Под бронёй, по спине, груди, бокам с меня градом лил лот. Дети. Галлюцинация. И шрамы на шее Микки с Фатихом тоже, наверное, галлюцинация. Надо было спросить секуриста, а возможно ли вообще нанесение подобных ран человеческими руками, руками ребёнка, даже если этот ребенок „под гипнотическим воздействием“? Откуда возьмутся силы? Загадочные „резервы человеческого организма“, о которых так любят писать бульварные газеты? Не верю. Нет. Не может такого быть. Абверовец меня просто проверял. По каким-то своим внутренним причинам. Может, ему надо было выяснить, как я отреагирую на такое… известие. Зачем, почему — не мой вопрос. До поры до времени мне нет резона вставать на пути у этого ведомства.
Само собой, рассказывать ребятам я ничего не собирался. И не из-за данного имперцу обещания. Чтобы выжить, мне нужно боеспособное отделение. Помирать вследствие их глупости, трусости или растерянности я не намерен.
И потому к нашей аппарели, куда уже успели подвезти жратву, я подошёл почти как ни в чём не бывало. Несчастный случай, твердил я себе. Непредвиденная случайность. Ни предотвратить, ни предусмотреть её я не мог. „Не мог, — твердил я себе, — никак не мог. Выброси из головы. И всё тут“.
— Командир! — завопил экспансивный Мумба, размахивая моим котелком с явным риском расплескать к чёрту всё содержимое. — Командир, я пайку тво… вашу припас!
— Ешь, Мумба, если хочешь, и поделись с ребятами, если у кого настроение порубать ещё есть. — У меня сейчас кусок в горло не лез.
— Галеты что, тоже делить? — с надеждой осведомился негр.
— Галеты оставь. — Я постарался внять голосу рассудка. До темноты ещё далеко, кормёжка нескоро, а на голодное брюхо хорошо воевать вряд ли получится.
Надо сказать, командовал отделением я в тот день плохо. Для начала мне устроил разнос господин штабс-вахмистр „за непроверку состояния чистоты вверенного подчинённым боевого оружия“ плюс за „несоответствующий внешний вид подразделения“, а потом чёрт вынес на нас какого-то очередного проверяющего из штаба батальона, который, вне всякого сомнения, считал себя почти что героем, осуществляя „полевую инспекцию войск во время боевых действий“. От полного краха меня спас только наш лейтенант, заявившийся на сей раз как нельзя кстати. Он наверняка сам собирался учинить суд и расправу, но при виде того, что его людей трахает какой-то штабной штрюль, мгновенно осатанел.
— Господин гауптманн!…
— А, вы, лейтенант. Что за бардак у вас во взводе? Как такой обезьяне могли доверить ефрейторство?! Посмотрите: подворотнички свежие не подшиты, форма мятая, две кокарды утеряно, не говоря уж…
— Господин гауптманн, мои люди только что вышли из боя.
— Бой был вчера, господин лейтенант. Имперский десантник тем и отличается от обычного Feldgrau, что сразу после боя годится хоть на смотр к Его Величеству! Никто, не должен думать, что бой есть предлог не следить за собой. Сперва подворотнички, потом патронные сумки, и так докатимся, что в казённиках лягушки скакать будут. Трое суток ареста этой неудачной пародии на имперского ефрейтора, господин лейтенант.
— Так точно, трое суток ареста, — в голосе лейтенанта словно броневые траки лязгнули. — Однако я выражаю несогласие с вашим решением, господин гауптманн, и вынужден обратиться к вышестоящему командиру. К господину майору Иоахиму фон Валленштейну. До его решения приказ об аресте ефрейтора в силу не вступит.
Лицо штрюля перекосилось, однако сделать он ничего не смог. Лейтенант рисковал, потому как если командир батальона подтвердит решение штабного гауптманна, под арест вместе со мной пойдёт и лейтенант.
Офицеры молча откозыряли друг другу и разошлись.
— Ефрейтор! — Лейтенант присел на край аппарели. — Знаю, то, о чём с тобой толковал этот тип из ИСС[7], сугубо и трегубо секретно, но если они собираются взяться за мой взвод из-за тебя, так и знай, что лучше бы тебе на свет не рождаться.
— Никак нет, господин лейтенант. Заверяю вас, за наш взвод они не возьмутся. Это касается меня и только меня, господин лейтенант.
— Надеюсь, — буркнут тот, вставая. Однако, уже собираясь идти, вдруг повернул голову: — Но знай, я дам тебе самую лучшую рекомендацию, какую только могу. Чую, нам понадобятся настоящие солдаты. И скоро. Не благодари, ефрейтор. Делаю это не за твои красивые глаза. Мне во взводе нужны такие, как ты. Всё ясно?
Я постарался гаркнуть „Так точно!“ как можно выразительнее.
До самого конца дня ничего интересного так и не случилось. Подвергнутые „активной полевой реабилитации“, накачанные стимуляторами и прочей гадостью, один за другом доложились о прибытии все мои ребята, кроме двух — упокоенный Кеос дожидался отправки на орбиту, Сурендру уже транспортировали в госпиталь. Его проплавленный шлем тоже стал добычей секуристов. Нам, мелкой сошке, оставалось только ждать.
В нашу аппарель танкисты загнали БМД, мы помогали им с маскировкой. Потом я заставил своих архаровцев как следует вычистить оружие и „осуществить индивидуальную подгонку снаряжения“.
…Ясно было, что мы столкнулись с какими-то совершенно неведомыми нам формами жизни. Крайне нецелесообразными по форме, скорее всего — неспособными к выживанию в естественной среде. Неэндемичными для данной планеты. Животный мир Зеты-пять мы уже успели изучить достаточно хорошо. Ничего подобного тут никогда не наблюдалось. То есть кто-то перебросил сюда этих монстров; но тогда — зачем? Что это — война? Война с Чужими, которых мы всегда так страшились? Ведь доселе все войны Империи были, так сказать, гражданскими войнами в пределах человеческой расы. Мы ещё никогда не сталкивались с Чужими в открытом бою. Симуляторы и прочее оставались именно симуляторами и прочим.
Надо сказать, мне от этого стало несколько не по себе. Даже и не „несколько“. Только большим усилием воли я удержал свои зубы от постыдного выколачивания быстрой дроби. Потому что иначе моё отделение, и без того не отмеченное, как говорится, печатью храбрости, окончательно потеряет дух. А помирать из-за этих „отбросов Империи“, как выразился бы мой отец, мне было решительно не с руки.
Конечно, они пристали ко мне с расспросами. Ефрейтор — это всё-таки не вахмистр, который есть почти что офицер. Ефрейтор — тот же рядовой, лишь чуть-чуть приподнятый над общей массой десанта.
Никто здесь не имел больше чем восемь классов. Из школьных курсов биологии помнили только, что там „лягушек резали“. Что такое ДНК и ген, вспомнил один Глинка.
— Биологическое оружие, ребята, — сказал я. — Твари, специально выведенные для войны. С очень коротким веком, но все системы у них работают на пределе и за пределом. Образно говоря, они себя сами сжигают. Оно и понятно — долго такие бестии не проживут. Хотел бы я повозиться с их геномом…
— Командир, а лемуры как же? — спросил Мумба. Мои истории о генах, энхансерах, интронах и экзонах он слушал широко разинув рот. — Они что, тоже… чушки, для войны только?
— Лемуры — нет, — подумав, сказал я. — Они тут жили испокон веку. А вот те коричневые твари, которых мы на площади били, — они да… И то сказать, те, кто их сюда забросил, дураками большими были.
— Почему, командир? — хором спросили разом Мумба, Глинка и Хань.
— Потому что с большими тварями и бороться легче. Они уязвимы для пуль, для гранат, для снарядов. От них защитит… гм, должна защитить броня, — поправился я, вспомнив несчастного Кеоса. — А вот будь тут рои пчёл с ядовитыми жалами… или какие-нибудь мелкие муравьи… с ними много не навоюешь. Их обиталища пришлось бы просто огнём выжигать. А. зачем нам планета-пепелище? На Зете-пять люди жили. Надо, чтобы и дальше жить смогли. Термоядерными бомбами это легко закидать. А вот попробуй на самом деле победить.
— Что, ефрейтор, ведёшь разъяснительную работу с личным составом? — вдруг прогудел над самым моим ухом голос господина старшего вахмистра. Клаус-Мария Пферцегентакль в совершенстве владел искусством подкрадываться бесшумно — важнейшее умение для господина вахмистра, желающего знать, чем дышат вверенные его попечению „удавы узловатые“ и „орангутанги геморройные“.
Мы дружно вскочили.
— Вольно, отделение. Так что, ефрейтор? Истории рассказываешь? Давай, продолжай, я тоже послушаю. — Клаус-Мария без церемоний устроился на перевёрнутом патронном ящике и принялся гильотинировать свою неизменную сигару.
— Осмелюсь доложить, господин старший мастер-наставник, отвечал на вопросы рядового состава о природе встреченного нами противника!
— Очень любопытно, ефрейтор. И что же ты им сказал?
— Что мы имеем дело с биологическим оружием нового рода, господин штабс-вахмистр. Вероятно, масштабное клонирование, массированные направленные мутации, чудовищно ускоренный метаболизм, у воинов, полагаю, отсутствует репродуктивная функция, наподобие ос или…
— Осмелюсь доложить, господин старший мастер-наставник, отвечал на вопросы рядового состава о природе встреченного нами противника!
— Очень любопытно, ефрейтор. И что же ты им сказал?
— Что мы имеем дело с биологическим оружием нового рода, господин штабс-вахмистр. Вероятно, масштабное клонирование, массированные направленные мутации, чудовищно ускоренный метаболизм, у воинов, полагаю, отсутствует репродуктивная функция, наподобие ос или…
— Погоди, ефрейтор. Я знаю, ты университет окончил. — Тлеющая сигара Клауса-Марии описала широкий полукруг. — А я в твоей фразе только отдельные слова и понимаю. Проще скажи, чтобы каждый понял, — что ты имеешь в виду?
Я повторил. Простыми словами. Не забыв и своё мнение, что кусачие ядовитые осы или иные мелкие насекомые были бы куда опаснее.
— А ведь смертельный для человека токсин подобрать совсем нетрудно…
— Верно, едрит их в колено, — вахмистр сплюнул. — В большую тварь хоть попасть можно, и она, как опыт показывает, от пули имеет обыкновение окочуриваться. В комариную тучу стрелять не будешь. Доннерветтер, ефрейтор, за такие разговорчики тебе и пораженчество пришить можно, и разложение личного состава!…
— Полагаю, господин вахмистр, что личному составу лучше всего знать правду и быть готовым к худшему..
— Вот когда в штабах заседать будешь, ефрейтор, тогда свои дефиниции вводить и станешь. А пока слушай, что я тебе говорю, — Клаус-Мария махнул нам рукой, веля всем склониться поближе, и понизил голос. — Всё верно, но желательно, чтобы эти взгляды дальше вас, обезьяны пустоголовые, не пошли. Я — с вами, и господин лейтенант тоже, но услышит какая-нибудь штафирка из безопасников… вот тогда жди беды. Господин лейтенант должен узнать, и остальные господа офицеры… которые в поле командуют, а не в штабах штаны протирают Всё ясно? Короче, язык держать за зубами, иначе самолично повырываю! Вы меня, ослы свинские, знаете.
Мы его знали. Никто и не подумал усомниться в словах господина старшего вахмистра.
На следующий день командование „Танненберга“ решило, что держать целый взвод в охранении пустой деревни нет смысла. На планете ещё оставалось немало поселений, требующих немедленной эвакуации. К „акциям умиротворения“, как выразилась посетившая нас dame политпсихолог нашей роты, приснопамятная валькирия гауптманн фон Шульце, батальон приступит позднее. Не раньше, чем все гражданские лица окажутся в безопасности.
Уже успевшие обжиться тут танкисты с ворчанием принялись разбирать своё хозяйство. На планету ещё не успели перебросить в достаточном количестве тяжёлые вертолёты, и нашему взводу предстояло совершить двухсоткилометровый марш к небольшому городку Ингельсберг, по какой-то странной случайности не задетый первым лемурьим ударом. Судя по всему, наш противник действовал вообще стихийно, не озабочиваясь никаким планированием, ни тактическим, ни тем более стратегическим. Командование пыталось растянуть тощие шеренги „Танненберга“ на всю планету, точнее — стараясь прикрыть населённые области, откуда первыми поступили сообщения о восстании и жертвах. В Ингельсберге насчитывалось почти пять тысяч жителей, там работали небольшие перерабатывающие заводики, принимавшие продукцию окрестных ферм. Насколько я знал, тамошнюю милицию немедленно возглавил бравый отставной Hauptmann, и лемуры так и не приблизились на расстояние выстрела. Тем не менее, несмотря на кажущееся спокойствие, приказ наш был чёток и ясен — эвакуировать всех гражданских. И только после этого приступить к „выкорчёвыванию сорняков“.
Граница леса быстро приближалась. Это был самый обычный земной лес — как уже упоминалось, наши дубы, вязы, липы и грабы вполне уверенно теснили „эндемичную растительность“. Хотел бы я знать, что по этому поводу думали наши мохнатые противники, равно как и их хозяева, буде таковые на самом деле имелись.
Разумеется, пока „наши“ леса — всё равно что песчинка рядом с арбузом, и хоть сколько-нибудь значимую площадь они займут ещё через много человеческих жизней, но что, если для лемуров этого достаточно, чтобы восстать и пролить кровь „угнетателей“?..
— Ефрейтор, неужто нас через эти леса погонят? — тоскливо осведомился у меня Мумба, сидя на тряской броне нашей БМДэшки, что с уверенным рёвом направлялась по дороге к зарослям.
— Другой дороги нет, Мумба.
— Перебьют нас тут…
— Не ной! Стреле броню не пробить.
— Яму ловчую выроют…
— Вы в своих джунглях тоже так делали, когда только с деревьев слезли и ещё хвосты себе не купировали? — зло бросил Назариан.
В десантном отделении хоть и трясло, но дышалось легко, конструкторы не поскупились на фильтровентиляционную установку с кондиционером. Впереди нас пылили две БМД, длинные жёлтые шлейфы подхватывал ветер, относя в сторону от старого грейдера. Даже дороги здесь строили по старинке. Кто-то из наших невесть зачем включил обдув на внутреннюю циркуляцию. Снаружи мы воздух не подсасывали.
— Мумба! Тихо! Назар, два наряда, как на место придём, — гаркнул я, предотвращая готовую вот-вот вспыхнуть драку. — А ну прекратить! Совсем с ума спятили?..
Ну в самом деле, что за идиоты?.. Прекрасно ведь знают, что будет за драку. Я это им ещё на „Мероне“ пытался втолковать. Верно, не слишком убедительно. Придётся повторить.
Спорщики оказались слишком близко ко мне, и всё, что я должен был сделать, это протянуть обе руки и как следует стукнуть и Назариана, и Мумбу друг о друга шлемами. Эффект получился впечатляющий. Оба враз прикусили языки.
— Вот и хорошо, — внушительно произнёс я. — И не станем ссориться, ладно? У нас у всех сегодня…
Что у нас будет сегодня, я придумать просто не успел. Где-то рядом что-то затрещало, загрохотало, двигатель БМДэшки надрывно взвыл, словно в смертельном ужасе, в переговорнике водитель разразился проклятиями, резко сворачивая в сторону и перемалывая гусеницами молодой подлесок.
— Амбразуры открыть, собаки свинские! — завопил я, неосознанно переходя на жаргон господина старшего вахмистра.
Разумеется, ничего особенно мы вокруг не увидели. Оно и понятно — заросли. Неугомонный Мумба тем не менее дал очередь — как говорится, в белый свет, как в копеечку.
— Взвод! — загремел у меня в наушниках лейтенант. — Лемуры! Лему…
И в тот же миг наступило гробовое молчание. В коммуникаторе не слышно стало даже обычной статики. Словно кто-то заткнул мне уши ватой, да так тщательно, что, пожалуй, пропустишь даже трубы Страшного Суда.
Наша БМД с глухим скрежетом и лязгом остановилась. Такое впечатление, что мы со всего размаху сели брюхом на железные зубья бороны. Я такие видел в музеях — разумеется, сетевых.
— Командир? — Хань искательно заглянул мне под козырёк шлема. — Господин ефрейтор?..
— Никому не двигаться, — страшным голосом бросил я. — По местам осмотреться!
Отделение браво доложило, что всё в порядке, убитые и раненые отсутствуют, видимых повреждений не имеется. Сейчас неважно было, какие приказания я стану отдавать, — главное, чтобы никто не почувствовал моей растерянности. Связи нет, где противник — непонятно, и стоит нам только высунуться из-под защиты брони…
Я переключил коммуникатор.
— Эй, водитель кобылы! Долго мы тут ещё сидеть будем? И чего ты в кусты-то улепетнул?..
Молчание. Нас от кабины водителя отделяет перегородка с люком, сейчас наглухо задраенным.
— Экипаж?
Тишина. Двигатель работает, но на малых оборотах. Я попытался выглянуть в амбразуру, в очередной раз ничего там не увидел и успокоился.
— Джонамани, Хань! Нижний люк!
Парни послушались беспрекословно. В таких ситуациях великое благо — верить, что отдающий приказы знает, что к чему.
Нижний люк откинулся легко. По счастью, никакой особо страшной „бороны“ под днищем не обнаружилось.
— Назар! Пулемёт!
Верный „MG-242“. Назариан первым скользнул в люк, следом тотчас последовал его пулемёт и добровольный второй номер расчёта Джонамани.
— Прикроете нас, — приказал я и сам полез наружу. Ещё одна попытка связаться с лейтенантом или другими отделениями ни к чему не привела. Умерли они там все, что ли? Поражены внезапной смертью?
Трава под железным брюхом БМД была нашей, человеческой травой, самой обыкновенной. То есть мы пока ещё в пределах „своей“ зоны. Её лемуры вроде бы должны избегать, но… мы уже видели, как они это избегают.
Я увидел остальные машины, с виду совершенно целые. Правда, двигатель работал только на нашей. Остальные успели заглохнуть.
— Хань! За мной! Остальные — держите заросли и особенно ветки! Что пошевелится — снимать немедленно!
Сегодня мне не до нанесённого природе Зеты-пять ущерба.
Я сдвинул в боевое положение нашлемный прицел. В принципе, очень хорошая штука. Видит разом и в инфракрасном, и в видимом диапазонах, чип реагирует на движение, умеет захватывать цель и выдавать целеуказание, если в твоём боекомплекте есть что-то самонаводящееся. Показывает также, куда попадёт твоя пуля, если ты вот прямо сейчас нажмёшь на спуск, куда полетит граната, рассчитывает упреждение и вообще делает массу полезных дел. Сейчас меня интересовал именно тепловой режим. Если вокруг нас есть эти создания…