Память... Какой же это все-таки тонкий и высокоточный инструмент – память человеческая!.. И насколько она избирательна!
...Андрей помнил все, кроме того, что касалось его последнего задания... И всего, что с ним было связано...
... – Да, командир... – Тень задумчиво смотрел на Андрея. – Здорово тебя плен шибанул, вкупе с малярией... Здорово... – Он как-то очень озабоченно потер ладонью лоб: – Ты это... Ты отдохни пока... А я попробую перевести все, что ты мне сейчас рассказал...
– Давай, старлей... А я передохну... Устал что-то...
Он отвернулся к окну и стал как-то очень уж отстраненно наблюдать за тем, что за ним происходило. А там... Там буйствовало лето! На ветвях большого и такого родного дерева, потому что это была не какая-нибудь пальма и не какой-то там каучуконос, а самый обыкновенный клен, среди его разлапистых листьев прыгали и щебетали пичуги. Они что-то там выискивали, клевали небольших гусениц, а некоторых просто хватали клювом и куда-то улетали, не иначе как кормить ими своих подрастающих птенцов. Легкий теплый ветерок путался в этих ветках, а потом пытался из них выбраться, шурша зелеными листочками...
Андрей даже начал понемногу проваливаться в сон, умиротворенный всей этой картиной и убаюканный монотонным шепотом Тени.
«...Ну и что теперь, Андрей свет-Ляксеич? Спишут тебя... Как пить дать спишут! На кой хрен ты кому такой теперь нужен? Что, будешь вечно служить с личным переводчиком? Да и не в этом дело... На себя посмотри! Худой, как швабра, стал... На тебя ж смотреть без слез нельзя! Несчастье мамино! Правильно эта деваха плачет! Тебя теперь только обнять и плакать остается! Кощей Бессмертный!.. Крепыш концлагерный, мать твою!.. У тебя, вон, „Андрюха-младший“ сейчас, наверное, потолще твоей же собственной руки будет!.. Мумия чертова...»
Но вот, наконец-то, наступил момент, когда к Андрею приблизились все трое.
– Я все рассказал, Андрюха...
– И что теперь?
– Теперь все зависит только от тебя... – Тень посмотрел на сурового военного мужчину с добрыми глазами, на девушку. – Ответь сейчас только на один вопрос...
– Только на один? – удивился Андрей.
– Да, командир. Только на один... Но очень важный вопрос...
Владимир на минуту ушел в себя, глядя в окно, а скорее всего, это был взгляд «в никуда».
– Хочешь ли ты знать все, что было, Андрюха? Хочешь ли ты все опять вспомнить?
– Конечно! – ответил Андрей, ни секунды не раздумывая.
– Не торопись, капитан!
– Отставить, капрал-шеф! – Андрей сдвинул на переносице брови. – Как поступить со своей жизнью, я разберусь сам, а скорее всего, мне врачи «помогут» с ней разобраться без моего согласия... Но я хочу все помнить! Потому, что это моя жизнь! Ты понял?!
Тень перевел сказанное Андреем, и мужчина, соглашаясь, кивнул в ответ. Мол, что уж тут поделать – это его право... «На последнюю просьбу»...
– Добро... – Владимир уже не сомневался, а попросту делал порученное ему дело. – Это бригадный генерал Огюст Жерарди, позывной «Спайдер», или «Паук» по-русски... Наш с тобой самый главный командир!..
Щелчок в голове Андрея, как ему самому показалось в тот момент, был таким громким, что его можно было бы, наверное, услышать и в коридоре... Но, странное дело!.. Дальше об этом мужчине Владимиру больше ничего говорить не нужно было! Дальше Андрей помнил о нем сам! Все помнил!..
Он улыбнулся так широко, что это поняли и все остальные... А сам генерал... Паук просто присел на кровать, схватил Андрея своей лопатообразной ладонью за шею сзади, под затылок, и одним рывком посадил его, а потом и прижал к своей широкой груди... Он еще что-то говорил, прижимая голову Андрея к своей колючей щеке, а тот его не понимал. Генерал тискал его в медвежьих объятиях, и Андрей заметил, всего на один миг заметил, что из уголка его глаза выкатилась крохотная слезинка... Да только... Эта маленькая соленая капелька стоила в сотни, в миллионы раз дороже самого уникального бриллианта!..
Генерал потискал Андрея еще какое-то время, потом молча, бережно уложил его на подушку, все так же поддерживая под затылок, встал с кровати и отошел к двери, уступая место...
– Ты как, командир? – спросил Андрея Тень.
– Нормально...
– Тогда?..
– Кто эта девчонка с глазами «на мокром месте»? Я ведь ее тоже должен знать, верно?
– Это личный секретарь-референт Паука, а по совместительству и его племянница, лейтенант Мари Савелофф... У вас с ней...
Второй щелчок в голове Филина был ничуть не тише первого... Если не громче!.. И добавилось еще одно ощущение. Словно его только что шарахнули со всего маху по башке какой-то дубиной типа оглобли... Силы, которые только-только начали возвращаться, опять куда-то пропали и... Нет, Андрей сознания больше не терял, но в один миг превратился в безвольную тряпичную куклу...
Девушка обнимала его, целовала в заросшие щетиной щеки и подбородок, что-то шептала на непонятном ему теперь французском языке, а Филин... Филин мог только радоваться, тихо и безвольно... Ему было приятно и в то же время... Ему хотелось, чтобы именно сейчас, именно в этот момент, его все, абсолютно все, оставили в покое!.. Ну, да!!! Ну, гордый он был! И что? Разве это так уж плохо?! Ну, не хотел он показывать своей слабости ни генералу, ни уж тем более этой девушке, «мечте поэта», с которой, судя по всему, у него был когда-то бурный роман! Не хотел – и все тут! И пусть его осудят за это другие, не понимающие его чувств!..
Но они все его поняли... Как ни странно...
Откуда-то возник давешний «Колобок» в белом халате, посуетился, побегал вокруг, кольнул какое-то лекарство в тощий бицепс... А потом они бесконечно долго, как тогда показалось Андрею, о чем-то договаривались и пререкались... Так «долго», что он даже успел закемарить под их громкий шепот... А потом перед его глазами опять возник Владимир Кузнецов:
– Хреново тебе, Андрюха?
– Бывало хуже... Шли бы вы все отсюда на хрен, а?
– Щас! Только послушай, что решили... – Тень заторопился. – Меня сегодня переведут в твою палату – места хватит, ты же в генеральской лежишь!..
– На кой?
– Я твой переводчик и буду здесь столько, сколько потребуется, – это приказ лично Паука... Лейтенант Савелофф тоже будет находиться здесь все время...
– Ей-то здесь быть какого дюделя?
– Она, командир, и так здесь безвылазно уже больше недели... Теперь официально, по приказу... Повезло тебе с бабой!..
– Ага... Повезло... – Андрей взглянул на Владимира с хитринкой. – Слышь-ка, старлей... А если захочется проверить... Ну... Как органы функционируют... Природа же не дремлет, мать ее!..
– Ну и проверяй себе!.. – улыбнулся Володя. – Чего я, совсем, что ли, мудозвон?! Вы в таком деле и без переводчика разберетесь, что к чему... А я погуляю пару-тройку часов... С мужиками пообщаюсь... Не свечку же вам держать в конце концов!
– Тогда ладно... Оставайся...
– А твоего разрешения, братишка, никто и не спрашивал! – улыбнулся Тень. – Все, как в армии бывает! Не забыл?.. За тебя уже подумали! Твое дело – только исполнять и, если можешь, улучшать поставленную задачу...
– Ладно... Еще что-то? Говори, и я буду спать – устал что-то...
– Док дал добро... Будешь знакомиться со своим взводом по-новому... С каждым в отдельности...
– А вот это правильно... – проговорил Андрей и провалился в забытье...
8 марта 2008 г. Москва. «Юбилей»
...Андрей проснулся сегодня очень рано. Нет, для любого военного, конечно, 6.00 – это самая что ни на есть норма жизни! А для легионера и того раньше – подъем в 5.00!.. Только... Вот какая незадача... Он уже давно не был военным... Давно!.. Теперь Андрей, наш Филин или Кондор, Чиф или Комар[39] – это уж кому как удобно, был обычным, не выделяющимся из московской толпы человеком. Хотя нет!.. Наверное, все же выделяющимся... Своим взглядом! Недаром же известные на всю Россию своей прилипчивостью московские патрульные милиционеры, которые словно рентгеном сканировали своими пытливыми взглядами пробегающую мимо толпу и очень умело выуживали из нее приезжих, отводили от его взгляда свои глаза... Они их прятали или попросту делали вид, что заметили что-то суперинтересное где-то там, за его спиной...
Но... Как бы там ни было, а он теперь был обычным «пиджаком» и вставал по утрам уже в 7.30, а иногда позволял себе поспать и до 8.00... Но сегодня... Сегодня ему не спалось... И дело было не в самом, наверное, красивом весеннем празднике! Празднике, на который абсолютно все женщины всегда преображаются, расцветают и становятся королевами, даже если до этого они ими не были! Хотя... Для каждого любящего мужчины его женщина – его Королева!.. И он, конечно же, уже с самого утра, еще такую трогательно-сонную, поздравил с Восьмым марта свою женушку Иришку и позвонил матери, в Одессу... Но... Дело было не в этом!..
Сегодня у Андрея был юбилей... Странный и понятный только ему юбилей... Сегодня у него был «День Памяти»...
Он с самого утра засел за свой компьютер и...
Он с самого утра засел за свой компьютер и...
«...Ну что, Андрюха? Десять лет сегодня? Десять лет!..»
Странная это была дата и странный день... Так уж сплеталось у него всю жизнь, что все или почти все события, которые случались с ним, приходились на какие-то праздники... Чтобы не забывалось, что ли?..
«...Я тогда, в 98-м, совсем плохой был... Голодный, отощавший, злой на весь свет и одинокий... Еж тогда, в том баре, появился не случайно... Нет, не случайно! Знак это был какой-то, наверное...»
Он сидел у своего компьютера в Москве, а его память, словно фантастическая «машина времени», попросту взяла да и перенесла Андрея на десять лет назад, в Израиль, в город Нетанию...
...День тот был выходной и по-израильски теплый – весна в Израиле наступала резко и давала о себе знать весенними душными хамсинами – ветры такие из пустыни Нэгев, при которых температура воздуха могла подняться и до 35, и до 40 градусов...
Андрей сидел за столиком открытого кафе и медленно, со смаком потягивал из большой кружки пиво «Туборг», когда прямо перед ним остановился молодой мужчина в военной форме Французского иностранного легиона. Собственно, он догадался об этом по красно-бело-синему триколору французского флага, нашитому на камуфлированной рубашке.
– Андрюха? Ты?
Что-то очень знакомое было в лице этого широко улыбавшегося парня, но память Филина отказывалась помогать своему хозяину. Андрей жестко потер ладонью лоб и... Словно включил в своей голове какой-то рубильник:
– Серега! Ежик!
– Бродяга! Узнал!
Они обнялись и уселись за столик.
С Сергеем Палием они учились в училище в одной батарее, но в разных взводах. А кличка Еж за ним закрепилась за ершистый характер.
– Ну, рассказывай! – принялся расспрашивать Андрей. – Что ты? Где? Как?
– После училища послужил всего год. В Германии. В 89-м нас вывели. Я написал рапорт и уволился из армии. А в 90-м приехал сюда на ПМЖ...
– Ты ж не еврей!
– Да и ты тоже! «Жена еврейка – это не роскошь, а средство передвижения!..» – Он поднял указательный палец вверх и весело засмеялся. – Тут мы с тобой абсолютно равны... Ну, вот... Пару лет помаслал на «народных стройках страны», развелся и в самом начале 92-го, в январе, сразу после Нового года, плюнул на все да и рванул в Легион. Там наших офицеров с руками и ногами отрывают – до 30 процентов личного состава наши! Ну и вот!.. Отслужил два трехгодичных контракта, деньгу поднакопил немного и уволился... У меня есть небольшой домик около Марселя, а в самом Марселе небольшой бар. И зовут меня теперь не Сергей Палий, а Жак Рано. Такие дела...
– А здесь зачем?
– Хочу родителей к себе забрать.
– А дети?
– А вот детей, Андрюха, у меня нет. Но скоро будут! Я там уже и жениться успел... Ну, а ты как?
Через час Сергей знал всю историю Филина.
– ...Слушай! А ты-то сам не хочешь в Легионе себя попробовать?
– А не поздно по годам-то?
– До тридцати пяти – запросто! А так если официально, если физически тянешь, то до «сороковника» можно! А я бы тебе подмогнул немного: сержант Рано не самый последний человек в среде «Диких Гусей», я тебя уверяю!..
Раздумывал Филин недолго – минуты хватило для принятия решения:
– А знаешь что, Ежик! А давай! Терять мне здесь на самом деле нечего!..
...8 марта 1998 года Филин занял кресло в самолете, совершавшем рейс Тель-Авив – Марсель. За спиной оставались три года мытарств и разочарований на земле обетованной... А впереди... Впереди его тогда ждала работа, по крайней мере, в которой он был профессионалом, которую знал и умел делать! Филин был и оставался настоящим ремесленником войны... А тогда, в 98-м, через три месяца после своего развода, он, тридцатилетний пенсионер Советской армии, был по-настоящему зол, бескомпромиссен, полон сил и энергии, и... Ему действительно нечего было терять...
...«М-да, Андрюха... Эх! Та наша встреча... Вот так Ежик и повернул твою жизнь... А теперь... Теперь уже десять лет прошло! Е-мое!!! Десять! Четверть жизни!.. И что? Чего ты достиг, чего добился, „трижды капитан“?..»
Странное было у Андрея сейчас состояние, непонятное даже ему самому. Он все пытался понять... Только вот что? Что он хотел понять в этот день? Это ему и самому было неведомо... Он просто уподобился археологу и копал мысленно лопатой «на удачу», пытаясь извлечь из-под тлена времени что-то, чего не знал или забыл...
«...Ма как-то спросила меня... Когда же это было-то? В 2004-м, кажется... Ну, да! В 2004-м! Я ей тогда еще позвонил из Израиловки, с днем рождения поздравлял... Она спросила: „Ну! Чего же ты добился, сына? За девять лет жизни в Израиле? Есть успехи?“... Мама-мама... Наивная ты моя душа!.. В Израиле... Если бы ты знала тогда, в свои шестьдесят шесть, где и по каким „огородам“ мира носила судьба твоего сына!.. Какой там Израиль, к черту!.. Нет! Правильно я делал... Не знала она с батей ничего, да и не нужно было им этого знать, моим старичкам!..»
Мысли Андрея скакали с одного на другое:
«...Старички мои! – Какая-то теплая волна разлилась в его душе в этот момент. – Дождались вы, наконец-то, что ваш единственный сын больше не служит... Дождались... Хотя я и сейчас не рядом с вами, но, по крайней мере, Россия не Израиль – она поближе будет – сутки на поезде всего-то от Москвы до Одессы... „Золотую свадьбу“ сыграли в этом году! Пятьдесят лет вместе!.. Сейчас такого уже почти и не бывает... А мама... 10 апреля ей исполнится 70... Семьдесят лет!.. Они, старички мои родные, пережили все, что только можно было пережить их поколению! Войну... Ту, Великую Отечественную! А батя, который родился в марте 1931-го, так не просто пережил, а еще и партизанил!.. „Папа Леша“, как уважительно называет его до сих пор Медведь... Его награда „За партизанские действия“ нашла своего хозяина ровно через 47 лет, 9 Мая 1992-го... Теперь он имеет статус „ветерана войны“ и нищенскую по этому статусу „повышенную“ пенсию, потому что успел в своей жизни еще и 45 лет отработать дальнобойщиком... Насмехаются попросту эти современные украинские властишки над такими людьми... Ну, да что уж тут поделаешь... Потом, в 47-м, они, мои старички, пережили голодовку... И выжили!!! Правда... Столько раз я слышал эти их рассказы, столько раз волосы дыбом поднимались! Батя-то хоть постарше уже был! А маме всего-то 9 лет тогда было! Девять!.. „Мама Аня“... Игорек Барзов, Медвежонок мой, только так к ней и обращается – „мама Аня“... А потом они меня из той моей, Советской армии ждали... Потом 10 лет из Израиля... Так и состарились в этих ожиданиях... Родные вы мои, „молодые“ старики, Папа Леша и Мама Аня! Как же я обязан-то вам!..»
Андрей побродил несколько минут по тихой пока еще в этот ранний час кухне, думая о своих родителях:
«...Никогда вы обо мне не узнаете всей правды, родные мои! Никогда!.. Мама только всплескивает руками да спрашивает, мол, а это откуда, тыча пальцем в очередной шрам, когда я приезжаю к родителям теперь летом... А мне что? Говорю, что, мол, болел немного, операцию делали... „Ложь во благо“... Она ведь и так, когда узнает об очередной пережитой мной „болезни“, уходит в себя и плачет по ночам!.. А что было бы, если бы она узнала правду?.. Старички вы мои... Никогда не забуду, как вы меня провожали в эти „десять лет разлуки“, в эту мою добровольную тюрьму, тогда, в 95-м, когда „Дмитрий Шостакович“ уже стоял „под парами“, готовый увезти очередную „порцию“ эмигрантов в Израиль!..»
И опять Андрей вспомнил все... Все, буквально до последних слов...
...Было 22 апреля 1995 года.
... – Андрюша... А может, передумаешь? Ведь не поздно же еще – «Шостакович» отходит только через три часа...
– Поздно, Ма... Уже давно поздно...
– Отпустил бы ты их в этот Израиль... – Пожилая женщина кивнула в сторону своей невестки Ани и внучки Машеньки, четырехлетнего карапуза. – Аня... Ну, что Аня... Найдет себе кого-нибудь, ведь молодая же еще. Сколько ей там, всего-то двадцать пять! Она ж «к себе на родину» едет!.. А Машенька... Так сейчас уже не Те времена!.. И они смогли бы к нам приезжать, да и мы... И ты... Смог бы к ней ездить, отсюда... Денег хватило бы – ты ж сидеть не будешь на месте! Или зря, что ли, этот свой «Белый парус» так тяжело на ноги ставил?! В последний год вон как хорошо жили! И им бы помогал отсюда...
– Нет, Ма, больше «Белого паруса»...
– Как нет? А Игорь твой, где же тогда «генеральным директором» остается? Я же сама этот приказ на машинке печатала, да и другие документы видела!