– А его величество о-обещал вам договор о нейтралитете? – настойчиво спросил наследник, подавшись вперед.
– Как члену государственного совета, вам это должно быть известно. – Амалия откинулась на спинку кресла, изучая лицо своего собеседника. Он явно волновался больше обычного – вот бы понять, почему.
– Мой кузен лжет, – с нажимом сказал Михаил. – Он никогда ничего не п-подпишет. Потому что есть бумага, которая прямо запрещает ему это делать.
Глава 15 Завещание
Это было что-то совершенно новое, но Амалия не подала виду, насколько важна информация, которую она только что услышала.
– Бумага?
– Да, с-сударыня.
Он смотрел на нее, мигая чаще обычного, и кадык на его шее судорожно дернулся несколько раз. Неожиданно ножки кресла, взвизгнув, скользнули по полу – Михаил поднялся с места.
– Его величество заключил секретный договор с австрийцами? – мрачно спросила Амалия, чувствуя в душе пустоту и странную, ни с чем не сравнимую тоску, которую суждено в полной мере познать только тому, кто проиграл партию окончательно и бесповоротно.
– Нет, – успокоил ее собеседник. – Это другое.
И затем наследник произнес нечто совершенно невероятное:
– Если вам угодно будет подождать, через час, самое большое через два я привезу вам эту бумагу.
Так, мысленно сказала себе Амалия, переводя дух, все в порядке. Князь находится под германским влиянием, Германия не желает излишнего усиления Австрии, хоть они и союзницы, и поэтому через Михаила решила поставить российскую шпионку в известность о планах короля Стефана. Ибо в политике не бывает друзей – есть только враги врагов. И еще враги союзников, ведь последние в любую минуту могут стать врагами.
А пока Амалия протянула подошедшему наследнику руку, который почтительно поцеловал ее и, взглянув молодой женщине в глаза, быстрым шагом вышел.
«Нет, – подумала баронесса, – здесь не германские планы, здесь что-то другое… Щучья холера, уж не влюбился ли он в меня?» – Она недовольно покачала головой, не вполне отдавая себе отчет, к чему именно относится это недовольство. В сущности, Амалия ничего не имела против наследника, но его поступок не на шутку ее озадачил. Если он действительно принесет ей документ, не предназначенный для посторонних глаз, ей придется его отблагодарить, а у женщины вообще-то есть только один способ отблагодарить мужчину. К такому повороту событий Амалия совершенно не была готова.
Князь вернулся через час с четвертью. К этому времени Амалия уже и не знала, чего она хочет – увидеть таинственный документ, проливающий свет на поступки короля Стефана, или больше не видеть наследника вообще.
– Вот, – сказал Михаил, протягивая Амалии большой конверт. – Вы будете первой, кто его увидит, за исключением членов нашей семьи.
Амалия посмотрела на него, на конверт, снова на наследника и наконец решилась. Внутри конверта оказалось несколько листков, исписанных крупным и стремительным почерком, а в конце стояла подпись короля Владислава и его личная печать – лев в короне, вставший на дыбы, со скипетром в лапе. Амалия начала читать.
С первых же слов стало ясно, что она имеет дело со своеобразным завещанием покойного короля, который оставил своему наследнику подробнейшие инструкции на случай всяких непредвиденных осложнений и вообще любых ситуаций, которые могут возникнуть в период его царствования. Так, Стефану предписывалось чтить мать, в случае мятежа немедленно бежать из страны в Париж, где в банках хранилась основная часть капиталов семьи, не возвышать чрезмерно никого из военных, чтобы не стать от них слишком зависимым. Далее следовали краткие, но совершенно убийственные характеристики лиц, которые имели в правительстве какой-то вес.
«С республиканцами следует соблюдать сугубую осторожность, так как их мятеж уже привел несколько лет назад к низложению царствующего монарха… Следует оставить на виду одного из них, к примеру, Старевича, который любит произносить речи по поводу и без, и внимательно наблюдать за теми, кто к нему потянется. Более решительных вожаков республиканцев, которые мало говорят, но рвутся действовать, можно и нужно ликвидировать, но осторожно. Когда сбежавшего за границу смутьяна в Лондоне убивают агенты короля или когда он как бы случайно падает под поезд – «две большие разницы»…
Сенатор Верчелли, по сути, – старый глупец, представляющий интересы ничтожного меньшинства. Именно поэтому с ним следует держать себя любезно, так как на самом деле за ним нет никакой реальной силы и он полностью зависит от нашего благоволения…
В такой стране, как Иллирия, лучше, чтобы главнокомандующим был царствующий монарх, иначе может случиться так, что другой главнокомандующий подчинит себе армию и задумается о мятеже и захвате власти. Кстати, переведи генерала Ракитича в кавалерию, так как он всю жизнь служил в пехоте, а кавалеристы его презирают. У Ракитича есть авторитет среди военных, даже слишком большой, но таким образом он будет быстро сведен на нет».
Особая часть завещания была посвящена внешнеполитическим отношениям.
«Сын мой, мне горько это писать, но я оставляю тебе беспокойное наследство… Мы не можем доверять ни Австрии, ни Сербии, потому что они – особенно первая – готовы на все, чтобы уничтожить нас. Другие страны, такие как Британия и Германия, слишком сильны, и они всегда будут воспринимать нас только как пешку в своих играх. Не надейся также на русских и на химерическое славянское братство, которого нет и никогда не было. Русским вообще нельзя верить, потому что они в любой момент могут продать своих союзников, и самое обидное, что в отличие от каких-нибудь англичан они сделают это без какой-то особой выгоды, то есть задешево, за чечевичную похлебку. Именно поэтому нельзя пускать ни их, ни кого-либо другого в Дубровник или любой другой порт нашего королевства. Не подписывай с ними никаких обязательств, включая соглашение о нейтралитете портов, которое они могут от тебя потребовать, когда ты откажешься отдавать им Дубровник. Помни, что любой документ в этой области создаст тебе больше врагов, чем друзей. Что касается договора, который я уже подписал: благодаря формулировкам, тщательно проработанным графом Верчелли, он не дает России никакого преимущества и не налагает на нас никаких обязательств, хотя сделанные в нем заявления звучат очень громко и русские восприняли его всерьез…
В случае начала войны в Европе держи строгий нейтралитет и ни с кем не порти отношений, потому что войны имеют обыкновение не всегда заканчиваться так, как хочется воюющим. В смысле общей линии государственного поведения бери пример со Швейцарии, которая поставила себя над всеми европейскими разногласиями и уже несколько веков преспокойно копит золото, в то время как ее соседи без всякой пользы режут друг другу глотки…»
Амалия считала, что уже давно привыкла к гримасам человеческого бытия, но все же она ежилась от неловкости, когда читала этот откровенный и, скажем прямо, возмутительный документ, который с уверенностью констатировал одно: никому нельзя верить, окружающие не стоят и ломаного гроша, кто не с нами, тот против нас, а кто против нас, тех надо истреблять всеми доступными способами, важно только не попадаться. Она дочитала завещание до конца и, чтобы собраться с мыслями, прочитала еще раз.
– Любопытный у короля почерк, – уронила она, складывая листки обратно в конверт. – Государственный, я бы сказала.
– Это не его величество, это Войкевич писал под диктовку, когда дядя был уже болен, – ответил Михаил.
Опять Войкевич! Амалия не смогла скрыть досадливой гримасы. Интересно, кому – и за сколько – он уже успел передать содержание политического завещания Владислава? И почему Петр Петрович не узнал о таком важном документе? Или он настолько восстановил против себя адъютанта, что никакие деньги уже не могли исправить положение?
– После смерти дяди генерал Ракитич был сразу же переведен в кавалерию, – сказал Михаил. – И Стефан твердо намерен выполнить завет отца относительно портов… как и все остальное. Теперь вы понимаете, что ваша… что то, ради чего вы приехали сюда, не может осуществиться?
– Вы поразительный человек, ваше высочество, – вздохнула Амалия, пристально изучая своего собеседника. – Привезли мне подлинник документа государственной важности…
– Да, – просто ответил Михаил. – Он хранится в королевском кабинете, но король редко заглядывает в этот ящик. Я подумал, что вы должны знать, потому что… я ценю людей, которые предпочитают играть честно. И вы были очень добры ко мне, – добавил он, волнуясь.
У Амалии уже голова шла кругом. Она отдала наследнику конверт и, облокотившись на стол, задумалась. Работа в особой службе научила ее искать в любом событии скрытый смысл, но беда в том, что при таком подходе самые простые вещи начинают казаться чудовищно сложными. Вот пример простого подхода: князь Михаил показал Амалии документ, потому что она ему приглянулась. Пример сложного подхода: документ – подделка, Амалию хотят втянуть в грязную игру спецслужб, хотят использовать каким-либо образом, к примеру, заставить ее отказаться от попыток заключить нужный России договор. Амалия услышала, что наследник спрашивает ее о чем-то, и подняла глаза.
– Вы мне не в-верите?
– Просто я удивлена. После того, как король Владислав называл государя «дорогой друг»… – Она оборвала фразу на полуслове и едва заметно поморщилась.
Михаил вздохнул. Так как он испытывал к Амалии симпатию, он счел вполне естественным, что ее покоробила откровенность, с которой его дядя отзывался о России.
– Ваше высочество, верно ли я понимаю, что его величество будет оттягивать подписание соглашения о нейтралитете до последнего, но никогда не признает прямо, что вообще не собирается его подписывать?
– Это вполне в х-характере моего кузена, – сдержанно ответил наследник.
– И я потеряю время, но ничего не добьюсь… Ах, какая досада! – покачала головой Амалия. – Я была уверена, что мне придется провести в Любляне несколько месяцев, и арендовала Тиволи на этот срок, а теперь… Теперь, похоже, в моем пребывании здесь нет никакого смысла.
С некоторым опозданием сообразив, что Амалии теперь и в самом деле нечего делать в Иллирии, князь растерялся и забормотал нечто нечленораздельное. Он напомнил о скачках, о планах короля насчет казино и даже объявил, что госпоже баронессе по праву надлежит быть царицей здешнего света. Его собеседница мягко улыбалась и с виду словно колебалась, уступить ли ей доводам своего гостя, но на самом деле терялась все больше. Если князь Михаил и в самом деле призван был ей внушить, что она ничего не добьется от Стефана, он должен был горячо поддержать ее желание уехать. Вместо этого наследник уговаривал ее остаться, причем было видно, что он делает это совершенно искренне и без какой-либо задней мысли.
Наконец Амалия соблаговолила сказать, хотя она подумает, но ей не всегда принадлежит право принимать решения, что лично ей очень понравилось в Любляне и она всегда рада обществу его высочества. И Михаил просиял так, словно имел дело не с высокопоставленным российским агентом, а просто с очаровательной во всех отношениях дамой, с которой они только что приятнейшим образом беседовали не о государственных секретах, а о том, какая на улице стоит прекрасная погода.
Выпроводив князя, который несколько раз поцеловал ей руки и чуть не забыл на столе конверт с завещанием короля Владислава, Амалия написала записочку Петру Петровичу и попросила его заглянуть в Тиволи, как только он освободится.
Резидент явился ближе к вечеру, и Амалия пересказала ему все, что удалось узнать, не упоминая, впрочем, кто именно доставил ей бесценный документ. Услышав о завещании, Петр Петрович изменился в лице, а узнав, как именно рекомендовал с ними обращаться покойный король, вообще стал сам не свой.
– Собственно говоря, наличие этого документа может многое изменить, – сказала Амалия. – Однако меня волнует другое: каким образом, Петр Петрович, вы могли упустить из виду существование такой важной бумаги?
Оленин заохал, схватился за голову и стал преувеличенно каяться. Он отлично понимал, что проштрафился, и не собирался отрицать свою вину.
– Полно вам, Петр Петрович, – прервала Амалия его излияния. – Давайте говорить начистоту. Лично я хочу сказать вот что: король скончался отнюдь не вчера, а полковник Войкевич, который писал завещание под диктовку его величества, вовсе не склонен хранить секреты, за которые ему могут заплатить. Наверняка австрийцы, сербы и не знаю кто еще уже отлично осведомлены о плане, который старый король оставил Стефану. Судя по этому, вы должны были понять – что-то нечисто, и постараться навести справки.
Однако Петр Петрович покачал головой и твердо сказал, что он постоянно общается и с австрийцами, и с немцами, и с сербами, и с итальянцами и готов поручиться, что они никак не обнаруживали своего знакомства со злосчастным завещанием, да и информаторы тоже никогда ни о чем таком не упоминали. Амалии оставалось только поверить ему на слово, однако категоричность Оленина разбудила в ней старые подозрения. Что, если документ все-таки не был настоящим? Что, если князь с его открытым, простодушным лицом пытается заманить ее в ловушку?
То же самое ей сказал и Петр Петрович.
– Госпожа баронесса, насколько мы можем доверять лицу, которое показало вам документ? И откуда вообще известно, что это завещание – подлинное?
Однако перед мысленным взором Амалии вновь возник конверт, который явно открывали уже не раз, листки, заверенные королевской печатью. И самое главное – неповторимый стиль завещания, который вполне согласовывался с характером покойного короля.
– Полагаю, что завещание настоящее, и лицо, которое мне его показало, действовало с самыми благими намерениями, – промолвила Амалия сдержанно. – Кроме того, теперь становится ясно, почему, несмотря на все старания Лотты Рейнлейн, австрийцам до сих пор не удалось закрепиться в Дубровнике.
– Да, Лотта Рейнлейн… – вздохнул Петр Петрович. – Вам известно, что она пытается вбить клин между королем и полковником?
– В самом деле? – подняла брови Амалия. – Что ж, в таком случае, возможно, нам удастся найти с полковником общий язык.
– Это будет нелегко, госпожа баронесса.
– Сами посудите: человек, который знает все, что творится во дворце, и при всей своей… скажем так, открытости умалчивает о самом важном… Любопытная личность этот Войкевич, вы не находите?
– Не нахожу, – признался резидент. – Он мерзавец и возвысившийся хам. Не знаю, почему он умолчал о завещании. Хотя мотив его, скорее всего, самый простой – содержание документа известно очень узкому кругу лиц, и если бы все вдруг о нем узнали, найти источник утечки не составило бы труда. Что ни говори, а это попахивает государственной изменой.
– Если он ставит осторожность выше алчности – он человек разумный, – возразила Амалия. – Значит, с ним можно иметь дело.
Петр Петрович не стал спорить. Он прекрасно знал, что у женщины куда больше способов приручить мужчину, чем у мужчины – укротить другого мужчину. Тем не менее он счел нужным донести до баронессы свою точку зрения.
– Если вам угодно знать мое мнение, Амалия Константиновна, было бы куда лучше, если бы Лотта избавила двор от этого проходимца. России от него никогда не было никакой пользы, а уж поверьте, я в свое время приложил достаточно усилий, чтобы с ним договориться.
– Вы забываете, Петр Петрович, что он с самого начала поддерживал идею создания казино и ипподрома, – напомнила Амалия. – А ведь для нашего плана это очень важно.
И в глазах ее блеснули золотистые огонечки, которые сказали Оленину куда больше, чем любые слова.
Глава 16 Скачки
В тихой иллирийской столице творились невиданные дела.
Прежде всего там открылось казино. Самое настоящее казино – с рулеткой, картами и сказочной возможностью выиграть много-много денег. Само собой, проиграть их тоже было можно, но о проигрыше как-то думать не хотелось. И не беда, что казино расположилось в здании непонятного архитектурного стиля, более похожем на казармы, а вместо настоящего шампанского там подавали обычное игристое вино. Главным, пожалуй, была иллюзия прикосновения к манящей сладкой жизни, о которой добропорядочные иллирийцы до сих пор читали только в заграничных романах. Подумайте сами: вчера вечером вы шли, согнувшись под бременем забот, и на углу улицы раскланивались с приятелем.
– Как ваши дела, сударь?
– Да ничего, помаленьку, вот, возвращаюсь домой со службы…
То ли дело сегодня, когда вы идете, лихо заломив шляпу на затылок, и на вопрос знакомого небрежно отвечаете:
– Я только что из казино. Кстати, сегодня там выступала итальянская певица. Весьма, весьма недурственно!
И как будто мало одного казино, в какие-то невероятные сроки был построен ипподром, открытия которого публика ожидала с большим нетерпением.
Скачки, господа! В Любляне будут скачки! Самые настоящие! Лошади, жокеи, цветные билетики, флаги над трибунами, король в королевской ложе, шум, толкотня, дамы в светлых платьях и с кружевными зонтиками в руках… Ах, ах, ах!
Между этими двумя событиями уместилось третье, которое тоже поразило простодушных люблянцев до глубины души. А именно: однажды на площади возле собора Святого Николая они узрели дракона. Почти такого же, который красовался на люблянском флаге, только был он железный, вонючий, с рулем и на дутых шинах.
Автомобиль!
Боже, неужели на свете действительно существуют автомобили, они не являются выдумкой репортера «Люблянского вестника»? До чего дошел прогресс в 1899 году, вы только подумайте, – железная тележка ездит без лошадей! И даже не по рельсам!
Автомобиль принадлежал баронессе Корф, которая первым делом пригласила прокатиться в нем обеих королев. Королева-мать устрашилась и отказалась, а чопорная королева Шарлотта неожиданно для себя самой не устояла перед соблазном. Было ужасно тряско, но очень весело, и королева в некотором изумлении поняла, что еще немного, и они с баронессой Корф подружатся окончательно.