— Хрусь! Хрусь! — услышал Дорожкин.
— Подерхых ыво (подержишь его)? — сквозь зубы прокричала ему Белка. С ее морды свисали обглоданные кусочки канатов.
От удивления Дорожкин не разобрал, чего же хочет от него Белка. Поэтому он завороженно кивнул. А зря!
Белка выпустила из лапок лезвие конька, чтобы ухватиться за стену.
А на бедного путешественника Дорожкина обрушилась вся тяжесть гигантского сооружения, которое Белка только что отгрызла от стены!
Вместе с коньком, обрывками каната, крысой Белкой и своим спальным носком путешественник Дорожкин полетел вниз! Он все еще сжимал в руках огромное лезвие, оно угрожающе посверкивало над его головой!
В последний момент крыса Белка схватила Дорожкина за воротник и закинула его на конек! Но сама сорвалась! Теперь она падала первой, над ней, со свистом рассекая воздух, летел конек, а из зева конька выглядывал отчаявшийся Дорожкин.
— Белка! Береги голову!
Белка прикрыла голову лапками, но что толку?!
Она посмотрела вниз: все ближе и ближе гладь озера! Но если раньше вода была спасительной и мягкой и могла спрятать в своей глубине крысу от любого острого конька, то теперь стеклянная гладь не сулила ничего хорошего!
— Шмяк! — это Белка рухнула на каток и изо всех сил заскребла лапами, в ужасе поглядывая на подлетающее лезвие.
Увы! Далеко убежать от надвигающегося конька она не могла! В суматохе она забыла выпустить из зубов канаты, которыми конек был зашнурован!
— Дзыннь!!! — это свалился на лед конек, срезав шерсть с хвоста из искусственного меха, которым так гордилась Белка!
Мысль, что она предстанет перед друзьями с голым мерзким розовым хвостом, казалась крысе невыносимой! Она дернулась раз, другой…
И услышала аплодисменты!!!
Это хлопали Кладовкин и Механюк.
— Чудо! Чудо! Какая ты прелесть, Белка! — это кричала Канючка.
Скользя на бегу по стеклянной глади, Белка оглянулась: меховая, испорченная лезвием одежка ее хвоста валялась на льду, а хвост был гол и лыс!!!
«Я им нравлюсь и без хвоста», — обрадованно подумала Белка и веселей заскребла коготками по льду. Если честно, то ей уже давно было в тягость притворяться не тем, кем она была на самом деле.
Чему же так радовались Механюк, Кладовкин и Канючка? Неужели им действительно так понравился голый крысиный хвост, которого так стеснялась Белка? Конечно, нет. Они даже не обратили внимания на такую мелкую ерунду! Так обычно и бывает: изъяны, которых мы стыдимся, мало кого интересуют.
Механюк, Кладовкин и Канючка восхищались совершенно другими достоинствами Белки: свалившись на лед и пытаясь удрать от смертельного лезвия, она так и не выпустила из зубов обрывки каната, крепко пришнурованные к гигантскому коньку! И теперь она бежала по кругу замерзшего озера, а за ней строго по кругу ехал на своем лезвии конек-дом! А из трубы этого дома выглядывал Топ Дорожкин!
— А меня прокатишь? — затаив дыхание, спросила Белку Канючка.
Да разве есть на этом свете хоть что-нибудь, что не сделала бы крыса Белка для своих друзей, для тех, кто любит ее всю, вместе с хвостом?! И она радостно крикнула:
— Э-эх, прокачу!!!
Сначала Белка катала Канючку в коньке, а потом, когда у Белки закружилась голова, Канючку катал Механюк. Только не при помощи зубов и канатов, а при помощи… ума!
На крюк зонта, в котором когда-то было озеро, а теперь каток, Механюк приладил вертелку.
— Что ж, вертелка — тоже сокровище? — изумился Кладовкин, видя, как Механюк привязывает к лопастям вертелки канаты от конька. — А я, дурак, ею тесто для блинов делал!
Тем временем Механюк уселся рядом с вертелкой и начал ногами крутить ее, перебирая лопасти. А лопасти потянули за собой канат, а канат потянул за собой конек, стоящий на льду. А конек повез по кругу Канючку!
Как же она хлопала! Как же она кричала «ура»! Но потом ее хлопки и крики стали тише. А еще чуть позже она схватилась за голову и слабым голосом спросила:
— А что еще делают на Новый год?
— Впадают в спячку, — сообщил ей Дорожкин. Он устал и перенервничал за время конькового похода. А за время катания Канючки заскучал и начал засыпать.
— Я не уверена, господа, но, кажется, на Новый год все пишут письма! — вдруг сказала Белка.
За спинкой старого дивана, под обшивкой которого жила Белка, хранился деревянный ящик. Ящик Белка разгрызла — не из вредности или любопытства, а потому что она любила грызть. И в этом ящике она нашла много пожелтевших листков! Их Белка тоже начала грызть, но они были не такими вкусными, как солома из дивана. «Должна же быть в них какая-то польза!» — подумала крыса, которая в те времена еще не была Белкой. Она присмотрелась к листкам. На всех она разобрала одно и то же. «С Новым годом!» — вот что было там написано!
— Ура! — прервала воспоминания Белки Канючка. — Сейчас мы будем писать письма! — И она захлопала в ладоши!
— А я буду спать, — отрезал Дорожкин. — И тебе советую! Ведь ты даже не знаешь, кому их писать! — Он свистнул Прищепку, залез в носок, Прищепка схватила носок за краешек и смирно села на бортике столешницы ждать до Весны новых распоряжений хозяина.
А Канючка вопросительно посмотрела на Белку.
— Сейчас уточню, кому писать! — сказала понятливая Белка и спрыгнула со столешницы во тьму.
Она появилась, держа в зубах пачку потрепанных и пожелтевших листов.
— Ух ты, — завистливо выдохнул Кладовкин, — да это же священная книга! Только ее беречь некому, вон как испортилась.
Белка выпустила листки из зубов и смущенно отвернулась. Она-то знала, кто приложил зубы, чтобы испортить священные письмена. А Кладовкин уже вовсю бегал по страницам. Вдруг он остановился и шлепнул себя по шлему.
— Что, понял, кому писать? — спросила Канючка.
— Нет! Но кажется, я понял, кто писал!
И Кладовкин юркнул в свою сокровищницу.
Через минуту Механюк, Канючка, Кладовкин и Белка пристально сравнивали кружки и крючки в священной книге про «жи-ши» и в задиванных письмах. Не было сомнения: эти труды создала одна рука!
— Я не сомневаюсь, — важно заключил Механюк, — что эта рука принадлежит высокоученому существу! Вон сколько он написал!
Механюк не ошибался: и письмена, и священная книга про «жи-ши» были написаны папой в ту пору, когда он был совсем маленьким. Вот почему трое друзей и крыса Белка с таким трудом расшифровывали его каракули!
— «С-но-вым-го-дом-до-ро-гой-дед-мо», — читали они по слогам, перебегая с одной кривой строчки на другую…
— Ну что вы не угомонитесь? — проворчал из своего спального носка Дорожкин.
— Мы письма читаем!
— Чужие письма читать нехорошо… А мне свет мешает! — огорченно сказал Дорожкин.
— Эти письма принадлежат мне с тех пор, как никто за ними не явился, — оправдалась Белка.
А Кладовкин тяжело вздохнул и скрылся в своем ящике. Из него он вынес сокровище, найденное в подземелье дракона, сокровище, данное ему принцессой в трудную минуту, сокровище, которое он, рискуя жизнью, сохранил во время трудного перехода. Это была простыня!
— Все для тебя, дорогой Топ, — сказал он.
— Мне что, голову замотать, чтобы в глаза не светило? — обиделся сонный путешественник.
— Ну, есть и другой вариант… — задумался Кладовкин.
— Вариант «Белка»? — со знанием дела крикнула Канючка. Этот вариант уже выручил ее и Кладовкина.
— Нет, вариант «Кино», — смущенно сказал Кладовкин и натянул простыню так, чтобы Топу не мешал свет от апельсиновой лампочки. — Ну как? — затаив дыхание, спросил Трезор. Он надеялся, что Топу понравятся их тени на простыне и он высоко оценит изобретение друга.
Но Дорожкин только сладко зевнул.
«Эх, — уязвленно подумал Кладовкин, — никому нет дела до искусства!»
Он вернулся к Механюку, Канючке и Белке, и друзья опять погрузились в изучение таинственных писем.
— До-ро-гой-дед-мо-роз! — наконец сложили они буквы в слова.
— Ага! Дед Мороз! Вот кому пишут письма на Новый год! — обрадовалась Канючка. — Перо мне! И бумагу!
— Да, но зачем писать ему еще одно письмо, если он старые бросил за диван? — попытался докопаться до истины ученый Механюк.
— «По-да-ри-мне-на-но-вый-год-ве-ло-си-пед!» — продолжала чтение Белка.
— Ага! Все ясно! У него есть велосипед! И он готов с ним расстаться! — обрадовался Кладовкин. У самого Кладовкина велосипеда не было. Кроме того, он даже не знал, что это такое, чтобы оценить, какой же Дед Мороз щедрый.
— Так-так… — задумчиво пробормотал Механюк и заглянул во второе письмо, потом отложил его и заглянул в третье. Потом быстро перелистал всю пачку…
Все письма начинались и заканчивались одинаково. В них менялось только одно слово! Слово «велосипед» менялось на слово «марки», потом на слово «удочка», потом на «шапку с пумпоном»…
— Я все понял! — воскликнул Механюк. — Во всех письмах просят подарки!
— Ух ты! Сколько всего есть у того, у кого их просят, — удивился Кладовкин.
— Наверное, он волшебник. И притом очень состоятельный! — мечтательно сказала Канючка. — Я тоже все поняла: Новый год — это общий день рождения, когда всем дарят подарки! Давайте просить!
Они принялись отрывать чистые кусочки от истлевших писем и писать фитильком из масляной лампы;
Канючка высунула язычок и вывела: «Что-нибудь очень красивое для меня и моей близняшки».
Механюк задумался и написал: «Что-нибудь очень умное для меня и для кукушки».
Белка смущенно отвернулась от всех и написала: «Что-нибудь радостное для меня и моих друзей».
Тут не выдержал Топ Дорожкин. Он все это время ворочался и прислушивался, а теперь выскочил из носка, оторвал краешек от письма и вывел; «Что-нибудь очень полезное для меня и Прищепки».
И только Кладовкин задумчиво стоял над чистым клочком. Ну нечего ему было пожелать! Все у него было! И тогда он написал: «Что-нибудь, что обрадует меня больше, чем сокровища».
— Ну вот, готово! — Канючка собрала у всех письма, сложила их стопкой и уселась рядом — ждать подарков.
Тикали стрелки на часовом домике. Три раза прокричала кукушка, праздник стал каким-то совсем не празднично тихим, и Дорожкин опять заснул.
А Деда Мороза с подарками все не было!
— А вдруг он уже проходил мимо, а мы его не узнали? — забеспокоилась Канючка. — Как он хоть должен выглядеть?
Друзья посоветовались и решили, что живет Дед Мороз недалеко — иначе не держал бы письма за диваном. Еще они решили, что у него все есть. Еще они решили, что ему ничего не жалко, раз он что угодно отдает.
Потом они пошуршали письмами и пришли к выводу, что все подарки Дед Мороз кладет под какую-то неведомую елку. А Белка, которая была ближе всех знакома с письмами, добавила, что Дед Мороз приезжает на северном олене.
— А кто такой северный олень? — заинтересовался Кладовкин.
— Ну… такой большой и с рогами! — сказала Белка и для убедительности приложила к ушам лапки с растопыренными коготками.
Оленя она видела в уголке одного из писем. В том самом уголке, который когда-то попробовала на вкус.
— Нет, — огорченно сказала Канючка, — никого такого мы не видели! Наверное, мы слишком мелкие, чтобы устраивать нам праздник!
Губки у нее задрожали.
— Что ж, придется обойтись без Нового года, — тихо добавила она. — Расходитесь! Праздника не будет!
В наступившей после отмены праздника тишине стали слышнее непраздничные звуки: рев северного ветра за стенами, скрип замерзших досок и шорох падающего на крышу снега.
Белка потопталась немного, пытаясь заглянуть в глаза своей подружке, но та отвернулась к стене.
— Ну, я, наверное, пойду? — сказала Белка.
Никто ее не остановил, и она убралась в свой старый неуютный диван и еще долго там плакала, уткнувшись в солому:
— У-у-у! Ничего у меня нет, чтобы устроить Канючке Новый год!
А сонный Дорожкин тем временем обнял Канючку за плечи и сказал:
— Ну нет у нас Деда Мороза, и что? Не будем впадать в отчаянье! Впадем в спячку! А там уже и Весна. А Весна — она сама по себе праздник. — И он склонил на плечо подруги голову и закрыл глаза.
— Весной растает озеро и мы приделаем к лодочкам мотор из вертелки, — мечтательно сказал Механюк и подсел к друзьям. — То-то будет праздник!
И только Кладовкин никак не хотел обняться со своими дорогими друзьями и забыться до Весны. Что-то ему мешало заснуть. Сначала он решил, что доспехи слишком твердые, чтобы стать до Весны пижамой. А потом понял: мысль!
— Если у всех есть Новый год, значит, у всех есть и Дед Мороз, — размышлял вслух Трезор. — У великанов — свой, великанский, с огромными подарками. А у всякой мелочи тоже должен быть свой!
И Кладовкин огляделся: не скачет ли где-нибудь на крошечном олене крошечный волшебник-богач? Но никого не увидел.
— Надо хорошо поразмыслить, где он прячется?!
Кладовкин опять огляделся: за простыней на столешнице сидели его друзья, над пропастью качался пустой носок Дорожкина, а чуть ниже поблескивала ручка от ящика самого Кладовкина. И больше — ничего!
— Если он теперь Дед, значит, он когда-то родился кем-то другим… Вот я, например, родился Кладовкиным, а стал рыцарем. — Трезор потер шлем, со шлема посыпались искры. — Так, может, он Дед Мороз только в Новый год? А в остальное время он, может, тот, кем родился?! — Тут Трезор снял шлем и погляделся в его металлический бочок. — Хм-м…
Над Кладовкиным и его дремлющими друзьями прокричала кукушка. Она не хотела впадать в спячку, она не сдавалась, продолжая упрямо отсчитывать часы до Нового года.
А в вышине пела хрустальным голосом Страшилка. Она пела такие хрупкие, такие звонкие песни, что не было сомнения: она тоже не сдается! И тоже верит в волшебство! И чтобы поддержать веру в других, она говорила между песнями каким-то приподнятым голосом:
— С наступающим Новым годом, товарищи!
Кладовкин понял, что надо спешить, чтобы не пропустить чудо. И он стал думать гораздо быстрее.
— У него много подарков… — продолжал он шептать себе под нос, — значит, у него есть сокровищница — как у меня!.. И ему не жалко раздавать подарки, значит, они его не радуют… Совсем как меня!!!
И тут Трезор Кладовкин вскочил! И от возбуждения забегал туда-сюда по краю пропасти!
— Как же я сразу не понял?! — стучал он себя по шлему. — В каждом мире — свой Дед Мороз! И Дедом Морозом он не рождается, а становится, если у него есть подарки и ему не жалко их для своих друзей!!!
Он в крайнем возбуждении подбежал к масляной лампе, посмотрел на свое отражение в ее медном боку и убежденно прошептал:
— Ну вылитый Дед Мороз!!!
А потом обернулся и поискал глазами:
— Где мой мешок?!
Мешка не было. Тогда Кладовкин махнул рукой и промолвил:
— В каждом мире — свой Новый год, у каждого Нового года — свой Дед Мороз, у каждого Деда Мороза — свой мешок!
Схватил носок Дорожкина и опять стал озираться:
— Где мои подарки?!
Нырнул в сокровищницу и не глядя начал в темноте засовывать в носок все, что подворачивалось под руки. Ничего ему было не жалко!
С набитым носком Кладовкин еле вылез на столешницу и опять запричитал шепотом, чтобы не привлечь внимания друзей:
— Где мой олень?!
Он прислушался. Нигде не раздавалось цокота копыт. Зато были отчетливо слышны глухие рыдания Белки в соломенной набивке старого дивана.
У Кладовкина сжалось сердце. Он живо представил, как Белка лежит одна-одинешенька и рыдает, уткнувшись в солому мордочкой и накрывшись сверху лапками. А еще недавно она потешно прикладывала эти лапки ко лбу, чтобы показать друзьям, какие у северного оленя рога…
— Ну конечно же рога!!! — осенило Кладовкина.
Он обмотался змеей из простыней, которая все еще была привязана за хвост к ручке его гаража-хлебницы, разбежался по столешнице и… прыгнул в сторону старого дивана!
Вот уже внизу промелькнула дырка в дерматине дивана — та, в которой живет Белка.
— Рыцарь, куда летите?
А змея все разматывается и разматывается! Того и гляди станет Кладовкин Дедом Морозом для кого-то неизвестного.
— К вам, уважаемая Белка! — успел крикнуть Кладовкин.
К Белке так редко залетали гости, что упускать Кладовкина она не хотела. В прыжке она вцепилась в горло тряпичной змее, та сдулась, а рыцарь мягко приземлился на потрепанную обивку дивана.
Белка взялась деловито запихивать в носок всякую ерунду, которая высыпалась при падении.
А Кладовкин смотрел на Белку совсем другими глазами! Он словно бы прозрел в эту новогоднюю ночь!
— Ты хоть знаешь, кто ты?! — спросил он крысу Белку с восторгом.
— Ну-у, — неуверенно протянула она, — я вроде Белка…
— Нет! — заорал Кладовкин. — Нет, нет и еще раз нет!
— Ну ладно, — тяжело вздохнула она. — Я крыса.
Но к ее удивлению, Кладовкин опять ей возразил:
— Ты — олень!
Крыса Белка так и села.
— Мне очень неловко, мой бедный рыцарь, но вы — чокнутый, — сообщила она печально.
— Ничего я не чокнутый! — убежденно сказал Кладовкин. — Я — Дед Мороз этого мира!
И он поделился с Белкой своими догадками. Все вроде было похоже на правду. И если Кладовкин смог догадаться, что он — Дед Мороз, то уж узнать своего оленя ему не составляло никакого труда!
Белка, то есть крыса, то есть олень попробовала не согласиться:
— Но у нас нет доказательств!
— Новый год — это не экзамен! — заявил Кладовкин. Как Дед Мороз этих мест он разбирался в таких делах. — Новый год — это чудо! А чудо не надо доказывать!
— Ну, тогда полезли… то есть я хотела сказать — поскакали! — воодушевилась Белка.