– Да тут такая территория, мать честная… – покачал головой тот.
Он был немолод и грузен и почти сразу же отстал. Катя бежала бегом, то и дело оглядываясь на дом-дворец.
Подъездная аллея перешла в шоссе – то самое, которым они столько раз проезжали. Впереди роща и тропа, уводящая в луга.
– К конюшням через луга ближе, – крикнул оперативник. – Мы, когда план территории составляли, все проверили. Здесь путь прямой, короче, чем по дороге.
Катя остановилась. Она оглядывала местность: луга, роща, впереди – тот самый лес, где Раков убил няню Давыдову. До него еще примерно пятьсот метров. Тропа вьется в лугах, и место совсем открытое. Если Мишу кто-то похитил, то там негде спрятаться, за исключением самих конюшен. Там денники, сараи. Но там обслуга, люди.
А дорога через лес пустынна до самого «замка Отранто» и кирпичного коттеджа.
– Вы идите коротким путем, предупредите персонал на конюшне о пропаже ребенка, осмотрите там все, – сказала Катя. – А я пройду этой дорогой, через лес.
Они разделились. А что было делать?
Катя быстро пошла вперед. Она чувствовала: поисковик из нее никудышный. Такую территорию им не охватить.
Она не могла простить себе одной вещи: КАК ОНИ УПУСТИЛИ САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ФАКТ? Как упустили в своих версиях, догадках и предположениях то, что бросалось в глаза: нападению подвергся ребенок! А в доме все это время был и другой ребенок. Не кто иной, как еще одна потенциальная жертва. И они в своих версиях вроде как учитывали этот факт, но не придавали ему должного значения. Маленького Аякса убийце, кто бы он или она ни был, задушить не удалось. И вот все повторилось с Мишей Касаткиным…
А он ведь чувствовал… Он боялся… Он был в страхе… А я не защитила его…
С кем мы имеем дело?
Эта чертова картина фон Клевера…
Катя остановилась. Она услышала гул мощного мотора. Она стояла на том самом месте, где они с Гущиным наблюдали за работой экспертов у трупа утопленницы. Лес остался позади – тут открытое место, пологий спуск к водохранилищу и…
Машина приближается… кто-то едет…
Катя увидела сияющую на солнце спортивную иномарку винного цвета.
Машина неслась на большой скорости по направлению к дому-дворцу. И вдруг резко затормозила – водитель увидел на дороге Катю.
Хлопнула дверь. Из машины вылез Феликс Санин. Он показался Кате огромным. Его лицо раскраснелось, светлые крашеные волосы сосульками свисали до плеч. Катя стояла на его пути. Она подумала: у меня нет никакого оружия, если что…
Она смотрела через плечо Феликса на его машину – в салоне никого, но есть багажник… А в разгромленном офисе горничная заметила пустые коробки из-под скотча… Скотч используют в качестве пут…
– Что вы тут делаете? – крикнул ей Феликс.
– А вы?
– Я в Москву собрался ехать, к сыну, мне только что позвонила Вера – горничная, сказала, что Миша пропал, что его ищут всем домом!
– Да, мальчик пропал.
– Как такое возможно?
– Одну из ваших картин Юлиуса фон Клевера там, в галерее, кто-то пытался уничтожить.
– Картину? При чем тут картина?
– Где чудовище утаскивает ребенка прочь от дома.
– Я не понимаю…
– Откройте багажник.
– Что?
– Откройте свой багажник! – Катя повысила голос.
– Да вы что? Я… О, черт! – Феликс всплеснул руками. – За кого вы меня принимаете?!
Он шагнул к машине и с помощью брелка открыл багажник.
– Вот, смотрите! Вы что, все там совсем с ума посходили?
Катя сделала несколько шагов вперед и заглянула в багажник.
Пусто.
Миши Касаткина – а она представляла его себе связанным скотчем, с кляпом – там не было.
– Мне Вера-горничная, позвонила сейчас вся в слезах и тревоге, – повторил Феликс. – Я сразу же повернул назад. Там, у ворот, ваша машина, патрульный, он хотел меня остановить, но я не остановился. Что же все-таки происходит?
– Мальчик в беде, – сказала Катя. – Долго объяснять. Но я это знаю… чувствую. Надо его как можно быстрее найти.
– Будем искать. – Феликс оглядел берег и кусок леса. – Почему вы отправились сюда?
– Сказали, что мальчик мог пойти к конюшням вашего соседа.
– Миша здесь никогда не ходил, тут далеко, – возра-зил Феликс. – Они с моим сыном и няней часто ходили к конюшням по утрам.
– Тропинкой через луга?
– Нет, по берегу. Там очень красиво, – Феликс махнул рукой назад.
– А нет там на пути каких-то заброшенных строений? – спросила Катя.
– Эллинг недостроен. Есть сарай для лодок, но он всегда заперт, – начал перечислять Феликс. – Пойдемте, – он увлек Катю к воде. – Тут совсем недалеко, может, все еще не так плохо, может, он где-то там?
Они вернулись – опять те же полкилометра. Увидели сарай для лодок. Он действительно был заперт на крепкий замок. И Миши Касаткина нигде не было.
Катя время от времени начинала громко кричать: «Миша!»
Но ни мальчик, ни даже эхо не откликались на ее зов.
С открытого места на берегу хорошо просматривалась дорога к дому. Послышался шум мотора, и показались два синих пикапа, они неслись на огромной скорости.
– Наша охрана территории, – сказал Феликс. – Я позвонил им сразу же после звонка Веры. Они помогут вашим прочесать территорию от дома и дальше.
– Миша! – снова что есть сил крикнула Катя.
От бега и волнения она вся взмокла. На футболке спереди и на спине появились пятна пота, пот тек и по ее лицу.
– Мальчика здесь нет. И спрятаться тут негде, – сказал Феликс, оглядывая берег. – Но это тот самый путь, которым они с няней и моим сыном всегда ходили на конюшни.
– Его могли догнать и увезти отсюда, – сказала Катя. – Только куда?
Феликс минуту стоял и раздумывал, затем махнул Кате – айда за мной!
На ходу он достал мобильный.
– Позвоню брату.
– Нет, – сказала Катя.
– Я не понимаю почему? Гарик – он поможет, он тут знает каждый угол.
– Нет. – Катя с силой вцепилась в руку Феликса. – Если он дома или там с нашими – одно, а если он…
– Что? Да вы что?! – заорал на нее Феликс. – Он мой брат!
– Одна из картин Юлиуса фон Клевера в вашей галерее вспорота. Это не просто так. Это демонстрация. И Миша пропал не просто так. И верить вашему брату я не собираюсь. Я и вам-то не верю.
– Мой сын пострадал, его едва не убили. – Феликс смотрел на нее сверху вниз с высоты своего роста. – Ладно. Вы только успокойтесь. У вас нервы ни к черту сейчас. А нам надо собраться и… и подумать, где еще можно искать. Где тут у нас места, где можно спрятаться или… Стойте, давайте сюда, за мной!
Он резко отвернул от берега в сторону чахлой рощи на пригорке. Они поднялись по склону, углубились в заросли, затем спустились, прошли по дну небольшой промоины, по которой змеился ручеек. Катя все пыталась найти на почве какие-то следы, но она ничего не смыслила в следопытстве и вскоре отказалась от этой идеи. Поскользнулась на грязи и едва не упала. Феликс подхватил ее.
– Вон особняк моих соседей, – он указал на высокую крышу, видневшуюся сквозь кроны деревьев.
Они выбрались из оврага, и Катя увидела пустующий «замок Отранто». Они подошли к нему с другой стороны. И пейзаж здесь выглядел гораздо менее презентабельным, чем со стороны подъездной аллеи, старых лип и ухоженной лужайки.
Тут все напоминало заброшенную стройку и заросший полынью пустырь. Катя увидела в траве бетонные блоки, груды битых кирпичей, старой плитки.
– Соседи собирались строить здесь теннисные корты, гостевые дома и, кажется, бассейн. Но потом у них в семействе начался раздрай. И все тут застопорилось. – Феликс с края пустыря внимательно осматривал местность. – Видите, в той стороне?
– Бытовки? – спросила Катя.
– Они заброшены. Но вряд ли заперты. И даже если заперты, там замки не такие, как в лодочном сарае.
Феликс быстро двинулся вперед, к бытовкам. Катя последовала за ним. Сердце было готово выскочить у нее из груди. Они добежали, дернули дверь одной из бытовок – не заперто и пусто. Распахнули дверь соседней – пусто, много мусора и пахнет застарелой мочой.
Миши не было и здесь. Никаких следов.
– Вон, там еще одна, – Феликс ткнул в сторону пустого «замка Отранто». – Это не бытовка, это сторожка. Но сторожа у соседей тоже давно нет, так что…
Они бегом пересекли пустырь. Катя опять споткнулась о какую-то колдобину. И едва не упала, налетев на внезапно остановившегося Феликса.
– Тссс! Я что-то слышал, – шепнул он.
Они остановились в нескольких шагах от приземистого строения из серого силикатного кирпича под шиферной крышей. Единственное окно сторожки было грязным, покрытым слоем пыли – даже если заглянешь, мало что увидишь. А на двери не оказалось замка. Когда-то дверь просто забили доской, и сейчас эта доска болталась на одном гвозде, вывернутая из дерева с такой силой, что свежие щепки…
Свежие щепки…
Дверь взломали совсем недавно…
Свежие щепки…
Дверь взломали совсем недавно…
Катя, не помня себя, бросилась вперед, влетела на облупленное крыльцо сторожки.
– Подождите меня! – крикнул Феликс.
Но она уже рванула дверь и…
Маленькое грязное помещение заливал странный, какой-то нереальный, почти призрачный свет – это яркое солнце пробивалось сквозь пыль и грязь окна, всеми своими силами демонстрируя, что свет сильнее сумрака и тьмы. И зла.
Но света в этой маленькой комнате никто не боялся.
Существо… А Катя в первый миг, когда увидела ЭТО, так для себя и определила его – не человек, ОНО застыло в странной позе – на коленях, со сгорбленной спиной, вытянутыми руками и лицом, повернутым к двери на шум шагов и крики.
Миша лежал на полу навзничь между колен существа. Он отчаянно отбивался руками и сучил ногами, пытаясь вырваться. Но ОНО держало его мертвой хваткой, смыкая все сильнее и сильнее пальцы на его горле, медленно и неумолимо.
ОНО глянуло на Катю исподлобья – и не было страха или паники в ЕГО взоре, лишь великое торжество и великое наслаждение. Наслаждение, которое туманит взор и заставляет закатываться глаза, которое вырывает из горла торжествующий, почти звериный вопль похоти и силы.
Руки, сомкнувшиеся на горле ребенка…
Пятно спермы, расползающееся в паху, на серых фланелевых спортивных брюках.
Взгляд, в котором ничего человеческого…
Таким Катя узрела Ивана Фонарева.
И в первый миг не узнала.
Лицо Миши посинело, он уже не бился, а просто хрипел, теряя сознание.
– Отпусти его! – заорал Феликс, врываясь в сторожку. – Отпусти ребенка!
Фонарев привстал с колен, как-то по-обезьяньи пригнулся, одна рука его все еще сжимала горло Миши, а второй он быстро поднял что-то с пола и с диким воплем метнул в сторону двери.
Просвистело мимо Кати, в дюйме от ее головы и…
Глухой удар.
– АААААААААААААА!
Феликс закричал от боли и рухнул на землю. Острый кусок кирпича угодил ему прямо в лоб, хлынула кровь.
Фонарев разжал руки и, согнувшись, сделал огромный прыжок в сторону Кати.
– Видишь… видишь… видишь… видишь…
Его губы бормотали это, дергаясь, брызгая слюной.
Три прыжка на четвереньках…
По-волчьи…
– Видишь… видишь… видишь… видишь…
Он налетел на Катю – она пыталась ударить его, вцепиться ему в лицо, но он отбросил ее, как куклу, к стене. И снова одним прыжком очутился рядом, прижал ее к полу.
– Видишь… видишь… видишь… в короне… с хвостом… В сухой листве ветер шуршит…
Он бормотал все это, обдавая Катю вонючим дыханием, приближая свое искаженное гримасой боли лицо к ее лицу, стискивая ее горло с той же силой, с какой до этого душил ребенка.
– Видишь, видишь, видишь, видишь… в короне с хвостом…
Катя начала что есть силы бить его по рукам, затем вцепилась в эти руки, в эти скрюченные лапы, стараясь оторвать их от себя. Но он душил ее, все приближая и приближая свой рот… свою пасть к ее лицу, словно готовый вцепиться и вырвать кусок, как вдруг…
– АААААААААА!
Катя на грани потери сознания от удушья услышала этот крик, потом глухой удар – хватка Фонарева ослабла. Что-то с силой отбросило его от Кати. Раздался почти звериный визг.
Перед ее глазами плыли черные круги, а потом она кое-как приподнялась и увидела, что Феликс с залитым кровью лицом в углу сцепился с Фонаревым, подмял его под себя и начал остервенело бить головой об пол.
Катя бросила взгляд на Мишу. Он забился в угол. Лицо все еще синюшное от удушья, но он был жив!
Катя поползла к нему, кое-как встала на ноги, заслоняя его собой, ища взглядом на полу что угодно – камни, кусок железа или трубы.
Но в этот момент послышались громкие голоса, входная дверь грохнула, проем заполонили фигуры.
– ААААААААААА! – Феликс еще раз со всей силой ударил Ивана Фонарева.
А затем в сторожку ворвались охранники и полицейские. Они окружили Феликса и Фонарева.
Катя бросилась к Мише, прижала его к себе. Он никак на это не отреагировал. В шоке глядел на кучу дерущихся мужчин, которые никак не могли усмирить одного, бившегося в диком зверином припадке ярости и оглашавшего пустырь хриплыми воплями.
Глава 44 Синдром
То, что она видела и слышала, Катя записала на мобильник.
В эти удивительные сутки, когда все смешалось одновременно и встало на свои места.
Запись была совсем короткой. Все продолжалось лишь в первые пятнадцать минут, пока охранники скручивали Ивана Фонарева в узел, волокли в машину, везли к дому. И там, у дома, когда он бился на земле, еле удерживаемый охранниками и патрульными полицейскими на виду у перепуганных обитателей дома-дворца.
В общем-то это видели все. И Мещерский тоже. Но лишь Катя записала на мобильник, потому что увиденное и услышанное потрясло ее до глубины души.
Позже уже не было такого эффекта.
Да, все продолжалось каких-то пятнадцать-двадцать минут после задержания. Затем Иван Фонарев стал другим. Обмяк, затих, словно расслабился.
Когда в деревню Топь примчались первые полицейские машины из Истры, он уже впал в глубокий сон. И как полицейские ни старались его разбудить, ничего не помогало.
Увиденное и услышанное Катя запомнила на всю жизнь. Да и все остальное тоже.
Например, то, как Феликс Санин подхватил на руки Мишу Касаткина и нес его – такого маленького и хрупкого – сначала к машине, а потом, когда приехали, к дому. Ну совсем как полковник Гущин маленького Аякса. Словно мужчины поменялись местами. Словно Феликс спешил сделать для Миши то, что не сделал в самый нужный момент для своего малыша.
Капитолина подскочила к ним как обезумевшая ку-рица…
В общем, захлопотали, заохали. Капитолина плакала, обнимала, целовала Мишу. Все смешалось, все спрашивали: что, как, да как же это? Почему? Мальчик… Ох, и на горле пятна какие страшные, синие, от пальцев, от мертвой хватки убийцы!
Катя всем говорила правду: это Феликс спас мальчика. Если бы не он, то и ребенка бы не спасли, и Фонарева бы не задержали. Одна она там, в бытовке, против него ничего бы не смогла.
Феликс наскоро залепил рану от камня на лбу пластырем, в этом ему помогала верная горничная Вера. Потом, когда приехали из Истры сотрудники УВД, он вместе с Капитолиной и Гариком Троллем повез Мишу в частную клинику, обслуживающую клиентов отеля «Мистраль». Погрузились все не в спортивный «Мерседес», который охрана пригнала к дому, а в другую машину – черный «Ягуар». Поехали с шиком. Капитолина все плакала, Миша молчал, порой лишь надсадно кашлял. Его била дрожь. «Ягуар» вел Гарик.
Врачи осмотрели мальчика, сделали рентген гортани и грудной клетки, а также томографию головы, но кроме синяков и посттравматического эффекта удушья не нашли ничего серьезного.
Когда в Топь приехал полковник Гущин, мальчик уже вернулся домой.
Допоздна в Топи снова кипел полицейский аврал. Гущин, оперативники и эксперты осматривали бытовку, стройку у «замка Отранто», комнату Фонарева, разгромленный офис на третьем этаже, галерею с изуродованной картиной Юлиуса фон Клевера. Гущин выслушал Катю, Феликса, Мещерского. Оперативники вновь допросили всех в доме – уже на предмет «кто что видел, слышал или замечал» за актером Иваном Фонаревым.
В офисе обнаружили его отпечатки. Однако никакого скотча он там не похищал – Миша вообще не был связан, когда находился в бытовке в его руках. В галерее, на раме изуродованной картины и на холсте, тоже нашли отпечатки актера. Картину разрезал он сам – в этом не было сомнений, характер отпечатков указывал именно на это.
Катя спросила: а чем он это сделал? Где нож? Никакого ножа тоже не нашли – ни у него при обыске, ни в бытовке, которую осмотрели со всей тщательностью.
Гарик вспомнил, что в офисе наверху среди бумаг валялся старый швейцарский нож с выкидным лезвием, им пользовались, когда вскрывали коробки. Этого ножа тоже не нашли. Гущин предположил, что Фонарев искал какое-то оружие, нашел старый нож, а затем потерял его где-то по пути, когда преследовал и напал на мальчика.
С Мишей Катя и полковник Гущин по его возвращении беседовали очень коротко. Он еще не отошел от случившегося. Почти на все вопросы отвечал: «Я не помню». Сказал, что вышел из дома, было очень жарко и скучно. Никому до него не было дела, и он решил быстро сбегать на конюшни – поглядеть на лошадей, даже кататься на пони не планировал.
Он, как и предположил Феликс, побрел той самой дорогой по берегу, которой они всегда ходили с няней и Аяксом. А потом оглянулся и увидел нагоняющего его Ивана Фонарева. Актера он часто видел по телевизору в сериалах. Но сейчас не мог вспомнить их названия. Актер подошел и…
– Дальше я ничего не помню, – сказал Миша Гущину. – Потом я услышал крики. И мне было трудно дышать. А потом мне стало очень больно. А они там все начали драться.
Катя, стараясь не травмировать его, все спрашивала: как Фонарев увел тебя с открытого места, с берега, к безлюдной стройке, к бытовке? Он что, ударил тебя, оглушил? Схватил, потащил?