Но Павел не оглядывался. В той напористости, с какой он продвигался вперед, было нечто пугающее. Казалось, он одержим своей целью и никому и ничему не позволит сбить его с пути!
Ирина выбралась на берег, обулась, но легче идти не стало. Что и говорить, ей приходилось довольно туго. Надо было следить за Павлом, который, как заведенный, мчался вперед, и под ноги смотреть довольно внимательно. И вот в один прекрасный момент, вскинув голову, Ирина обнаружила, что впереди никого нет.
Сначала она не поверила глазам и долго озиралась, решив, что Павел скрылся за каким-то взгорком или наваленными в кучу горелыми кокорами. Однако его нигде не было! Но ведь не в небеса же он воспарил, не под землю же провалился!
А почему бы… почему бы и не под землю?
Ирина вдруг поняла, что́ именно искал Павел, куда он бежал. Действительно, в скит. Только разыскивал для этого не какой-то там обходной путь, а, напротив, самый что ни на есть прямой: подземный ход, которым уже проходил раньше, когда спасался от пожара!
Ирина шла осторожно, продолжая перебегать от ствола к стволу, от холмика к холмику, словно Павел вот-вот мог высунуться у нее из-под ног, как чертик из табакерки, и сказать: «Ку-ку!» Но его не было, и она наконец пошла смелее, более внимательно присматриваясь к местности.
Куда же он канул, словно в преисподнюю, совершенно бесследно? И как отыскал спуск в подземелье среди разительно переменившегося пейзажа? В первый-то раз здесь сиял зеленью пышный лес, а теперь… Значит, спуск отличала какая-то примета. Очень приметная примета, если так можно выразиться! Такая, что ее даже огонь не пожрал!
Ирина огляделась. Павел исчез примерно вот здесь, на склоне. И что тут годится на роль «приметной приметы»? Только вот этот гигантский выворотень, мокро блестящий обугленными отростками корней. Даже невозможно догадаться, какое это дерево. Наверное, оно простояло лет триста, превратившись в истинного лесного великана двухметрового диаметра, прежде чем нашлась и на него погибель.
Да, уж это примета так примета!
Ирина на цыпочках, в невольном почтении, подкралась поближе. А это что такое внизу, в грязи? Отпечаток ладони… отпечаток мужской ладони! Надо полагать, Павел именно здесь оперся о землю, прежде чем нырнуть вглубь.
Ну что ж, где один человек прошел, и другой завсегда пройти сможет…
Ирина сунула руку за пазуху, где надежно оберегался замотанный в полиэтиленовый пакетик спичечный коробок, и только теперь заметила, что не задула свечу, когда вылезла из «крысиной норы». То есть она преследовала Павла днем с огнем, не хуже того Диогена. Ищу человека… только не того, которого нашла.
Надо быть осторожнее. Хорошо, что додумалась прихватить запас свечей, а то плохо ей придется, если огонек вдруг погаснет где-нибудь на глубине двух-трех метров.
Ворохнулись было остатки здравомыслия, что-то робко вякнула осторожность, однако Ирина не дала себе труда прислушаться к голосу разума: оперлась ладонью точнехонько там, где отпечаталась рука Павла, и отважно просунулась под выворотень.
В первую минуту показалось, будто она очутилась в той же самой «крысиной норе», по которой уже ползла от сеней деда Никиши. Точно так же утрамбованы стены и пол, точно такая же высота, вернее, «низота» потолка. И не вернулась она назад только потому, что твердо знала: Павел ушел вперед. Кто знает, как там дальше…
Через несколько мгновений она вдруг ощутила ладонями и коленями не землю, а доски. Повела вокруг своим «фонарем», посмотрела вверх – да так и ахнула, увидев, что потолок резко поднялся.
Ирина выпрямилась, не веря себе. Да, с ее ста семьюдесятью пятью сантиметрами роста можно стоять здесь совершенно спокойно, даже не касаясь макушкой свода. Ого, как все обустроено! Не только пол устлан досками, но и потолок укреплен поперечными плашками. Вдоль стен – прочные стояки из бревен, а стены заплетены нестругаными, сучковатыми жердями. Наверное, это лиственница, ее ведь время не берет. Да, сделано на века… Ирина поднесла лампу поближе к стене и увидела, что с черными, залубенелыми от времени жердинами, укреплявшими стены, соседствуют более молодые, даже источающие слабый запах смолки. Ого, да тут регулярно делают ремонт, в этом подземелье! Наверное, это входит в обязанности деда Никифора. Трудновато себе представить столетнего старца в роли строителя, хотя… почему бы и нет? В Англии такие деды вовсю гоняют на велосипедах, чем же хуже заниматься древорубством?
Ирина осторожно двинулась вперед. Первое время она то и дело наклонялась, боясь, что свод начнет понижаться, однако постепенно привыкла и шла довольно быстро по узкому, чуть больше метра, коридору, стены которого были там и сям украшены крестами, выведенными копотью. Кресты стояли на разной высоте, наверное, они что-то означали. Ирина надолго задержалась в раздумье около двух, большого и маленького, окружавших довольно внушительный сук. Тоже какой-то знак для посвященных, но какой?
Ничего не надумав, она пошла дальше, высоко поднимая лампу, и вдруг замерла. Показалось или спереди действительно доносится какой-то шум? Вроде бы стонет кто-то? Стонет, дышит надрывно, испуская бессвязные отрывистые крики?
У Ирины заледенела спина от страха. Сердце заколотилось прямо под горлом. Может, пора двинуть отсюда? Может, хватит с нее этих экскурсий?..
Однако ноги, словно против воли, сделали шаг, другой и третий, а еще через несколько метров Ирина замерла, зажав рот рукой, потому что увидела Павла.
Он не шел, не стоял и не сидел, а также не лежал беспомощно. Он…
Странно высвеченный откуда-то снизу, он висел – голова чуть ниже уровня пола, – обхватив руками и ногами довольно широкую плаху, вертикально торчащую из ямы, которая вдруг открылась почти у ног Ирины.
Отпрянув, она пригляделась внимательнее. Ничего себе, почти до потолка вздымается плашка. Как туда попал Павел? Прыгал, что ли, с края ямы? Но зачем?!
Павел вдруг замер, затих и какое-то время вслушивался, прежде чем крикнуть задыхающимся голосом:
– Кто здесь? Кто?!
Не то услышал, не то почуял ее шаги. Какое отчаяние в голосе! У Ирины сердце сжалось от жалости, она с трудом протолкнула ответ сквозь комок в горле:
– Павлик, это я! Ирина!
– Ири-на? – недоверчиво выдохнул он и даже сделал движение обернуться, но доска угрожающе заколебалась, и Павел замер. – Что ты здесь делаешь?
– Увидела, как ты приехал, и побежала к тебе. Ты в лес, я за тобой. Звала-звала, но ты ничего не слышал, – выдала она сокращенную и отредактированную версию своих приключений.
А что? Не задавайте ненужных вопросов, и вам не станут врать. Павел тоже хорош: висит над бездной, а выпытывает, словно ревнивый муж у загулявшей жены! Бывают неуместные вопросы – а этот один из них, все равно как в том стихотворении:
@STIH = Я спросил электрика Петрова:
«Почему у вас на шее провод?»
Ничего Петров не отвечает,
Он висит и ботами качает.
Очень похожая ситуация!
– Ирка, помоги… – Голос Павла дрожал. – Внизу колья, если сорвусь – конец. А вверх подтянуться – ноги скользят.
Ирина пала на живот и заглянула в яму. Вот почему так светло! Там, внизу, лежит фонарь Павла – вернее, торчит светильником вверх, застрявши между зубьями гигантской железной бороны, брошенной на дно. Мерещится или вправду валяется на дне что-то желто-белое, костяное, подозрительно напоминающее череп?
Господи Иисусе! Ловушка! Над этой ямой устроена ловушка, в которую и угодил Павел! И только чудом ушел от судьбы, не свалившись на острые, смертоносные колья, а зацепившись за доску, которая вдруг ушла из-под ног и стала торчком.
Каким чудом удалось зацепиться Павлу?! Ну, не зря же дед говорил: кому за тыном коченеть, того до поры и обухом не перешибешь!
– Скажи, как помочь? – быстро спросила Ирина.
– У меня веревка в рюкзаке. Помоги его снять.
Ирина встала на колени на самом краю и беспомощно протянула руки. До спины Павла еще полметра как минимум, а она не Гелла из «Мастера и Маргариты», у которой руки удлинялись по мере надобности.
– Поищи, нельзя ли какую-нибудь палку из стены выломать, – велел Павел. – Я могу одну руку попытаться ненадолго разжать, а ты подцепишь лямку и стянешь с плеча. Только быстрее, ноги слабеют в раскорячке!
Ирина заметалась вдоль стен, цепляясь то за одну, то за другую заплотину, преимущественно за те, что потоньше.
Бесполезно и пытаться. Чтобы вытащить хоть одну палку, надо оттянуть стояки. Ей это не по силам.
– Найди, найди, чем зацепить лямки!
Бог ты мой, чем она только думает, что ищет? А кочерга?
Ирина вернулась к краю ямы и протянула вперед свое орудие защиты, почти коснувшись плеча Павла. Отлично!
– Давай снимай!
Помедлив мгновение, Павел теснее прижался к доске и осторожно опустил левую руку. Доска угрожающе качнулась, но тотчас выровнялась. Павел неторопливо, осторожно выпростал руку из лямки, и рюкзак повис на одном плече. Павел тотчас вцепился в доску обеими руками и замер. До Ирины доносилось его тяжелое дыхание, господи, да он же вот-вот сорвется на колья!
– Давай снимай!
Помедлив мгновение, Павел теснее прижался к доске и осторожно опустил левую руку. Доска угрожающе качнулась, но тотчас выровнялась. Павел неторопливо, осторожно выпростал руку из лямки, и рюкзак повис на одном плече. Павел тотчас вцепился в доску обеими руками и замер. До Ирины доносилось его тяжелое дыхание, господи, да он же вот-вот сорвется на колья!
– Держись! – крикнула Ирина.
Она просунула кочергу между плечом Павла и лямкой рюкзака.
– Снимай!
Опять мгновение напряженной тишины, потом Павел опустил правую руку.
Доска качнулась… Ирина представила, до какой боли напряжены мышцы его ног, обнимающих доску, и услышала, как скрипят ее зубы. Она стиснула их до ломоты, до боли, словно сама висела на шаткой доске, ежеминутно рискуя сорваться.
– Тащи!
Кочерга напряглась, стала тяжелее, но Ирина успела перехватить ее и подтянула к себе драгоценный груз. С облегчением перевела дух, отбросила кочергу и принялась расстегивать рюкзак. Он был новехонький, еще пах новизной. Липучки отходили одна от другой с ужасающим треском. Наконец Ирина вынула моток веревки. Ради чего бы Павел ни обзавелся ею, какое счастье, что сделал это!
– Есть! – радостно выкрикнула она.
Резкий короткий выдох. Потом Павел заговорил – чуть слышно, словно сил для разговора у него уже не было:
– Один конец обмотай вокруг стоек, да покрепче. Как можно крепче! Тяни изо всех сил, я ведь тяжелее тебя. Свободный конец добрось до меня.
– Лучше я не буду бросать, а протяну тебе на кочерге, так вернее, – возразила Ирина.
– Делай… как знаешь…
Голос Павла больше напоминал последние вздохи умирающего.
Всхлипывая от жалости, Ирина заметалась от стены к стене. Она накручивала и накручивала все новые кольца вокруг стоек коридора, пока не спохватилась, что в борьбе за безопасность может извести всю веревку. Прикинула – да нет, вполне хватит Павлу, еще и останется. Затянула натуго узлы, отбежала по коридору на всю длину веревки и подергала изо всех сил. Вроде бы крепко.
– Я готова. Ты там как?
– Держусь, – прошелестел Павел. – Давай… От левого плеча.
Ирина опять бухнулась на колени на краю ямы. Господи помилуй сорваться туда! Тогда и она погибнет, и Павел будет обречен. Он уже на пределе, это чувствуется.
Вот кочерга опять у его плеча. Павел осторожно разжал левую руку… схватил кочергу, схватил веревку:
– Отпускай!
Ирина от неожиданности разжала руки, и кочерга полетела вниз.
Какое-то мгновение она тупо следила за полетом, потом в отчаянии укусила себя за край ладони.
– Что? – чуть слышно спросил Павел. – Кочерга упала? Ладно, не переживай. Хотел сказать – убирай. Это я виноват. Но теперь обратной дороги нет.
Веревка, лежащая на краю ямы маленькой бухточкой, заскользила вниз. Ирина поняла, что Павел стравливает лишнюю длину. Вот веревка натянулась – и…
Как внимательно Ирина ни следила за каждым движением, она пропустила мгновение, когда Павел выпрямил ноги, сжимавшие доску, и повис на руках. От толчка тело его полетело по направлению к Ирине, и она успела вцепиться в ворот его рубахи. Ловко перехватывая руками веревку, Павел начал выбираться наверх. В это время верхняя часть доски от толчка начала переворачиваться и опускаться прямо ему на голову.
Ирина вскинула руки и успела поймать доску. Придерживала ее до тех пор, пока Павел не прохрипел:
– Все!
Ирина отпрянула, споткнулась, резко села рядом с Павлом на доски. Роковая плаха пошла вниз, вниз, покачалась – и наконец замерла.
– Господи… – со всхлипом выдохнула Ирина, нашарила руку Павла и крепко сжала ее. – Ты как? Ну ты как?
Он повернулся набок, подтянул руку Ирины к своему лицу и припал губами к ладони.
– Какое счастье, – пробормотал, все еще тяжело, неровно дыша, – какое счастье, что я тебя тогда не убил, Катерина!
* * *Ливнем било по глазам, и долгое время Сергей брел, не поднимая головы, тупо меся ногами раскисшую черную грязь, видя вокруг только обгорелые пни и черные колья, некогда бывшие стволами деревьев.
«Прав был Петька, – пришлось со вздохом признать. – Если бы не отожглись, еще неизвестно, дождались бы грозы – или пришлось бы таки в болоте отсиживаться, не зная, что тебя ждет: потонешь или сгоришь». Он вспомнил черные клочья, бежавшие по небу с непредставимой скоростью, вспомнил запах дыма, который не давал дышать, – и в сомнении покачал головой: а ведь, пожалуй, не удалось бы отсидеться в болоте. Задохлись бы, пошли на дно! Так оно и вышло бы, как в рассказе Петра про каких-то мафиков, вздумавших спасаться от пожара в бассейне сауны. Только тут бассейн был бы километрового диаметра.
Он шел и шел, перебрался через речушку, в которой ощутимо прибавилось воды после начала дождя – поверху шла серо-белая пена, засоренная горелой щепой, – и настолько глубоко погрузился в свои мысли, что даже не поверил глазам, вдруг обнаружив, что идет по зеленой траве.
Оглянулся почти с испугом – да, вон там, откуда он пришел, полоса выжженного леса, мокрый пепел, гарь, а вокруг и впереди – зелень! Лишь кое-где по краю поляны обуглились листья на деревьях, поджарило лиственные изумрудные иголочки, но чем ближе к скиту, тем меньше следов былого огненного ада.
Забавно… Нет, очень даже забавно: Петр-то был уверен, что скит накроет в первую очередь, что от него останется одно кострище гораздо раньше, чем пожар дойдет до деревни. А вышло наоборот. Словно бы некто очертил скит чародейным кругом – вроде обхода старух с иконами. Вот и не верь после этого в чудеса!
Где-то он слышал такие слова – «намоленное пространство»… И теперь видит это самое пространство воочию. Зеленое, живое, сияющее свежестью…
Сергей усмехнулся. Получается, новые обитатели скита не успели настолько нагрешить в жизни, чтобы их грехи перекрыли заслуги перед небесами прежних насельников святого дома. Еще действует старая аура! И это значит, что Змей вполне мог остаться живым, если бы не поддался панике, а пережидал бы пожар за этими высокими стенами. И Павлу, выходит, совсем не обязательно было спасаться отсюда бегством, мог бы отсидеться в подземелье, где его бросил Виталя…
Виталя! Сергей нахмурился, поежившись под насквозь промокшей ветровкой. Виталя, чертов сын… куда он делся? Куда он дел старика?
Потом, когда Павел увез раненого Петра с Маришкой в райцентр, а Ирина убежала, как сумасшедшая, так и не ответив на его вопрос, Сергей внимательнейшим образом обшарил весь двор и окрестные заброшенные дома, но не обнаружил деда Никиши ни живого, ни мертвого. Одно из двух – или ночной убийца спрятал его тело, или дед все-таки сумел сбежать. Но если так, он может оказаться только в скиту. Другого места спрятаться у него нет. Оставалось надеяться, что старик не столкнется тут с Виталей – ведь, строго говоря, парню тоже больше некуда…
Вжик! Вжик! Что-то дважды свистнуло мимо уха, словно две разъяренные осы промелькнули.
Сергей замер, а потом резко отпрянул на обочину дороги и стал под прикрытием толстенной сосны.
– Пошел отсюда! – донесся сквозь шум ветра сердитый голос, и он увидел, как приоткрылась калитка в ограде скита. – Чего прешься?
А ведь это голос Витали. Значит, Сергей угадал: Виталя вернулся на пепелище. То-то небось удивился, обнаружив, что скит целехонек! Но вот что очень интересно: неужели сей боевичок так плохо стреляет, что оба раза промазал по довольно близкой, хотя и движущейся мишени?
– Топай отсюда, говорят тебе! – донесся крик. – А то моего человеколюбия надолго не хватит!
– Где старик? – крикнул Сергей, благоразумно стоя по ту сторону ствола по стойке «смирно» и стараясь, чтобы даже краешек его одежды не высовывался. Пуля дырочку найдет! Знает он этих вздрюченных отморозков, их пальцы так и пляшут на спусковых крючках…
– Его здесь нет! Отвали, его здесь нет!
Ну разумеется. Виталя будет отнекиваться, даже если несчастный дед, связанный, валяется у его ног. Похоже, парень совсем спятил: в голосе отчетливо слышны истерические нотки.
Сергей тяжело вздохнул. Не самое приятное занятие – вести переговоры, крича при этом во весь голос, да еще когда дождь льется в рот. Горло всегда было его самым слабым местом, чуть что – привязывалась ангина. Ну что ж, придется потерпеть.
– Виталя, угомонись! – крикнул он. – Опусти ствол! Подумай, что ты делаешь! Петра ты ранил, это уже само по себе хреново, еще неизвестно, выживет ли он, а если ты и деда еще прикончил… Ну не высидишь всю жизнь за этими стенами, рано или поздно придется отсюда выходить. Так и будешь сыпать выстрелами направо и налево? Подумай о себе, ты ж еще молодой парень. Охота на себя столько навешивать? Имей в виду, вся деревня знает, что я сюда пошел, так что, даже если ты меня щелкнешь, даром это тебе не пройдет.
Насчет деревни – это он, конечно, блефовал. Уходить Сергей старался как можно более незаметно. Однако Витале знать это было совершенно незачем.