Прежде чем прямым актом познать себя самого, рассудок познает сущее. Чтобы мыслить, надо иметь отношение к сущему, к чему-нибудь. Мыслить ничто – значит совсем не мыслить. Мысль есть как бы зеркало, адекватное предмету, она есть средство, id quo, познания. Она не есть id quod или прямо познанный предмет. Чтобы знать, что существует зеркало, нужен акт размышления о предмете, который оно отражает. Таким же образом мысль не освещена ею самой, но предметом, который она представляет.
Этот предмет – существующее сущее, которое мой рассудок находит во всяком частном явлении, схватывая родовое общее в конкретном чувственного опыта. Размышляя о функциональном единстве познающего «я», я достигаю частного сущего через основания его бытия; тождественные или пропорционально подобные во многом.
Зная основные законы сущего, я понимаю возможное как целое, которого признаки могут существовать совместно, и которое, следовательно, может существовать; оно никоим образом не противоречит существованию. Ab esse ad posse valet illatiо (от существования можно заключать к возможности), говорили схоластики. В том размере, в котором я знаю существующее сущее, я знаю возможное5.
Сущему разума я предоставляю свойство положительности, которым он не обладает в природе вещей. Я его овеществляю только по психологической причине с утилитарной целью, чтобы мочь говорить о нем. Вне акта познания я не признаю за ним никакого существования. Противоречиво, чтобы сущее разума, отрицание, например, существовало. Метафизика предоставляет, поэтому, психологии и логике изучение сущего разума, однако, не ранее того, что она признает чисто субъективную ценность положительного содержания этого сущего. Что такого рода овеществление сущего разума – закон, неизбежный для всякого человеческого рассудка, это не может объяснить название объективного, которое некоторые философы-субъективисты хотели бы ему придать.
Этому сущему чистого разума противополагается, с одной стороны, существующее сущее, с другой стороны – возможное сущее, которое может существовать вне представления.
Реалистический концептуализм, всегдашняя верность которому составляет гордость Левенской школы, не допускает никакого компромисса с субъективным идеализмом6.
§ II. Трансцендентальные понятия и трансцендентальные свойстваТеперь пришло время подвергнуть анализу содержание сущего и рассмотреть прибавления в несобственном смысле, которые делают явным его содержание.
Являющееся рассудку в своем состоянии смутности сущее мы приводим в соотношение с ним самим и утверждаем, что сущее есть сущее. Вот тот совершенно первичный принцип, который предполагается всеми остальными принципами, – принцип тождества.
Он даже предшествует прибавлениям, делаемым к сущему в качестве свойств, общих всему, что есть, но не выражаемым словом сущее, как таковым.
Этот принцип: сущее есть сущее, надо ли еще об этом говорить, непосредственно очевиден и в этом смысла аналитичен. Ему делают упрек, что он представляет собой тавтологию.
Это обвинение не обосновано. Тавтология есть бесплодное, бесполезное повторение. Между тем это рациональное отношение сущего, отнесенного к нему самому в виде тождества, есть необходимая ступень в философском и рефлективном познании. Чистое понятие для нас не имеет истины, последняя находится только в суждении. Так как сущее – самое первое понятие, то самым первым суждением будет: сущее есть сущее, необходимо сущее, поскольку оно есть сущее. Благодаря введению предиката и связки: «есть», которая соединяет его с субъектом, свойства необходимости и всеобщности человеческого познания обнаруживаются. Без сомнения, из этого принципа я не могу ничего вывести, он не ведет к новым познаниям, но без него я не могу ничего утверждать. Поэтому он плодотворен, так как всякое утверждение его предполагает.
Во второй раз самопроизвольно и затем рефлективно под влиянием других чувственных впечатлений образуется во мне мысль о сущем. Я. не могу смешать два последовательных представления сущего. Я отличу одно от другого, я проведу между ними различие и приду таким образом к понятию не сущего, к отрицанию первого сущего. Принцип противоречия представится мне в следующем виде: Сущее не есть не сущее, или не сущее не есть сущее.
Отрицать что-либо психологически означает устранять из мышления какой-нибудь положительный предмет. Это различение сущего и того, что не есть оно, приводит меня к рассмотрению чего-нибудь в противоположность чему-нибудь другому. Предмет представляется отныне как что-нибудь, отличное от чего-нибудь другого. Но множественность, которая в этой стадии развития мысли дается мне, есть неопределенная множественность, впрочем, достаточная для простого провозглашения принципа противоречия.
Я, затем, в состоянии произнести суждение, что между сущим и не сущим нет среднего. Это принцип исключенного третьего, который получается непосредственно из сравнения между утверждением и отрицанием сущего.
Два противоречащих суждения, как таковые, не могут быть ни оба истинными, ни оба ложными. Если первое истинно, второе ложно; если второе истинно, то первое ложно. Действительно, одно утверждает то, что другое как раз отрицает. Если то, что есть, как таковое, может не быть, или если есть среднее между сущим и не сущим, то в таком случае то, что есть, не есть необходимо то, что есть.
Трансцендентальные понятия сущего, нечто формально составляют понятие сущего. Мы извлекаем из них непосредственные формулы принципов тождества, противоречия, исключенного третьего. Свойства, атрибуты, которые обогатят это понятие, делая его более годным к применению, суть единство, истина, добро, красота. Это – четыре трансцендентальные свойства сущего.
Вещь, как единое, есть вещь неразделенная в ней самой и отделенная от всех других.
Понятие деления предшествует, следовательно, понятию единства. Уже анализ сущего и не сущего дает нам мысль о делении. Чтобы противопоставить сущее не сущему, не необходимо знать, – исключает ли не сущее одно или несколько совершенств. Не сущее не рассматривается в своем внутреннем единстве как составляющее делимое целое. Различение сущего и не сущего есть первое рудиментарное деление, смутная множественность, которая позволяет приписывать неразделенность сущему в нем самом и признать за ним, таким образом, свойство единства. Как только овладеешь понятием единства, можно перейти к мысли об определенной множественности, о множестве, о числе.
Единство – трансцендентальный атрибут. Действительно, всякое сущее просто или сложно. То, что просто, не разделено и не делимо. То, что сложно, хотя и делимо, не разделено актуально; в противном случае оно не было бы более делимо, оно не было бы более самим собой. Множественность, имеющая, как таковая, свое сущее, одарена известным единством – статическим или динамическим, физическим или нравственным, сообразно природе отношений, которые соединяют между собою части этой множественности. Таким образом, то, что в одном отношении едино, может быть множественным в другом или нескольких других. Следовательно, распространение единства действительно столь же велико, как распространение сущего.
Отсюда следует, что единство не есть положительная реальность, прибавленная к сущему. Эта реальность, в самом деле, будучи сущей, была бы единой. Она не могла бы быть такою без наличности новой положительной реальности и т. д. до бесконечности; что сделало бы всякое единство невозможным. То, что само по себе существенно зависит от актуальной бесконечности условий, не может существовать. «Infinitum non est transire» (бесконечности нельзя пройти), говорили древние философы. Единство – это сущее в нем самом, подверженное отрицанию, отрицанию деления.
Единство приводит нас к различию и к сложному целому. Части целого, единого в его совокупности, различны между собой. Если они имеют положительное содержание, они образуют сложное целое логическое или реальное, смотря по тому, реальности ли они или чистые логические понятия.
Мы выше изложили, что есть необходимое отношение рассудка к сущему. Следовательно, есть трансцендентальное отношение сущего к рассудку. Ложность не находится в вещах; она не может там быть. Всякая вещь способна представиться рассудку такою, какова она есть; она не способна представиться ему иначе, чем она есть. Если иногда мы говорим: эта вещь ввела меня в заблуждение, то это потому, что мы подчинились аналогии, не находящей опоры в основании бытия. Поддельное золото – настоящая медь; мнимый Гектор – настоящей актер. Это отношение не полагает в сущем никакой новой реальности. Само сущее само собою может быть представлено рассудком таким, какое оно есть. Метафизическая или онтологическая истина, будучи необходимой возможностью этого отношения, поскольку оно имеет основание в сущем, есть трансцендентальное свойство сущего.
Сообразность с каким-нибудь стремлением есть благо. Всякое существо упорствует в своем бытии и само по себе сопротивляется разрушению. Поэтому оно – благо для него самого и стремится к своему завершению приведением в действие своих активных способностей. Вполне благое существо есть совершенное, вполне законченное и утвердившееся в наслаждении своею целью, своим благом существо. Цель – это честное благо, средство – полезное благо, наслаждение, сопровождающее объективное благо, – усладительное благо. Наслаждение, удовольствие может быть целью стремления, при условии сохранения им его естественного места как следствия объективного блага. Не нужно стремиться к объективной цели, имея в виду исключительно или прежде всего наслаждение, доставляемое его обладанием. Честное благо в этом случае спустилось бы до степени средства, применяемого в видах высшего наслаждения. Это было бы нарушением порядка, недостатком гармонии в существе. Усладительное благо сопровождает объективное благо, оно есть его последствие. Только на этом основании оно может и должно быть целью стремления так, чтобы существо выполняло свой естественный закон7. Зло есть лишение блага; следовательно, безусловное зло не может существовать.
Красота выражает сущее, поскольку оно способно пробудить его созерцанием то чувство бескорыстного наслаждения, то эстетическое удовлетворение, которое наши познавательные способности испытывают, чувствуя себя согласованными с сущим. Прекрасное вытекает из истинного и благого. Это благость истины как таковой. Так как всякое сущее истинно, всякое сущее прекрасно, потому что его созерцание благо для нас.
§ III. Метафизическая теория акта и потенцииСущность и существованиеМатерия и формаПо поводу единства, трансцендентального свойства существ была речь о различии и сложном целом. Анализ сущего показал нам, с другой стороны, что множественность предполагает противоположность различных существ, которые, тем не менее, сходны, поскольку они принимают участие в существовании.
Есть ли между понятиями: определенная вещь и принадлежащее ей существование простое различие точек зрения, направленных на одну и ту же реальность? Не нужно ли признать реальную двойственность за пределами двойственности логической, чтобы полностью оправдать аналогию сущего, к которой мы апеллировали с целью точнее определить предмет метафизики? Не надо ли установить реальную основную сложность во всех категориях или видах, согласно которым обнаруживается сущее во всех не трансцендентальных прибавлениях, высших родах наших определений?
Такова проблема огромной важности, вводящая нас в самые недра метафизики.
Реальное соединение потенции и акта, которое находится во всяком ограниченном существе, будет нашим адекватным ответом монизму, против которого мы уже начали борьбу. С другой точки зрения эта сложность всякого конечного существа будет трамплином, который позволит нам возвыситься до Бога, чистого акта, Безусловного в бытии. При обсуждении этого вопроса томист будет апеллировать к следующему великому принципу: никакое совершенство само себя не ограничивает.
Ограничение есть признак несовершенства. Оно есть отрицание дальнейшего акта, мера, конечная способность бытия, возможность реализации согласно определенному способу; это, – воспользуемся словом Аристотеля, – потенция.
Между тем, сущее – совершенство, ничто не совершенно, если оно не есть сущее. Раз так, само сущее не может себя ограничивать. Таким образом, если определенное сущее ограничено, то это потому, что оно содержит в себе реальное начало несовершенства, меру бытия, потенции.
Рассматривая с логической точки зрения множественность существ, мы показали, как аналогия сущего требует присутствия ограничивающего понятия, сужающего сущее, чтобы сделать его означающим вот эту вещь. Если Петр и Павел похожи друг на друга, поскольку они суть два индивидуума человеческой природы, то все-таки через самую их индивидуацию они различны. Их индивидуальность есть начало сходства, которое в то же время – начало различия; это понятие аналогично общее. «Я» содержит существенную составную часть: то, что я есмь, и добавочную составную часть: существование. Сущность отвечает полному описанию вещи; отвлеченная сущность – общему нескольким вещам определению; реальная или конкретная сущность ее собственному и несообщимому никакой другой реальной сущности описанию. Существование есть акт, который заполняет объем сущности и дополняет ее, полагая ее в сущем. Сущность это то, что основным образом отличает одну вещь от других: «so sein»; существование – это «Dasein», просто бытие.
Целое существо, которое есть и которое действует, индивидуум, – реальная сущность, плюс свойственное ей существование. В порядке разума этот индивидуум, господин своих действий, направляемых им к цели, к которой он свободно решился стремиться, есть личность, субъект прав и обязанностей. Все утверждают самопроизвольно, что между этими двумя понятиями: потенция существования или сущность и акт существования, есть логическое различие, что эти понятия суть различные формальности, говоря: это существо имеет существование, а не: это существо есть существование.
Между определенным индивидуумом и отвлеченной сущностью, в которой он принимает участие, есть реальное различие, это тоже не может быть подвергнуто сомнению. Другие люди, чем я, реально обладают свойством быть человеком, они истинно мне подобные. Я, впрочем, отличен от других человеческих индивидуумов, их существование не есть мое. Отрицая эту элементарную истину, метафизический монизм сам подписывает себе приговор.
Но настоящей спор заходит далее. Когда сущность существующей вещи сравнивается с ее собственным существованием, то следует ли утверждать, что эти два начала реально отождествляются, или признать соответствующими понятию сущности и понятию существования две соотносительные реальности?
Этот спор чисто метафизического порядка. Мы имеем прямое познание только об установившемся и полном существе. Мы не можем интуитивно схватить в существующей вещи сущность отдельно от ее существования. A fortiori, реальная сущность и ее существование неразделимы.
Во имя принципа, что никакое совершенство не ограничивает себя само, томист устанавливает, что во всяком ограниченном существе должно быть реальное различие между реальной сущностью и свойственным ей существованием. Сущность и существование в конечном существе – два неполные начала, немыслимые раздельно и в них самих и все-таки реальные. Определенное существование не может быть чистым существованием. Сущее, которое есть только сущее, есть все сущее; оно единственно и бесконечно, если оно существует. Это чистый акт, который не допускает в себе никакого не сущего, никакого ограничения. Его существование нами не познается непосредственно. Надо его доказать. Конечное сущее, с которым мы находимся в прямом познавательном соотношении, должно быть реально сложным в порядке сущего, так как оно реально конечно, ограниченно. Внутреннее начало ограничения, которое делает возможным в себе конечное сущее – реальная потенция, реальная сущность, которая отмеривает ему его часть существования. Эта реальная сущность не может быть без своего существования, нет определенного существования без сущности, которая проводила бы ему границы. Это два неполные начала, требующие одно другого. Сущность есть то, что есть реально; существование то, через чтó она реально есть.
И пусть нас не обвиняют, что мы в воображении овеществляем понятия, что мы отдаемся бесплодному философскому жонглированию.
Если мы овеществляем сущность и существование, так это после зрелого обсуждения имеющихся на то оснований. Не все понятия разделяют эту честь иметь что-то специально соответствующее в реальности. Все, без сомнения, прилагаются к реальному, но в их множественности они могут отвечать одной и той же единственной реальности. В «я», например, понятия субстанции, телесной, живой, чувственной, разумной реально не отличны. Они не овеществлены, как таковые. Как мне не отождествить «я», целое с каждым из этих понятий и говорить: я – нечто телесное, я – живое, я – разумное? Целое не отождествляют ни с одной из его конститутивных частей в их отдельности, но только с их суммой. Число десять не равно пяти, а пяти плюс пять. Реально тождественные одному третьему «я» понятия телесного, живого, разумного тождественны между собою. Понятия, составляющие знаменитую логическую лестницу Порфирия, имеют между собой различие лишь в логических формальностях. Сложность метафизических степеней: родов и видов, есть чисто логическая сложность. Сами индивидуальные начала, который не входят в состав лестницы Порфирия, потому что они только аналогично те же самые в индивидуумах, не различаются реально от полного субъекта «я». Если реальность, при посредстве которой «я» – определенный человек, не отождествлялась бы в «я» с реальностью, которая делает меня человеком, то пришел бы конец моему субстанциальному единству.