Господь любит чистых сердцем. Чистые сердцем чувствуют присутствие Бога в самих себе и в природе. Слово Божие для них – живой голос Божий в себе и перед собой, чистые сердцем живут в этом мире, как в доме Божьем. Они все делают так, как нужно делать, находясь в доме Божьем, перед Его всевидящим взором. Они во всех обстоятельствах жизни всецело предаются Ему и непоколебимо полагаются на Божественное отеческое попечение, они всегда носят в сердце своем крепкую любовь к Нему как всеблагому Отцу. Земное счастье их не ослепляет, несчастья не смущают, не повергают в уныние или отчаяние. Эта жизнь для них только приготовление к жизни будущей. Радости и скорби настоящей жизни – только утешения и трудности на пути к вечному отечеству, где они узрят Бога лицом к лицу. Награда, которой удостоятся люди с чистым сердцем, высочайшая: это то, что является главным устремлением всякого верующего, целью всякой религии – они увидят Бога. Мы только можем догадываться, каково по своему существу это состояние блаженства.[14]
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими (Мф. 5, 9). Греческое слово eirinopoioi очень редкое, этим словом иногда характеризовали царей и полководцев, которые прекращали войны, внося мир между воюющими. Здесь это слово употреблено единственный раз в Новом Завете и совершенно в ином смысле. Чтобы понять его, надо знать, в каких значениях употреблялось слово «мир» в греческом и в еврейском языках. Что касается греческого, то в нем оно имело примерно то же значение, что и в русском: первоначально оно означало отсутствие войны и распрей и лишь потом, гораздо позже, в философском языке стало обозначать также внутреннее состояние духовного покоя. Но в еврейском «мир» («шалом») – это одно из тех слов, которые не имеют полного соответствия в европейских языках, потому что его значение гораздо шире. Слово «шалом» означало полноту Божьих даров человеку, причем под этими дарами понимались и материальное благосостояние (процветание, здоровье, довольство), и духовные благословения (примирение с Богом, праведность).
Грех – источник зла во всем мире, он разъединяет людей, подвигая их на разрушительные войны. Грехом был внесен разлад во все мироздание. Человек потерял мир с Богом. Грехом внесено в существо наше несогласие, вражда плоти и духа, добра и зла.
Миротворец призван победить в себе это несогласие, эту двойственность через победу над грехом, вернуть состояние своей природы в состояние первозданной гармонии и мира, воссоздать утерянный рай внутри своего сердца. К этому мы должны стремиться, прежде всего, к миру в своей душе.
Великий пример миротворца – пример Господа нашего, Который как раз в тот самый момент, когда Его руки и ноги проходили железные гвозди, вися на Кресте, мучимый жаждой и удушьем, молился: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают». Эта лишенность зла, отсутствие вражды и мести, должны быть неизменным состоянием всей природы миротворца, стремящегося как можно скорее восстановить утерянный мир. Один из путей стремления к миру – это путь прощения, ведущий так же к прощению грехов самого прощающего.
Человек не способен быть миротворцем, если в сердце его лежит вражда, которая есть грех, являющийся пропастью между творением и Творцом. Эта пропасть преодолевается раскаянием, возвращающим состояние блаженного мира через дела по вере во Христа.
Стремление к миру между людьми – это не есть стремление к потаканию страстям, это не компромисс со злом. Это стремление водворить мир, где обитал бы Бог, где нет греха. Разрыв отношений иногда необходим для того, чтобы сохранить неповрежденною целостность, и не заражать другого. Именно глубокое непонимание и пропасть между христианством и язычеством, между злом и добром разрывают даже самые близкие отношения. Разногласие со злом необходимо для того, чтобы быть ему укором и призывом возвратиться к миру в Боге.
Миротворцы в своей миссии подобны Сыну Божьему, примирившему творение с Творцом, и их Господь нарекает «сынами Божьими», поскольку они вносят мир в ту ситуацию, в которую поставлены Господом.
Апостол Павел пишет о христианах, которые вместе со Христом несут миссию мира, вместе с Ним страдали, поэтому вместе с Ним по родству будут наследниками в Царстве Небесном. Как в жизни дети наследуют своим родителям, так сыны Божии будут наследниками в Царстве Христа Спасителя.
«Блаженны изгнанные за правду; ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5. 10). В восьмой заповеди Блаженств, так же как и в четвертой, идет речь о «правде». Но в четвертой заповеди говориться о внутреннем утроении христианина, а в восьмой воспевается блаженство тем, кто терпит гонения за эту правду. Восьмая заповедь является дополнением седьмой.
В этой заповеди Господь показывает нам, что в стремлении к блаженству христианин должен быть готов к перенесению скорбей и гонений за правду, которая есть христианская жизнь по заповедям Христовым. Правда и стремление к правде всегда были гонимы, этому немало свидетельств находим мы в Священном Писании. Спаситель весь свой земной путь шел тернистым путем от Вифлеема до Голгофы. Младенца Христа ищет Ирод, чтобы погубить, Его искушает дьявол в пустыне, Его учение подвергается сильным нападкам гордых книжников и фарисеев, но Христос не прекращает Своей проповеди. Одни осуждают и готовят Ему смерть, зато другие – принимают Христово учение и отдают за Него свою жизнь. Поэтому правда Божия всегда будет гонима.
Какие бы страдания не испытал за правду человек, в душе которого выросло могучее дерево праведности, он переживает торжество, радость, потому что гонения могут терзать тело, гонители даже могут убить это тело, но не могут они убить души, ее радости и ее торжества в служении правде.
Деятельная любовь к Богу и ближним проявляется в стремлении быть с Богом и привести все творение к обóжению, не жалея ради этого ни себя, ни своей жизни.
«Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на Небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Мф. 5. 11–12). Западное богословие восьмую и девятую заповеди объединяет, поскольку они сходны содержанием. Православное богословие сохраняет девять заповедей, поскольку в Евангелии девять раз повторяется слово блаженны.
Строго говоря, это последнее, девятое Блаженство лишь раскрывает смысл восьмого, мысль здесь одна и та же. Главное отличие состоит в том, что раньше говорилось, что гонения были из-за самой принадлежности Христу. Известно, что в первые годы существования христианской Церкви она чаще всего подвергалась словесным нападкам. Но иногда физические страдания легче переносятся, чем клевета и грязные оговоры, унижающие человека и лишающие его чести и уважения. Недаром евреи считали клевету одним из тягчайших грехов, таким же страшным, как идолопоклонство, разврат и кровопролитие вместе взятые.
Причиной такой бурной радости является великая награда, которая дожидается тех, кто переносит напраслину и клевету. Ведь жизнь с Богом – цель человеческого существования. Эта жизнь – награда, хотя и невидима, уже совершенно реально существует, она на Небесах, то есть у Бога. Отныне все, кто последует за Христом, уподоблены пророкам, должны исполнять это великое служение, быть готовыми разделить их судьбу.
Таким образом, в заповедях блаженства Христос предложил новые, до сих пор неведомые человечеству, пути нравственной жизни. Основоположник Нового Завета дает понять, что дело не в букве их, как это было в Ветхом Завете, а в духе, для которого буква, внешние формы, должны, очевидно, в отдельных случаях жизни свободно создаваться человеком.[15]
Заповеди Блаженств являют нам нравственный образ ученика, последователя Христова. Мы видим его сначала в одиночестве, на коленях пред Богом, признающим свою духовную нищету и оплакивающим ее. Это приводит его к кротости, и он делается снисходительным во взаимоотношениях с людьми, так как честность помогает ему быть перед ними таким, каким он сам исповедал себя перед Богом. Но он не успокаивается, помня о своей греховности и греховности мира. Он плачет об отпадении творения от своего Творца. Он не стремится к устроенности, комфортному беспечному существованию, поскольку он жаждет абсолютной, всецелой правды, за которую готов пролить кровь и отдать всю свою жизнь, только бы лишь она восторжествовала. Затем мы видим его в человеческом обществе, боль и скорбь которого он переживает вместе со своим Богом. Он проявляет милость, внося мир в ту ситуацию, в которую поставлен Богом, восстанавливая целостность тех, кого раздирают противоречия, и губит грех. Он не боится и его оскорбляют, преследуют за правду, за Христа, с Которым он себя отождествляет. Да, таков ученик Христов, совсем не понятный нехристианскому миру, кажущийся безумцем в своих стремлениях. Идеал Заповедей Блаженств всегда будет находиться в противоречии с общепринятыми мирскими ценностями. И нельзя быть христианином, не пытаясь воплотить этот идеал в своей жизни.
Блаженства – это не обещание или предсказание, это формула поздравления. Господь как бы поздравляет тех, кто находится в описанных Блаженствами жизненных ситуациях. Однако счастье, провозглашаемое в первой части каждого блаженства, невозможно понять без обещания, данного во второй.
Религия Блаженств, основывающаяся на обещании, не может не быть религией надежны. Трудности и обязательства настоящего момента – это и есть те точки, в которых рождается радостная надежда, преображающая наше существование в настоящем.[16]
Глава 3. Раскрытие смысла ветхозаветных заповедей в евангельском контексте
Непосредственно за произнесением учения о блаженствах Божественный Учитель говорит: «Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5, 17). Для уяснения и подтверждения мысли о ненарушимости Ветхозаветного закона нравственности и в новозаветной церкви Основатель ее говорит: «Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (Мф. 5, 18). Нарушитель хотя бы одной из заповедей закона Божия «малейшим наречется в Царствии Небесном» (Мф. 5, 19), то есть человеком ничего не стоящим, отверженным. Напротив, исполняющий закон и научающий соблюдению его и других людей, возвеличится в Царствии Небесном. Однако, несмотря на мысль о ненарушимости Ветхозаветного закона в его сущности, Божественный Учитель, с другой стороны, говорит, что если праведность Его слушателей и последователей не превзойдет праведности народных учителей Иудеи – фарисеев и книжников, то они не войдут в Царство Небесное. Суровый отзыв Спасителя становится ясен для нас, если вспомнить, как иудеи то ограничивали, то расширяли смысл предписаний закона. Пример чудовищного искажения смысла в толковании постановлений закона о чистоте в субботу можно видеть в утверждении, что человек, прикоснувшийся в субботу к свиткам Св. Писания, делается нечистым, так как кожа, на которой оно написано, могла принадлежать нечистому животному, или приравнивалась к трупу, соприкосновение с которым, по закону, оскверняло человека. Или же: «если не было воды ближе девятиверстного расстояния, еврей должен был идти девять верст и только после этого был вправе садиться за стол».[17]
Заповедь об убийстве. Сравнительное определение отношения Ветхозаветного учения о нравственности к Новозаветному Иисус Христос начинает с определения отношения к ближним. По карательным законам Моисея за умышленное убийство полагалась смертная казнь (Числ. 35, 16–21), и лишь совершивший неумышленное убийство подлежал суду (Числ. 35, 24). «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5, 22). Предлагая мелкую, на первый взгляд, заповедь о негневливости, Спаситель тем самым предотвращает бóльшие обиды, «заключающиеся в убийстве»[18]. Вполне понятно, что человек, достигший уровня нравственного совершенства, никогда не станет убийцей другого. Но опять же, в Ветхом Завете было упоминание о том, что так ясно изложил Христос относительно гнева. Моисей сказал: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем» (Быт. 19, 7; Эккл. 7, 9; Притч. 7, 16; Иов. 5, 2). В чем же состоит разница между этими заповедями? Спаситель выставляет на первый план внутреннюю настроенность человека, тогда как Моисей по требованию времени должен был настаивать на законной или юридической правде.[19] Мало того, для возвышения праведности и укрепления мирных отношений вменяется в обязанность не откладывать надолго никакого соперничества, а всякие споры скорее улаживать и идти на примирение с соперником.[20]
Заповедь о прелюбодеянии и учение о разводе. Седьмая заповедь десятисловия понималась книжниками и фарисеями как запрещение грубого нарушения чистоты брака. Грех прелюбодеяния строго наказывался в Ветхом Завете, так как преступление седьмой заповеди было повсеместным явлением.
Христос в Своей Нагорной проповеди запрещает не только сам грех, но и повод к нему – «вожделенный взор». Талмудисты полагали, что грех от этого «вожделенного взора» не вменяется, если затем не последовало внешнее нарушение. Поэтому слова Спасителя в первую очередь направлены против фарисейского притворства. Итак, этой заповедью Христос не упраздняет древнего предписания закона Моисеева «не прелюбодействуй» (Исх. 20, 14), а раскрывает и восполняет его. Но не останавливаясь на этом, Господь указывает на средства, при помощи которых христианин может освободиться от нечистых пожеланий: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф. 5, 29). Здесь имеется ввиду отсечение не членов нашего тела, а всего того, что для нас кажется «наилучшим», если это приводит ко греху[21].
В близком отношении к заповеди о прелюбодеянии стоит заповедь о разводе. Библия указывает нам много причин, по которым еврей мог свободно отпустить свою жену. Часто по личным прихотям мужа жена лишалась прав и должна была уходить от него (Втор. 24, 1–4). В разводе еврей не видел нарушения заповеди, ибо считал даже в этом акте, что «Бог дозволил бракорасторжение только израильтянам, но не другим народам»[22]. Такое ложное понимание этой заповеди и заставило Спасителя высказать Свое суждение, дать новые правила супружеского сожития. Моисей знал святость брачного союза, освященного Богом еще в раю, и только по жестокосердию своего народа он пошел на некоторые уступки, разрешая давать разводное письмо. Этим ликвидировалась опасность убийства мужем жены, не нашедшей благоволения в его глазах и ставила ее в полную независимость от последнего[23]. Христос, допуская развод только лишь по вине любодеяния (Мф. 5, 32), все же показал Своим слушателям, что Он хотел бы, чтобы ученики Его и последователи возможно дальше держались от намерения допускать развод между раз вступившими в брачное сожительство супругами.[24]
Таким образом, Христос не упразднил закон Моисеев о разводе, а возвысил его, указывая на прелюбодеяние одной из сторон как на единственно важную причину, по которой разрешается расторжение брака. Если в Новом Завете и допускается бракорасторжимость, то не как правило, а как исключение[25].
Заповедь о клятве. «Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои» (Мф. 5, 33). В Ветхом Завете Моисей повелел евреям исполнять данные Богу обеты (Втор. 23, 21) и клятвы (Ис. 22, 7), но все это открыто нарушалось евреями: «они клялись Именем Бога, клялись во лжи, не исполняли обещаний, данных Богу; а фарисеи измыслили для них мнимое успокоение совести: … они уверяли евреев, что запрещено клясться только Именем Бога, и что поэтому всякая клятва, хотя бы и для прикрытия лжи, безгрешна; что можно безнаказанно клясться небом, землею, Иерусалимом, головою и пр.»[26]. Самая важная клятва в Ветхом Завете была «жив Господь» (Суд. 8, 19; 1 Цар. 14, 39, 19, 16, 20, 3) и «пусть то и то сделает мне Бог, и еще больше сделает» (1 Цар. 14, 44; 2 Цар. 3, 35). Злоупотребление ими заставило новозаветного Законодателя дать правильное понятие о клятве: «А Я вам говорю: не клянись вовсе; ни небом, потому, что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его … но да будет слово ваше: «да, да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5, 34–37).
Итак, клятва, при свободном толковании закона книжниками и фарисеями, теряет свое первоначальное значение и переходит в скрытое оскорбление имени Божьего. До Христа она, по словам блаженного Феофилакта, «не составляла худого дела; но после Христа она – дело худое»[27]. В Новом Завете Христос совершенствует эту заповедь, возводит ее на должную высоту, где при нравственном совершенстве христианину для заверения истинности своего слова или дела довольно будет утвердительного «да, да» и отрицательного «нет, нет»[28].
Заповедь о непротивлении злу. Совершенная любовь (Мф. 5, 38–42). Господь наш Иисус Христос в Своей проповеди «свел требование Бога к одному слову: «Люби»[29]. Из этого следует учение Христа о невоздаянии за причиненные обиды. «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А я говорю вам: не противься злому» (Мф. 5, 39). Те принципы христианской морали, которые были объявлены Им во всеуслышание, шли в разрез с Ветхозаветным законом возмездия. Что такое «око за око и зуб за зуб»? Это был формальный, чисто юридический принцип, по которому причинивший другому какой-либо вред и сам должен был понести такое же наказание. Обиженный стремился отомстить обидчику в полной мере. В основе Ветхозаветного предписания воздавать око за око и зуб за зуб лежала идея справедливости. В новозаветную же эпоху жизни и истории человечества требование непротивления злу в основе своей имеет уже не идею строгой справедливости, а снисходительного милосердия[30]. Тертуллиан в начале христианской эры утверждал, что «закон возмездия … издан не для того, чтоб воздавать злом за зло, но чтобы предупреждать и укрощать насильство посредством страха»[31]. Но этот закон, подобно другим, данный по жестокосердию и грубости нравов еврейскому народу, как не согласный с высокою христианскою любовью, требовал усовершенствования. И Христос излагает Свое новое учение, где запрещает не только мстить, но и не противиться злому. Своим оборотом «а Я говорю вам» Христос прямо противопоставляет Свою речь речи законников, предлагая закон любви и всепрощения.