В начале моей тирады Грегори покосился на большое блюдо, ближе к середине – взвесил его на ладони, явно примериваясь, как бы ловчее швырнуть им в меня, и остановил его, кажется, только аппетитный запах, исходящий от подливки.
– Я уже говорил, что ты слишком много болтаешь, – буркнул он, вернув блюдо на место. – Что это?
– Вам не понравится, сударь, – ответила я и потянулась, чтобы придвинуть посудину к себе, – простое блюдо, его обычные горожане готовят, когда могут позволить себе мясо. Я к нему привыкла и…
Проще было бы отобрать у цепного пса мясную кость, чем действительно простецкие «завертки» у хозяина Норвуда. Я понадеялась на то, что его введет в заблуждение цвет теста, красноватый из-за кое-каких добавок и специй, и ароматная густая подлива, а если он распознает обман, то не разобьет блюдо о мою голову. Впрочем, о чем это я! Блюдо было серебряным, так что на нем разве что образовалась бы вмятина, а вот мне повезло бы меньше…
Однако беду пронесло стороной, да не одну: я внимательно следила за Грегори – вдруг догадка моя окажется неверной, и тогда… Но нет! Такому аппетиту бы дикий зверь позавидовал, а ведь, казалось бы, недавно он умял целого оленя! Да и умирать он ну никак не собирался.
– Неплохо нынче едят горожане, – хмыкнул он, покончив с трапезой.
– Я ведь сказала – только когда могут добыть мясо. Не у всех охотничьи угодья под боком, не всем позволено стрелять дичь, – напомнила я. – Но завертки можно готовить и с рыбой, и даже с вишней, а можно еще заворачивать начинку в капустный или виноградный лист, тоже получается очень вкусно.
– А это что было? – подозрительно спросил Грегори, налив себе чаю (этим я тоже озаботилась, когда ездила в лавку, здесь таких новшеств не знали, но решили, что иноземная трава не так уж дурна, если сдобрить ее земляничным листом, зверобоем, сушеной малиной, медом – словом, кому что по вкусу!).
– Оленина, сударь, вы же сами давеча принесли столько мяса, что служанки его разделывать умаялись, – пожала я плечами.
– Нет, я не про начинку, – прищурился Грегори. – По-моему, это не походило на капустный лист!
– Сударь, из той муки, что пошла на тесто для этих заверток, можно было бы большую ковригу выпечь, – ответила я, и вот тут-то он и поперхнулся…
– Ты убить меня решила?! – выдавил он, откашлявшись, а я протянула ему салфетку.
– Но вы же не умерли, – хладнокровно ответила я. – И подавились вы чаем, а не чем-то еще. Пейте осторожнее, он горячий.
– Как тебе это в голову пришло? – спросил наконец Грегори. Вид у него был мрачный, но, судя по выражению физиономии и подергивающемуся кончику носа, он не отказался бы повторить трапезу.
– Вы опять станете рычать на меня, – ответила я, и он предсказуемо грохнул кулаком по столу, так что посуда жалобно задребезжала.
– А ну, говори!
– Я же сказала, – вздохнула я. – Ну хорошо, так и быть, расскажу…
Выслушав то, до чего я додумалась, Грегори надолго замолчал, чертя на столешнице замысловатые узоры острым когтем. Я хотела было попросить его не портить мебель, но промолчала. В конце концов, это его мебель, пускай хоть в камине ее сожжет, какое мое дело? Правда, тогда ему придется есть с пола либо заказывать новый стол.
– Может быть, ты и права, – произнес он уже нормальным тоном. – Вот за что я ненавижу волшебство: в любом заклятии непременно найдется лазейка, и это действует в обе стороны! И никогда не знаешь, в которую именно качнется маятник в этот раз…
После паузы Грегори вдруг задумчиво добавил:
– Значит, говоришь, слуги ели не только эти твои… как их? А, не важно!
– Да, а еще оладьи и даже пироги, – ответила я. – И хлеб, который был у меня с собой.
– Чужой… – кивнул он. – Я понял. Купленный на твои деньги или деньги твоего брата, не важно.
– Сударь, я уже думала об этом, – вставила я. – Вы могли бы давать сколько-нибудь денег мне, а я бы покупала…
– Не сработает, Триша, – перебил Грегори. – Это будет мой подарок. Даже если я подарю тебе какую-нибудь побрякушку, а ты продашь ее, думаю, это все равно будет не то. Не проси объяснить, я сам не могу толком облечь эту мысль в слова! Боюсь, это еще одна лазейка в проклятии Лизбет, только она может сработать в обратную сторону… Нет, это должны быть именно твои деньги. Заработанные или полученные иначе, но не напрямую от меня… Придумал! Эй, Хаммонд!
– Чего изволите, господин? – Тут же явился дворецкий.
– Помнится, за время службы у моего отца ты скопил достаточно, чтобы купить небольшую усадьбу, – протянул Грегори, поигрывая когтями.
– Точно так, господин, – кивнул тот, – думал, на склоне лет поживу мирно, в тишине и покое.
– Да-да, я помню, там кладбище рядом, – фыркнул Грегори, – места тише и не сыскать. И что теперь с этой усадьбой?
– Так ведь сдана в аренду, – ответил Хаммонд, – деньги небольшие, но не стоять же дому пустым, да за землей уход нужен.
– Прекрасно! – Тот поднялся во весь рост. – Ты ее продашь!
– Кому, господин?! – поразился дворецкий. – Дорого за нее не возьмешь, а так хоть что-то на старость скоплю…
– Глупец! – рявкнул Грегори, снова теряя терпение. Создатель, жить с ним рядом – все равно что выстроить дом на склоне заснувшего вулкана, никогда не знаешь, когда тот начнет извергаться. Даже старожилы, случается, ошибаются, я слыхала такие рассказы. – Ты что, надеешься выйти из Норвуда и отправиться доживать век в эту свою дыру, к кладбищу поближе?! Если бы ты так думал, то перебрался бы туда еще в те годы, когда не бродил привидением!
– А на кого бы я вас бросил, господин? – сердито ответил Хаммонд. – И делами вы что, сами бы стали заниматься? Вам надоело бы через месяц, а за арендаторами и стряпчими глаз да глаз нужен!
– Тем более, – внезапно успокоившись, сказал тот, – значит, прямо сию минуту усадьба тебе не понадобится. И ты что, старый пень, думаешь, я выброшу тебя на улицу, даже если ты сделаешься вовсе немощен?
– Я рассчитываю на ваше милосердие, господин, – с заметной иронией в голосе произнес Хаммонд, – но предпочитаю все-таки не зависеть от капризов судьбы.
– Скажи уж прямо – от моей прихоти, – негромко прорычал Грегори и положил ладонь на стол. – Я сказал, ты продашь свою усадьбу ей!
– Госпоже Трише? – изумился дворецкий. – Но… зачем?
– Затем, что я приказываю! – чувствовалось, что еще немного, и хозяин взорвется, поэтому я поспешила сказать:
– Сударь, что за блажь вам взбрела в голову? У меня все равно не хватит средств даже на крестьянскую хижину!
– Значит, Хаммонд скинет цену, – с нажимом произнес Грегори, – а я прибавлю ему жалованье, внакладе он не останется, уж об этом не беспокойся. А ты будешь получать арендную плату с того клочка земли…
– Но зачем… – И тут до меня дошло. – Сударь, но к чему такие сложности?
– Я, кажется, понимаю, госпожа, – вмешался Хаммонд. – Я, уж простите, слышал вашу беседу, да и с нами вы это обсуждали. Должно быть, дело в том, что деньги, на которые можно купить тот хлеб, который нас не убьет, не должны быть связаны с теми, кто угодил под проклятие несчастной Лизбет…
Грегори негромко зарычал и провез когтями по столешнице, оставив заметные царапины.
– Прекратите портить мебель! – все-таки не выдержала я, хлопнув его по руке и прижав ее к столешнице. – Продолжай, Хаммонд, прошу. Я, повторюсь, не понимаю, к чему такие сложности с этой вашей усадьбой… Ведь платят вам люди, которые, должно быть, и не слышали о Лизбет, так почему…
– Платят-то они мне, госпожа, а я, сами видите… то есть не видите… – тихонько рассмеялся Хаммонд.
– Хорошо… – Я нахмурилась, размышляя, и не сразу поймала себя на том, что машинально перебираю густую шерсть на запястье Грегори, словно кошку глажу. Кажется, это действовало на него успокаивающе, во всяком случае, щетина на загривке улеглась, да и когти он убрал. – Давайте разбираться. Господин говорит, что даже если он подарит мне что-нибудь, а я это продам, чтобы купить злосчастную муку, проклятие все равно сработает. В чем суть? Зачем затевать дело с этой вашей усадьбой, если я могу, скажем, покупать у господина ценности за медные монеты, а продавать втридорога? Это же намного проще!
– Проще, да не лучше, госпожа, – сказал Хаммонд. – Глядите: деньги, которые попадают ко мне, связаны со мной, а я принимал участие в той истории. Но усадьба никакого отношения к Лизбет и ее проклятию не имеет! Я купил ее и начал сдавать в аренду, еще когда жив был старый господин, спасибо ему за щедрость, а о Лизбет тогда никто и не слышал. Все же, что есть в этом доме, перешло к господину после смерти его батюшки и принадлежало ему на тот момент, когда Лизбет произнесла роковые слова. Поэтому, если даже вы получите деньги от продажи какой-то вещи отсюда, на них все равно останется отпечаток проклятия… Уф, – выдохнул он, – давненько столько не говорил…
– Сразу видно старого крючкотвора, – фыркнул Грегори, присев на место. – Вон как завернул! Ты поняла что-нибудь, Триша?
– Конечно, – кивнула я. – Усадьба Хаммонда и арендаторы с проклятьем не соприкасались. Я тоже. Связав нас, мы получим возможность наконец покупать хлеб, от которого никто не умрет.
– А еще, если печь самим, – добавил Хаммонд, – то и соль, и молоко, и что там еще нужно…
– Соль, спорю, была здешняя, – сказал Грегори и ухмыльнулся. – Вряд ли Триша об этом подумала, верно?
– Ох… – Я невольно схватилась за сердце. – В самом деле… Дрожжей и муки не было, я привезла с собой, но соль! Сударь, простите, я…
– Нечисть боится соли, – напомнил он. – Видно, и проклятие тоже.
– Но лучше все-таки не рисковать, – рассудительно произнес Хаммонд. – Не такая уж это будет трата. Я, господин, с вашего позволения, пойду составлю купчую на свою усадебку, а госпожа Триша даст мне расписку на… сколько у нее там имеется. Потом съездит в город, привезет наличные, да и управляющего пускай другого наймет, не нашего. Мне к этому теперь касательства иметь не стоит! Советом всегда помогу, но так…
– Я знаю надежных, – кивнула я. Еще бы мне не знать! – А если… если мы ошиблись, то просто продам усадьбу обратно Хаммонду за те же деньги.
– Ну наконец-то договорились, – шумно вздохнул Грегори и поднялся, кивнув Хаммонду: – Поди займись бумагами, да не тяни. А ты иди за мной!
Обычно такие фразы из уст хозяина Норвуда ничего хорошего не сулили, но сейчас он вроде бы успокоился и опасаться было нечего.
– Значит, тебе нужно будет съездить в город… – задумчиво произнес он, подав мне руку на лестнице.
– Это Хаммонд сказал, не я, – покачала я головой.
Портреты на стенах будто провожали нас взглядами, и от этого сделалось неуютно. Будто почувствовав что-то, Грегори опустил тяжелую лапу мне на плечи, и я сразу почувствовала себя спокойнее.
Забавно, я думала о нем всегда по-разному: то у него были руки, то лапы, то лицо, то морда, то улыбка, то оскал…
– Думаю, пока можно обойтись распиской, – добавила я.
– А я считаю, что лучше сделать все, как полагается, – ответил Грегори. – Расписка – это бумажка. Обменяешь купчую на деньги, тогда я буду спокоен хоть отчасти…
– О чем вы?
– О том, что ты теперь не будешь зависеть от своего братца, – серьезно сказал он и остановился. В коридоре было темновато, но глаза Грегори едва заметно светились, я такое уже видала.
– Так вы вовсе не об этих несчастных припасах заботились, а… – Я потеряла дар речи.
– Мы много лет жили, как жили, ничего, не умерли, – криво усмехнулся он, – хотя, признаюсь, хоть я и знал, что в проклятиях бывают лазейки, эту найти не сумел. Ну да будем считать возможность вспомнить вкус хлеба приятным дополнением…
– Сударь!
– Не перебивай! Я уже сказал тебе, что мое время подходит к концу. Так вот, – Грегори развернулся и чуть наклонился, чтобы смотреть мне в глаза, – мне вдруг захотелось на исходе лет сделать что-нибудь этакое… Лучше всего, конечно, было бы расправиться с феей, но как ее достанешь? Никак… А жаль… Поэтому, Триша, я хочу отблагодарить тебя за то, что ты согласилась скрасить эти мои последние дни. Вернее, напросилась на это и нахально вселилась в мой дом!
– Фу-ты, – выговорила я с облегчением, – я уж подумала, что вас феи подменили, так вы вдруг заговорили.
– Я знаю обхождение, иначе почему бы, думаешь, женщины стремились в мои объятия? – фыркнул он. – Не только в богатстве дело… Опять ты сбила меня с мысли! О чем бишь я? Ах да… Так вот, Триша, я мог бы осыпать тебя драгоценностями и даже завещать тебе все свои владения, но не стану. Не из жадности – больше мне это передать некому. Просто… – Грегори помолчал, – эти сокровища не приносят счастья. В этом доме за века скопилось столько всевозможной волшбы, что никогда не угадаешь, чем обернется тот или иной подарок!
– Вы что-то знаете о тех, кому достались такие вещи, – утвердительно сказала я, взяв его за руку.
– Конечно. Я из интереса следил за ними, покуда мне не надоедало.
– Посылали невидимых слуг?
– Нет. Но об этом позже… – Грегори помолчал. – Кто-то убежал отсюда, прихватив столько, сколько успел унести. Надо ли говорить тебе, что такие люди или растратили нежданное богатство, или жили пусть и в достатке, но недолго, потому что добытое воровством непременно аукнется… А кто-то и до города не дошел. Тут, знаешь, не только волки водятся, но и лихие люди, и если они прослышат, что путник угодил в лапы Норвудскому чудовищу, то сторожат у дороги по очереди: знают, что этот человек вернется раньше или позже.
– И вы до сих пор их не усмирили?
– Еще чего не хватало, – усмехнулся он. – Мне они не помеха, поставщика моего не трогают – хватило одного урока, а что до воров…
– Но вы сказали, что кто-то уходил с вашего позволения, – напомнила я. – Неужто с пустыми руками?
– Нет, конечно. Ну да этих обычно провожал я сам, а что с ними делалось дальше… Я уже описал. Девушки выходили замуж с этаким-то приданым, но очень скоро начиналось… догадаешься что?
– Конечно, – кивнула я. – Их начинали попрекать тем, что они много времени провели в лесу, наедине с вами. И как знать, что вы с ними тут проделывали да за что этак одарили!
– Вот именно. Одних оставляли мужья, другие скрывались в обители, некоторым хватало ума уехать подальше, но слухи докатывались и туда… А я, – добавил он с неожиданной обидой, – к девицам и не прикасался!
– То-то вы меня едва не придушили…
– Ты прекрасно поняла, что я имел в виду, – покосился на меня Грегори. – Хм… Разумеется, те, что сами не возражали, не в счет. Я имею в виду, насильно я никого не принуждал.
– Большое достижение для вас! – не выдержала я, припомнив рассказ о его похождениях.
– Акт насилия – и еще пары лепестков как не бывало, – ответил Грегори мне в тон. – Не так уж сложно научиться смирению, когда от этого зависит твоя жизнь.
– Должно быть, вы злы на фею еще и потому, что из-за ее заклятия оказались лишены плотских радостей? – предположила я.
– Триша, не вынуждай меня рассказывать, кем или чем можно заменить живую женщину!
– Лишь бы не мертвой, а так – кому и ослица подружка… – пробормотала я.
Грегори, кажется, все равно услышал – грива его встала дыбом, но он все-таки смолчал. Я уж думала, не удержится, рявкнет! Но, видно, я угадала, а какой-никакой стыд у хозяина Норвуда еще остался…
– Словом, – сказал он, помолчав, – мои сокровища никому не приносили счастья. Земельный надел – другое дело, он не мой, а тебе хватит на то, чтобы жить безбедно. Хаммонд прибедняется, его усадебка не так уж мала, а с арендаторов он получает достаточно, чтобы накопить не на одну, а на три достойные старости. Или на пяток попроще… Но это я ему и так обеспечу.
– Я поняла, сударь, – сказала я, тронув его за локоть. – Благодарю вас.
– Пока не за что. Съездишь, выправишь нужные бумаги, тогда и поговорим.
– Ехать придется не на один день, – заметила я. – Скоро такие дела не делаются. Конечно, если заплатить, то все получится куда быстрее, но…
– Но ты хочешь повидаться с семьей, – кивнул он. – Трех дней, думаю, тебе хватит. Я сам тебя провожу, обожду в лесу.
– Сударь…
– Волки, – серьезно сказал Грегори, – сейчас они особенно злы и голодны, а в округе их много. Что двуногих, что четвероногих.
– Как вам будет угодно, – ответила я. Спорить с ним смысла не было, да и впрямь так будет куда спокойнее!
– Подарки твоим племянницам не предлагаю, – добавил он. – Уже поняла почему?
– Конечно! Только этого им и не хватало… Я сама куплю им какие-нибудь безделицы… Правда, тогда Хаммонду достанется меньше.
– Переживет. Сказал же, я прибавлю ему жалованье! Ну а здешние чудеса – не забава, если ты не вырос с ними вместо игрушек и не знаешь их подлого нрава. Денег это тоже касается, – напомнил Грегори.
– Сударь! А тот сундук золота… – вспомнила я его подарок Манфреду.
– А, это ничего, – фыркнул он. – Я уж узнал, что он с ним сделал.
– И что же? – потеребила я его за рукав.
– Зарыл в подполе и еще кое-где, – ответил Грегори. – Это он умно поступил: пусти он сразу столько денег в оборот, сразу бы спросили, откуда взял! А так он прибавляет понемножку к своим доходам от торговли, вроде и не заметно со стороны. Братец твой прижимист, так что, надеюсь, разорение ему не грозит. Сама расспросишь, во что он капиталы вкладывает…
– Попробую, только…
– Думаешь, не дознаешься? Ну так сам тебе скажу: в доходные дома, в корабли, в торговлю, да не в одну корзину все яйца складывает. Даже если какое-то предприятие и прогорит, голым и босым твой Манфред с дочками не останется. Кстати, – заметил Грегори, – все же некоторым из тех, кого я одарил сам, повезло. Они остались живы, сыты-обуты и порой даже с прибылью. Но только те, кому я всучил деньги, полученные от арендаторов, а не какие-нибудь старинные монеты или драгоценности.