Она уже заканчивала раскладывать нижнее белье, когда в дверь постучали. Девушка была готова встретить Телмана лицом к лицу и опять задать ему взбучку, если он остался все таким же несговорчивым и упрямым, но это был не Телман, а темноволосая, довольно красивая женщина лет тридцати, в платье горничной, но с очень самоуверенным видом. Грейси сразу же догадалась, что она тоже состоит в услужении. Только служанки знатных дам и гувернантки держат себя с таким видом превосходства, но гувернантки вряд ли оказались бы в доме, где в тот момент не было детей.
– Приветствую, – сдержанно сказала эта женщина. – Я Гвен. Горничная миссис Рэдли. Добро пожаловать в Эшворд-холл.
– Доброе утро, – ответила, неуверенно улыбаясь, Грейси.
Ее новая знакомая достигла положения, о котором сама она только мечтала. И ей понадобится помощь этой женщины и ее сноровка, если она только не унизит Шарлотту каким-нибудь замечанием.
– Большое вам спасибо, – сказала мисс Фиппс.
– Миссис Рэдли сказала, что, может быть, миссис Питт понадобятся кое-какие вещи, по случаю визита. Если вы пойдете со мной, то я покажу вам их и помогу развесить.
– Спасибо. Очень хорошо, – приняла ее предложение Грейси.
Сначала она хотела как-то объяснить Гвен, почему Шарлотте надо занять несколько платьев у сестры, но потом передумала. Наверное, горничная Эмили и так прекрасно знает почему. Мало кто из дам не делится своими секретами с горничными. Грейси послушно последовала за Гвен, и та показала ей с десяток красивых платьев, утренних, послеполуденных и вечерних, цвета бордо и розовых. По личному мнению Грейси, они совсем не пошли бы миссис Рэдли, у которой был такой нежный фарфоровый цвет лица. Или она плохо выбирала платья, когда покупала их, или специально приобрела эти наряды с намерением подарить их когда-нибудь Шарлотте.
– Очень красивые, – заметила девушка, пытаясь хотя бы отчасти скрыть свое восхищение. Ей не хотелось выглядеть в глазах горничной хозяйки дома совсем ни в чем не разбирающейся.
– Уверена, что они очень пойдут миссис Питт, – великодушно заметила Гвен. – А потом, если хотите, я проведу вас наверх и познакомлю с другими горничными.
– Большое спасибо, – снова согласилась Грейси. Ведь это было очень важно – разузнать все, что можно. Никто не ведает, где что может пригодиться. И если кому-то в этом особняке действительно грозит опасность и даже смерть, она должна знать устройство дома, людей, их характеры и привязанности.
– Я бы очень этого хотела, – прибавила мисс Фиппс, улыбнувшись.
Гвен оказалась очень приятной женщиной. Возможно, миссис Рэдли кое-что рассказала ей об истинном характере предстоящего уикенда. Грейси эта горничная понравилась, и девушка осталась очень довольна тем, как та ознакомила ее с верхними этажами дома, проведя по всем лестницам, показав ближайший путь к кухням, прачечной, гладильной и кладовке и посоветовав лучше не сталкиваться по дороге с лакеями, посыльными и дворецким, чья власть была непререкаемой, а характер – довольно непредсказуемым.
Шарлотта кое-что рассказала своей служанке об ожидавшихся гостях. Так Грейси познакомилась с горничной мисс Мойнихэн, очень любезной француженкой с хорошим чувством юмора, горничной миссис Макгинли, оказавшейся женщиной постарше, у которой была привычка покачивать головой, словно предупреждая о грядущем несчастье, и с Долл Эванс, очень красивой девушкой лет двадцати пяти, служащей миссис Гревилл. Долл была высокой, на целых шесть дюймов выше Грейси. И еще у нее была красивая фигура. Мисс Фиппс подумала, что она как раз такая, какой должна быть служанка важной дамы. Правда, мисс Эванс была несколько печальна, а может быть, просто держалась чересчур сдержанно. Чтобы понять, почему она так себя ведет, надо будет узнать ее поближе…
Расставшись с Гвен, Грейси уже поднималась наверх, когда увидела, как по лестнице спускается молодой человек. Первым, что пришло ей в голову, была мысль: «Какое у него привлекательное лицо!» Волосы у этого мужчины были очень темными и казались почти черными в неярком внутреннем освещении дома, а складка губ выглядела мягкой и нежной, словно он о чем-то мечтал.
А потом девушка подумала, что ошиблась лестницей, и остановилась, сильно покраснев от смущения. Да, конечно, она глупо перепутала лестницы, отчего и произошла эта встреча с молодым человеком! Однако, взглянув вверх на площадку, служанка убедилась, что лестница была той же самой, по которой она сошла вниз. На площадке, возле стены, оклеенной бело-зелеными обоями, стоял маленький столик с белыми хризантемами в зеленой вазе. И газовый фонарь был тем же, из матового, словно покрытого изморозью, стекла – она приметила его, спускаясь по лестнице. Право, очень сбивает с толку, когда лестницы такие похожие!
Красивый незнакомец тоже остановился.
– Прошу вашего прощения, – произнес он с мягким ирландским акцентом, совсем не таким, как у горничной мисс Мойнихэн. Он, наверное, из другой части страны, решила Грейси. Молодой человек посторонился, чтобы дать ей пройти, и улыбнулся, встретив ее взгляд. Глаза у него тоже были очень темными – темнее она в жизни не видела.
– Я… я, наверное, пошла не по той лестнице. Извините, – сказала девушка.
– Не по той? – переспросил молодой человек.
– Я… должно быть, я пошла по той, где ходят мужчины-слуги, а не по женской, – пояснила Грейси, чувствуя, как у нее запылали щеки.
– Нет, – быстро сказал красавец. – Нет, это я, конечно, спутал. Я даже не подумал, по какой идти. Вы, наверное, тоже приехали сюда в гости, как я, иначе знали бы дорогу наверняка.
– Да-да, я тут с миссис Питт. Я горничная этой леди.
Молодой человек опять улыбнулся ей:
– А я камердинер мистера Макгинли. Меня зовут Финн Хеннесси, и я приехал из графства Даун.
Девушка тоже улыбнулась:
– А я Грейси Фиппс.
Она происходила с задворков Клеркенуэлла, но упоминать об этом не собиралась.
– Я из Блумсбери, – добавила юная горничная. Теперь она там жила, так что имела право так заявить.
– Здравствуйте, Грейси Фиппс. – Финн едва заметно поклонился. – Думаю, в эти выходные будет очень весело, особенно если продержится хорошая погода. Никогда не видел такого парка и так много больших деревьев. Прекрасная местность!
Он словно бы слегка удивлялся.
– Вы прежде никогда не приезжали в Англию? – спросила Грейси.
– Нет, никогда. И она мало похожа на то, что я представлял.
– Как же вы ее представляли?
– Другой, – ответил Хеннесси задумчиво.
– В чем же другой? – настойчиво расспрашивала его мисс Фиппс.
– Не знаю даже, как сказать, – признался он. – Не такой, как Ирландия, наверное. Но, по крайности, из-за этого места она похожа на Ирландию – со всеми этими деревьями, травой и цветами.
– А Ирландия очень красивая?
Лицо молодого человека смягчилось, он уже не стоял навытяжку. Финн откинулся на перила; во всей его фигуре появилась какая-то легкость и раскованность, а глаза заблестели.
– Наша страна печальна, Грейси Фиппс, но она самая прекрасная из всех, что сотворил Господь, – объявил он. – В ней есть что-то дикое, и она такая яркая, и ветер у нас такой сладкий – вы не можете это представить, пока сами не понюхали. Это очень старая земля, где раньше жили герои, святые и ученые, и сейчас все напоминает о них – цвет нашей земли, и скалы, и высокие деревья, растущие до неба, и шум ветра. Но покоя и мира у нас больше нет. Дети мерзнут и голодают, а земля принадлежит чужакам.
– Это ужасно, – ответила девушка. Она не понимала, почему он так говорит, ведь бедность и лишения есть повсюду, независимо от того, о какой стране идет речь, но ее живо растрогала боль, звучащая в голосе молодого ирландца, а его слова рисовали в ее воображении что-то драгоценное и утраченное. Горничную всегда возмущала несправедливость, особенно с тех пор, как Грейси стала жить у Питта, потому что там она видела, как он сражается против этой несправедливости.
– Конечно, ужасно, – ответил Хеннесси, улыбнувшись и слегка покачав головой. – Но, может быть, на этот раз удастся это как-то изменить. И однажды мы победим, я вам это обещаю.
Ответить ей помешала горничная миссис Мойнихэн, которая шла по верхнему коридору к лестнице.
– Это я зашел в неположенное место, – извинился перед ней Финн. – В таком большом доме легко заблудиться. Простите, мэм.
Кинув быстрый взгляд на Грейси, он взбежал наверх и исчез. Она продолжила свой путь, но в голове у нее была такая сумятица, что минут через пять девушка повернула не в ту сторону и сама не поняла, где очутилась.
Почти сразу после приезда Питт отправился к Джеку Рэдли переговорить о сложившейся ситуации и сообщить Эйнсли Гревиллу, что он прибыл на место, и Телман тоже. Суперинтендант должен был также узнать, какие меры предосторожности предпринимает местная полиция и собственно мужская половина слуг Эшворд-холла, а также что министр рассказал им о положении дел и об опасности, которой оно грозило гостям.
А Шарлотта направилась прямо к Эмили, в ее верхний будуар, где та с нетерпением ожидала приезда старшей сестры и жаждала обо всем с нею поболтать.
– Как я рада, что ты приехала! – воскликнула хозяйка дома, заключая сестру в крепкие объятия. – Это мой первый, действительно очень важный политический уикенд, и он обещает быть очень страшным! Да оно уже так и есть.
Эмили выпрямилась, а лицо ее выразило острое беспокойство.
– Ты сама скоро почувствуешь, какая здесь напряженная обстановка, – сказала она. – Если все эти люди – типичные ирландцы, то я не представляю, как можно думать, что они стремятся к установлению мира даже между собой. Даже все эти женщины не любят друг друга!
– Ну, они же не менее ирландки, чем их мужчины – ирландцы, – улыбнувшись, возразила Шарлотта. – И возможно, они к тому же, будучи католиками или протестантами, потеряли или боятся потерять то, что имеют и что заработали своим трудом.
Миссис Рэдли удивилась:
– А тебе что-то уже известно об этом?
На ней было утреннее платье бедно-зеленого цвета, которое замечательно шло к ее светлым волосам и коже, и сама она, несмотря на беспокойство, выглядела просто красавицей.
– Только то, о чем мне рассказал Томас, а это немного, – ответила Шарлотта. – Он ведь, естественно, должен был объяснить, зачем мы едем сюда.
– Но почему именно вы? – Эмили села в большое кресло, обитое шелком с цветочным узором, и указала миссис Питт на второе такое же. – Разумеется, вам всегда здесь очень рады. Надеюсь, мои слова не показались тебе невежливыми? Но мне хотелось бы знать, почему все считают, что присутствие полиции обязательно? Ведь они вряд ли взорвут себя, эти ирландцы, правда?
Она посмотрела на Шарлотту с легкой улыбкой, однако в голосе ее прозвучало неподдельное беспокойство.
– Сомневаюсь, – искренне ответила ее сестра. – Я думаю, что никакой опасности не существует, но были угрозы, и на жизнь мистера Гревилла покушались, поэтому им и приходится принять все меры предосторожности.
– Но ведь угрозы исходят не от наших гостей! – в ужасе сказала миссис Рэдли.
– Я не хотела бы так думать, но ведь неизвестно, кто источник угрозы. Нет, думаю, что всем нам просто надо вести себя осторожно, вот и всё.
– Ну, как бы то ни было, а я рада, что ты приехала, – немного успокоилась Эмили. – Эти выходные потребуют очень много сил и энергии, и мне будет гораздо легче все устроить с твоей помощью, чем обходиться только своими силами. У меня и прежде часто здесь гостили люди, конечно, но это были те, кого я сама приглашала, и те, кто симпатизирует друг другу. И, умоляю, ради всего святого, постарайся, пожалуйста, быть тактичной, хорошо?
– А ты считаешь, что из моих стараний выйдет какая-нибудь польза? – усмехнулась Шарлотта.
– Да! Пожалуйста, не заводи разговоров о религии, парламентских правах, реформах или образовании… и о землевладении, а также об аренде и картофеле… или о разводах…
– О картофеле или разводах? – не веря своим ушам, переспросила миссис Питт. – Да с какой стати я заведу речь о картошке или о семейных драмах?
– Не знаю. Но не говори – и всё.
– А о чем можно?
– Обо всем остальном. О модах… хотя ты, наверное, ничего о них не знаешь. О театре… но в театры ты не ходишь, разве что с мамой, посмотреть, как играет Джошуа, – и лучше тебе не вспоминать, что наша матушка вышла замуж за актера, да к тому же еврея. Имей в виду, я считаю, что католики слишком ненавидят протестантов, и наоборот, чтобы обращать внимание еще и на иудеев. И все они, наверное, думают, что на сцене выступают только дурные и порочные люди… Так что беседуй о погоде и своем саде.
– Но меня примут за дурочку!
– Ну, пожалуйста!
Шарлотта вздохнула.
– Ладно, – согласилась она. – Уикенд будет тяжелый, правда?
И ланч подтвердил ее ожидания.
Все встретились в большой столовой за длинным столом, за которым вполне разместились бы двадцать человек. Накрыто, однако, было только на двенадцать персон. Джек Рэдли приветствовал свояченицу и затем представил ее – и, конечно, ее мужа Томаса – всем присутствующим, после чего все сели за стол. Внесли первое блюдо.
Место Шарлотты оказалось между Фергалом Мойнихэном слева и Карсоном О’Дэем справа. Фергал был человеком чрезвычайно примечательной внешности – немного выше среднего роста, с четким орлиным профилем; но миссис Питт его лицо показалось чересчур серьезным. Ей он не слишком понравился, хотя, возможно, против него несправедливо настраивало ее представление о яростных и неистовых протестантах.
Карсон О’Дэй был пониже, почти совсем седым и по крайней мере на пятнадцать-двадцать лет старше, чем Мойнихэн, но достаточно было взглянуть на него только раз, чтобы понять, какой это сильный человек. Он держался снисходительно и мягко, хотя под его любезной манерой вести себя было легко различить его очень серьезное отношение к происходящему и понять, что он ни на мгновение не забывает о цели данной встречи.
Напротив Шарлотты сидел Падрэг Дойл, тоже пожилой человек, лет пятидесяти пяти. У него было честное выражение лица, хотя само лицо вряд ли можно было назвать красивым – слишком уж оно было неправильным. Нос у него, в частности, оказался не только длинным, но и кривоватым. Однако чувствовались в этой физиономии юмор и воображение, и еще прежде, чем Дойл заговорил, миссис Питт уже знала, что его общество очень занимательно.
Несмотря на то что Эмили была хозяйкой, она, удостоверившись, что все расселись и всем поданы кушанья, явно дала понять, что не против того, чтобы бразды правления взял в свои руки Эйнсли Гревилл. И министр очень естественно начал выполнять эти обязанности. Его жена Юдора была замечательно красивой женщиной, выглядящей на несколько лет моложе его. У нее были большие карие глаза, высокие скулы и прелестный рот, а весь ее наряд был подобран в насыщенных утонченно-золотистых тонах. Держалась она скромно, однако это лишь придавало ей дополнительное очарование.
Двух других женщин Шарлотте было не так удобно разглядеть, но при первой же возможности она незаметно на них посматривала. Кезия Мойнихэн внешне была похожа на брата: тоже блондинка, с очень светлыми, почти прозрачными, как вода, глазами и густыми волосами, которые так легко можно уложить в любую прическу – предмет зависти многих женщин. Но, в отличие от Фергала, в лице ее была живость: она легко смеялась, хотя, очевидно, и рассердиться могла тоже легко. Миссис Питт она внешне понравилась больше.
Айона Макгинли была ее прямой противоположностью. Ее хрупкие руки беспокойно сновали по белой скатерти. Волосы у этой дамы были почти черными, а темно-голубые, широко расставленные глаза исполнены мечтаний и потаенных мыслей, и видно было, что она очень ранима. Она почти все время молчала, а когда говорила, то голос ее был мягким и звучал, словно музыка.
Последний из присутствующих гостей, Лоркан Макгинли, светловолосый, с длинным узким лицом и большеротый, имел ярко-синие глаза. Цвет этот был удивительный – почти небесная синева; и смотрел Лоркан очень прямо и пристально, что производило неприятное впечатление.
Разговор начался с нескольких замечаний, совершенно безобидных и абсолютно банальных, особенно для людей, которые приехали накануне после полудня и, следовательно, уже два раза встречались за общим столом.
– Да, погода очень мягкая, – сказала, улыбаясь, Кезия. – Я заметила множество цветущих роз.
– Мы иногда ухитряемся заставить их цвести вплоть до Рождества, – ответила Эмили.
– А разве они не вянут от дождя? – удивилась Айона. – У нас дома они быстро увядают.
– А у нас на востоке не так сыро, – вставил Карсон О’Дэй.
Внезапно повисло молчание, как будто в этом замечании было осуждение.
Хозяйка оглядела гостей.
– Да, иногда они вянут и загнивают от влаги, – ответила она, не обращаясь ни к кому в особенности, – и я считаю, это дело везения. И на жимолости в этом году множество ягод.
– Говорят, это к холодной зиме, – заметил Лоркан, глядя в тарелку.
– Бабушкины сказки, – вставила Кезия.
– Бабушки иногда правы, – произнес ее неулыбчивый брат. Он посмотрел на Айону и быстро отвел глаза, но они успели обменяться взглядом, после чего Фергал опять сосредоточил все свое внимание на супе.
Эмили попыталась пустить в обиход другую тему. На этот раз она обратилась к Юдоре Гревилл:
– Я слышала, леди Кромби собирается посетить Грецию этой зимой. Вы там бывали?
– Да, лет десять назад, но весной, – ответила Юдора, воспользовавшаяся возможностью помочь хозяйке и поддержать общий разговор. – Прекрасная страна!
Она стала расписывать красоты Греции, но ее практически никто не слушал, и, очевидно, миссис Гревилл тоже было безразлично, обращают на нее внимание или нет. Предмет разговора был безопасен, и напряжение за столом ослабло.
Шарлотте тоже хотелось бы внести свою лепту в застольную беседу, но в голове у нее вертелись мысли лишь о политике, разводах и картофеле. И все пути разговора, которые она придумывала, так или иначе должны были привести к обсуждению одной из этих тем.