— Да, папа, здесь в самом деле становится очень жутко, — поддержала слугу Гертруда. — Пожалуйста, уйдем отсюда.
— Да, теперь ясно слышно, что в лесу ревут звери, а в камышах воют аллигаторы. А что за звуки слышатся с утеса — не могу понять, — сказал, прислушавшись, дон Мариано. — Хорошо, — забирайте все наши вещи и осмотрите оружие, в порядке ли оно, — приказал он слугам, с радостью бросившимся исполнять это приказание, и, обратившись к дочери, прибавил: — Успокойся, моя дорогая, сейчас мы двинемся отсюда!
Через четверть часа дон Мариано и пятеро слуг были уже на лошадях, а четверо остальных подняли носилки с больной, и все двинулись в путь.
Объясним теперь то, что происходило на озере и на утесе. Читатель помнит, как Косталь, попросив у дона Корнелио позволения поспать немного, выразил вместе с тем и просьбу отпустить его и негра Клару на ночь. В обнаженном человеке, выпрыгнувшем из камышей в озеро и принятом слугами дона Мариано за «индейца, идущего свое сердце», читатель, конечно, узнал Косталя, неотступно преследовавшего свою цель. А цель его, как мы знаем, состояла в том, чтобы вызвать одного из божеств своих предков: бога гор, Тлалока, или его супругу, богиню вод, Матлакуэцк, от которых он надеялся получить указания насчет сокровищ, таившихся в недрах гор и на дне морей.
Но Косталь был не один. Так как все внимание слуг дона Мариано было устремлено на «пятисотлетнего индейца с распоротой грудью», то они и не заметили, что вслед за ним темной тенью скользил и негр Клара, а может быть, они спутали черную фигуру негра с аллигаторами, которые, как мы сказали, поспешили уйти от людей. Это произошло от того, что Косталь натер себя и своего товарища соком одного растения, запах которого отпугивает крокодилов.
Подплыв к утесу, Косталь велел своему товарищу обплыть утес кругом и подняться на него с противоположной стороны, а сам забрался на него с этой. Вероятно, у индейца были на то какие-нибудь особенные причины. Благодаря этому, наблюдавшие с берега и не могли видеть, как негр карабкался на утес. Да это, пожалуй, было и лучше для них, потому что, увидев рядом со взбиравшимся на утес индейцем еще и негра, они наверное приняли бы последнего за самого дьявола и могли бы умереть от страха.
— Слушай, Клара, — серьезным тоном заговорил Косталь, когда негр взобрался к нему и они оба, как встарь олимпийские боги, уселись в облаках, окутывавших вершину утеса, — слушай как можно внимательнее все, что я скажу тебе.
— Говори, говори, Косталь… Уши мои открыты, — ответил негр, тяжело отдуваясь после быстрого плаванья и взбирания на гору.
— Сейчас я буду кое-что делать, и раздастся звон. Когда боги моих предков услышат этот звон, производимый потомком тегуантепекских касиков, который видел пятьдесят дождливых времен, то кто-нибудь из них непременно явится передо мной. Триста лет они не слыхали этого призывного звона. Не устоять им против него, как ты полагаешь, Клара?
— Разумеется, Косталь. По крайней мере, я бы на их месте…
— Но кто именно из них явится, — продолжал индеец, — сам Тлалок или его супруга Матлакуэцк?..
— А не все ли равно, Косталь? — заметил негр. — Лишь бы только они указали нам…
— Чаще является супруга, — продолжал индеец, не обратив внимания на замечание товарища. — Ее сразу можно узнать по длинному белому одеянию и распущенным волосам… Впрочем, говорят, у нее волосы иногда бывают обвиты вокруг головы и унизаны жемчугом. Глаза ее — как звезды, так и горят, а голос — слаще птичьего. Но взгляд ее так убийствен, что редкий человек может вынести…
— Ну, я вынесу, если только она может сделать меня богатым! — воскликнул негр. — А как выглядит сам Тлалок?
— Он очень высокий… настоящий исполин. Голова его обвита змеями, которые все время извиваются и шипят. Глаза у него огненные, как у ягуара, а голос ревущий, как у быка… Вынесешь ли ты его вид, Клара? Обдумай сперва, пока не поздно.
— Вынесу, вынесу, друг Косталь, не беспокойся! Меня не испугает и сам дьявол, если я буду знать, что разбогатею! — уверял негр. — Ведь ты знаешь, что я боюсь только ягуаров да аллигаторов, а твоих богов…
— Ну вот и отлично, дружище! Если ты так расхрабрился, я радуюсь за тебя, и теперь начну вызывать своих богов.
С этими словами индеец поднял один из стекловидных обломков, которыми была усеяна вершина утеса, и стал с силою ударять им об утес, соблюдая известные промежутки между отдельными ударами. Это и производило тот таинственный звон, который, в соединении с другими описанными явлениями, так напугал наших наблюдателей. Одновременно с этим Косталь затянул заунывный гимн, восхваляющий индейские божества.
Вслед за тем из леса поднялся звериный вой и рев. Негр вообразил, что это уже ответ богов, и струсил было, но, под воздействием мечты о будущем богатстве, тут же оправился и радостно сказал товарищу:
— Как скоро ответили тебе, друг Косталь, твои боги! Должно быть, у тебя и вправду большая сила.
— Эх ты, младенец! — с усмешкою возразил индеец. — Голоса обыкновенных зверей принимаешь за голоса цапотекских богов. Да разве у богов могут быть такие слабые голоса?
— Какие тут слабые! Даже слушать страшно!.. Неужели у ваших богов они еще страшнее, Косталь?
— Не страшнее, а гораздо сильнее! — с важностью проговорил индеец. — Потом боги не ревут, не воют и не рычат. Их голоса подобны раскатам грома… Ах, Клара, смотри, смотри! — вдруг вскричал он, указывая сквозь прорвавшуюся завесу тумана на тот берег, с которого они явились сюда. — Видишь, там движется что-то белое?
— Вижу, вижу! — ответил негр, взглянув по указанному направлению. — Словно как бы женщина с распущенными волосами…
— Женщина? Нет, это не обыкновенная смертная женщина, а сама Матлакуэцк, богиня моих предков! — дрожавшим от торжества голосом воскликнул индеец. — Да, друг Клара, — восторженно продолжал он, схватив руку негра, — наконец-то настал час восстановления прежней славы и прежнего могущества тегуантепекских касиков!.. Плывем навстречу богине, поклонимся ей и будем умолять ее. Скорее, скорее, чтобы она не оскорбилась нашей медленностью!..
Торопливо сбежав с шероховатого утеса, товарищи бросились в воду и поплыли обратно к берегу, где среди камышей действительно пробиралась белая женская фигура.
Косталь, плывший впереди и напевавший свои заклинания, скорее негра приблизился к тростниковой заросли. Когда вода достигала индейцу только по пояс, он быстро пошел по дну озера, прямо наперерез белой фигуре, простирая к ней руки, точно с намерением схватить ее. Плывший позади негр в точности подражал всем его действиям и движениям. Белая фигура испуганно подалась назад и стала поспешно пробираться дальше, в другую сторону.
Не успел индеец принять соответствующих мер, как из ближайшей лесной опушки раздался грубый мужской голос:
— А, краснорожий индейский пес, попался-таки! Вот тебе за Гаспачо!
Грянул ружейный выстрел, далеко раскатившийся по безмолвной окрестности. Очевидно, пуля была предназначена Косталю, но попала не в него, а в белую фигуру предполагаемой им богини. Фигура, испустив слабый крик, вдруг осела среди камышей.
Глава XXII. ВЗЯТИЕ ГАСИЕНДЫ САН-КАРЛОС
Побывав на могиле отца, дон Рафаэль принялся обдумывать план предстоящей экспедиции. Предполагая, что борьба с разбойничьей шайкой Аройо будет трудная, ввиду довольно внушительной численности этой шайки, полковник решил взять с собой и поручика Верегуи, а командование крепостью Дель-Валле сдать надежному старшему сержанту. Когда это было сделано, он вместе со своим помощником во главе конного отряда двинулся к гасиенде Сан-Карлос. Отряд состоял из сотни самых храбрых и испытанных солдат. За ним следовал небольшой обоз с мортирой и боевыми припасами. Вперед было отправлено десяток разведчиков.
Дорогою поручик делал своему командиру подробный доклад обо всем, что происходило в Дель-Валле во время продолжительного отсутствия полковника. Занятый собственными мыслями, дон Рафаэль слушал этот доклад, как говорится, только вполслуха. Лишь когда отряд подъехал к реке Остуте, полковник встряхнулся, отстраняя личные интересы.
Подозвав к себе слугу из гасиенды Сан-Карлос, следовавшего непосредственно за ним на муле, дон Рафаэль спросил его:
— Не знаешь ли ты, друг, дороги, по которой можно было бы подойти к гасиенде с задней стороны?
— Знаю, сеньор полковник, — ответил слуга. — Когда мы переправимся на ту сторону реки, я укажу тропинку, ведущую к задним воротам гасиенды.
— Отлично! По этой тропинке мы потихоньку и подъедем, чтобы захватить врасплох всю разбойничью шайку, — проговорил полковник и приказал отряду направиться к переправе.
Указанная слугою тропинка шла по лесу и огибала пригорок, на котором находилась гасиенда. Осторожно подвигаясь по этой тропинке и опасаясь засады, отряд чутко прислушивался к малейшему шороху и держал наготове ружья. В одном месте тропинка разветвлялась, и слуга сказал, что если отряд разделится на партии, каждая из которых направится по отдельной тропинке, то можно будет окружить гасиенду сразу со всех сторон.
Дон Рафаэль воспользовался этим дельным советом и разделил отряд на четыре группы, из которых три под командой поручика Верегуи и двух старших сержантов должны были идти к задним воротам гасиенды и к ее боковым сторонам, а с четвертой, главной, он хотел лично напасть с фронта. Мортиру он оставил при себе, солдатам же раздал ручные гранаты.
Заметив приближение к гасиенде неприятельской конницы, расставленные на стенах часовые забили тревогу. Раздалась чья-то команда, вслед за которой со стен и вышки гасиенды началась беспорядочная ружейная стрельба. В ответ на это осаждающие стали бросать гранаты, а дон Рафаэль, приблизившись к главным воротам, открыл огонь из мортиры. Первым же выстрелом одно крыло ворот было разбито в щепы.
В то же время с трех других сторон во двор гасиенды полетели гранаты, которые при ударе о землю тут же с треском взрывались. Испуганные лошади осажденных стали срываться с привязей и метаться по двору, производя страшную сумятицу среди совершенно растерявшихся разбойников.
Следующим выстрелом из мортиры было разбито другое крыло ворот, а третьим они были разрушены полностью и с треском рухнули. Через их обломки первым перескочил с обнаженной саблей в руке полковник Трэс-Виллас, а за ним и его отряд.
— Где Аройо и Бокардо?! — крикнул полковник, врезываясь в толпу разбойников и рубя их направо и налево. — За мной, друзья! Пленных не брать! Бейте всех без пощады, — скомандовал он своим солдатам.
В это время с тыловой стороны ворвался Верегуи со своим отрядом, что произвело еще большую сумятицу среди осажденных.
— Где же Аройо и Бокардо?! — продолжал кричать полковник Трэс-Виллас, тщетно отыскивавший глазами разбойничьего вождя и его помощника.
Между тем, они оба еще раньше незаметно скрылись из гасиенды в поисках бежавшей Марианиты.
— Полковник, — сказал поручик Верегуи, подскакав к своему командиру после того, как все находившиеся на дворе разбойники были перебиты, — главари этих трусов, не сумевших без них даже и защищаться, наверное засели в доме. Не выкурить ли их оттуда дымком?
— Значит, вы предлагаете поджечь дом? — спросил дон Рафаэль.
— Да, это был бы самый лучший способ… — продолжал было поручик, но слуга, который из этой гасиенды бегал за помощью к дону Рафаэлю и находившийся в эту минуту здесь, услышал предложение поручика и закричал умоляющим голосом:
— Ради Самого Господа Бога, не позволяйте делать этого, сеньор полковник! Ведь там находится наш бедный хозяин и, быть может, несколько слуг.
— Этот человек прав, — поспешил сказать дон Рафаэль. — Хорошо, что он напомнил то, о чем мы сгоряча совершенно забыли. Прошу вас, поручик, прекратить дальнейшие наступательные действия и заняться охраною гасиенды… Затем поищите дона Фернандо и окажите ему помощь. Он, вероятно, нуждается в ней.
— А вы сами опять покидаете нас, полковник? — спросил Верегуи.
— Ненадолго. Я отправляюсь на поиски доньи Марианиты и главных злодеев.
Взяв с собою пяток людей, дон Рафаэль поспешно выехал из гасиенды по направлению к лесу.
Едва он успел скрыться из виду, как один из часовых, расставленных поручиком Верегуи вокруг гасиенды, доложил ему о приходе к гасиенде двух людей, желавших видеть полковника. Поручик велел их впустить и вскоре увидел перед собою Гаспара и Цапотэ. Они так запыхались от поспешной ходьбы, что едва были в состоянии говорить.
— А, это опять вы! — воскликнул Верегуи, сразу узнав их. — С какой стати вас принесло еще сюда?
— Простите, сеньор, но ведь я уже докладывал вам, что у меня есть важное поручение к сеньору дону Рафаэлю, — взволнованно ответил Гаспар. — Я никак не могу увидеть его. В гасиенде Дель-Валле мы заснули, и нас не разбудили, когда туда приезжал сеньор дон Рафаэль. А потом, когда мы проснулись, оказалось, что он уже отправился сюда. Ну, и мы за ним… Ведь у меня спешное поручение… Приказано как можно скорее…
— Ну, ты и здесь не найдешь полковника! — прервал поручик. — Он только что уехал.
— Ах ты, Господи! — чуть не со слезами воскликнул Гаспар. — Никак я не могу поймать!.. А не можете ли вы, сеньор, сказать мне, куда отправился сеньор полковник?
Верегуи сообщил, куда направился дон Рафаэль, и гонцы бегом пустились по его следам.
Таинственные события, разыгравшиеся в заколдованном озере, имели, между тем, продолжение. Косталь, опомнившись от испуга и удивления, вызванных неожиданным выстрелом по нему, разглядел на берегу нескольких гверильясов. Очевидно, они находились в разъезде и, увидев в озере индейца, опасно ранившего их товарища, захотели отомстить ему.
Косталь понял, что спасся только чудом, и, следуя примеру негра, присел в густом камыше. Но гверильясы догадались, куда он вдруг скрылся, и направили своих лошадей тоже в камыши. Но тут случилась новая неожиданность: откуда-то сверху, точно из облаков, вдруг раздался новый выстрел, и один из преследователей замертво свалился с лошади. Трое его товарищей с громкими проклятиями повернули назад и рассыпались по лесу, в поисках нового врага, оказавшегося у них в тылу.
— Ага, удрали, проклятые! — прошептал Косталь и, обратившись к дрожавшему возле него от страха негру, сказал ему: — Пойдем теперь на берег к нашей одежде и лошадям.
Одежда приятелей была спрятана на одном из густолиственных деревьев, около которых находились и лошади; среди них оказалась и лошадь дона Корнелио.
— А, вот оно что! — проговорил индеец, одеваясь, — значит наш добрый капитан не исполнил своей угрозы — покинуть нас, чтобы не впутываться в нашу «чертовщину», как он называет наше общение с богами моих предков. Наверное он где-нибудь здесь, на дереве. Это он-то и пугнул разбойников, которые хотели убить меня.
— Ты угадал, Косталь! — послышался голос Лантехаса, поспешно спускавшегося с одного из соседних деревьев. — Мне не хотелось бросать вас тут одних. Я хоть и сделал вид, что уезжаю, но через некоторое время, когда вы уже были в воде, опять вернулся сюда. С дерева, на которое я забрался, мне было отлично видно, как вы в лунном сиянии плыли среди почему-то почтительно расступавшихся перед вами чудовищ, а потом взбирались на утес. Слышал я твое пение и стук, Косталь, и молил Бога вразумить…
— Вот поэтому-то у меня ничего и не вышло, — тоном глубокого сожаления перебил индеец. — Боги моих предков не любят, когда во время наших общений с ними подсматривают и подслушивают белые… Положим, здесь, в камышах, показалась было богиня Матлакуэцк, но при звуке выстрела, направленного в меня разбойником, она поспешила скрыться. И вот эта единственная в году ночь для меня пропала!..
— А также и для меня! — подхватил негр. — Ведь и я надеялся в эту ночь…
— Увидеть наших богов, — досказал по своему индеец, не желавший, чтобы болтливый негр проговорился о том, чего не следовало знать ни одному белому.
При этом он бросил товарищу такой выразительный взгляд, что бедный негр сразу съежился и прикусил язык.
— Эх вы, закоснелые, неисправимые язычники! — с искренним сокрушением воскликнул дон Корнелио, богословское сердце которого сильно страдало. — Если я когда-нибудь все-таки буду священником, которым давно уж и был бы, не попади я в военный круговорот, то долго мне придется отмаливать ваши грешные души…
— Ну, тогда видно будет, сеньор капитан! — со скрытою насмешкой перебил индеец. — А пока скажите, пожалуйста: это ведь вы уложили одного из тех разбойников, который целился в меня, но промахнулся, благодаря заступничеству богов моих предков, охраняющих последнего потомка тегуантепекских касиков?
— Увы, да, мне пришлось взять на душу этот грех! — со вздохом ответил Лантехас. — Я видел, как они здесь рыскали, и опасался за наших лошадей да и за самого себя. Но вдруг они увидели тебя и стали переговариваться, а потом один из них выстрелил. Не мог же я допустить, чтобы они убили тебя? Поэтому, скрепя сердце, должен был выстрелить в них и я.
— И хорошо сделали, сеньор капитан! — с чувством произнес индеец.
— Не знаю, хорошо ли: ведь, кажется, я убил человека?.. Но, повторяю, у меня не было другого выхода, — с новым вздохом проговорил Лантехас. — Ну, да сделанного не воротишь! Теперь нам нужно подумать о том, как бы выбраться отсюда. Я опасаюсь нового появления этих людей.
Но капризу судьбы угодно было, чтобы как раз в это время к тому месту, где Лантехас беседовал с индейцем и негром, подходил караван дона Мариано. Остановившись на некотором расстоянии от разговаривавших, путники стали прислушиваться к их голосам, казавшимся им знакомыми, и с радостью узнали «своих».
— Ба! — воскликнул дон Мариано, без всякого уж опасения приближаясь к беседовавшим, — да никак это дон Корнелио Лантехас, наш добрый молодой друг, два года тому назад гостивший у нас, в Лас-Пальмасе? Вот приятная встреча!.. А! Косталь и Клара тоже здесь!
Пока индеец почтительно, но с достоинством кланялся бывшему хозяину, негр в широкой улыбке показывал ему свои белоснежные зубы, а дон Корнелио сердечно пожимал дружески протянутую ему руку старика и обменивался с ним обычными в таких случаях вопросами, новый инцидент прервал и эту интересную для обеих сторон беседу. Вблизи под копытами быстро скакавших лошадей застонала земля и, немного спустя, мимо изумленных собеседников пронеслось шестеро всадников, вдогонку за которыми мчалось столько же других.