Православный храм и богослужение. Нравственные нормы православия - Павел Михалицын 9 стр.


Не убивай. Конечно, не так часто встречается в нашей жизни грех непосредственного убийства и у подавляющего большинства обывателей подобное деяние вызывает резкое осуждение. Тем не менее виновными в нарушении этой заповеди могут стать и те, кто толкал человека на совершение убийства или не помешал осуществлению его. Даже непримиримая вражда или затаенная в сердце злоба являются препятствиями к исполнению данной заповеди. Необходимо также помнить, что убийства бывают не только телесными, но и духовными, когда человек является источником соблазна для других и своим поведением или прямыми уговорами толкает людей на совершение греха. Поэтому многочисленные сектантские и иноверные миссионеры и проповедники, которые своими красивыми, но лживыми речами уводят верующих из Православной Церкви – совершают грех духовного убийства. Всевозможные формы аборта, какими бы они высокими и благими целями не прикрывались, также являются убийством ни в чем не повинных, еще даже не родившихся на свет детей.

Не прелюбодействуй. Грехи против этой заповеди условно делятся на три вида: блуд, прелюбодеяние, кровосмешение. Под блудом подразумевается вся совокупность развратных действий, которые совершают люди еще не вступившие в брак. Причем этой заповедью осуждаются не только действия, но и даже нечистые помыслы и желания, которые впоследствии и становятся причиной греховных деяний. Прелюбодеяние – это, прежде всего, нерушение супружеской верности. Кровосмешение – это грех, при котором союзом, подобным супружеству, соединяются близкие родственники. О разнообразных содомских противоестественных грехах, которые резко осуждаются этой заповедью, мы не будем даже и говорить.

Не кради. Этой заповедью запрещается всякое незаконное (т. е. не только вопреки действующему законодательству, но и против совести) присвоение чужого имущества. Причем эта заповедь запрещает всякое ловкачество, хитрость, обман и мошенничество, приводящее к обогащению одной и к ущербу другой стороны. Кроме того, пристрастие к материальным благам и рождающуюся от этого скупость также осуждает восьмая заповедь Закона Божьего.

Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Девятая заповедь Закона Божьего запрещает клевету, ложь, осуждения, пересуды и всякое празднословие, от которого и рождаются все вышеуказанные грехи. Осуждение является одним из самых распространенных, а вместе с тем и тяжких грехов. По святоотеческому учению, человек, осуждающий своего ближнего в каком-либо грехе, сам непременно согрешит тем же. Право судить принадлежит только нашему Творцу – Господу Богу, а мы должны лишь сострадать и молиться за наших падших братьев и сестер.

Не желай дома ближнего твоего; нежелай жены ближнего твоего, [ни поля его,] ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, [ни всякого скота его,] ничего, что у ближнего твоего. Десятой заповедью Закона Божия обличается зависть, эта скорбь о благополучии ближнего, как ее когда-то очень метко определил свт. Григорий Богослов. Этой заповедью также запрещаются порочные чувства, мысли и желания, запрещается останавливаться на них, удерживать их в себе, развивать, услаждаться ими. Какие это мысли? Это желания сладострастные, корыстолюбивые, самолюбивые, горделивые, своекорыстные и плотоугодные.

Синайское законодательство в своих основных началах давалось на все будущие времена. Оно заложило основу истинной нравственности и человеческого достоинства в мире. Это был час зарождения народа, отличного от всех дотоле существовавших в истории. Простые, но глубокие и вечные истины о духовном и личном Боге, о почтении к родителям, о целомудрии, о святости человеческой жизни и собственности, о чистоте совести – все эти истины открыты или утверждены были на Синае в наследие всем последующим векам.[7]

Глава 2. Толкование заповедей блаженств

На протяжении всей мировой истории человечество получило от Бога два нравственных кодекса: Ветхозаветное законодательство Моисеево, данное на горе Синае, и Новозаветный закон Евангельский, который известен под названием «Нагорной проповеди» Господа нашего Иисуса Христа.

Сущность Синайского законодательства как несравненно высшего и ценнейшего, чем все законодательства древнего мира, изложена в десятословии. Но оно исчерпало себя за известный исторический период. И тогда Богу угодно было послать Сына Своего в мир для полнейшего восстановления человеческой природы, утраченного райского блаженства. Его проповедь открыла новый путь человечеству, указанный в новозаветных заповедях блаженств (см.: Мф. 5–7; Лк. 6, 17–49).

Ветхозаветные заповеди были даны еврейскому народу в грозных и величественных явлениях природы, внушающих трепет и ужас. Люди должны были отдалиться от горы на известное расстояние, и под страхом смерти воспрещалось приближение к ней. Заповеди изрекало неведомое и скрытое Существо (Исх. 19, 10–19, 25; 20, 1—18).

Совершенно противоположную картину принятия заповедей мы наблюдаем в Новом Завете. Сама природа как бы приготовила пышную обстановку, при которой Господь изрекает «глаголы новой жизни». Сын Божий беседует с народом, как любящий отец со своей семьей. Вместо грозных стихий природы – ясное прозрачное небо. Но не только внешние обстоятельства, но и внутреннее содержание новозаветных заповедей далеко превосходит ветхозаветное законодательство. Нагорная проповедь чужда принудительного характера Моисеева закона: Христос требует уже не только воздержания от зла, но и постепенного совершенства в добродетелях. Таким образом, с пришествием в мир Спасителя, человечество меняет рабское отношение к Богу на сыновнее (1 Ин. 3, 2; Рим. 8, 14–15).

Перейдем к изложению самих заповедей блаженств, которые составляют фундамент христианской нравственности. В них провозглашение новых начал взаимоотношений между людьми привело к великому нравственному перевороту. Доселе неведомые истины завоевывают себе права гражданства в сердцах людей: временное заменяется вечным, материальное – духовным, пределы и нормы предписаний Закона снимаются совершенно: их предел – полное богоуподобление.[8]

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5, 3; Лк. 6, 20). Для понимания и полноценного толкования этой заповеди, как впрочем и для понимания всего Евангелия от Матфея, необходимо помнить о том, что Ветхий Завет является главным фоном этого Евангелия. Не менее важным является обращение к иудейским традициям, обычаям, быту, религиозным и культурным представлениям, географии, психологии.

Чтобы понять смысл слов Господа, надо знать, какое значение имеет понятие бедности и богатства в Священном Писании. Первоначально богатство рассматривалось как видимое доказательство того, что человек находится в мире с Богом. Богатство рассматривалось как благословение Бога, награждающего на земле за благочестивую жизнь.

В пророческой литературе встречается иная точка зрения о богатстве и бедности. Бедняк – это человек обездоленный, ограбленный богачом, у него не осталось ничего, на что он мог уповать, его упование только в Боге, к которому он непрестанно возносит моления и вопли. Богач же чаще всего выступает как гордый и самоуверенный человек, полагающийся на богатство, он угнетает того, кого защищает Бог, и поэтому становится врагом Бога. Кроме того, Библия неоднократно называет богача безумцем, потому что он, сознательно или подсознательно, уверен, что не нуждается в Боге, что в этой жизни может прожить и без Него. Вот почету слово «бедный» постепенно приобрело дополнительный смысл «благочестивый, смиренный, преданный Богу» и стало религиозным термином.

В еврейском языке было много слов со значением «бедный», но все они включают дополнительные смысловые оттенки: «малый, незначительный, униженный, оскорбленный, смиренный, страдающий, кроткий» и т. д. [9].

Материальная бедность все чаще понимается как бедность духовная, в противоположность гордости и надменности.

Если воспринимать девять Заповедей Блаженств как лестницу добродетелей, то первая из этих заповедей является основополагающей, без которой невозможно дальнейшее совершенствование христианина в духовной жизни.

Многие богословы обращали внимание на то, что как первым грехом, удалившим человека от Бога является гордость, так и первая добродетель, восстанавливающая связь с Творцом, – это смирение, которое является предохранительной добродетелью, охраняющей человека от самомнения, и не позволяющей останавливаться в совершенстве.

Когда мы говорим о смирении, мы представляем себе человека, который, если его хвалят или говорят о нем что-нибудь хорошее, старается доказать, что это не так; или, если ему приходит в голову мысль, что он сказал или сделал что-нибудь хорошее и правильное, он старается отвести от себя эту мысль из страха возгордиться. Эти бытующие мнения неверны не только по отношению к самому себе, но и по отношению к Богу: считать, что сделанное или сказанное мною не может быть хорошим или признание в себе доброго может привести к гордыне, – ошибочно. Истинное смирение проявляется в том, что если и дано Богом человеку сказать что-нибудь доброе, правильное или сделать что-нибудь достойное и Его, и себя как человека, то он должен не приписывать это себе в заслугу, а научиться благодарить Бога за это, то есть уметь переключиться с тщеславия или гордыни на благодарность. Ложное смирение – одна из самых разрушительных вещей; оно ведет к отрицанию в себе добра.

Смирению противопоставляются, большей частью, гордыня или тщеславие. Но между ними есть существенная разница. Гордый человек – этот тот, который не признает над собой ни Божьего, ни человеческого суда, который сам себе закон, сам себе мерило и судия.

Кардинально отличается от этого тщеславие, которое заключается во всецелой зависимости от мнения или суда людского, но не от суда Божьего. Тщеславный человек ищет похвалы, одобрения, причем самое унизительное, что он ищет похвалы и одобрения от тех людей, мнение которых он даже не уважает, – лишь бы они его хвалили. Есть еще и другая сторона: если тщеславный человек начинает надеяться, что кто-нибудь его похвалит, то он ищет похвалы не за самое высокое, не за самое благородное, не за то, что достойно и Бога, и нас, а за что угодно. И получается, что тщеславный человек всецело зависит от мнения людей и их одобрения; для него является катастрофой, когда о нем судят строго или как-то его порицают; и чтобы заслужить похвалу, он не гнушается самых низких поступков.

Но смирение – это не просто отсутствие тщеславия и гордости. Смирение начинается с момента, когда мы вступаем в состояние внутреннего мира: мира с Богом, со своей совестью и мира с теми людьми, чей суд отображает суд Божий; это, прежде всего, примирение. Одновременно, это примирение со всеми обстоятельствами жизни, состояние человека, который все, что ни случается, принимает как от руки Божией. В этом смысле смирение – это мир, основой которого является любовь Божия.

Смирение – это не искусственное самоунижение, не копание в собственных грехах, не втаптывание себя в грязь. Смирение – это результат встречи человека с Богом один на один: перед безмерным величием Божиим человек кажется себе таким ничтожным и незначительным.

Нищета духа имеет еще одну сторону – когда человек не держится за старое, греховное устроение, а освободившись от этого груза, готов принять новое состояние, которое введет его в Царствие Небесное. Под духом здесь понимается не Дух Божий, а наш человеческий дух – глубочайшая часть нашего существа, орган, при помощи которого мы соприкасаемся с Богом. Нам необходимо быть нищими от греха в этой части нашего существа, чтобы стать причастниками Царства Небесного.

Если рассматривать эту нищету с точки зрения материальных законов мира, то можно утверждать, что если я отдал кусок хлеба, то стал беднее на этот кусок хлеба, и если я дал известную сумму денег, то у меня их на эту сумму стало меньше. Распространяя этот закон на человеческие отношения, мир думает: если я отдал часть своей любви кому-нибудь, то на такое количество любви стал беднее, и уж если я отдал свою душу, то я окончательно разорился и нечего мне больше спасать. Но законы духовной жизни в этой области прямо противоположны законам материальным. Согласно этим законам, всякое отданное духовное богатство не только, как неразменный рубль, возвращается дающему, но возрастает и крепнет. Мы отдаем наши человеческие богатства и взамен их получаем величайшие Божественные дары.

Так тайна человекообщения становится тайной богообщения, отданное возвращается, истекающая любовь никогда не истощает источника любви, потому что источник любви в нашем сердце есть сама Любовь – Христос. Тут идет речь не о добрых делах, не о той любви, которая мерит и вычисляет свои возможности, которая отдает проценты, а капитал бережет, – тут идет речь о подлинном кеносисе (истощании), о некотором подобии того, как Христос истощил Себя, воплотившись в человечестве.

И нет, и не может быть никакого сомнения, что, отдавая себя в любви другому человеку – нищему, больному, заключенному, – мы в нем встретим лицом к лицу Самого Христа. Об этом сказал Он Сам в словах о страшном суде и о том, как одних Он призовет к жизни вечной, потому что они оказывали Ему любовь в лице каждого обездоленного и несчастного, а других Он отошлет от Себя, потому что у них сердца не имели любви, потому что они не помогли Ему в лице страждущих Его братьев, в которых Он являлся им. Если же у нас и возникают сомнения на основании нашего каждодневного неудачного опыта, то единственная причина их – это мы сами. И конечно же высший и совершеннейший пример смирения мы можем видеть только в Господе нашем Иисусе Христе.

Таким образом, «нищий духом» – это человек, полностью уповающий на Бога. И именно таких людей Господь называет «блаженными».

Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5, 4; Лк. 6, 21). Вторая заповедь блаженств звучит особенно надрывно, особенно парадоксально и особенно непонятно, поскольку называет «плачущих блаженными». Как плач может доставить утешение, да еще и вести к блаженству?

Вторая заповедь – это второй этап, вторая ступень в «лестнице» духовных блаженств, поскольку истинное смирение всегда сопровождается искренним плачем.

Иисус Христос, произнося эти слова, имел в виду тех людей, которые оплакивали, сетовали о своей духовной нищете. Они понимали, что поврежденная грехом, человеческая природа своими собственными силами не в состоянии выйти из греховного состояния и оправдать себя перед Богом. Ветхозаветный еврейский народ нередко скорбел и оплакивал свою участь. Но плач этот был вызван исключительно политическими и материальными факторами.

Большинство исследователей этого вопроса говорят о том, что плач является печалью покаяния, как справедливо полагали еврейские богословы древности и как считали в последствии большинство Отцов Церкви. Истинное смирение, искреннее сознание духовной нищеты сопровождается в человеке глубоким чувством своего восхищения величием Божиим. Переживание последствий греха при виде бессилия своими силами победить этот грех производит сокрушение и плач.

И, действительно, ничто так недостойно сожаления, как наши грехи. Именно к такой «печали по Богу» призывает нас апостол Павел, такая печаль «производит неизменное покаяние ко спасению». Необходимо помнить, что жизнь во Христе – это не только путь радости. В варианте проповеди у Луки Иисус говорит: «Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6, 25). Истина заключается в том, что в христианстве есть и другой путь, путь скорби, путь христианского плача, но немногие идут им.

Господь оплакивал грех других, видя их горькое положение, плакал над нераскаявшимся городом, который Его не принял. Каждому христианину надлежит стяжать плач о зле мира, как это делали библейские люди. Так плакал о погибающем Израильском народе святой апостол Павел, когда желал быть отлученным от Христа, только бы спаслись его братья. И нас призвал плакать с плачущими. В основе этого плача лежит величайшая любовь ко всему творению, к творению, не устоявшему в своем первозданном состоянии и не желающему возвратиться к своему Творцу.

Искренние слезы очищают грязь, которая «лежит» на сердце, способствуют спокойствию и блаженству сердца. После таких слез настает в душе тишина и спокойствие совести, во всем существе человека распространяется духовное благоухание и радость. Господь утешит всех, изливая любовь Свою Духом Своим Святым, и тогда уйдет вся печаль.[10]

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю (Мф. 5, 5). Как среди язычников, так и среди евреев кротость рассматривалась как одна из важнейших добродетелей. Древнегреческий философ Платон, например, называет ее «истинной божественностью», а в еврейских легендах превозносилась кротость великого учителя Гиллеля. С одной стороны, крайностью может быть недостаток определенного качества в человеке, а с другой стороны – его избыток. Добродетель же – это золотая середина между этими крайностями. Так, например, щедрость является золотой серединой между расточительностью и скупостью. Что же касается кротости, то философ Аристотель определял ее как золотую середину между чрезмерным гневом и бездейственной незлобивостью.

Хотя русскоязычному читателю может показаться странным, но третье Блаженство практически повторяет первое, ведь в еврейском языке одно и то же слово «ани» значит и «бедный», и «кроткий». В греческом переводе Библии оно часто переводилось словом praeis и, следовательно, приобрело иное значение: «кроткий, мягкий, незлобивый; мирный; скромный», в то время как в еврейском оно значило «беззащитный, бесправный, бессильный, робкий, угнетенный». Такими были отличительные черты бедняков. Но постепенно у этого слова появляются дополнительные значения, делающие его религиозным понятием: «безропотный, кротко принимающий страдания, послушный воле Божьей». Такие люди бессильны, но они не нуждаются в силе, в могуществе, потому что полностью полагаются на Бога. Вот почему они не стремятся к тому, чтобы им служили, а с готовностью служат другим. Вся жизнь Иисуса Христа являет нам пример такой кротости.

Православный катихизис определяет кротость как «тихое расположение духа, соединенное с осторожностью, чтобы никого не раздражать и ничем не раздражаться».[11]

Назад Дальше