– Пошли вы все… К хренам собачьим! Нашлись… охранители порядка, силы добра, через три заколдобины слегой в торец!
Северин сплюнул кровь и выставил вперед лезвия гатримарсов, принимая боевую стойку. Как тогда – на вытоптанной поляне, на занятиях с Найрисом.
Воины Амофилы следили за его демаршем с молчаливым недоумением.
– Попробуйте взять меня, вы, насекомые!
Северин уже приготовился погибнуть в бою, бесславно и глупо… Но чей-то голос, до боли знакомый, рявкнул в самое ухо:
– В СТОРОНУ!
Сначала упал маг в черной хламиде, расшитой золотыми нитями. Тот, что сразил невидимку Йогдума огнешаром. Коротко крякнув, всплеснул худыми руками, оторвавшись от земли, врезался в тлеющие остатки забора.
– Во имя Тенабира… Вперед!!!
Невидимая сила отбросила воинов в черно-золотом. По воздуху вновь прошла рябь, распугивая, разметывая туманные щупальца. Зазвенели клинки по доспехам. Мимо Северина скользнули мутные силуэты.
Мглистые Акробаты, то появляясь, то пропадая («Найрис-Найрис… не ты ли сам недавно рассуждал о гнусности подобных заклятий?»), скользили по грязной мостовой, тесня воинов Амофилы.
Воины в шипастых доспехах попадали навзничь, кровь расплескалась по выщербленным камням мостовой, превращаясь в пар, мешаясь с туманом.
Маг Амофилы в разодранном плаще попытался ускользнуть в том направлении, откуда они явились, – к свалке, уцепился краем своей мантии за обугленную жердь, оставшуюся от забора.
Плащ его занялся огнем, он заполошно оглянулся на приближающиеся размытые силуэты, выхватил из широкого рукава резной амулет. Заорал, срывая голос:
– Лаахор, к тебе взываю!!!
Громовой раскат оглушил Северина. Молния, что полыхнула следом, заставила зажмурить глаза.
Он качался из стороны в сторону, будто пьяный. Не в силах пошевелиться, лишь старался не выпустить из ободранных до крови пальцев рукояти кинжалов.
– Блокир-р-руйте пор-р-ртал!!
Северин узнал этот звериный рык.
Найрис, по велению которого он и оказался здесь, в Мушиных Фермах, в этом забрызганном кровью и туманом затянутом переулке близ городской свалки, на волосок от гибели…
– Не хватит заряда!! Они успели завершить цикл!
– Двое держать сектор, остальные за мной! Магам – готовить «веретена»!
Нацелив вперед, в туман, лезвия гатримарсов, Северин побрел вперед. Наугад. Оступаясь и оскальзываясь.
Хлынул дождь. В безумной пляске острых мелких капель, в разрывах тумана, мигнуло несколько ярких вспышек.
Из дождя навстречу Северину поплыли массивные силуэты. Черно-золотые доспехи, испещренные светящимися во тьме рунами и узорами, тлеющие магическим огнем лезвия и посохи, полыхающие адским пламенем прорези в забралах и просветы капюшонов.
– Активировали портал! – прокричал знакомый девичий голос.
– К бою, Акробаты! – рявкнули в ответ из дождливой дымки. – Маги по секторам, приготовить свитки!
Затем все звуки перекрыл, поглотил надсадный, протяжный рев.
Сквозь нити дождя Северин видел, как во вспышках молний и огнешаров на пятачке между переулком и свалкой появился кто-то новый, страшный.
Не верткие Акробаты, прикрытые мантиями невидимости, не облаченные в шипастую зачарованную броню воины Амофилы.
Этот, новый – был настоящий великан, с головы до ног закованный в тусклую сталь. Он взревел, вскинув к небу здоровенные когтистые лапищи. В обеих лапах он сжимал по здоровенному тесаку, вроде мясницких. Но судя по их размеру, такими клинками впору было рубить разве что драконятину. Они сплошь были испещрены рунной вязью, горящей ровным алым огнем.
Рев смолк. Из прорезей в забрале шлема, скрывавшего голову монстра, вырвались клочья пара.
Монстр начал движение. Вместе с воинами Амофилы, растянувшимися цепью, он направился вперед. С каждым шагом ножищи его с грохотом врезались в землю, вздымая веера грязных брызг и осколки мостовой.
– Боевой тролль…
Северин, щурясь от дождевых брызг, повернул голову. Рядом стоял с мечами наголо Найрис.
– Веселенькая будет ночь, – он подмигнул Северину, сплюнул на сторону. Глаза его были непроницаемо-черные, как и тогда, у Башни – напрочь лишенные белков. – И, кстати, на случай, если такого шанса более не представится… Спешу поздравить тебя с вступлением в ряды жрецов Тенабира, парень.
Не выпуская из пальцев рукояти ножа, Северин костяшками стер с лица кровь и дождевую морось.
– Очень рад, – разбитые губы саднило, но у него почти получилась улыбка.
– Дождь кстати, – кивнул Найрис, отворачиваясь и снова глядя вперед, на подступающую вражескую цепь. – Крови, малыш, сегодня будет много.
12
Разрывая нити дождя, Мглистые Акробаты бросились вперед, на воинов Амофилы.
И в тот же миг силуэт невиданного монстра, пришедшего на помощь черно-золотым, будто бы расплылся.
Глаза Северина просто не успевали за ним – так нечеловечески быстро он двигался.
Тесаки тролля со свистом встретились сразу с двумя подлетевшими Акробатами. Разрубая заговоренные доспехи, опережая в стремительности тех, кого хмарьевские драматурги называют не иначе, как «детьми ветра».
Зазвенела сталь, посыпались искры, яростные выкрики сменились воплями боли.
Атака Мглистых Акробатов разбилась о тесный строй закованных в тяжелую броню Амофил, как вольный ветер, налетающий на скальную гряду, рассыпается на мириады слабых вихрей.
Тролль наступал, ревя, с чавканьем вырывая тяжелые ножищи из размытой дождем грязи. Руны на его доспехах тлели злым алым огнем.
Задыхаясь от ужаса, но продолжая целить в противника гатримарсами, дрожавшими в такт дрожанию его рук, Северин попятился. Ноги отказывались держать его. Перед глазами плыло. В ушах звучал низкий гул. И было что-то еще…
Навязчивый образ застилал глаза, отвлекая даже перед лицом смертельной опасности. Что-то докучливое.
Что-то такое он, Северин, упустил. Совсем недавно. Внутри головы раздавалось эхо, обрывки крика отталкивались от внутренних стенок черепа, но никак не разобрать слов. Он что-то уронил. Его глаза. В его глазах было что-то. Он уронил. Эта рухлядь в лохмотьях. А Северин подобрал. Давит, давит гул.
Тролль приближался. Уродливая мясная громада в пудовых доспехах. Все ближе чавкали слоновьи ноги, ухали, расплескивая грязь. Все ближе. Ближе.
«Что за наваждение! Как больно! Как же давит на голову! Тысячи острых иголочек колют и колют, разрезают напополам стальные нити, перетирают в крошку зубчатые колеса… Он уронил. Уронил свиток. Подобрал. Подобрал. Свиток. Свиток… Свиток!»
– Свиток, – прохрипел Северин, сплевывая кровь.
– Да, свиток, – эхом отозвался внутри головы, наконец-то собираясь из осколков и обрывков в целое, холодный, нечеловеческий голос. – Читай…
Северин, не выпуская гатримарсов, лихорадочно зашарил под плащом, выхватил футляр со свитком, раскупорил его, зубами стащив крышку.
Дождь, нещадно хлеставший его по лицу, ослеплявший, переменил направление, стал атаковать мелкими острыми каплями забрала Амофил, испещренные тонкой золотой гравировкой.
Дождь стал бить Северину в спину, как бы подталкивая его вперед.
Северин принялся читать. Буквы знакомые, но какая-то тарабарщина, бессмыслица.
Дождь хлестал по свитку, но никак не вредил чернилам, не размачивал пергамент.
Дождь не мешал Северину читать. Дождь, очевидно, решил перейти на его сторону.
– Арев Зар Как… – начал он, не узнавая своего голоса и чувствуя, как замедляет бег время. – Отэ Овилпот…
Раскинув руки, в которых продолжал сжимать клинки, сраженный Найрис упал навзничь. Кровь струилась по его лицу, по переплетениям татуировки на скуле, мешаясь с дождем.
– А Евилпот… В Ястеаджун…
Монстр взревел, будто нарочно стараясь заглушить Северина.
Еще несколько шагов – и боевой тролль сметет, уничтожит его!
Очередной Мглистый Акробат пал под ударом его тесака – Северину послышался обрывок крика. Кричала девушка. Неужели та самая, с просеки?
– Ямалп Он…
Всем своим существом, от макушки до пяток, почувствовал Северин холодную дрожь. Еще пара шагов – и он превратится в груду рубленого колбасного фарша. Самое время обделаться, но…
– Ямалп отэ!
На миг Северин отнял взгляд от свитка. Осталось произнести последнее слово, он уже успел прочитать его глазами, но…
Словно в бреду, словно в страшном сне – медленно и неуклонно, – надвигались лезвия тесаков, занесенные для удара.
На выдохе, оглушая самого себя, срывая голос, Северин заорал:
– …ТСИВАНЕН!
Время остановилось. Лезвия застыли, готовые врезаться в его голову. Клочья пара, вырывавшиеся из прорезей шлема тролля, клубились перед самым лицом Северина.
Крошечные бисеринки дождя искрились и мерцали, отражая алый свет, исходящий от рун на доспехах чудовища.
Потом все осветилось. Мириады лучей рассекли ночь, рассекли дождевые струи, рассекли Хмарь и мглу, вонзаясь в мешанину грязи под ногами Северина. Свет обнял Северина, укутал его уютным коконом, завернул в мягкое и теплое одеяло цвета топленого молока…
«Должно быть, я умер», – успел подумать он.
И время вернулось…
Лицо Северина обожгли клочья пара, зловонное дыхание чудища, по щекам ударил какой-то порошок, сухой и горячий.
Северин не сразу понял, что это пепел.
Доспехи тролля, добела раскаленные тем светом, что призвал на него Северин, оседали на землю, сквозь прорези их хлопьями рассыпался пепел.
Свет убегал, таял – так же стремительно, как явил себя. Северин оставался один на один с ночью, дождем и заваленным трупами переулком Менял.
Кто-то бежал прочь от него, удаляясь. Кому-то повезло. Одиноко бряцали черно-золотые доспехи.
Северину было больно и холодно. Дождь вновь принялся с силой хлестать по лицу, будто в истерике: что ты наделал? Что ты наделал?!
– А что я мог, – прошептал в ответ Северин. – Я защищался.
Ладонь, в которой он сжимал свиток, жгло огнем.
Северин посмотрел на нее. Поверх линий жизни проступал, пузырясь, свежий ожог.
Очень странной формы – он в точности напоминал силуэт летящего сокола. Будто знак.
И почему-то именно теперь он вспомнил глаза того старика в лохмотьях, что выронил футляр со свитком. То, что открылось Северину, когда на единый миг они встретились взглядами. То, что показалось ему случайным бликом в зрачке незнакомца в лохмотьях.
Силуэт летящего сокола.
Только вспомнив это, Северин наконец-то по-настоящему испугался.
А испугавшись, побежал.
Он бежал сквозь дождь, ругаясь, отплевываясь и чуть ли не плача, прижимая к животу обожженную руку. Бежал прочь из переулка Менял, из Мушиных Ферм, прочь из Хмарьевска.
Через заваленные мусором пустыри, распугивая кудлатых и промокших бродячих псов, через огороды, засаженные непроходимыми джунглями огурцов и капустными головами.
Уходя от несуществующей погони, зигзагами, как затравленный собаками заяц, как затравленный саламандерами кинжалозуб.
Северин выдохся, достигнув окраины.
Не мог уже ни бежать, ни идти, ни ковылять. Но все еще мог ползти. Цепляясь пальцами за коряги, за осклизлые корни.
Найдя место посуше, под стволом такого же титанического и точь-в-точь таким же седым лишайником поросшего дерева, под которым устраивал свой тайник Гирбилин, он уткнулся лицом в мох.
Отключился. Выпал из реальности. Уснул.
13
Он сильно-сильно зажмуривал глаза, но солнце все равно его находило.
Плясало отголосками случайных бликов на внутренней стороне век, цеплялось за ресницы. Нещадно жгло открытую кожу, накаляло доспехи, нагревало головной платок, из-под которого ручьями лился пот.
Раскаленный добела шар висел над горизонтом, над далекими курганами мерещились призраки изумительных городов с колоннадами и парками, фантастических замков с башнями-иглами. Мерещился Хмарьевский кремль, его острые фигурные шпили и флюгера, укутанные туманной дымкой. Но это были всего-навсего миражи.
Отсюда, из южных степей, все произошедшее там, в Хмарьевске, казалось Северину сном.
Он вдоволь наскитался, сбивая сапоги по пыльным дорогам, пропивая последние гроши в самых дрянных кабаках, пока судьба не занесла его на юг.
Сначала – как часть отряда охотников-шкуродеров. Немного позднее, как часть поредевшего, но куда более сплоченного, чем прежде, отряда трофейщиков.
И вот теперь он очутился на «Жаровне», как называли ее ветераны, на переднем крае обороны. Или на острие атаки. Было непонятно. Каждый определял это для себя, исходя из личного вкуса.
Невозможно далекий отсюда Хмарьевск, судя по доходящим слухам, продолжало трясти в лихорадке усобицы.
Ярмарочные пророки вещали о том, что последователи Лаахора открыли сезон охоты на неизвестного боевого мага, уложившего пару десятков Амофил в ходе ночной бойни в переулке Менял.
Адепты Тенабира безжалостно мстили за гибель Верховного жреца и предводителя своей гвардии – Мглистых Акробатов.
Покидая Хмарьевск, Северин своими собственными ушами слышал, что за голову Опустошителя-переулка-Менял – как называли теперь его, Северина (конечно, не имея никакого представления о его реальной личности), – назначена награда в сто золотых. Эту историю передавали из уст в уста, всякий раз добавляя новые подробности. Прозвище Северину как-то не легло на душу, а вот сумма была приличной.
Новость эту, время от времени прерывая искренним счастливым хохотом, выкрикивал на перекрестке дорог скоморох в колпаке с бубенчиками.
Северин, возможно, даже хотел бы выспросить у него подробности, но встретился с ним взглядами, и в зрачках его увидел все тот же блик: сокол, расправивший крылья.
Этот сокол приходил к Северину во снах. Сны эти ничем не напоминали прошлые, те, что он видел на Терре. В них не было ни сюжета, ни внятной экспозиции, ни подкупающих деталей антуража – всего того, что было в старых добрых Тех-самых-снах про Другую Землю, или, как называл ее покойный Гирбилин, про Альтерру… Каким чужим и выдуманным казалось тогда это имя!
Теперь Северин сам пребывал на Альтерре, был частью ее, и она покинула его сны.
И осталась в его снах лишь не до конца сформулированная угроза, тревожность, ощущение собственного бессилия и страх. А поверх всего этого парил, сияя, расправивший крылья сокол.
Его же Северин видел в переплетениях древесных ветвей, в завитках зеленоватой пивной пены на боках пустой кружки, в обрывках низких туч, в хлюпающей под ногами дорожной грязи.
Символ этот, неведомо что означавший, колол ему сердце, наполнял невыразимой тоской.
Его, должно быть, искали.
По свежему следу вышли наемные убийцы, неотвязные, как гончие. Вышли шпионы, обладающие располагающей внешностью и приятными улыбками. Вышли искатели приключений и романтические юнцы – куда же без них?
В Хмарьевске шла война – необъявленная, негласная, не называемая вслух, но от того не менее жестокая и кровавая.
Кланы, исповедующие культ Тенабира, вроде Блазанов или Сарманисов и еще с полсотни менее известных и влиятельных, открыли охоту на представителей клана Амофил и на всех союзных ему адептов Лаахора. От заносчивых Галдаров до каких-нибудь самых заурядных Одмаров.
Амофилы решили ответить не сталью, но золотом, предлагая награду теперь уже за любого тенабирского адепта, не взирая на клановую принадлежность и наличие меча у пояса.
В дело незамедлительно вмешались охочие до крови Брохуды, потянув за собой всех, кто почитал своим покровителем пламень-Гуафисс.
Пробудились от спячки рода, приносящие жертвы лесной деве Вильвике, представленные многочисленными и хорошо вооруженными Арахнисами.
И уж конечно, не могли упустить своего и служители Йогдума, которым в их магических экспериментах всегда так потребны добровольцы, а за неимением их сгодятся и пленные.
Все эти кланы, династии и шайки выросли из тех чащобных племен, что рогатиной и дрыном воевали с вторгшейся в пору Утверждения Магии из смежных миров, многочисленной нелюдью и нечистью. Они отвоевали нынешнюю Мошкарицу и нынешний Хмарьевск… Все они владели золотом и землями, рудниками и факториями, имели в распоряжении выдрессированные банды наемников и толпы ищущих шанса выслужиться ополченцев. Все жаждали в основном только одного – вывести из игры, изжить со свету, выжечь дотла конкурентов.
Цена вопроса не имела значения.
И что-то, видно, сдвинулось в мировом эфире, что-то сместилось на астрологических картах Альтерры, потому что, чем большие обороты набирала хмарьевская рознь, тем чаще доходили тревожные слухи с юга.
Якобы там, в безлюдных степях, где проходят важнейшие караванные тропы в Бизантикус и Вавилонию, завелись какие-то неведомые ранее твари. Начала клубиться, постепенно обретая все более ясные очертания, некая забытая злая магия.
В одном из тех разговоров в придорожном кабаке, когда сперва кислое и зеленое запивают горькой кедровой, а потом уже наоборот, а потом, на один-единственный вечер, все вдруг становятся друг другу, как братья, впервые прозвучало это имя: «Шахрияр».
Северин никогда прежде его не слышал. Но расспросив поподробнее, понял, что вполне мог бы услышать. К примеру, от Мурина-Альбинского, если бы знакомство их развивалось по какому-то другому, альтернативному маршруту. Или от Гирбилина, если бы тот не погиб, успев лишь провести Северину пару-тройку ознакомительных экскурсий по злачными местам Хмарьевска и заморочить голову своими намеками и иносказаниями. Или от Найриса, если бы в первую же ночь Северин согласился, что дружба лидера Мглистых Акробатов стоит платы кровью, и цену эту безотлагательно заплатил.
Шахрияр был из поколения магов-хаоситов, повергнутых Новыми Богами: Ракотом, Владыкой Тьмы, и Хедином, Познавшим Тьму.
Северин узнал об этом уже позднее, прочитав мудреную и, судя по всему, уникальную книгу за авторством некоего Форстана Мальвира, оставшуюся от погибшего боевого мага, уже здесь, в степях, на «Жаровне». Про «этих» Гирбилин упоминал, но отчего-то не решился озвучить имен – из суеверия ли, из пиетета?