— Правильно, девочка, — произнес тот, что был ей всего дороже. — Что бы мы без тебя делали. Мне нравится, как ты управляешься. Без лишних слов и суеты. Пора на повышение…
Она выскочила за дверь, боясь, что ее чувства слишком откровенно читаются на ее лице. Радость переполняла Лидочку через край. Не разбирая дороги, она добежала до машины, прыгнула на водительское сиденье и, позволив себе улыбнуться старой грымзе, выехала со двора…
Глава 47
Валентин Иванович Скоропупов ликовал. Гордость за себя, такого предусмотрительного, такого проницательного, просто распирала его. Тихонько насвистывая что-то мелодичное, он ехал по ночному шоссе, старательно объезжая попадающиеся изредка колдобины и стараясь не упустить из виду старенький потрепанный «Москвич».
Кто бы мог подумать, что, явившись на разведку в эту ночь к забору фармацевтического комбината, он одним выстрелом убьет сразу нескольких зайцев.
Все действия разворачивались словно по заказанному им сценарию. Сначала подъехала та самая красотка с огромного портрета на стене. Долго мерзла под пронзительным ветром, куталась в тоненькую курточку. Он, Валентин Иванович, даже пожалел ее, но, вспомнив размозженный выстрелом череп того парня, постарался сочувствие свое придушить в зародыше. Он, конечно же, мог ее сейчас задержать, но этого не сделал. Слишком уж захватывающим представлялось ему зрелище, которое он ожидал увидеть.
«Никуда она не денется, — решил он. — Еще успею ее арестовать…»
Далее приехали несколько человек на темно-зеленом «Опеле». Они выгрузились из машины и словно растворились под одним из бетонных пролетов. Но Скоропупов и тут не дремал. Он сумел разглядеть, каким образом они проникли на территорию.
Делая открытие за открытием, он так увлекся, что проглядел исчезновение молодой красавицы. Но ей на смену явился другой персонаж весьма увлекательного действа. Тот пришел пешком. Вынырнул из снежной мглы, будто призрак. Крадучись, прошелся вдоль забора и, согнувшись в три погибели, словно юркая лисица, пролез в нору у основания ограждения.
Валентин Иванович долго колебался — идти ли ему следом. Но суровая школа жизни, а главное, отсутствие санкции прокурора на проникновение на частную территорию, вовремя его остановило.
Он остался по другую сторону забора и стал ждать. Ожидание его было не напрасным. Народ стал покидать фармкомбинат с удивительной поспешностью. Но на этот раз молодой человек предпочел одиночеству общество молодой леди. Причем делал это с поразительной галантностью, так не свойственной современной молодежи. Валентин Иванович едва не прослезился от умиления. Группа на «Опеле» так же была на редкость предупредительна друг к другу. Двоих членов команды товарищи несли на руках. Водрузив людей на заднее сиденье, они принялись таскать какие-то коробки в багажник.
Ох, как велико было искушение Валентина Ивановича выскочить из засады и приказать им не двигаться. Вызвать опергруппу. Перетряхнуть весь багаж, включая недвижимых товарищей. Ведь он же был уверен, что там что-то произошло. Не зря же некоторые из персонажей лишились способности передвигаться самостоятельно.
Но он трусил. Нет, он не боялся бандитов, отнюдь! Он боялся конфуза. Повторения истории пятилетней давности, когда попал впросак в такой же вот похожей ситуации. Он не мог такого еще раз допустить. Его соратники долго тогда потешались, вспоминая, как он задержал целую группу наркодельцов, правда, вместо наркотиков те перевозили сахарную пудру. Да, товар был левый. Они паковали его где-то на дому и потом продавали с лотков на рынке. Но весь фокус заключался в том, что заявление от пострадавших — дирекции сахарного завода — никуда не поступило. Более того, узнав о том, что за их производством ведется наблюдение, на заводе были, мягко говоря, недовольны.
Поэтому все, на что сейчас решился Валентин Иванович, так это следовать курсу, проложенному «Москвичом». Номерные знаки «Опеля» он хорошо запомнил, и найти теперь владельца и его сотоварищей не станет особенно трудным. А вот эти двое вызывали в нем живейший интерес. Посему и ехал он сейчас след в след за старенькой машиненкой, на ходу гадая, куда те держат путь.
А они свернули на объездной дороге и взяли направление на ближайший пригородный поселок. Через полчаса, поколесив тесными переулками, они остановились у двухэтажного дома и вскоре скрылись за бетонным забором.
Скоропупов записал адрес, номера автомобилей и, довольный результатом своей ночной вылазки, отправился домой. Пусть он не спал эту ночь. Пусть жена опять станет ворчать и коситься в его сторону. Он сделал то, что должен был сделать — он сумел ухватить за конец путеводную нить огромного клубка хитросплетений. Все, что сейчас от него требуется, так это понаблюдать, а еще — немного подтолкнуть главных действующих героев к свершению новых подвигов. А уж он тогда не растеряется — он окажется рядом…
Валентин Иванович поставил машину на стоянку и неторопливым шагом двинулся к своему подъезду. Угловое окно восьмого этажа, окно его с женой спальни, призывно светилось.
— Ждет, — Скоропупов слегка улыбнулся.
Но теплое чувство, неожиданно ворохнувшееся у него внутри, тут же потухло, стоило вспомнить, каким неприязненным взглядом провожала она его на ночное дежурство. Объяснять ей, куда и зачем едет, он не стал, а просто сказал, что дежурит сегодня. Вовку из дежурной части он заранее предупредил, так что никаких недоразумений произойти не должно.
Но недоразумения все же произошли. Да такие, что Скоропупову поначалу показалось, что он сошел с ума, перемерзнув в ночном дозоре.
Перво-наперво отказалась открываться входная дверь. Сколько он ни ворочал ключом в замке, у него ничего не получалось. Затем не хотела открывать его жена, что-то лопоча испуганно за дверью. Ну а следом не замедлил явить ему свое обаяние и герой-любовник, взирая на ворвавшегося все же в дом Скоропупова из-за плеча своей возлюбленной, то бишь его, Скоропупова, жены.
— Что здесь за херня?! — взревел Валентин Иванович, чувствуя всем нутром, как прорезаются и растут с неимоверной скоростью рога на его голове. — Кто это?! И что он здесь делает?!
— Валечка! — Жена Варвара-краса, правда, без косы, а с новомодной стрижкой, сложила маленькие ручки на полуобнаженной груди и с умоляющей гримаской уставилась на мужа. — Я тебе сейчас все объясню!
— Что ты мне объяснишь?! — продолжал орать Скоропупов, отрезая сопернику все пути к бегству. — Что ты мне можешь объяснить, мать твою?! Что это твой сотрудник?! Что он зашел к тебе для того, чтобы вместе работать над проектом?! А дома так жарко, что вы незаметно для самих себя разделись догола?! Сука!!! Убью!!!
Он не помнил, как в руках у него оказалось табельное оружие, не помнил, как снял пистолет с предохранителя. И лишь когда жена, смертельно побледнев, рухнула в обморок к его ногам, Скоропупов опомнился.
— Господи! Что я делаю?! — Он убрал пистолет на место и, подхватив жену под мышки, скомандовал: — Бери ее за ноги, урод, мать твою! Она их только что для тебя раздвигала, так что ничего нового ты не увидишь!
Обомлевший мужчина подхватил Варвару под колени, и они вместе дотащили ее обмякшее тело до дивана в гостиной. Уложив кое-как ее на подушках, Валентин Иванович взял вазу с цветами, выкинул оттуда три подмороженные гвоздички, очевидно, принесенные Ромео, и выплеснул содержимое вазы прямо ей в лицо.
— Зачем вы так?! — дернулся как от удара любовничек, будто это на него только что вылили воду. — Она такая…
— Сука она, — устало произнес Скоропупов и рухнул в кресло. — Сука и стерва, каких мало. Запилила за десять лет совместной жизни — сил нет. Тебя как зовут-то?
— В-валентин, — еле слышно ответил тот, лихорадочно натягивая брюки и пытаясь попасть в рукав вывернутой наизнанку рубашки. — Мы тезки…
— Ишь ты! Стерва хитрющая, — Валентин Иванович протянул левую руку к дверце секретера и достал початую бутылку водки и рюмку. — Специально, наверное, подбирала. Проговориться во сне боялась. Она ведь во сне разговаривает…
— Да? — совершенно искренне удивился Ромео, затягивая узел галстука. — А нам ведь, знаете, еще не приходилось засыпать вместе. Мы все больше… Извините…
Он обреченно уронил голову и виновато посмотрел исподлобья на рогоносца. Валентин Иванович, к тому времени сумевший обрести немного душевного равновесия, неторопясь, по глоточку, опорожнял рюмку водки.
— Гм-м-м, — прокашлялся гость. — Вы как считаете, с Варенькой все в порядке? Может, нужна медицинская помощь?
— Ничего с ней не случится, — супруг махнул рукой в ее сторону. — Она давно пришла в себя и сейчас усиленно притворяется. Но актриса из нее ни к черту, так что… Одним словом, «Скорая помощь» ей не нужна. Слышь, Варька! Кончай нас дурачить, и давай поговорим.
Варвара, словно пружина, подскочила на диване и пошла в наступление.
— Ты не смеешь так со мной разговаривать! Ты — опер хренов!!!
— Я не опер, а следователь по особо важным делам, — скривился он от ее визга.
— А мне плевать! Ты всегда и всех спасал! Только о спасении моей души не позаботился!
— О, дорогая! Об этом каждый должен заботиться сам… — Хмель понемногу начал ударять ему в голову, делая все объяснения и выяснения никчемными и пустыми. — И хватит разговоров наконец! Мне все ясно, так что можешь убираться со своим хахалем к чертовой матери…
— Позвольте! — издал Валентин номер два возмущенный возглас. — Варенька говорила, что это ее жилплощадь! Так что мы вправе претендовать, так сказать…
— А вот это ты видел?! — зло ощетинился Скоропупов, выставив тому под нос комбинацию из трех пальцев. — Если она тебе так нужна, то забирай прямо сейчас вместе с ее тряпьем и этими деревяшками, которые она называет мебелью. Мне это все ни к чему.
— Валентин, — начала Варвара, заворочавшись на своем месте. — Ты же сам понимаешь — мне некуда идти.
— Почему это мне? — тонким фальцетом взвизгнул ее любовник. — Нам некуда идти! Нам!!!
— Вон!!! — тихо, но с выражением произнес Валентин Иванович. — Повторять дважды я не собираюсь!!
Узнав интонацию, не сулившую добра, Варвара подхватилась и уже менее чем через полчаса выталкивала обескураженного друга, нагруженного ее вещами, на лестничную клетку. Она уже почти скрылась за дверью, но вернулась, и тоном, полным презрения выдала:
— Ты был самым омерзительным, самым никчемным, самым бесполезным мужем и мужчиной!..
Сказав это, она отцепила с брелока ключ от квартиры, швырнула его к ногам мужа и независимо прошествовала в прихожую.
Тишина, воцарившаяся после ее ухода, показалась Скоропупову оглушительной. Он вытянул ноги, сцепил пальцы на животе и попытался провести тщательнейший анализ собственных эмоций. На это ушло по меньшей мере минут двадцать. Он всячески пытался настроить себя на то, что в его жизни произошло нечто непоправимое, но удивительное дело — ему не становилось худо. Более того, когда он до конца осознал, что наконец-то остался один, то, кроме облегчения, почти ничего не испытал. Да, конечно, в первый момент он был взбешен ее поведением. Но действовал скорее инстинктивно, движимый рефлексом обманутого и отверженного самца. Сейчас же, вспоминая, как Варвара долгие годы душила в нем его мужское начало, требовала от него то, что он ей никак не умел дать, поскольку поступиться своими принципами Скоропупов не мог, он вдруг понял, что почти счастлив, оставшись один.
— Не знаю, что будет завтра, — обратился он к ее фотографии, висевшей на стене в гостиной. — Но сегодня я доволен.
Валентин Иванович встал, прошел в ванную. Не торопясь принял душ, разбрызгивая воду в разные стороны, за что ранее его бы четвертовали. Натянув на себя толстый махровый халат, он пошел на кухню и приготовил себе яичницу из десяти яиц. Сколько раз он просил жену не варить ему яйца в мешочек. Ну не любил он их с детства. Вот яичница — другое дело. Так нет же, она из вредности каждое утро делала как раз то, чего он терпеть не мог.
Скоропупов с удовольствием поел, выпил два стакана молока и, решив, что сейчас самое время отдохнуть, рухнул на диван в гостиной.
Сон почти сразу же смежил его веки, но, перед тем как уснуть, он попытался вызвать в памяти лицо своей жены. Оно возникло не вдруг и будто издалека, контур был нечеткий, расплывчатый. Оно мелькнуло на мгновение перед глазами, и почти тут же его заслонил собой другой образ. Та, другая, была до дерзости красива. И не красива даже, а колдовски чарующа. Скоропупов внезапно почувствовал, что это видение взволновало его больше, чем ему того хотелось бы. Он заворочался на своем ложе, попытался отогнать будоражащие душу мысли, но они упорно лезли и лезли ему в голову.
«Ну не могла женщина с такими глазами хладнокровно выстрелить прямо в лицо!» — От неожиданного открытия, которое возникло как-то вдруг, Валентин Иванович даже приподнялся на диване.
Теперь ему сразу стало понятно то смутное чувство беспокойства, какое не оставляло его все последнее время. И как он раньше не мог прозреть? Ведь это же очевидно — девочку кто-то умело подставляет. И там, на комбинате, она, очевидно, хотела получить ответы на все вопросы, поставленные перед ней кем-то очень хитроумным.
«Она не виновата! — проговорил вслух Валентин Иванович, порадовав своим заявлением основоположника теории о презумпции невиновности. — Только как мне это доказать?!»
Ответ на вопрос очевиден — нужно найти истинного убийцу. Но на это уйдет время, а начальство назавтра потребует от него рапорт. Молодые сыскари начнут носом рыть землю, лишь бы выслужиться. Ее тут же найдут и сразу арестуют. А там не сахар…
Он вполголоса чертыхнулся и постарался отогнать от себя мысль, услужливо подсовываемую ему подсознанием.
— Я не могу этого сделать! — возмущенно заявил он непонятно кому и тут же сам себе возразил: — А почему нет?
Решение, поначалу едва возникшее и имеющее неопределенный абрис, мгновенно обрело четкость, и Скоропупов повеселел.
Конечно же! Он сделает это в интересах дела. Никто ничего не узнает. Пусть мальчики попотеют, авось и найдут то, что нужно. Его же, Скоропупова, сейчас дело — уберечь человека от следственной ошибки и постараться ему помочь.
Валентин Иванович откинулся на подушки, прикрыл глаза и, чувствуя себя благородным человеком, уснул…
Глава 48
— Можно мне попить воды? — Алевтина приподнялась на кровати и настороженно посмотрела на Лидочку.
Та плеснула ей в высокий стакан теплой кипяченой воды из графина и подала, едва не расплескав.
— Можно узнать, что ты здесь делаешь? — как бы невзначай поинтересовалась она, делая глотки. — Как-то не ожидала тебя здесь увидеть…
— А ты думала, что около тебя Денис будет сидеть? — насмешливо спросила та, седлая стул у окна. — Простыни тебе менять, судно подавать… Очень ему надо! Не обольщайся относительно его великодушия. Если он тебя и не бросил там, в поле, то исключительно из чувства самосохранения.
— То есть?.. — Алька поставила стакан на подоконник, благо до него она дотягивалась, и устало опустилась на свое ложе.
— Машина в поле чья торчала? Зачем ты вообще на ней поехала, идиотка?! Молчишь? То-то же! Денис, он же не дурак, знал, что если тебя там раненую найдут в поле рядом с тачкой, то по номерам дядьку его элементарно вычислят, а затем рано или поздно и на него выйдут.
— Понятно… — Старательно скрывая чувство разочарования, полоснувшее грудь, она осторожно спросила: — А вы давно знакомы?
— Очень, очень, очень давно, — Лидочка наклонилась над ней и почти не разжимая губ, попросила: — Ты поспи, а… Твои бестолковые вопросы третий день кряду мне порядком надоели. Лежала же без сознания два дня, и еще бы тебе лежать столько же!
Она забрала почти нетронутый завтрак все с того же подоконника, стакан с водой и вышла за дверь. Покидав тарелки в умывальник в кухне первого этажа, Лидочка достала из сумочки сигареты и, усевшись за стол, закурила. Обстановка накалена и явно выходила из-под контроля. За все время болезни этой фифы, как она ее про себя называла, эти двое орлов почти не выходят из ее комнаты. Попеременно дежуря у ее постели, они почти перестали замечать ее, Лидочку. Она из кожи лезла вон, чтобы ее усердие было отмечено, но все напрасно. Сказав те несколько похвальных слов, предмет ее воздыхания словно исчерпал годовой лимит хороших манер, отпущенный ему всевышним. Сейчас он смотрел мимо нее отсутствующим взглядом, и если появлялся в его глазах какой-нибудь интерес, то это было связано, как правило, с тем, есть ли у больной температура.
— Сука… — еле слышно прошипела Лидочка, упрямо игнорируя пепельницу и стряхивая пепел прямо себе под ноги. — Все карты перепутала!.. Гадина!..
Той ночью она уже мечтала о семейном уютном гнездышке где-нибудь на побережье.
У него были деньги. А у нее там была земля, оставленная в наследство двоюродной бабкой. Так что выстроить небольшой домик и зажить там долго и счастливо им ничего бы не помешало. Но явилась эта курва, и все пошло наперекосяк. Все разговоры этих двух мужчин вертелись теперь только вокруг нее. Ее здоровье, ее неприятности, ее дальнейшая жизнь. Больше тем не существовало! Лидочка за эти полторы недели перекрыла все рекорды по смене туалетов и искусству нанесения макияжа, но никто этого не заметил, никто не прореагировал.
Вдавив окурок в пепельницу и жалея себя до слез, Лидочка снова пошла наверх. Она открыла дверь и заранее приготовилась сказать какую-нибудь гадость, но, не поверив своим глазам, застыла столбом у порога.
Алевтина плакала!..
Плечи ее вздрагивали, полотенце, которым она прикрывала лицо, было насквозь мокро от слез. По всему выходило, что предавалась она этому занятию уже приличное время.