Раньше вместо «пробел в ископаемой летописи» говорили: «недостающее звено». Это словосочетание вошло в моду в викторианской Англии и успешно дожило до XX века. Поскольку большинство превратно понимало теорию Дарвина, термин использовался как ругательство — так же, как в наши дни (совершенно незаслуженно) используется слово «неандерталец». В Оксфордском словаре приводится произнесенная Д. Г. Лоуренсом в 1930 году фраза о даме, сообщившей ему, что он-де «смердит» и являет собой «помесь недостающего звена и шимпанзе».
Исходное — и, как мы вскоре убедимся, превратное — значение словосочетания «недостающее звено» базировалось на убеждении, что в теории Дарвина отсутствует критически важное звено между человеком и другими приматами. Вот, например, как используется это словосочетание в еще одной цитате из той же словарной статьи, но на этот раз из викторианской эпохи: «Я слышал разговоры о каком-то „недостающем звене“ между людьми и мартышками». «Отрицатели истории» и в наши времена часто говорят: вы еще не нашли «недостающее звено»! И напоминают о «пилтдаунском человеке». Мы не знаем, кто осуществил эту мистификацию, но ему есть за что ответить[70]. То, что один из первых кандидатов на роль ископаемого обезьяночеловека оказался подделкой, дал возможность «отрицателям истории» игнорировать огромное количество обнаруженных позднее подлинных окаменелостей. Они и до сих пор продолжают этим заниматься. Если бы они взяли на себя труд взглянуть на факты, то узнали бы, что на данный момент мы обладаем большим количеством ископаемых промежуточных звеньев, связывающих современных людей с общим предком человека и шимпанзе, по крайней мере в человеческой ветви. Интересно, что ископаемых, которые связывали бы современных шимпанзе с этим общим предком (который не был ни человеком, ни шимпанзе), пока не обнаружено. Возможно, это следствие того, что шимпанзе живут в лесах, а лес не предоставляет условий для фоссилизации. Если уж кто-то и имеет право в наши дни возмущаться по поводу отсутствия связующих звеньев, то это шимпанзе, а не люди.
Таким образом, одно из значений выражения «недостающее звено» — это не покрытая ископаемыми находками эволюционная дистанция между человеком и остальными животными. В этом смысле звено больше не является недостающим. Я вернусь к этому вопросу в следующей главе, посвященной ископаемым остаткам ближайших предков человека.
В другом случае, когда говорят о «недостающем звене», имеют в виду предполагаемую скудость известных нам остатков так называемых переходных форм между крупными группами животных, например, между рептилиями и птицами либо между рыбами и амфибиями. В ответ эволюционисты предъявляют «отрицателям истории» ископаемого археоптерикса — знаменитую переходную форму между рептилиями и птицами. Однако этот путь ошибочен: археоптерикс — это не ответ на вызов, потому что вызова, достойного хоть какого-либо ответа, просто нет. Поднимать на щит какое-нибудь одно широко известное ископаемое — значит потакать заблуждению. На самом деле множество окаменелостей можно назвать промежуточными формами. Якобы существующая проблема, ответом на которую якобы является археоптерикс, основывается на устаревшей концепции Лестницы существ (разберемся с ней позднее).
Самые дурацкие из этих «вызовов» — следующие (с различными вариантами). Первый: если человек произошел от обезьян, те — от лягушек, а лягушки, в свою очередь, от рыб, то почему мы не обнаруживаем ископаемые остатки лягузьяны?[71] Честное слово, я видел креациониста-мусульманина, вопрошавшего, почему ученые не могут предъявить остатки крокоутки. Вторая: «Я поверю в эволюцию не раньше, чем увижу обезьяну, родившую человеческого ребенка». То же самое, плюс ошибочное мнение, будто крупные эволюционные изменения происходят в одночасье.
Среди огромного количества комментариев[72], которые я получил после публикации в лондонской газете «Санди таймс» статьи о моем фильме, посвященном Дарвину, обе эти ошибки присутствовали в двух соседних посланиях:
Мнение Докинза о религии абсурдно, поскольку эволюция — это не более чем еще одна религия! Она требует уверовать в то, что все мы произошли от одной-единственной клетки… и что улитка может превратиться в обезьяну — ХА-ХА-ХА — самая смешная из религий!
Джойс, Уорикшир, БританияДокинзу стоило бы объяснить, почему наука до сих пор не обнаружила «недостающие звенья». Вера в науку, ни на чем не основанную, куда хуже, чем вера в Бога.
Боб, Лас-Вегас, СШАВ этой главе рассматриваются все подобные заблуждения. Начнем с глупейшего.
«Предъявите крокоутку!»
Итак, почему в палеонтологической летописи нет лягузьяны? Естественно, потому, что обезьяны не происходят от лягушек. Ни один эволюционист в здравом уме этого не скажет. Точно так же утки не происходят от крокодилов, а крокодилы — от уток. У лягушек и обезьян был общий предок, однако он не был похож ни на лягушку, ни на обезьяну. Возможно, он был немного похож на саламандру. Кстати, ученые нашли ископаемые остатки саламандроподобных животных, вполне подходящие по времени, но дело не в этом. Каждый из миллионов видов животных имеет общего предка с любым другим. Если же ваше понимание эволюции искажено настолько, что вы ожидаете увидеть лягузьяну и крокоутку, то почему не рассуждать о загадочном отсутствии собакопотамов и слонманзе? Да и зачем ограничиваться млекопитающими? Почему не тарангуру (кенгуру плюс таракан) или осьмипард (осьминог плюс леопард)? Можно породить бесконечно много нелепых названий. Разумеется, бегемоты не происходят от собак, а собаки — от гиппопотамов. Шимпанзе не являются потомками слонов, а мартышки — лягушек. Ни один из современных нам видов не происходит от другого современного вида (не считая недавно разделившихся видов). Поискав хорошенько, вы можете найти ископаемые остатки животных, близких к общему предку лягушки и мартышки или, например, слона и шимпанзе.
Эомайя
Вот одно из таких ископаемых животных — эомайя[73], жившая в раннем меловом периоде, то есть чуть более ста миллионов лет назад. Нетрудно заметить, что эомайя не похожа ни на шимпанзе, ни на слона. Отдаленно похожая на землеройку, она, вероятно, была достаточно близка к их общему предку и жила примерно в то же время. Как мы видим, со времен эомайи произошла масса эволюционных изменений в обеих линиях: и в той, которая привела похожего на эомайю предка к слонам, и в той, которая привела того же предка к шимпанзе. Но эомайя никоим образом не является слонманзе. Если уж называть ее так, то можно назвать ее также собаконтином: общий предок слонов и шимпанзе, кем бы он ни был, является одновременно общим предком собак и ламантинов. А еще — трубкопотамом, общим предком трубкозубов и бегемотов. Сама идея существования собаконтина (слонманзе, трубкопотама, тарангуру, буйвольва и так далее) глубоко антиэволюционна и просто смешна. Лягузьяна ничем не лучше. И это просто позор, что автор этой глупости — австралийский проповедник Джон Маккей — в 2008-м и 2009 годах совершил под видом «геолога» турне по британским школам, рассказывая невинным деткам о том, что, мол, будь эволюция фактом, палеонтологи должны были бы найти лягузьяну.
Не менее поучительный пример можно отыскать в глянцевой, безнадежно невежественной книге апологета ислама Харуна Яхьи под названием «Атлас творения». Несмотря на то, что издание «Атласа…» явно обошлось в целое состояние, он был бесплатно разослан десяткам тысяч ученых и преподавателей — включая меня. Но сколько бы ни было потрачено на эту книгу, количество ошибок в ней вошло в поговорку. Стремясь защитить свои ложные утверждения о том, что большинство окаменелостей невозможно отличить от их современных аналогов, Яхья изобразил в роли угря морскую змею (а ведь эти два животных настолько разные, что относятся к разным классам позвоночных), морскую звезду в роли офиуры (это разные классы иглокожих), сабеллиду (кольчатого червя) в роли морской лилии (которая относится к иглокожим, и, таким образом, эти организмы происходят не просто из разных типов, а из разных подцарств, и удалены друг от друга так далеко, как вообще возможно для животных). Но все превзошла рыболовная блесна в роли ручейника[74] (цветная вклейка 8).
Если бы только эти «смешные» ляпы! Часть книги посвящена «недостающим звеньям». Приведены — совершенно серьезно! — рисунки, иллюстрирующие отсутствие переходной формы между рыбой и морской звездой. Я не могу себе представить, что автор всерьез полагает ученых способными ожидать наличие промежуточной формы между двумя настолько разными животными. Таким образом, я вынужден предположить, что господин Яхья слишком хорошо знает свою аудиторию и цинично пользуется ее невежеством.
Если бы только эти «смешные» ляпы! Часть книги посвящена «недостающим звеньям». Приведены — совершенно серьезно! — рисунки, иллюстрирующие отсутствие переходной формы между рыбой и морской звездой. Я не могу себе представить, что автор всерьез полагает ученых способными ожидать наличие промежуточной формы между двумя настолько разными животными. Таким образом, я вынужден предположить, что господин Яхья слишком хорошо знает свою аудиторию и цинично пользуется ее невежеством.
«Я поверю в эволюцию не раньше, чем мартышка родит человеческого ребенка»
Повторю: люди не происходят от обезьян. У нас есть общий предок. Так получилось, что он был гораздо больше похож на обезьяну, чем на человека, и если бы мы случайно повстречались с ним около 25 млн лет назад, то с полным правом назвали бы его обезьяной. Но даже несмотря на то, что человек произошел от животного, которое можно назвать обезьяной, ни одно животное никогда не родит детеныша, относящегося к другому виду, по крайней мере если эти два вида отличаются друг от друга так же сильно, как человек отличается от мартышки (или даже от шимпанзе).
То, что эволюция — процесс, это не просто факт, а естественная необходимость. Гигантские скачки за одно поколение — такие, как рождение человеческого ребенка обезьяной, — почти так же маловероятны, как и божественное творение, и по этой же причине нами отвергаются. Было бы прекрасно, если бы оппоненты эволюционной теории постарались изучить хотя бы основы того, против чего борются.
Пагубные последствия концепции Лестницы существ
В основе нелепых требований предъявить «недостающие звенья» лежит средневековый миф, который властвовал над умами ученых мужей до появления Дарвина и который поныне продолжает многих смущать. Я говорю о концепции Лестницы существ, в соответствии с которой все во Вселенной расположено иерархически, на ступеньках гигантской лестницы — на самом верху Бог, после архангелы, после ангелы разных чинов, после люди, после животные, растения и так далее, вплоть до камней и других объектов неживой природы. Учитывая, что этот миф относится к временам, когда расизм цвел пышным цветом, вряд ли надо уточнять, что тогда и не все люди считались достойными занимать одну и ту же ступень. Конечно, мужчины горделиво стояли ступенью выше женщин своего ранга (и поэтому в начале абзаца я написал: «над умами ученых мужей»). Но когда на сцене появилась эволюционная теория, больше всего путаницы породили устаревшие представления об иерархии внутри животного царства. Казалось логичным, что «низшие» животные эволюционировали в «высших». Следовательно, мы вправе ожидать обнаружения «связующих звеньев» между ними, отражающих восхождение по иерархической лестнице. Лестница с провалами выглядит неубедительно. И именно этот образ — лестницы с недостающими ступенями — лежит в основе скепсиса по отношению к «недостающим звеньям». Но, как я сейчас покажу, миф о Лестнице существ целиком ошибочен и антиэволюционен.
Словосочетания «низшие животные» и «высшие животные» так легко слетают с нашего языка. Так же легко, казалось бы, они должны вписываться в эволюционное мышление — и тем неожиданнее осознание того, что эти понятия глубоко антиэволюционны. Казалось бы, мы всегда понимали, что шимпанзе — существо более сложное, «высшее», в то время как дождевые черви — «низшие» существа. Мы думаем, будто мы знаем, что это значит — и эволюция, казалось бы, еще лучше проясняет смысл этих понятий. Однако это не так. На самом деле вообще не ясно, имеют ли смысл эти слова. Если же они значат что-либо, то значений столько и они такие разные, что в итоге разделение животных на «низших» и «высших» только запутывает или даже оказывается откровенно вредным.
Перечислим несколько более или менее ошибочных смыслов, которые можно вложить во фразу: обезьяна — «высшее» в сравнении с дождевым червем животное.
1. «Обезьяны в процессе эволюции произошли от дождевых червей». Это неверно, как неверно и то, что человек произошел от шимпанзе. У обезьяны и дождевого червя, шимпанзе и человека есть общий предок.
2. «Общий предок дождевого червя и обезьяны был куда больше похож на дождевого червя, чем на обезьяну». Это куда лучше! Кроме того, слово «примитивный» можно использовать как почти точный термин, отражающий степень сходства с общим предком. Очевидно, что по этому признаку некоторые из современных животных «примитивнее» других. Тогда более «примитивным» из двух видов будет тот, который изменился меньше со времени их общего предка (поскольку, как мы помним, все виды имеют общего предка — надо только отойти достаточно далеко назад по эволюционному пути). Если же оба вида изменились примерно в одинаковой степени, слово «примитивный» использовать не стоит.
Не лишним будет сделать небольшое отступление. Сходство двух видов очень сложно измерить. И, более того, нет никаких причин предполагать, что общий предок каких-либо двух современных животных непременно был сильнее похож на одно из них, чем на другое. Возьмем, например, сельдь и кальмара. Вполне возможно, что один из них больше похож на их общего предка, чем другой, но из этого не следует, что так и было. У обоих животных было равное количество времени на эволюционные изменения. Следовательно, с точки зрения эволюциониста, ни одно из современных животных не более примитивно, чем другое. Нам следует ожидать, что оба животных со времени общего предка изменялись с одинаковой скоростью, но в разных направлениях. Мы знаем, что это ожидание часто не соответствует действительности (например, в случае обезьяны и дождевого червя), но в принципе для каких-то животных оно может подтвердиться. Более того, даже отдельные части тела животного могут эволюционировать с разной скоростью. Животное может быть примитивным от пояса и ниже, а выше пояса очень развитым. У одного животного может быть более примитивная нервная система, а у другого, например, скелет. Отметим, что «примитивный» («более напоминающий предков») совершенно не означает «простой» («менее сложно устроенный»). Конское копыто устроено проще, чем наша нога, поскольку имеет один палец вместо пяти, однако человеческая ступня примитивнее, потому что наш общий с лошадьми предок имел, как и мы, пять пальцев. Следовательно, лошади в процессе эволюции изменились сильнее.
3. «Обезьяны умнее (симпатичнее, или имеют более длинный геном, или более сложное строение тела и так далее), чем кольчатые черви». Подобный зоологический снобизм приводит в науке к кошмарной путанице. Можно представить себе множество «шкал» развитости животных. Однако животные, получившие высокий балл в одном случае, совершенно не обязательно окажутся настолько же развитыми в другом. У млекопитающих, например, мозг крупнее, чем у саламандры, однако у некоторых саламандр существенно крупнее геном.
4. «Обезьяны похожи на людей сильнее, чем кольчатые черви». Да, это так. И что же? Почему мы должны брать человека за меру, которой мы измеряем другие организмы? Пиявка, к примеру, могла бы с негодованием отметить, что дождевые черви обладают огромным преимуществом: они ближе к пиявке, чем к человеку! Несмотря на традиционное помещение людей между животными и ангелами на Лестнице существ, нет подтверждений распространенному убеждению, что эволюция «нацелена» на выведение человека или что человек — венец творения. В худшем случае все опускается до вечного ворчания вроде: «Если шимпанзе эволюционировали в человека, то почему мы до сих пор видим их?» Увы, это не анекдот. Сотни раз я слышал этот вопрос, причем иногда от людей, на первый взгляд хорошо образованных[75].
5. Обезьяны (и прочие «высшие» животные) приспособлены для выживания лучше, чем дождевые черви (и прочие «низшие» животные). В этом нет не только правды, но и смысла. Все существующие виды дожили до наших дней. Многие обезьяны, например, изящные львиные игрунки, находятся на грани вымирания. Они приспособлены к выживанию куда хуже дождевых червей. Крысы и тараканы, которых многие считают «низшими» животными, процветают, в то время как «высшие» гориллы и орангутаны близки к исчезновению.
Надеюсь, что я достаточно ясно высказался об абсурдности попыток представить современные виды как «низшие» и «высшие», а также об антиэволюционности такого подхода. Да, можно придумать массу иерархических моделей, и некоторые из них в отдельности иногда могут оказаться полезными. Однако они практически не коррелируют друг с другом, и, тем более, ни у одной нет права называться «шкалой эволюционного развития». Мы с вами уже были свидетелями соблазнительности вопроса, почему в мире нет лягузьян. Кроме того, трагическим наследием концепции Лестницы существ являются распространенный вопрос: «Где промежуточные звенья между большими группами животных?» и (что весьма прискорбно) склонность многих эволюционистов отвечать на подобные вопросы, поднимая на щит конкретные ископаемые, например, археоптерикса — знаменитое «промежуточное звено между рептилиями и птицами». Тем не менее, у истории археоптерикса есть важная подоплека, и на ней я хотел бы остановиться. Рассмотрим случай с археоптериксом как частное проявление ситуации.