Гущин попросил его вызвать для консультации врача-дантиста из стоматологической клиники.
– Хочу полный отчет насчет состояния ее зубов, – сказал он. – Есть ли какие-то признаки воспаления или флюса – не знаю, можно ли это установить у утопленницы. Но пусть дантист хорошенько все проверит. Консультацию мы ему оплатим, пусть направит счет на управление розыска.
Катя вспомнила, что сказал ей Мещерский о няне Светлане. Она кратко сообщила Гущину – мол, няня упоминала во время ссоры о «пытках».
Гущин снова набрал номер патологоанатома.
– Да, и еще – проверьте, нет ли на теле следов истязаний, – попросил он. – Какого-нибудь садомазо или еще чего-то в этом роде.
– А как теперь быть с прессой? – спросила Катя. – Вы хотели, чтобы я описала жизнь в деревне Топь со всеми подробностями. И об этом тоже писать?
– Да, – кивнул Гущин. – Когда найдем подонка. А пока все концы обруби.
– Ладно, – сказала Катя. – Ясно.
– Найди мне все на них в Интернете, на этих знаменитостей, – тихо попросил он. – Сделай распечатки – все сплетни, слухи, скандалы за последний год. Что они нам будут о себе врать – это одно, я хочу иметь все мнения. Это тоже объективные данные.
Катя ушла в палатку на лужайку и открыла ноутбук. Она трудилась как робот, фильтрующий контент, собирая информацию на Ивана Фонарева, Гарика Санина по прозвищу Тролль, Евдокию Жавелеву, Юлию Смолу, Арсения Клинопопова и Феликса Санина. Интернет ломился от старых сплетен.
Порой Катя «зависала» – смотрела из-под поднятого брезентового полога палатки на окна дома-дворца. Думала мучительно: как там Сережка? Где он, что он? Сидит ли сейчас в библиотеке над своими картами? Или бродит как тень по залам?
Гущин запретил какие-либо контакты с подозреваемыми до тех пор, пока не появятся результаты осмотра детской, результаты дактилоскопии и сравнительного анализа ДНК.
Время текло убийственно медленно. Эксперты зашивались.
День сменился сумерками, когда они явились в палатку к Гущину с первым отчетом. Катя суммировала свои наработки и тоже вся обратилась в слух – итак, о чем же говорят объективные данные?
– Сначала то, что дал сравнительный дактилоскопический анализ, – рапортовал старший группы экспертов. – В детской обнаружены отпечатки пальцев потерпевшей Светланы Давыдовой. Они найдены в большом количестве на разных предметах.
– Няня постоянно находилась в детской до своего ухода из дома, – кивнул Гущин.
– Отпечатки пальцев Капитолины Касаткиной найдены на дверных косяках снаружи и внутри, а также на предметах детской мебели – столике и стульях. Отпечатки пальцев горничной Веры Бобылевой найдены на дверной ручке детской, а также на подушке, на наволочке – свежий жировой отпечаток большого пальца и части ладони.
– На подушке? Где именно?
– Сбоку, с правого края.
– А в центре?
– Там ничего, – ответил эксперт. – Там вообще ничего – ни с точки зрения дактилоскопии, ни органики. За исключением следов горничной Бобылевой – девственная чистота. Это что касается внешней стороны, а на внутренней стороне, там, где нет рисунка, – следы слюны, идентичные тем, что мы обнаружили на подушке, на которой лежал ребенок. У нас пока нет образцов ДНК мальчика, мы их в самом ближайшем времени получим и сравним. Но я и так уверен – это его слюна. Душили этой самой декоративной подушкой.
– И не оставили следов? – удивился Гущин.
– Горничная Бобылева оставила свои отпечатки, только она.
– Она сказала, что когда вошла, увидела подушку на ребенке, схватила ее и сбросила на пол. Естественная реакция вроде бы. – Гущин записал себе в блокнот данные. – При таких повреждениях, какие причинены ребенку при асфиксии, на подушке на внешней стороне должны быть следы убийцы.
– А их нет. Если это, конечно, не горничная.
– Как можно задушить без следов на предмете, которым душили, в отношении которого прилагали силу?
– Могли использовать какой-то другой предмет для подстраховки – покрыть подушку с внешней стороны платком, шалью, другой наволочкой.
– Что-то найдено?
– Нет.
– Ну так ищите! – Гущин хмурился. – Мусор весь до соринки просмотрите.
– Насчет мусора мы уже начали. Там кое-что необычное. Но сначала я закончу со следами, – эксперт вернулся к своим данным на айпаде. – Следы пальцев рук Игоря Санина обнаружены на дверном косяке и на подоконнике.
Гарика, брата Феликса, он дядя мальчонки.
Множественные отпечатки неустановленного лица, также органические фрагменты в виде волос. Я предположил, что все это принадлежит отцу мальчика. У него мы образцы для анализа не брали. Но я осмотрел его ванную – взял образцы волос с расчески и снял отпечатки с флаконов с парфюмерией и гелями – они совпали. Позже, когда Феликс Санин будет здесь, мы все это перепроверим. По органике все найденные нами образцы принадлежат потерпевшей Светлане Давыдовой – волосы, фрагменты пота. Никаких иных данных нет.
– Выходит, в детской побывали няня, горничная, домоправительница, отец мальчика и его дядя – домашние и прислуга. Никого посторонних?
– Убийца чем-то воспользовался, чтобы не оставлять следов на орудии убийства – подушке. Это самое главное. А те следы, что мы нашли, вполне обычны для домашнего обихода.
– А что необычного с мусором?
– Внизу при кухне у них большой контейнер в специальном помещении для отходов и домашнего мусора. Начали сортировать и просматривать. Почти сразу был обнаружен мокрый пакет – он лежал сверху, буквально набитый окровавленными женскими прокладками.
Гущин поморщился.
– Это не менструальная кровь, – продолжил эксперт, – я взял образец для анализа. Прокладки использовали в качестве бинтов для остановки сильного кровотечения из раны. Пакет и прокладки мокрые – их мочили, выжимали, использовали как тампоны или бинты. Из-за воды отпечатки пальцев не выявлены, для сравнительного анализа ДНК тоже все непригодно, потому что вода загрязнила весь исходный материал. Но сам факт меня насторожил.
– Никто же не ранен, – сказал Гущин. – Няня была задушена, я запросил у судмедэксперта сведения – есть ли у нее повреждения, однако пока нет ответа. У мальчика повреждений с внешним кровотечением тоже нет. Остальные, кто тут в доме, все вроде живы-здоровы. Ладно, будем проверять, что это за кровь и чья она.
Тут Катя снова вспомнила слова Мещерского про «пытки», о которых кричала няня Светлана.
– Нам потребуется образец ДНК мальчика, – сказал эксперт. – Я позвоню в НИИ хирургии, попрошу образец крови – они делают забор на анализы. Это пока все, мы продолжаем работать.
Когда эксперты ушли из палатки, Гущин схватился за телефон и позвонил оперативникам, дежурящим в НИИ. Торопился узнать, как маленький Аякс.
– Врачи по-прежнему не дают никаких прогнозов, Федор Матвеевич, – был ответ. – Операция закончилась, везут в реанимацию. Я сунулся с вопросами к хирургам – они только руками машут. Плохи дела, кажется.
– А что отец? Как он?
– Плачет.
Гущин дал отбой. Катя вспомнила Феликса Санина на телеэкране – всегда самоуверенного, дерзкого, веселого, порой злого, не лезущего за словом в карман. Настоящий шоумен-звезда. Представила его себе плачущим в больничном коридоре на глазах оперативников…
Жизнь… что ты делаешь с нами…
– Плохи дела, – тихо повторил Гущин.
– Никого из гостей в детской не было, Федор Матвеевич. И Сережка… он тоже туда к Аяксу не заходил.
– Отпечатки и образцы ничего не значат.
– Вы же говорили – это объективные данные.
– На эти данные можно порой смело положить. Если преступник умный и хитрый.
– Вы и не рассчитывали, что убийца оставит на подушке свои отпечатки или следы, – сказала Катя. – Вы просто отрабатываете все по заданной схеме.
– Да, у нас нет выбора. Когда его нет, используют схему, которая приносила результаты по другим делам. – Гущин сгорбился на своем складном стуле. – Дальше по схеме давай – что у тебя с информацией из Интернета по фигурантам?
– Много всего. Я тут кое-что выбрала из самого свежего. – Катя открыла ноутбук. – Совсем недавно у дяди мальчика Гарика Санина по прозвищу Тролль были конфликты с двумя фигурантами.
– С кем?
– С Клинопоповым и актером Фонаревым. Обоих он жестоко разыграл как пранкер по телефону, выставил на посмешище. Об этом полно статей, сплетен. Пишут, что Фонарева он опозорил публично, пригласив от имени замминистра культуры занять должность худрука в театре на Тверской. Фонарев туда явился, а там – полный сбор труппы и чиновник из министерства уже представляет художественного руководителя. Фонарева подняли на смех, припомнили ему, что он постоянно мелькает во всех сериалах, и роли все серые, бездарные, а лезет возглавлять известный театр. В общем, скандал за кулисами.
– А с Клинопоповым что?
– Тоже розыгрыш пранкерский. Связан со скандалом с рок-группой, которую тот требовал запретить. Гарик Тролль звонил ему под видом солиста, они там ругаются как сапожники. Гарик в сеть ролик выложил, вот слушайте, – Катя нашла и включила, – за неделю более пяти миллионов просмотров. Клинопопов там сначала проповедь читает про мораль, а потом матерщинничает. В Интернете пишут, что этот розыгрыш стоил ему участия в праймериз на выборы. Кто его хотел выдвигать, те забраковали. В общем, здорово подпорченная в ходе скандала политическая карьера.
– А с Клинопоповым что?
– Тоже розыгрыш пранкерский. Связан со скандалом с рок-группой, которую тот требовал запретить. Гарик Тролль звонил ему под видом солиста, они там ругаются как сапожники. Гарик в сеть ролик выложил, вот слушайте, – Катя нашла и включила, – за неделю более пяти миллионов просмотров. Клинопопов там сначала проповедь читает про мораль, а потом матерщинничает. В Интернете пишут, что этот розыгрыш стоил ему участия в праймериз на выборы. Кто его хотел выдвигать, те забраковали. В общем, здорово подпорченная в ходе скандала политическая карьера.
– Конфликты у Гарика, не у Феликса, – сказал Гущин. – Эти двое сюда вон заявились. Что насчет этого клуба «Только Звезды»?
– Ничего. В Интернете ни слова, никаких упоминаний. Наверное, и правда закрытый клуб.
– Ладно, это выясним здесь, на месте. Что еще в Интернете?
– Я наткнулась на фотографии, правда, без комментариев. Феликс и Евдокия Жавелева сняты вместе на Мальдивах, снимки довольно вызывающие – они голышом по-пляжному, она его обнимает. Весьма романтичные фото. Правда, без даты.
– Связь?
– Про их роман ничего нет. Но у Евдокии – ее в Интернете Дуся называют – не счесть поклонников, каждый месяц новый.
– Что еще? – спросил Гущин.
– Пока все, но я только начала.
– Тогда прервись. – Гущин глянул на часы, потом из-под полога палатки – на вечернее небо. – Пойдем послушаем местные враки.
Глава 21 Обслуга и родственница – тонкости различий
– У меня у самого четверо детей от двух браков! Я вообще не понимаю, как это можно – причинить вред ребенку! Убил бы своими руками такого гада!
Бармен клуба «Только Звезды» Артур Мелконян во время беседы громко выражал свое негодование и возмущение. Полковник Гущин и Катя разговаривали с ним на кухне особняка. Было видно, что парень сильно волнуется, – он бешено жестикулировал, когда вопросы касались происшествия в детской, о котором он «понятия не имел – я вообще не знал, что в доме есть какие-то маленькие дети!», и замыкался как улитка, когда Гущин спрашивал о деятельности и клиентах клуба.
Впрочем, самое основное о клубе бармен вынужден был рассказать. Примерно в тех же словах, как до этого Феликс описывал Мещерскому принципы действия клуба «Только Звезды». Бармен открыл Гущину и Кате и второе, неформальное название – «Тайный Запой». Он утверждал, что сведения о командировке клуба в деревню Топь, в поместье Феликса Санина, он сам получил лишь утром: «Подвернулась работа – надо срочно ехать». Он сказал, что прибыл в дом Феликса Санина вместе с машиной клуба, доставившей запасы алкоголя и закуски, 28 мая в одиннадцать часов утра. Клиенты приехали где-то в течение последующих трех часов. Никакую няню Светлану Давыдову, да и маленького сына Аякса, он вообще не видел. Слышал, что вечером 28 мая был какой-то шум в зале, соседствующем с каминным, где он устроил передвижной бар, – громко ссорились женщины, затем все стихло. Клиенты клуба, сам хозяин и его брат прикладывались к рюмке вечером и весь последующий день. Ночью тоже пили, на террасе. Он не мог уследить, кто где был – занимался баром, коктейлями, выпивкой. Последний, кому он наливал в ночь на 30-е, был актер Иван Фонарев. Это произошло около двух ночи. Потом наступило затишье, гости расползлись по дому, и он никого не видел. В половине третьего вышел на террасу и уснул в шезлонге, на свежем воздухе. Проспал до девяти и отправился в комнату для прислуги принимать душ и бриться. Когда выходил из душа, услышал дикий женский вопль. А потом от горничной Валентины узнал о трагедии с мальчиком.
Полковник Гущин выслушал его терпеливо, практически не перебивая. Катя посетовала в душе, что Мещерский не рассказал ей об истинном назначении клуба «ТЗ» – устраивать закрытые пьянки, чтобы гости не страшились огласки.
Следующей здесь же, в кухне, Гущин опросил горничную Веру Бобылеву – ту, что обнаружила Аякса в детской.
Лицо женщины распухло от слез.
– Как же это? Что же? Неужели умрет? – вопрошала она. – Маленький наш, кровиночка… Я как вошла, как увидела, словно ножом меня ударили – он в кроватке, а подушка на нем!..
– Вы трогали подушку? – спросил Гущин.
– Да, да, ваш сотрудник меня уже пять раз об этом спрашивал. Я ее схватила и бросила на пол. Гляжу, а у маленького уж личико синее. Я думала, умер он. Задушили его.
– Вечером когда вы видели мальчика?
– Ох, да если бы я знала, что приключится, я бы все бросила – и тут, в кухне, и по дому – и дежурила бы при маленьком неотлучно, – сказала Бобылева. – Светлана, наша няня, такой фортель вдруг выбросила – тайком к врачу хотела уйти, и ушла со скандалом. А теперь вы, полиция, говорите, что убили ее. Кто? За что? – Бобылева на секунду испуганно замолкла. – У меня прямо голова кругом! Не знаю, что и думать. Я эти дни на Светку сердитая была очень – думала, к парню она удрала, вот что я думала, или если к врачу, то уж никак не к дантисту, а по женской части, может, залетела по глупости – вот что я думала. А сейчас прощения у нее прошу, у бедняжки, у души ее неупокоенной. Когда она ушла позавчера вечером, Феликс меня вызвал и попросил вместе с Валечкой, племянницей моей, присматривать за мальчиком. А дома-то дым коромыслом, мы одни с Валей на такую ораву. Капитолина-то наша – барыня, только распоряжаться умеет, а насчет работы все на нас перекладывает. Я Аякса ужином покормила в детской – котлетка куриная паровая и овощное пюре. Соки и сладкое доктор ему не разрешает, маленький у нас диатезный, с аллергией, я ему по диетическому меню все готовлю. Он после ужина сел рисовать, Гарик пришел в детскую, остался с ним. Я ушла и до вечера закрутилась по дому. В девять понесла в детскую, как обычно, стакан теплого молока. С маленьким сам был в детской.
– Отец? – спросил Гущин.
– Феликс. Он ему сказку читал по книжке. Он всегда ему на ночь читает, когда дома, когда не в отъезде или на телевидении. Я оставила их. Феликс его сам спать уложил.
– И вы в детскую больше не заходили до утра?
– Я по дому кружилась – то то, то се. Пьяные все, ох, – Бобылева вздохнула. – Я Валечку послала в половине одиннадцатого глянуть, как там маленький. Она сходила – сказала, спит он, все нормально. У него режим. Феликс меня еще вчера просил, чтобы я ночевала в комнате Светки-няни. Мы же все ждали, надеялись, что вернется она. А кого-то нанять чужого со стороны, когда тут гости клуба, мы не могли. Вот и справлялись своими силами. Я как в кухне прибралась, меню на завтрак составила, так было уж почти три часа ночи. Я в комнату няньки не пошла, легла у себя. Заснула сразу. Мне ж в шесть утра вставать – готовить на всю ораву. Я думала – маленький спит. Он всегда тихо спит, спокойно, до самого часа, как мы будим его. На горшок не встает, потому что ему до сих пор на ночь памперсы надевают. Феликс, когда укладывал его и сказки читал, сам его в памперсы одел – ничего тут такого необычного. Утром я пошла маленького будить, вошла, а он… а там…
Бобылева закрыла лицо руками.
– Сколько вы работаете у Феликса? – спросила ее Катя.
– Почти пятнадцать лет. – Бобылева вытерла слезы. – Дома этого еще не было. Как он купил свою первую хорошую квартиру на Смоленской площади, так и позвал меня приходящей домработницей. А потом я и сюда, уже с полным проживанием, переехала. Валечка – племянница моя – сначала в Мытищах работала, но с учебой у нее как-то не пошло, тугодумка она. Ей больше физический труд дается, чем умственный. А Феликс платит хорошо, вот я ее сюда и переманила к нам. Она уже шесть лет здесь со мной, при мне. Довольная была. Мало ли что, мы обслуга, а деньги-то получаем – тут на всем готовом, так что я деньги свои в банк складываю, коплю и Валечку тоже заставляю. По нынешним временам это счастье – и жить на всем готовом, и деньги копить. А работы тяжелой мы с племянницей не боимся. И Феликс нас уважает. И мы его. Только вот теперь горе-то какое… Думать я ни о чем не могу кроме как о маленьком. Вдруг как умрет? За что это нам? И со Светой тоже ужасы какие – убитая она! И все это за такой срок короткий – два дня!
Бобылева снова заплакала. И Гущин более ее расспросами не донимал. Попросил найти Капитолину Касаткину. Теперь очередь за ней. Горничная Бобылева отправилась искать домоправительницу. Катя и Гущин пока осмотрели весь нижний этаж особняка – апартаменты, залы и пристройку с бассейном и спортивным залом.
Гущин помечал на плане, полученном от оперативников, где терраса, на которой вечером пили гости и хозяева, где детская, где комната няни, где кухня, где комнаты для гостей. Катя думала – это все для проформы, для практики мало что дает.
Капитолина пришла в пристройку, и беседа с ней состоялась возле бассейна. У воды. Катя впоследствии, когда события начали развиваться стремительно и страшно, все думала об этом совпадении.
Капитолина выглядела испуганной, толстой, не слишком опрятной – мятые брюки, на ладонях еще видны следы черной краски – плохо помыла руки после того, как эксперты откатали у нее пальцы.