Наконец кузнец отстранился от моего товарища, потрепав напоследок за загривок, и обратил взор на меня:
– Подожди минуту, я только закрою ворота!
Мне почему-то все больше и больше нравился этот гном. Сам факт, что пес признал его, говорил о многом. За внешней грубостью хозяина скрывалось большое доброе сердце и чистая, открытая душа. Злыдень внутренним звериным чутьем мгновенно определяет плохого человека и, как бы тот ни старался, никогда не подпустит к себе близко непонравившуюся личность.
После того как ворота были закрыты, Матео взмахом руки пригласил нас в дом. Я приказал псу оставаться во дворе, но хозяин решительно возразил:
– Я живу один, собака не помешает, нечего ей здесь комаров кормить! – и проворчал тихонько в усы: – Что за народ пошел? Сами любят в тепле нежиться, а о братьях своих меньших вовсе не думают.
– Зря вы так, мастер Матео, лучшего друга, чем Злыдень, у меня нет. Он мне недавно даже жизнь спас, – с укором произнес я.
– Ладно, не обижайся на старого гнома. Это я так, не со зла. – Матео легонько подтолкнул меня в спину и поманил пса в дом.
Первым делом хозяин приказал мне снять грязную, мокрую обувь и брюки, сунул взамен теплые домашние тапочки и широченные, но короткие суконные штаны и, пообещав, что к утру все будет сухим и чистым, куда-то отнес мои вещи. Тапочки были как раз впору, а штанишки пришлось подпоясать веревочкой. Потом он усадил меня в кресло за низенький стол в просторной гостиной, расположенной на первом этаже, а сам минут на пять исчез. Через небольшой промежуток времени стараниями хлебосольного кузнеца на столе не осталось свободного места от тарелок с разными закусками и емкостей с напитками. Покончив с сервировкой, он задумчиво посмотрел на Злыдня и снова убежал на кухню. По возвращении Матео держал в руках неглубокую тарелку с громадным куском свежего мяса с большой сахарной косточкой, покрытого крапинками крупной соли.
Моя нижняя челюсть в очередной раз отвисла от удивления. Откуда хозяин может знать о пристрастиях пса? Возможно, он телепат и на ментальном уровне успел расспросить Злыдня? На мой вопрос гном с улыбкой ответил:
– Молодой человек, эту породу в давние времена вывел мой народ для борьбы с пещерными упырями. Когда-нибудь приедешь погостить на недельку к старику Матео, я тебе многое расскажу об их повадках и привычках. Сейчас вижу, ты подустал малость. Поэтому поужинаем, и за дело. Ведь ты не из праздного любопытства на ночь глядя тащился в нашу глушь по буеракам и колдобинам? Значит, хочешь предложить работенку сельскому кузнецу. Тебе до утра еще не помешает отдохнуть. В молодые годы сон имеет даже большее значение, чем еда… – Глаза его покрылись поволокой, гном вспомнил что-то приятное из своей давней молодости, но ничего больше не сказал и сел за стол напротив.
Ужин прошел в полном молчании, лишь треск челюстей, скрип ножа по тарелке да бульканье и шипение жидкости, наливаемой в кружку, нарушало ночную тишину. Мясо лесного оленя было хорошо прожарено и щедро сдобрено пряностями. Поднимавшийся во рту жар мы с хозяином заливали прекрасным элем, который он изготовил лично по старинным гномьим рецептам. Жареный картофель в качестве гарнира, сдобные пирожки с разнообразной начинкой – все было вкусно, питательно и хорошо сочеталось с пивом.
После основной трапезы Матео убрал со стола посуду, зыркнул на меня, решительно пресекая все попытки оказать ему посильную помощь в этом деле. Затем принес графинчик с золотистым виски, пару трубок и табакерку, доверху наполненную душистым табаком. От крепкого напитка и трубки я отказался. Гном, опрокинув стопочку, смачно крякнул и глубоко затянулся дымом. Затем вытащил из нагрудного кармана куртки очки в массивной роговой оправе, водрузил их на свой здоровенный нос, отчего, как мне показалось, тот стал еще больше, и обратился ко мне:
– Итак, юноша, недурно было бы представиться для начала.
Мое лицо мгновенно залилось краской. Что это со мной? Неужели я забыл назвать ему свое имя? Нехорошо как-то получилось. Я начал лихорадочно выбирать легенду из богатого арсенала своих домашних заготовок, но врать почему-то вовсе не хотелось. Что-то подсказывало мне, что гном сразу же раскусит любую ложь и обидится. Плюнув на конспирацию, – в конце концов, я ничем не рискую, гномы не вмешиваются в дела людей и умеют хранить чужие тайны, как свои, – назвал свое настоящее имя: Ромуальд Подкидыш. Оно было дано мне в приюте, я им теперь почти не пользовался и сам понемногу стал забывать его. Затем без дополнительных уговоров рассказал ему, кто я и чем занимаюсь, а также обо всем, что произошло со мной за последние двое суток.
Клянусь Создателем, я не утаил от мастера Матео ни единой мелочи, кроме странного сна. После того, как я вывалил на бедного гнома всю накопившуюся в душе муть, как ни странно, стало легче, будто излил душу не первому встречному незнакомцу, а самому близкому на свете человеку.
Кузнец внимательно выслушал рассказ, так ни разу не перебив. По окончании он встал со своего места, подошел вплотную ко мне и положил тяжелую руку мне на плечо.
– Бедный мальчик, как же тебе плохо сейчас… – И еще раз повторил: – Бедный, бедный мальчик.
Захотелось внезапно по-детски уткнуться в его могучую грудь и расплакаться, но с великим трудом мне удалось справиться со своими эмоциями.
– Не волнуйся, здесь тебе ничего не угрожает. Никакая Гильдия не посмеет обидеть кого-либо в моем доме. Хоть я такой же изгой, как и ты, но имя Матео еще достаточно известно в определенных кругах. Теперь на боковую!
Я вытащил из рюкзака шкатулку и, стараясь не зацепить ее взглядом, протянул Матео, предупредив о ее опасных свойствах.
Кузнец покосился на артефакт и тут же отвел глаза в сторону.
– Да, вещица древняя. Пока ты отдыхаешь, я немного тут покумекаю. Как ты говоришь: толщина стенки не меньше сантиметра? К утру будет готово.
Добрый хозяин проводил меня на второй этаж в отдельную спальню и, велев располагаться на широченной, немного коротковатой кровати, удалился. Развалившись на мягких перинах, я еще слышал, как кузнец выпустил на ночную прогулку Злыдня, потом сразу же отключился…
…и тут же проснулся. Я лежал совершенно голый на каменном постаменте посреди огромной пещеры. Было сумрачно, но голубоватое свечение, исходившее от стен, позволяло хорошенько рассмотреть все вокруг. Ничего особенно примечательного здесь не было – пещера как пещера. На полу кое-где кучки черных грибов округлой формы, размером с кулак, которые я поначалу принял за разбросанные кем-то булыжники. Влажные стены местами покрыты противной прозрачной слизью и серебристым светящимся мхом. Со свисающих с потолка полупрозрачных сталактитов то и дело срываются искрящиеся капельки, которые с веселым звоном падают на торчащие из пола пики сталагмитов.
Закрыв глаза, я прислушался к звукам капели, и мне показалось, что этот звон вовсе не хаотичен. В какую-то до боли знакомую мелодию складывались звонкие удары капель о камень. Действительно, теперь можно было отчетливо услышать удары барабанов, задающих ритм. Зазвучали духовые, к ним сразу же присоединились смычковые, среди которых, до боли раздирая душу, стонала виолончель. Далее в общий хор влились звуки арфы и других струнных инструментов. Нет, именно этой мелодии я никогда не слышал. Было в ней что-то от классической эльфийской оперы, пожалуй, она вполне могла быть увертюрой или, наоборот, финалом одной из них. Красивая и печальная тема, обработанная гениальным аранжировщиком специально для симфонического оркестра, завораживала и заставляла трепетать душу, очаровывала магией волшебных аккордов.
Я открыл глаза в страхе, что такое диво может исчезнуть бесследно, но мелодия продолжала звучать громче и громче. Стены пещеры засветились ярче. Живой голубой огонь начал пульсировать в такт музыке. Складывалось впечатление, что находишься внутри необычного концертного зала, хитроумно подсвеченного гигантской цветомузыкальной установкой.
Когда громкость музыки и яркость свечения достигли апогея, все внезапно оборвалось. Поначалу показалось, что в пещере наступила полная темнота и тишина, но, приглядевшись и прислушавшись, я понял, что стены по-прежнему излучают слабое, ровное сияние, а капли воды продолжают выстукивать свою звонкую бесконечную дробь.
Где-то вдали, в каменном монолите горы раздались гулкие равномерные удары, похожие на поступь гиганта. Звук шагов приближался. Стены заходили ходуном. Отдельные каменные сосульки начали срываться с потолка и с шумом разбиваться о каменный пол, ломая заодно сталагмиты. Осколки со свистом проносились над головой, но пока ни один из них не задел мое беззащитное обнаженное тело.
В ужасе я вскочил со своего неудобного постамента и заметался в поисках выхода. Вдруг из противоположной от меня стены показалась чья-то огромная нога, обутая в сапог с загнутым носком, затем вторая, Полусферический купол еще скрывал верхнюю часть существа, выходящего из скалы, однако, по мере его продвижения к центру, фигура постепенно высвобождалась из каменного плена. Через несколько мгновений посредине, как раз там, где находилось ложе, стоял огромный человек, упираясь головой в потолок пещеры.
В ужасе я вскочил со своего неудобного постамента и заметался в поисках выхода. Вдруг из противоположной от меня стены показалась чья-то огромная нога, обутая в сапог с загнутым носком, затем вторая, Полусферический купол еще скрывал верхнюю часть существа, выходящего из скалы, однако, по мере его продвижения к центру, фигура постепенно высвобождалась из каменного плена. Через несколько мгновений посредине, как раз там, где находилось ложе, стоял огромный человек, упираясь головой в потолок пещеры.
Задрав голову, можно было рассмотреть его лицо. Это был седобородый старец. Жидкие локоны белых волос достигали плеч. В его больших, темных, широко посаженных глазах светились одновременно недюжинный ум и дьявольский огонек безумия. Одет человек был в черную как ночь хламиду мага, достигавшую колен. В руках его был тяжелый деревянный посох. Бросалась в глаза одна странная особенность: рука, сжимавшая посох, имела шесть пальцев.
Маг грозно посмотрел на меня. От его взгляда все похолодело внутри. Показалось даже, что температура воздуха вокруг начала резко опускаться. Вот-вот капельки воды на стенах пещеры превратятся в лед, но ничего этого не произошло – капли как падали, так и продолжали падать и замерзать не собирались.
Увидев меня, такого беспомощного и слабого, человек громко расхохотался. От оглушительных звуков его голоса сталактиты с удвоенной частотой посыпались с потолка. К великому счастью, ни один из них не проткнул мое тело своим острым концом, даже осколки умудрялись пролетать мимо, не причиняя никакого вреда.
– Ну, здравствуй, Аэрин! Рад видеть тебя живым и в полном здравии. Сколько мы с тобой не виделись, бог златокудрый? Ага, без малого тысячу лет. Как видишь, мы совсем не изменились за столь долгий срок: я не постарел, а ты совсем не повзрослел – как был мальчишкой, так им и остался.
Я с ужасом наблюдал, как в глазах гиганта все сильнее разгорается пламя безумия. Все понятно: очередной сумасшедший каким-то образом умудрился пролезть в мой сон.
«Ну, как же я сразу не сообразил – это же сон! – наконец-то нашлось здравое объяснение происходящему. – Две ночи подряд меня называют каким-то странным именем, сегодня даже богом назвали – не многовато ли для моей хрупкой психики?»
– Послушайте, господин, не знаю, как вас звать-величать, что это вы все взяли моду называть меня Аэрином? Врываетесь бесцеремонно в чужие сны, обзываетесь странными именами! Одна уверяет, что приходится мне матерью! Другой богом величает! Мне это уже надоело. Я вовсе не Аэрин и тем более не бог златокудрый! Я всего-навсего обыкновенный человек, пусть не совсем законопослушный, но это никому не дает права являться ко мне по ночам и морочить людям голову! – прокричал я как можно громче, обращаясь к съехавшему с катушек старикану. – И вообще, вас никого нет на самом деле: ни тебя, старый маразматик, ни Эриннии! Мой сон – плод исключительно моего воображения!
На мага никак не подействовали эти резонные доводы. Он продолжал бубнить свое:
– Ага, эта старая ведьма уже успела навестить упрямого отпрыска! Не надейся, никто тебя не сможет вытащить из Лабиринта, только я! Никто не способен снять печать Шестипалого. За тысячу лет не сняли, и еще десять тысяч лет проторчишь здесь!
– Прекрати меня пугать! Сейчас проснусь, и ты исчезнешь, потому что ты плод моего утомленного сознания, и не более! – Я попытался еще раз урезонить ночного гостя.
Он пристально посмотрел на меня внезапно прояснившимся взором и вновь захохотал раскатистым, безумным смехом.
– Теперь уже ты начинаешь терять нить реальности. Вот что с твоей неокрепшей психикой творит Лабиринт. Пройдет всего тысяча лет, и в твоей курчавой головке не останется ни капли разума. Подумай над этим прежде, чем отвергнуть мое предложение! Тысячу лет ты был недоступен для контакта, но сегодня я тебя почувствовал и понял, что это может быть последний шанс для нас обоих. Да, я засунул тебя в Лабиринт, но и ты успел упрятать меня глубоко под землю. Можно считать, что ми квиты. Давай помиримся и освободим друг друга.
Последнюю фразу он произнес плаксивым, просящим голосом. Даже не верилось, что столь крутой мужик может унизиться перед кем-то до такой степени.
Мне стало все понятно: из-за событий последних дней перегруженный мозг стал вытворять что-то невообразимое и трансформировать ужасную реальность в не менее ужасные ночные кошмары. Не удивлюсь, если завтра мне приснится руководство Гильдии наемных убийц в полном составе, выступающее с предложением моей полной и безоговорочной капитуляции, со сдачей шкатулки и добровольной посадкой моей задницы на электрический стул или с надеванием моими собственными руками веревочной петли на мою же шею.
«Тьфу ты, черт!» – Я начал усиленно тереть глаза и дергать себя за нос, но все попытки проснуться и покинуть кошмар успехом не увенчались. Смирившись с неизбежностью досмотреть сон до конца, я вновь обратился к странному гиганту, называющему себя Шестипалым:
– Ладно, валяй, выкладывай, чего ты хочешь. Можешь называть меня как тебе заблагорассудится: хоть Аэрином, хоть богом златокудрым, хоть самим Повелителем Преисподней – я не обижусь, только побыстрее убирайся вон из моего сна!
Не ожидавший такого напора маг даже отстранился. Голова его скрылась в скальной толще. Потом он наклонился ко мне и негромко произнес:
– Я рад, что ты согласен. Клянусь своим повелителем Некросером: меня освободишь – выпускаю тебя на волю. Только помни: ты первый, не верю я богам – двуличные вы. Прикрываетесь высокими фразами, а сами творите черт знает что. То ли дело Некросер – Великий Бог Зла, уж он-то никогда не темнит. Правильный бог. Сказал: «зло» – значит, это настоящее зло. Сказал: «добро» – значит, надо вставать и биться с ним не на жизнь, а на смерть.
– Сказал: «свет» – это свет. Насчет тьмы все и так понятно. – Я довел мысль Шестипалого до логического завершения. – Полутеней, полудобра и остального «полу» для таких, как ты, не существует. Ведь так?
Великан с интересом посмотрел мне в лицо.
– А жизнь тебя кое-чему все-таки учит. Молодец, золотоволосый, тебе бы еще пару сотен годков посидеть в Лабиринте – совсем умным станешь. Одним словом, договорились. Встречаться с тобой больше не желаю, поэтому прощай!
С этими словами Шестипалый без лишних шумовых и световых эффектов растворился в воздухе.
Я стоял и хлопал глазами. О чем мы договорились со странным пришельцем, так и осталось для меня сокрытым завесой тайны, но все-таки я был бесконечно рад его уходу из моего сновидения. Уж больно жутким оказался непрошеный ночной гость. При таких габаритах мог бы запросто прихлопнуть меня ладошкой или растереть каблуком до состояния мокрого пятна.
«Все, Коршун, пора просыпаться!» – подумал и проснулся наконец по-настоящему.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
После плотного завтрака из яичницы с беконом, вчерашней холодной оленины и чашечки душистого кофе мы сидели в гостиной. Я, развалившись в удобном кресле, установленном специально для гостей моей комплекции, хозяин – тоже в кресле, но немного поменьше. Матео курил свою трубку и, уставившись в потолок, думал о чем-то своем. Я разглядывал Злыдня, который недавно вернулся с ночной прогулки, плотно подкрепился и теперь валялся в углу, подергивая время от времени ушами или хвостом.
Вдруг пес напрягся и зарычал во сне, но не злобно, а словно даже с нежностью. Похоже, он сегодня в очередной раз встретил ту единственную, за которой в огонь и в воду не страшно броситься.
«Интересно было бы посмотреть, как местные удальцы-кобели отреагировали на появление конкурента, – пришла озорная мысль в голову. – Ведь Злыдень глаз не положит на абы кого. Ему всегда нужно все самое лучшее, и преград для достижения этого лучшего для него не существует».
– Ромми, как я понял из твоего вчерашнего, кстати, весьма сумбурного рассказа, у тебя на сегодняшний момент имеется ряд проблем. Из них парочка довольно поганых, не терпящих отлагательства, решение других пока может и подождать. – С этими словами мастер Матео нагнулся, вытащил из-под стола металлический ящик, украшенный искусным узором, и поставил его на стол перед собой.
Я вздрогнул. Начал крутить головой в поисках того, с кем разговаривает мастер Матео, но быстро сообразил, что этим именем он называет именно меня. Ну что же, Ромми так Ромми. Пожалуй, не хуже, чем Ромуальд. Ну и имечко выбрал для меня отец капелларий. Наверняка принял перед этим не меньше полбочонка «Монастырского». Вообще-то наш духовник, сколько я себя помню, никогда не просыхал от спиртного. Но даже в нетрезвом состоянии он ни разу не терял нить беседы и щедро делился знаниями с теми, кто этого хотел и имел терпение выслушивать его замысловатые рассуждения, зачастую не вполне совместимые с общепринятыми представлениями о религии. Именно он первым приметил во мне паранормальные способности, но из-за своего обыкновенного раздолбайства, а может быть из жалости не сообщил о них, как положено по уставу, в епископат. Капелларий частенько подбрасывал мне литературу по прикладной магии, приговаривая при этом: