И наконец, третьи отпечатки. Точнее — отпечаток. Не очень четкий след большого пальца мужчины. С этим отпечатком вышло больше всего возни и никак не удавалось установить его принадлежность.
Голокопытенко сказал:
— Думаете, это тот самый тип? Но ведь я его видел. Он был одет вполне прилично. Черная шапочка и…
— А борода? Была у него борода?
— Я не успел заметить. Он скрывал нижнюю половину лица.
— Интересно, кто же сподобился так поколотить этих двух пэпээсников? — воскликнула я. — Если честно, то я даже в некоторой степени ему благодарна. Все-таки они прямо напрашивались на любезность.
…«Алкаш» оказался неким Андреем Константиновичем Мусагировым, в определенных кругах прокатывающим под кличкой Муса. За этим не очень законопослушным гражданином числились несколько не очень серьезных преступлений по типично «братковским» статьям — незаконное хранение оружия плюс несколько обвинений по подозрению в участии в одной из покровских ОПГ. Эта аббревиатура, давно принятая в рядах тех, кто этим самым ОПГ противоборствует, расшифровывается так: организованная преступная группировка. В Покровске, городе недалеко от Тарасова, но по ту сторону Волги, криминальная жизнь всегда кипела интенсивнее, чем на территории его старшего собрата, и процент криминала там был куда выше, но как-то мельче масштабом, что ли. Покровские ребята часто принимали заказы от серьезных тарасовских деятелей, которые их высоко ценили — платить им можно было меньше, чем своим, тарасовским, и работали они четко и профессионально.
— Мусагиров прописан по адресу: Покровск, улица Тельмана, 89, квартира 1, — прочитала я вслух. — То есть алкаш, которого задержали два наших бравых пэпээсника, никак не мог выйти выносить мусорное ведро из своей квартиры в подъезде, где был убит Павлов, потому что живет он совсем в другом месте и даже в другом городе. Ну что ж, я и предполагала нечто подобное.
— Но ведь вы говорили, что он ушел через крышу! — воскликнул Голокопытенко.
— Значит, не ушел. Может, выход был заперт наглухо или вообще запаян, что часто бывает. А возвращаться по собственным следам Мусагирову было, как говорят такие, как он, не в цвет. Вы, Володя, шороху уже подняли преизрядно, да и я сама, конечно…
— И как же тогда он умудрился спрятаться?
— Сдается мне, что Мусагиров просто открыл дверь квартиры одного из местных алкашей. Наверняка для него не составляет труда вскрыть какой-нибудь допотопный замок. Я, например, особо не затруднилась бы.
— Ну, вы — понятно, — почтительно сказал Голокопытенко, поднимая и опуская брови, как культурист поднимает и опускает гантели. — Вы — совсем другое дело. Я до сих пор не понимаю, как вы успели среагировать, когда этот урод стрелял в меня из окна.
— А хорошо стреляет, между прочим, — заметила я. — Что-то прямо все казни египетские обрушились на бывших и нынешних циркачей: Кабаргина застрелили, какие-то странности с директором происходят, теперь вот Павлова грохнули, еще и тигра Пифагора украли. Кто-то с детства не любит цирк…
— Наверно, папа или мама не купили в антракте мороженое, и будущий киллер ожесточился, — глубокомысленно заметил лейтенант. — А этот Мусагиров, между прочим, тот еще тип.
— Вы что, его знаете?
— Да приходилось слышать… — уклончиво отозвался Голокопытенко. — Лично, конечно, видеть не случалось… если не считать сегодняшнего дня, а вообще Мусагиров человек довольно известный. Удивляюсь, как за его подвиги его еще не того… не шлепнули. Он ведь во многих громких делишках засветился. Да и глаз у него уже примылился, что называется: на ровном месте себе проблемы наживает. Вот как сегодня.
— Да и вы, Володя, от Мусагирова не особо отстаете, — улыбнулась я, — в плане наживания проблем. Под пулю ловко подвернулись. Хорошо, я вас так удачно толкнула.
— Спасибо…
— Да уже благодарили, — пожала я плечами, как бы отмахиваясь от бровастого лейтенанта.
Глава 5
Нет надобности говорить, что по месту прописки Мусагирова никто не обнаружил. Конечно, с визитом к нему ездила уже не я: и так достаточно сделала не за себя.
Домой я пришла в третьем часу ночи. Тетушка уже спала. Зато не спал тетушкин иждивенец, кот Тима-Тема. Это создание, кажется, ждало моего прихода, чтобы пожрать. И стоило мне отправиться на кухню, чтобы перекусить на сон грядущий — ужасная привычка, с которой ну никак не могу справиться! — как кот появился и стал орать, требуя выделить ему съестного.
Пришлось выделить. Я все время удивляюсь — сколько же он ест! У меня даже родилось подозрение, что котик вовсе не котик, а хорошо замаскированный, скажем, бегемот. Или — тигр.
Спать я улеглась в половине четвертого.
Но выспаться мне было не суждено. Примерно в половине седьмого раздался телефонный звонок. К трубке подошла уже проснувшаяся тетушка, а я нырнула с головой под одеяло, и в сонной моей голове замелькало: «Ну только бы не меня, только бы не меня…»
Видимо, просила я об этом недостаточно истово, потому что спрашивали как раз меня. И даже не просто спрашивали, а, как сказала тетя Мила, очень сильно домогались. В телефонном ракурсе, разумеется.
— Ну кто-о там может звонить в такую рань? — протянула я с мукой, выползая из-под одеяла на свет божий.
— Кажется, тот, что вчера звонил, — подумав, ответила моя тетушка. — Только на сей раз голосок у него перепуганный какой-то. Совсем пищит.
— Пищит… — пробормотала я. — Запищишь тут… Слушаю!
— Женя, это Федор Николаевич, — дернулось в трубке. — Женя, я не знаю, но это какой-то кошмар! Вы знаете, что убит Павлов? Тот дрессировщик, который… которого…
— Знаю, — ответила я. — Сама при этом была.
В трубке воцарилось молчание. Сонное оцепенение еще не окончательно слетело с меня, потому что я сама не сразу поняла, что, собственно, сказала и как это может воспринять мой нынешний работодатель.
— Что-о? — наконец выдохнул он.
— В том смысле, что я и лейтенант Голокопытенко были первыми, кто обнаружил тело, — исправилась я.
— А, вы уже и с Голокопытенко познакомились?
— Точнее, это он со мной познакомился. Ну что я могу вам сказать, Федор Николаевич? Не такой уж он безмозглый, как вы описывали. Достаточно мобильный человек. Можно сказать, что благодаря ему удалось установить личность убийцы.
— Да, я слышал, какой-то Мусагиров из Покровска. Объявлен план «Перехват». Только знаю я цену этим «Перехватам»!..
— Ну не ругайте уж вы так родную милицию, — сказала я. — Она работает не столь плохо, как вы для себя решили. Взять того же лейтенанта Голокопытенко. Он, можно сказать, шел по свежим следам.
— По свежим трупам… — буркнул директор цирка. — Этот Голокопытенко вообще сплошная головная боль. И для своего отдела, и для своих родственников.
— А родственники тут при чем?
— Ну, я в некотором роде… его двоюродный дядя. Так, седьмая вода на киселе. В милиции, наверное, очень обрадовались, когда получили этот повод спихнуть дело на Голокопытенко. Только теперь им придется подключить кого-нибудь посерьезнее. А то они все думали, что я лапшу им на уши вешаю, а тигра порубил на полосатые баклажаны…
— Ну, вы, Федор Николаевич, даете, — проговорила я. — И кому вы что доказали, когда не упомянули о своем родстве с лейтенантом? И он сам мне не сказал. У вас, наверное, это семейное — недоговаривать. Кстати, лейтенант и о вас отзывался в том же ключе, что вы о нем.
— Неудивительно… Женя, Женя! Вы можете приехать? Я ведь выдал вам аванс, документ подписали… Я был не прав, что отпустил вас вчера! Наверное, я не до конца верил, что опасно… А вот теперь, когда убили Павлова…
Я вычленила из сумбурной речи директора цирка главное для себя: то, что он в панике и хочет, чтобы я находилась рядом с ним, обеспечивая его безопасность. Правда, вчера в кабинете Федора Николаевича речь шла о том, что моя работа начнется с момента, когда цирк выедет на гастроли. Но форсмажорные обстоятельства имеют обыкновение ставить ситуацию с ног на голову, потому я немедленно выехала к Нуньес-Гарсии.
Застала я директора в довольно-таки плачевном виде. Открыл он мне только после того, как я сначала трижды позвонила в дверь, а потом позвонила еще и с сотового — с подтверждением, что в дверь названиваю именно я. Только после этого несчастный цирковой администратор впустил меня в квартиру.
Длинное лицо его было бледно. Волосы торчали дыбом, очки криво сидели на переносице, а усы пребывали в лирическом беспорядке — левый ус торчал вверх, а правый — параллельно полу.
Впустив меня, г-н Нуньес-Гарсиа улегся на диван, схватился за бок и объявил о том, что умирает. Я могу отличить умирающего человека от смертельно напуганного, так что заявление Федора Николаевича не вызвало у меня особо тревожной реакции.
Застала я директора в довольно-таки плачевном виде. Открыл он мне только после того, как я сначала трижды позвонила в дверь, а потом позвонила еще и с сотового — с подтверждением, что в дверь названиваю именно я. Только после этого несчастный цирковой администратор впустил меня в квартиру.
Длинное лицо его было бледно. Волосы торчали дыбом, очки криво сидели на переносице, а усы пребывали в лирическом беспорядке — левый ус торчал вверх, а правый — параллельно полу.
Впустив меня, г-н Нуньес-Гарсиа улегся на диван, схватился за бок и объявил о том, что умирает. Я могу отличить умирающего человека от смертельно напуганного, так что заявление Федора Николаевича не вызвало у меня особо тревожной реакции.
— Да, кажется, у вас несколько больше недоброжелателей, чем вы предполагали, — констатировала я.
— Несколько больше? — Он возмущенно привстал, сломав свою страдальческую позу. — Как вы можете обо всем этом спокойно говорить? Ведь все, что было до вчерашнего вечера и что тревожило меня, — только цветочки! Я ума не приложу, что мне делать! Исчезновение тигра Пифагора, загадочное и непостижимое, потом проникновение в мою квартиру неизвестных, «хвост» при поездке на дачу, ну и… все это еще ничего… Но ведь теперь все — кувырком! Все на уши! Убит работник цирка Павлов, и… и… я не знаю…
— Ну, он не первый работник цирка, который убит в последнее время, — заметила я.
— То есть?
— Я говорю о том, что двое суток назад был застрелен другой человек, имеющий, точнее — имевший, отношение к цирку. Виктор Кабаргин, который в свое время работал в вашем цирке. Ведь вы помните его, потому так и отреагировали в наш первый разговор при упоминании его имени.
— Да-да, я помню… Но он работал еще при прежнем директоре, Тлисове, — несколько растерянно проговорил Федор Павлович.
— Но ведь вы тогда тоже работали в труппе. И вы знали Кабаргина. К тому же вы с ним коллеги — оба дрессировщики. Скажите, Федор Николаевич, а в каких отношениях Кабаргин был с Павловым?
Директор цирка пошевелил губами.
— М-м-м… а зачем это вам, Женя?
— Как вам сказать… Любая информация может навести меня на определенные выводы в отношении того, откуда исходит угроза. Конечно, в случае с убийством Кабаргина главной целью был не он, а его новый босс Троянов. — Я видела, как вздрогнул Нуньес-Гарсиа: очевидно, что упоминание этой фамилии было ему неприятно. — Ну а при убийстве Павлова — тут двух мнений быть не может — киллер выходил именно на него. Кстати, у Павлова не было общих дел с Кабаргиным? В настоящее время?
— Общих дел… но…
— Простите, Федор Николаевич, за нескромный вопрос, но сколько у вас в цирке получает дрессировщик?
— Ставка, в зависимости от гастрольного графика, все время плавает. Если по России, то немного, а если гастроли зарубежные, то заработать можно неплохо.
— Как неплохо? На новый «Мерседес» хватит?
— Ну что вы!
— А вот Павлову почему-то хватило. Я, кстати, навела справки по базе данных ГИБДД. На Павлова Леонида Георгиевича оформлен автомобиль «Мерседес-Бенц» 1999 года выпуска. «Пятисотый», почти новый! Стоит такое удовольствие несколько десятков тысяч долларов. Я, конечно, не налоговая полиция, мне источники доходов Павлова интересны только с той позиции, что это может навести на причину смерти вашего дрессировщика. Но ведь вы, Федор Николаевич, были на короткой ноге с убитым… Откуда у него такие деньги, чтобы купить «мерс»? Вот я о чем.
Директор пожал плечами, хотя на лице явно отразилось сомнение, переходящее в смятение:
— Женя, я, право… Павлов был человеком достаточно скрытным и очень себе на уме. Я знаю его давно и в то же самое время могу сказать, что совсем его не знаю.
— Понятно, — сказала я, а потом, ломая ритм беседы, резко произнесла: — Федор Николаевич, кто был третий человек с вами, когда вы с Павловым пили вино? Точнее — третья, да? Если я не права, то вы можете поправить меня или вовсе слукавить. Но может так случиться, что скрытность обойдется дороже, чем вы себе представляете.
— Хорошо! — выдохнул тот. — Только это… информация приватная. Если выплывет на свет, то… я не хотел бы, словом…
— Само собой, — кивнула я, не дослушав его лепет. — Тайны моих клиентов — мои тайны. Дальше меня то, что вы скажете, не пойдет, разумеется. Так что вы хотели мне сообщить?
— С нами была девушка, — как бы давясь словами, сказал Федор Николаевич. — Она… из фирмы.
— Из «Дивы»?
Директор вздрогнул, как будто к нему приложили накаленное железо.
— Да, из «Дивы», — наконец сподобился он на ответ. — Мы пригласили ее… а потом я поехал с ней на дачу. Ее зовут Аня. Фамилии не знаю, координат у меня тоже никаких нет. Я говорю правду! — добавил Нуньес-Гарсиа, словно предупреждая возможные мои сомнения.
— Да, разумеется. Положение, конечно, скверное, особенно если учесть, что пока непонятно, откуда исходит угроза. Павлов незадолго до смерти не упоминал о каких-либо проблемах… не говорил о том, что его что-то беспокоит?
— Да нет, — покачал головой Федор Николаевич. — К тому же, Женя, вы — телохранитель, а не частный детектив. Так что давайте лучше поговорим о предстоящих гастролях. Они меня беспокоят больше всего.
— Ну конечно, — с некоторым удивлением отозвалась я. — Когда вы собираетесь выезжать?
— Послезавтра, — ответил Федор Николаевич.
— «На КамАЗах» с прицепленными фурами, так?
— Я же говорил, что сам я езжу в головной машине. А труппа едет в автобусе. Кстати, хороший автобус, недавно из Германии прикатили.
— У вас постоянные партнеры на какой-либо автобазе или вы все время пользуетесь услугами разных водителей?
— У цирка контракт с автобазой номер три, — сказал Нуньес-Гарсиа. — Они наши постоянные перевозчики. Кстати, у меня даже есть своеобразный личный шофер. То есть сложилась традиция, что в гастрольные туры я езжу с одним и тем же водителем. Это традиция, — повторил он, и на его лице появилось нечто вроде смущения.
* * *Личный водитель директора цирка оказался очень любопытным человеком. Он был тем более любопытен, что это был вовсе не он, а… она. Мне, конечно, приходилось слышать о женщинах-дальнобойщицах, но число их, по-моему, еще более ограничено, чем женщин, задействованных в моей профессии. Об этом Ирма — такое редкое имя носила эта сама по себе редкая дама — шумно объявила мне сразу же при знакомстве.
— Женя? Ага! — Она почти по-мужски потрясла меня за руку и широко улыбнулась, показывая металлические коронки с левого края рта. — Мы с тобой, подруга, просто эти, как их… оритеты! Ну, редкие вроде…
— Наверное, раритеты, — скромно поправила я.
— Вот-вот, раритеты. Ты, значит, теперь в охране у нашего Феди? Федя — на арене съел медведя! Но ты, я смотрю, хрупкая. Неужель, если что, справишься? А то на дорогах такие волки гарцуют!
Я заметила в ответ, что гарцующий волк — явление, конечно, чрезвычайно редкое, но в случае чего я надеюсь справиться и с ним. Слова мои, кажется, понравились шоферихе, потому что она громко захохотала и хлопнула меня по плечу:
— Да ты юморная девчонка, я смотрю! Сработаемся. Нам в одной кабине недели три мотаться! Федька ведь только со мной ездит. Я у него вроде личного водилы. Он ведь мямля, Федька-то, и как его в директора-то взяли, не пойму… Надо было Чернова, который за тиграми присматривает, в директора. Он хоть молчит-молчит, а если уж рявкнет, то стекла вылетают. И еще Ваню Грозного можно, да у Вани вид несолидный.
— Вы и их знаете, Ирма? — спросила я.
— Да я их всех знаю. Они ж знаешь какие шебутные. У нас в гараже мужики, конечно, пьют, да и пристают, бывает. Да только ко мне не больно пристанешь, если сама не хочу: враз отлетит, зараза! А цирковые, значит, пьют похлеще наших, с автобазы, как будто в две глотки льют. И такие вещи рассказывают, что я краснею, как девчонка, а уж я-то привычная. У меня отец шофер, все жизнь, почитай, только матом разговаривал. А ты, Женя, интеллигентного виду уж больно.
Я оглядела громкоголосую Ирму. На ее фоне я действительно выглядела хрупкой девочкой из школы бальных танцев. Высокого роста, грузная и осанистая, Ирма, несмотря на свою крупнокалиберность, с первого взгляда вызывала симпатию и у меня, и у мужчин — как я заметила по взглядам проходивших мимо представителей сильного пола. Сейчас она была одета в просторные зеленые штаны с многочисленными кармашками и в синюю ветровку. Волосы стянуты пучком на затылке, почти никакой косметики, никаких сережек и ожерелий, только скромное колечко на внушительном пальце.
— Замужем, — пояснила она, проследив направление моего взгляда. — Муж у меня вроде Федора, директора циркового, такой же раззява. Хотя ничего, мужик хороший. Не пьет, не буянит, не то что мужики у нас на базе. Я его на базу и не пускаю. А то, знаешь, однажды он пришел, а шофера узнали, что он мой муж, и шуточно подпоили. Только это им шутка, глотки-то у всех луженые, а мой два дня потом отходил, с кровати встать не мог. А ты, Женька, значит, одна, без мужика? Или по-модному — в гражданском браке?