнее возмущение среди мусульман, многие отвернутся от террористов, сочтут, что они вышли из ислама. Мусульмане напали на мусульман же, более того — на гостей, в мечети! Немыслимое дело!
И странное. Почему бы им не захватить обычный пассажирский автобус? Почему потребовали для переговоров лично генерал-губернатора?
Так что господин генерал-губернатор не зря опасается сюда ехать — всякое может быть. Это понятно. И все-таки… осадок от такой вот откровенной трусости остается. До нынешнего… был Наместник Его Величества, адмирал Воронцов. Он лично участвовал в переговорах в приграничной зоне с самыми отмороженными племенами. Наверное, и сюда бы приехал…
Плохо все.
— Идите. Доложите по перекличке через десять минут.
— Есть…
Полковник отхлебнул горячего чая — в жару он намного лучше, чем холодный, нажал на кнопку, отправляя письмо, и тяжело задумался.
Ситуация — хуже некуда. Очевидцы — рассказывали, что у террористов осколочные гранаты и какая-то большая сумка. Автобус стоит на набережной, не подступишься. С одной стороны — здание, причем длинный, глухой фасад, с другой — набережная. Обычная тактика штурма — грузовые машины, кузов которых на одном уровне с окнами, трапы — не пойдет. И с той и с другой стороны — улица запечатана блок-постами, а затем и пробками. Он думал о том, чтобы попытаться подобраться по руслу реки, воспользовавшись тем, что набережная мощеная и можно незаметно подобраться прямо к автобусу — но затея авантюрная. Сначала потребуются лестницы, чтобы выбраться на набережную, а потом — чтобы штурмовать сам автобус. Десять раз успеют взорвать. Может быть, что-то получится ночью — но чутье подсказывало полковнику — ночи они ждать не будут.
Ситуация — хуже некуда. Очевидцы — рассказывали, что у террористов осколочные гранаты и какая-то большая сумка. Автобус стоит на набережной, не подступишься. С одной стороны — здание, причем длинный, глухой фасад, с другой — набережная. Обычная тактика штурма — грузовые машины, кузов которых на одном уровне с окнами, трапы — не пойдет. И с той и с другой стороны — улица запечатана блок-постами, а затем и пробками. Он думал о том, чтобы попытаться подобраться по руслу реки, воспользовавшись тем, что набережная мощеная и можно незаметно подобраться прямо к автобусу — но затея авантюрная. Сначала потребуются лестницы, чтобы выбраться на набережную, а потом — чтобы штурмовать сам автобус. Десять раз успеют взорвать. Может быть, что-то получится ночью — но чутье подсказывало полковнику — ночи они ждать не будут.
Террориста — видели только одного. Отморозок конченный. Лет двадцать с небольшим. К каждой фразу в конце прибавляет Иншалла — если так будет угодно Аллаху. Продемонстрировал автомат системы Скорпион, сказал, что у них в автобусе несколько килограммов взрывчатки, и что все они — смертники. Никаких требований не выдвинул, потребовал прибытия генерал-губернатора, сказал, что больше ни с кем не станет разговаривать. Еду и воду взять отказался. Сказал: отключите сотовую связь — взрыв.
Значит — в толпе наверняка сообщники.
У автобуса, в котором располагался штаб — послышалась какая-то возня. Потом — полковник услышал четкий звук удара
Это еще что…
Выглянув в окно — он увидел несколько человек, с оружием. Главный среди них был невысокий бородач в черной, несмотря на жару форме. На погоне — помимо положенных знаков различия — серебрянные череп и кости. Спецбатальон.
— Кто вы такие? Что происходит?
— Я генерал Мадаев — ответил человек — а это мои люди. И там тоже — он показал в сторону захваченного автобуса — тоже мои люди…
Генерал русской армии Алишер Салимович Мадаев прибыл в Кабул сегодня утром вместе с небольшим отрядом лично преданных ему мюридов. Он прибыл сюда по вызову из Арка, вызов направил новый генерал — губернатор, и оба они знали, в чем причина такого вызова. Все, точка. Сегодня его вежливо попросят уйти в отставку, а его отряды, дающие два ли не треть всех боевых результатов, при том что на часть боевых результатов претендуют и парашютисты, и морпехи и спецназ — так вот, его отряды расформируют и отправят домой. И может быть, так же будет и лучше.
Все на самом деле просто. Армия должна побеждать — иначе она начинает проигрывать. И хуже того — разлагаться. Если не забиваешь ты — забивают тебе. Как то забыли про это — генералы великой армии, за сто лет не потерпевшей ни одного поражения.
Сложилась система. Жизненный уклад, связанный с присутствием русской армии на земле афганских племен. Такой уклад, что от этого хочется выть волком, задрав голову к нему. Но он есть — и просто меняя кадры его не сломаешь.
Все очень просто. В каждой провинции есть русская гражданская власть и русская военная власть. Гражданская — это губернатор провинции и управляющий местным корпусом гражданской реконструкции. Военная — это начальник сектора, обычно это полковник. Отсюда — из двойственности власти проистекает все остальное.
Афганцы — не дураки, дурак тот, кто считает их дураками. Они темные, необразованные, жестокие — но они не дураки. На самом деле они умны, умны умом зверя, который привык выживать в опасной среде и знает все, что для этого нужно. Когда в провинцию прибывает новый начальник гарнизона — первым делом к нему идет делегация старейшин с первыми подарками. Пока еще символическими — барашка, саблю. Не принять — значит, оскорбить местных — принимает. А старейшины — люди, давно жившие на свете, повидавшие всякое. И на этих смотринах — они тоже решают, как с этим человеком работать. Подкупить? Договориться? Или его нужно дискредитировать.
Подкупают по-разному. Дальше — начинают вертеться темные личности, переводчики, мелкие начальники из местных. Предлагают деньги, спиртное, походно-полевую жену. Афганцы прекрасно умеют льстить, это у них в крови. Здесь продается немало золота, могут подкупить золотом, доходы от контрабандной торговли тоже немалые. Если не проходит — начинают договариваться. Договорные кишлаки, договорные уезды — это уезды и кишлаки, в которых по договоренности с местными нельзя проводить никаких боевых операций, русские солдаты не должны появляться на этой земле. Конечно, ведется наблюдение с беспилотников. Но чем оно опасно боевикам? Только если у них есть оружие. Спрятали в какой-нибудь пещере и идут себе спокойно — нанести удар по ним нельзя, они считаются мирными. Пришли в кишлак, передохнули, отъелись, с женщинами это самое, а кто и с мальчиками. Награбленное на рынке продали, деньги спрятали или перевели куда. Потом — снова на джихад. Такие вот оазисы — нужны самим ашрарам, потому на такой земле они ничего делать не будут. Это их тыловые базы.
Если какой-нибудь полковник окажется честным и непреклонным, и начнет разгребать такой вот змеиный клубок, выяснять, кто на что живет, у кого в какой банде сын, муж и тому подобное, начинает проводить активные операции — тогда начинается этап дискредитации. Моджахеды начинают налеты и террор. Обстановка в провинции ухудшается. Старейшины начинают ходить к губернатору с жалобами. Если идет война — всякое бывает, и на все можно пожаловаться. Тут кого-то зарезали, там при зачистке кого-то ограбили — и тому подобное. А в Кабуле видят — растет количество террористических проявлений, убийств, нападений, провинция берется под особый контроль. Начинают приезжать проверяющие, которым надо что-то найти — иначе в Кабуле спросят, а ты за каким … туда ездил?
И вот — перед выбором становится уже губернатор. Если он в Кабуле на плохом счету, если его провинция постоянно в сводках — его могут убрать, Развалил работу, не наладил рабочего контакта с местным населением. Или по-другому можно все устроить. Берет губернатор лист бумаги и пишет: Полковник такой — то в работе не учитывает местную специфику, не согласовывает свои действия с гражданской администрацией, слабо владеет оперативной обстановкой, уделяет недостаточно внимания работе с отрядами самозащиты, не пользуется авторитетом среди местного населения, вступил в конфликт с духовенством. Имеют место факты противоправных действий со стороны подчиненных полковника такого то — дальше губернатор пишет все, что имело место быть за последнее время, подкрепляя это жалобами с мест. Жалобы составлены очень грамотно, всегда жалуются на одного, и в то же время хоть намеками — но хвалят другого. В результате чего … — и идет перечисление сводок последнего времени: убили, взорвали, похитили. Дальше пишется: посему нижайше прошу удалить полковника такого-то, так как его действия подрывают процесс мирного урегулирования, создают негативные тенденции в работе с местным населением, подрывают авторитет русской власти в глазах афганского народа. Такое письмо — чаще всего пишется и в Кабул и в Санкт-Петербург — копию. И отныне — губернатор прикрыт, если что он покажет письмо и скажет — я же писал, сигнализировал, А в Кабуле — тоже встает жесткий выбор, либо снимать непопулярного среди местных полковника и ставить другого, либо отвечать перед Санкт-Петербургом, почему нет прогресса в мирном урегулировании, почему в такой то провинции обострилась оперативная обстановка, почему ничего не делается для исправления ситуации. Тут и до оргвыводов недалеко — не справился с работой.
А преемник оставленного (и с не лучшей записью в личном деле) офицера — мотает все на ус и делает выводы — как надо строить работу.
Нет, все-таки прав был Александр Владимирович, ох как прав. Во главе провинций должны стоять афганцы, причем афганцы — избранные местными старейшинами и религиозными лидерами. Русские тоже должны быть — но как специалисты. Если что-то не делается — виноваты не русские, а такие же, как и вы, афганцы, которых вы же и избрали. Если изберут тайного сторонника ашраров — пускай, это для нас он тайный. Население все про него знает, и если он запорет работу, сделает свои выводы — людям то тоже нормально жить хочется. Большую часть войск из провинций надо вывести, прекратить всю эту, несколько лет уже не прекращающуюся вялотекущую шизу. Жаловаться теперь — будет не на кого. Под полным русским контролем надо оставить только крупные базы и города, они же — станут и центрами развития и центрами притяжения тех, кто устал от религиозного мракобесия. Больше доверять частникам, в частности водителям и набранной охране частных предприятий и приисков, оставшихся от англичан и теперь ставших русскими. От антиповстанческой войны — перейти к активной агентурно-боевой работе без задействования крупных подразделений и боевой техники, а так же, к нетрадиционным методам ведения войны. За это и отвечает он, генерал русской армии Мадаев. Его горцы, легкие на подъем, способные делать многодневные переходы в горах, умеющие охотиться и вести наблюдение, отменно стреляющие — стали для боевиков настоящим карающим мечом. Там, где они только появлялись — прекращалась всякая активность, люди бежали с гор в населенные пункты, только бы их не приняли за боевиков и бандпособников. Они были способны, действуя мелкими группами, выявляя и перехватывая каналы снабжения банд в горах — за несколько дней потрепать и выдавить из любого горного района любую по численности группировку.