Он увидел в нем Жанну.
Наваждение тотчас рассеялось, но решение уже было принято.
Северин нагнал Найриса во главе колонны.
– Постойте!
Цепочка Мглистых Акробатов, беззвучной и легкой походкой скользившая следом, замерла. Еще миг – примут боевые стойки, ринутся вперед, кромсать, разносить в клочья, как тех мертвяков возле реки.
Найрис обернулся. Глянул тускло – из-под капюшона.
– Я хочу последовать за вами, – сказал ему Северин.
Тишина разрывала барабанные перепонки. Найрис молчал. Затем рот его растянулся в улыбке.
«Никто из них не умеет улыбаться».
– Что ж, – сказал Верховный жрец Тенабира. – Если ты и впрямь этого хочешь… Присоединяйся.
Он отвернулся, будто утратив к Северину всяческий интерес, двинулся вперед – к своей Башне.
«Вот так просто?!» – в недоумении подумал Северин.
Вертя в изрезанных пальцах осколок елочной игрушки, он смотрел, как растворяются в лесу спины возвращающихся в свое логовище Мглистых Акробатов.
Один из воинов остановился. Как и лица остальных, его лицо скрывала маска, и только по голосу Северин узнал давешнюю девицу, что вместе с напарником чуть не прирезала его на просеке:
– Идем, рыбачок. Тенабирова Башня ждет.
10
Доски громко скрипели под каблуками новых, еще толком не разношенных Северином сапог.
Он шел вдоль торговых рядов, втягивая ноздрями бесподобный букет запахов – от тухлой рыбы до острой чесночной похлебки, от свежих углей до человеческого пота.
Здесь взбивали и рубили, жарили и коптили, варили и пекли, утирали лбы и сморкались в фартуки, делились сплетнями и ругали начальство, потрошили рыбок-скоток и азартно следили за боями крабов-лофкритов.
В последние недели Северин часто бывал здесь. Заводил новые знакомства, прислушивался к тому, о чем толкует народ.
Хмарьевские Прожорные ряды. Место, где отыщутся деликатесы на любой вкус.
Северин шел, неся в правой руке тяжелый мешок, и доски настила поскрипывали под каблуками его новых сапог.
Его новая жизнь была такова. Днем – Прожорные ряды, звон монет, шуточки разбитных поварих, политические рассуждения бывалых купцов. А вот ночью… Ночью все менялось.
Найрис открыл для Северина оборотную сторону города. Его кривой лунный лик. Время, когда место людей заступают тени.
– Ты сам выбрал, – сказал Найрис. – Мы не добрые люди и не занимаемся благотворительностью. Мы забираем жизни, чтобы напоить Тенабира кровью. Не потому, что поклоняемся ему. Мы ни к кому не идем на поклон. Он не добрый Бог. Он вообще не Бог. Злой и жадный дух. Это сделка. Обмен. Мы даем ему кровь, он нам – частицу своей силы. Я учил тебя пять дней, как заведено. Я научил тебя всему, что понадобится тебе для того, чтобы стать одним из нас. А теперь иди и забери три жизни. Когда сделаешь это – возвращайся. Не сможешь – забудь дорогу к Башне навсегда.
А еще он сказал: Дардагиля можно не искать.
У «Ощипанного гарпиля» теперь новый владелец. Гирбилин напрасно доверился старому другу. Напрасно думал, что он – друг. Но это уже неважно, потому что долг выплачен сполна. Если Северин вернется в Башню (условия известны), сможет узнать, как умер тот, кто предал его наставника и проводника, кто обрек его на смерть. Он, Северин, может быть спокоен – Дардагиль умирал долго.
Северину спокойнее не стало. Он не знал еще точно, захочет ли когда-нибудь вернуться в Башню. Сможет ли? Быть может, да – прямо завтра. Быть может, через год. Быть может, никогда… Он не мог предположить. Не знал.
Но по поводу истории Дардагиля сомнений не было – услышать ее Северин вряд ли когда-нибудь захочет.
Северин дошел, наконец, до прилавка матушки Праскели. С облегчением водрузил на прилавок свою ношу. Вокруг мешка уже начали нарезать ознакомительные круги крайне заинтересованные мухи.
– Принес? – заломила бровь Праскель.
– Принес, – Северин распустил шнуровку на мешке.
Вытащил из него, придерживая за рог, уродливую зеленую башку. Удивительно, но некоторые ценители не пожалеют золота за то, чтобы отведать зельца из головы виверны.
Матушка Праскель отсчитала монеты, высыпала на прилавок. Заломив мохнатую бровь, придирчиво осмотрела заказ.
– Тощща что-то… А ну ладно, и так сгодится.
– Приятно иметь с вами дело, – изобразив обаятельную улыбку, Северин сгреб монеты.
Это было дневное. Обыденное.
Ночами же Северин бродил по пустым улочкам, сторонясь патрулей городской стражи.
Все никак не мог подыскать подходящего кандидата. Подходящую жертву, которая могла бы задобрить злого духа Тенабира. И открыть Северину дорогу – обратно к Найрису, в Башню, в Мглистые Акробаты.
Зачем ему это нужно было – он и сам толком не знал. Просто так складывались обстоятельства.
Днем он отправлялся в окрестные леса – выполнять очередной заказ матушки Праскели или кого-нибудь из ее коллег. Работа грязная, низкооплачиваемая и опасная. Как раз для таких, как он. Чужаков, пытающихся обжиться в Хмарьевске. Лишних. Никому не нужных. Отбросов.
Северин пытался узнать хоть что-нибудь, поймать хоть какие-нибудь отголоски слухов: «Стражи Поднебесья», Мурин-Альбинский, покойный «ведущий специалист» Вегард, хаоситы?..
Жанна, Жанна, Жанна?..
Ничего.
Он был уверен, что Найрис наверняка хоть что-нибудь, да знает.
Судя по тому посту, что он занимал, Найрис должен быть в курсе всего, что происходит в Хмарьевске. Но для того, чтоб удостоиться его аудиенции, для того, чтобы заслужить его доверие, нужно было пролить кровь.
Северин не знал, готов ли он заплатить эту цену? Пока не знал.
Ему так и не удалось разузнать ничего – ни про Жанну, ни про Мурина-Альбинского, зато его воображение, постепенно обрастая деталями, обретая плоть, занимали другие сплетни и пересуды.
В забитых до отказа трактирах и пивных, на рыночных рядах – все только и говорили, что о новой тайной войне, что ведется на ночных улицах.
Адепты Лаахора и в их первых рядах – богатые выскочки Амофилы – якобы бросили вызов адептам Тенабира. На ночные улицы вышли невидимые охотники, и мастера плаща и кинжала, и наемники. Да и обыкновенные голодранцы, желающие как-то отличиться, завоевать себе репутацию, попасть в милость к князьям мира сего.
Поговаривали, что конкурирующие стороны щедро платят за головы противников.
Городская стража жестко пресекала всякие домыслы и слухи, утверждая, что держит все под контролем. Они-то точно были в курсе происходящего – ночных патрулей изрядно поубавилось. Никому не хотелось подставляться.
Ночами Северин бродил по Хмарьевску, ища неприятностей.
Пристраивался за каким-нибудь жрецом, жертвой мирских страстей, идущей с Жучиных Гонок, или за запоздавшим после возлияний в кабаке верзилой-дровосеком. Брел за ними до самой калитки, раздумывая – стоит ли?
Стоит ли платить такую цену? Даже за возможность вновь увидеть Жанну? Тем более ради того, чтоб стать в этом городе своим, стать частью его… Нужно ли ему это?
Прежде чем отпустить его в свободное плавание, Найрис показал ему кое-что. Пару приемов. Все-таки в этот мир парнишку притащил старый боевой товарищ, Гирбилин. Пять дней обучения – как дань памяти покойного товарища. Наверняка этих двоих связывало много историй. Но Найрис не собирался делиться ими.
Приемчики были из арсенала для начинающих – пара финтов, пара выпадов, пара движений отвлекающей противника «пляски».
Пара ножей, которые Найрис вручил Северину напоследок, были зазубренные и скверные.
Северин не был уверен, что, если дойдет до настоящего дела, они не подведут его.
Во всяком случае, с вивернами, и мертвяками, и прочей мелкой и безмозглой шатией, обретавшейся по подхмарьевским оврагам, отдельные части тел которой пользовались спросом на Прожорных, рядах, – с ними ножи не подводили.
В кошеле весело позвякивали монеты, выданные матушкой Праскелью. Северин миновал Прожорные ряды, вышел на Роговицкую.
Цепь воинов городской стражи перегородила площадь, сдерживая толпу зевак. Северин задержался:
– Чего там?
– Известно чего, – ответил чумазый трубочист с прицепленной к поясу полудюжиной разнообразных щеток, совков и молотков. – Клановские давеча из-за третьей Хмелеварской поцапались… сказывают, Галдары с Брохудами… Ик!
От трубочиста за версту разило кислым пивом, он с трудом держался на ногах, обеими руками обнимал лестницу, используя ее как точку опоры.
Из-за оцепления, мимо толпы зевак, отчаянно скрипя колесами, поехала запряженная усталой клячей телега с высокими бортами. Из-под укрывающей ее рогожи выглядывала пара подкованных сапог змеиной кожи.
– Неспокойные времена грядут, – сообщил трубочист. – Ик…
Вот они, дневные плоды тех ростков, что ночью, под покровом тумана, щедро сеет мать-Хмарь.
– А чья взяла-то? – поинтересовалась у трубочиста краснощекая девица с корзиной, набитой остро пахнущей рыбкой-скоткой.
– Известно кто, сладенькая, Брохуды. Сказывают, чуть не полклана согнали на Хмелеварскую. Да еще дикарей наемных с гоблинами. Ик… Теперича брусчатку с неделю от кровищи отмывать. Знаем мы… Ик… Что-то завтра будет? Закрывай ставни, ушки на макушке держи. Нынче в Хмарьевске – что по грибы до Тенабировой Башни ходить. И не знаешь… ик… с какой стороны под ребро пырнут, мать их.
Северин протиснулся сквозь толпу зевак. Свернул с Паганской в Стомешковский переулок, никуда особенно не направляясь, идя почти наугад, добрел до оружейной лавки. Решил зайти.
Там он и увидел их – на полке за стойкой, поблескивали в полумраке. Будто две вытянутые ртутные капли. Будто изгиб смертоносных лиан, будто извилины застарелых шрамов…
«Гатримарсы», излюбленное оружие Мглистых Акробатов.
Кошель звякнул, ложась на стойку.
Цепляя к ремню ножны с гатримарсами, Северин давал окончательный ответ на те вопросы, что задавал самому себе снова и снова на протяжении всех этих безумных ночей, когда пристальным взглядом цеплялся за тающие в тумане спины незнакомцев.
Мысленно он пожелал тому, кто встретится ему нынешней ночью, вдосталь насладиться светом дня. Потому что участь его уже решена.
Не им, Северином, а злым и жадным духом Тенабиром, его безумным адептом Найрисом, покойником Гирбилином. Они втянули его во все это. Они требуют от него играть по их правилам. Раз так – пусть.
Северин отыскал ответ на свой гамлетовский вопрос, он звучал как простое слово: «Да».
И синонимом его было слово: «Смерть».
11
Время пришло. Часы на башне старой ратуши гулким звоном вспугнули с замшелой кровли стаи воронья. Под клекот ворон, под лязг задвигаемых засовов, с вкрадчивым шепотом листвы и влажными поцелуями тумана сумерки входили в город.
Северин стоял в тени заплесневелого забора. Кутался в толстый шерстяной плащ.
Не обращал внимания на тошнотворный запах свалки, доносящейся с той стороны забора. Не обращал внимания на чавкающие звуки, доносившиеся оттуда.
Внимание его было приковано к переулку Менял. Главная достопримечательность Мушиных Ферм, самого криминального округа стольного града Хмарьевска.
Днем здесь было не продохнуть от народу – проходимцы всех мастей, охотники-трофейщики, воришки и попрошайки толклись на скользкой мостовой, звеня монетами, деля добычу, торгуясь и сговариваясь.
Сейчас здесь было пусто. За дальним концом переулка, бряцая доспехами, разгоняя тьму масляными лампами, укрылся последний из караулов городской стражи.
А значит – время пришло.
В эти сумеречные часы вершится истинная судьба Хмарьевска.
Выходят на вольную охоту головорезы тайных сект, адепты Духов-Хранителей. Цепляясь ловкими паучьими лапами, ползут по крышам платные убийцы. На пригородных выпасах сходятся, с лязгом высекая мечами снопы искр, воины враждующих кланов. Муж-рогоносец делает роковой выпад дуэльной рапирой прямо в сердце пылкого любовника. По мохнатому файлиньскому ковру алым пятном расползается вино, изрядно сдобренное ядом. Скрюченные судорогой пальцы с шелестом переворачивают очередную страницу запрещенного трактата. С бисеринками слюны с посинелых губ срываются гортанные слоги смертоносного заклятья.
В Хмарьевске воцаряется его истинная хозяйка – мать-Хмарь, ядовитый туман, сотканный из лихорадочного шепота и задушенных криков. Ступайте, дети, шепчет она, ступайте и несите смерть, пока не пришел рассвет.
Сгорбленная фигура в лохмотьях, стуча по камням посохом, выплыла из тумана. Отшатнулась, завидев Северина.
Он непроизвольно вскинул руку – изогнутое лезвие гатримарса нацелилось на обтрепанный капюшон незнакомца.
Скособоченная фигура вздрогнула, ахнула, выронила клюку, поскользнувшись, повалилась в лужу, с шумом расплескала грязь.
От бродяги за версту несло навозом.
Северин спрятал кинжал, вспоминая то, чему учил его Найрис.
Кровь бродяги – негодная кровь. Надменному духу, что дарит частицу своей силы Мглистым Акробатам, такая кровь не придется по вкусу. Скорее прогневает его.
Северин протянул незнакомцу руку, затянутую в кожу перчатки.
Прошелестев из-под капюшона что-то неразборчиво-испуганное, тот все же ухватился за ладонь. Непрестанно кланяясь, задом попятился прочь.
– Ступай! – оборвал Северин. – Хмарь щадит таких, как ты…
Он и сам не знал, откуда взялась эта спесивая, исполненная неуместного пафоса фраза.
Но в тот же миг – в один-единственный миг… Ему показалось, что он сумел разглядеть лицо бродяги. Встретился с ним глазами…
Мир поплыл из-под ног. С силой зажмурившись, Северин посильнее ухватился за рукоять гатримарса. Закусил губу. Помотал головой. Отпустило…
Старика и след простыл. Окутанный туманом переулок Менял был пуст.
Северин нагнулся, подобрал цилиндрический кожаный футляр, наполовину утопленный в луже.
Наверное, его выронила эта старая рухлядь в обносках.
За последние месяцы Северину уже приходилось видеть таких. Отбросы хмарьевской жизни. Нежизнеспособные особи, что продолжали отчаянно цепляться за свое прошлое. Исписанные шрамами калеки, что толкались у порогов оружейных лавок. Бывшие купцы, ползавшие между базарных палаток на протертых коленях в поисках оброненной монетки.
Этот, наверное, был из книжников.
Пожав плечами, Северин вытащил свернутый в трубку свиток. Разгладил его.
Знакомые буквы, расставленные в непроизносимом порядке. Совершенная абракадабра.
Безотчетным жестом он сунул свиток под плащ. Авось пригодится – для растопки костра или для чего еще…
И тут же Северин увидел ЕГО.
Паренек нес себя через Мушиные Фермы уверенно и нагло, отчетливо звеня подбитыми каблуками сапог, придерживая перевязь с мечом. Чуть ли не насвистывал.
Это было то, что нужно. Пусть из неофитов, но мальчишка, несомненно, принадлежал к клану – причудливый цветок на застежке плаща был гербом какого-то мелкого рода – Северин, как ни пытался их разучивать, всех разве упомнишь?
А меч паренька, быть может, даже успел отведать крови… Такая жертва придется по вкусу Тенабиру!
Северин затаил дыхание, как учил Найрис, растворяясь в тени забора, сливаясь, сам становясь тенью.
Когда паренек поравнялся с ним, время, будто отпущенная пружина, стремительно понеслось вперед.
Выпученные в испуге глаза, сдавленный выкрик, лязг выдвигаемого из ножен меча…
Северин был, несомненно, быстрее. Судьба его жертвы была предрешена, но…
Позади паренька, на фоне гнилых штакетин, по воздуху пошла рябь. Туман скользнул в стороны, что-то невидимое сильно ударило Северина в плечо.
Он упал в грязь, едва не выронив кинжалы.
Захрипел от боли, но тут же получил новый удар. Острая боль, хруст, из носа плеснуло на верхнюю губу горячим и липким. Кровь…
Северин перекатился по мостовой, вскинул голову. И не смог сдержать крика.
Наглый мальчишка, которого он избрал себе в жертвы, беззвучно распахивая рот и дрыгая ногами, висел в воздухе над переулком Менял. Во все стороны летели кровавые брызги, задерживались в той смутной ряби, напоминавшей полуденное марево, что Северин успел заметить прежде.
Теперь он понял, что перед ним один из последователей Йогдума. Если верить Найрису, они столь же сведущи в магии, сколь и трусливы, и никогда не гнушаются выходить на ночную охоту, набросив на себя заклятье невидимости. Подлое и гнусное заклятье, щедро оплаченное заемной кровью.
Невидимка Йогдума отбросил Северина прочь, будто щенка, и занялся его целью, его добычей. А он, Северин, по всему выходит – будет следующим.
Трухлявый забор с треском рассыпался огненными искрами, щепками и ошметками плесени.
Стремительно вертящийся огненный шар врезался в невидимку, отбрасывая его вместе с жертвой прочь.
Спасителей было трое. Один – худой, в длинной черной хламиде с золотым кантом, с нацеленным вперед боевым посохом. Навершие его, выполненное в форме распахнутой собачьей пасти, горело бледным лиловым огнем.
Мага сопровождали двое – в рогатых шлемах с глухими забралами и шипастых черно-золотых доспехах, вооруженные зазубренными секирами… Сверкнули золотом осы на наплечниках брони.
Клан Амофилы, последователи Лаахора!
Если уж попадать, подумал Северин, то по-крупному! Самый влиятельный клан Хмарьевска, хозяева торговых улиц и артефактных лавок. Из грязи да в князи. Их недолюбливали, их побаивались, про их несметные богатства и мощь ходили легенды.
– С этим что? – донеслось приглушенно из-под забрала.
Воин недвусмысленно указал секирой на Северина.
– Кончайте его, – небрежно бросил маг. – Малой совсем. Глянь, как зыркает. По окраинам шакалить не боятся, а как припрут – в штанцы прудонят.
– Да пошел ты! – прохрипел Северин, неожиданно для самого себя.
Кряхтя и жмурясь от боли, начал вставать с земли.
– Пошли вы все… К хренам собачьим! Нашлись… охранители порядка, силы добра, через три заколдобины слегой в торец!