— За руль сяду я. А ты будешь говорить, куда ехать.
— Тут левая нога не нужна, коробка передач автоматическая, — заметил я.
— За руль сяду я! — повторила Даниэль. — Я уже водила твою машину.
В подобных же обстоятельствах.
Я не стал спорить и послушно уселся на пассажирское место. Через некоторое время я попросил ее остановиться у аптеки.
— Что тебе? — отрывисто спросила она, затормозив. — Я сама куплю.
— Перевязочный пакет и минеральной воды.
— А аспирин?
— Аспирин у меня есть в «бардачке».
Она вошла в аптеку, хлопнув дверью, потом вернулась и бросила мне на колени бумажный пакет.
— Хотите, я вам расскажу, что будет дальше? — обратилась она к Литси со сдерживаемым негодованием, заводя мотор и продолжая путь к Лондону.
— Сейчас он перевяжет себе ногу, обложит ее пузырями со льдом, чтобы не опухла, и будет так сидеть. К утру на нем проступят синяки в форме копыта, и все тело у него будет болеть. Он будет стараться, чтобы никто не заметил, что наступать на эту ногу ему очень больно. Если вы его спросите, как он себя чувствует, он ответит, что чувствует нервными окончаниями. Он не любит, когда ему сочувствуют. Вопросы на эту тему его раздражают, и он делает все, чтобы их избежать.
Когда она сделала паузу, Литси вставил:
— Видно, вы его очень хорошо знаете.
Это заставило Даниэль замолчать. Но она вела машину, по-прежнему с трудом сдерживая гнев, и расслабиться ей удалось далеко не сразу.
Я проглотил несколько таблеток аспирина, запил их минеральной водой и задумался над тем, что сказала Даниэль. Да, пожалуй. Литси прав: она действительно меня знает. К сожалению, говорила она таким тоном, словно предпочла бы меня не знать.
— Кит, — сказал Литси через некоторое время, — вы ведь так и не рассказали мне, почему Мейнард Аллардек был так недоволен, когда принцесса сказала, что ее лошади всегда выступают в Сандауне хорошо. Что в этом может быть плохого?
— Я бы рассказал, да скромность не позволяет, — улыбнулся я.
— А вы все-таки постарайтесь!
— Это был комплимент в мой адрес, и Мейнарду Аллардеку он был неприятен.
— Вы хотите сказать, что ее лошади выступают хорошо благодаря вашему искусству?
— Скорее благодаря опыту или чему-то вроде этого.
— Он просто одержимый, — сказал Литси.
«Он еще и опасен, — подумал я. — Есть ведь такое явление, как наемные убийцы...» Но об этом мне думать не хотелось совсем. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я спросил Даниэль, удалось ли ей сообщить Беатрис, что в понедельник она в последний раз работает в вечернюю смену.
После долгой паузы Даниэль ответила, что нет, она ничего не говорила.
— Жаль, — сказал я, встревоженный. — Ты ведь обещала!
— Не могу я... А что, если Нантерр подстережет тебя и убьет?
— Не убьет, — сказал я. — А вот если мы его не поймаем... — Я помолчал. — Принцесса мне сегодня сказала, что, если Ролан подпишет контракт на производство оружия, чтобы спасти нас всех, он умрет от стыда. Буквально. Просто не захочет больше жить. Она очень боится, что он сдастся... она его любит... она не хочет, чтобы он умер. Поэтому нам надо остановить Нантерра; и чем скорей, тем лучше.
Даниэль молчала еще две-три мили. В конце концов молчание нарушил Литси.
— Я сам скажу Беатрис, — твердо пообещал он.
— Нет! — воскликнула Даниэль.
— Прошлой ночью, — сказал я, — Нантерр убил еще одну из лошадей принцессы. Принцесса не хочет, чтобы Ролан об этом знал... и чтобы об этом знала Беатрис, потому что она ему скажет.
Они оба ахнули.
— Неудивительно, что она была так печальна, — сказал Литси. — Значит, это не только из-за того, что Геликон упал.
— Какую лошадь? — спросила Даниэль.
— Коля. Того, на котором я ездил в Аскоте.
— Того, что едва не выиграл? — уточнил Литси.
— Да, — сказала Даниэль. — Он должен был участвовать в Золотом кубке.
Она сглотнула.
— Если Литси скажет Беатрис, что в понедельник у меня последний день, я не стану это отрицать.
Мы провели еще один вечер, способный внушит клаустрофобию. Ролан спустился к ужину. Разговор был несколько напряженный из-за того, что все боялись сказать то, чего говорить не следует.
Литси удалось ловко и непринужденно сообщит Беатрис, что в понедельник мне в последний раз придется забирать Даниэль после работы, потому что он больше не будет работать по вечерам. Принцесса очень удивилась.
Беатрис приняла информацию именно так, как; рассчитывал: стрельнула глазами в мою сторону и явно принялась лихорадочно прикидывать место и время.
Интересно, сознает ли Беатрис, что она, в сущности, намеревается подстроить? Похоже, она готовила мне засаду без малейших сомнений и угрызений совести. Хотя, с другой стороны, она не знает о происшествии с Литси и о гибели Коля. Сообщить ей об этом мы никак не можем, потому что она немедленно использует эту информацию, чтобы усилить влияние на брата, или же в ней проснется совесть, и она вообще не станет устраивать засаду... Да, Беатрис — настоящая темная лошадка. Либо мы выиграем, либо проиграем.
Нантерр снова не позвонил. И человек из Брэдбери тоже не позвонил насчет вознаграждения.
Объявления появлялись в газетах уже два дня, но человек, передавший послание, либо не видел их, либо решил, что не стоит связываться.
«Ну что ж, — разочарованно думал я, с некоторым трудом укладываясь в постель, — тогда мне показалось, что это неплохая идея, как сказала Ева Адаму, когда они съели яблоко».
В воскресенье утром мне позвонил по переговорнику Даусон. Не было еще и семи. Он сказал, что мне звонят.
«Опять!!! — с ужасом подумал я. — О господи, только не это!»
Я поднял трубку с самыми мрачными предчувствиями, изо всех сил стараясь не дрожать.
— Слушайте, — сказали мне, — я насчет того послания от Даниэль. Я не хочу нарываться на неприятности, но... то, что там было написано насчет вознаграждения, остается в силе?
Глава 17
— Да, — ответил я, облизывая пересохшие губы.
— А сколько?
Я судорожно вздохнул. Я не верил своим ушам. Сердце у меня отчаянно колотилось.
— Довольно много. Зависит от того, что именно вы можете мне рассказать. Послушайте, я хотел бы встретиться с вами лично...
— Ну, это я не знаю... — ворчливо сказал мой собеседник.
— Тогда я заплачу больше. Деньги я привезу с собой.
Сердце поуспокоилось, и руки перестали дрожать.
— Я не хочу нарываться на неприятности, — повторил он.
— Неприятностей не будет. Скажите, где вас можно найти, и я приеду.
— Как вас зовут? — осведомился он. Я чуть поколебался...
— Крисмас.
— Ну так вот, мистер Крисмас, я с вами меньше чем за сотню встречаться не стану!
Он был настроен одновременно воинственно, подозрительно и настороженно.
— Ладно, — медленно ответил я. — Я согласен.
— Деньги вперед, на бочку!
— Ладно, ладно.
— А если я вам расскажу то, что вам надо, то еще столько же!
— Хорошо. При условии, что вы расскажете мне правду.
— Угу... — кисло сказал он. — Ладно. Тогда, значит... Вы ведь в Лондоне, да? Номер-то лондонский...
— Да.
— Встретимся в Брэдбери, — сказал он. — Не на ипподроме, а в городе. Приезжайте в Брэдбери к двенадцати, я буду ждать вас в пабе... «Голова короля», на Хай-стриг, примерно посередине.
— Хорошо, я буду, — сказал я. — Как мне вас узнать?
Он долго размышлял, сопя в трубку.
— У меня будет «Спортивная жизнь» с вашим объявлением.
— Хорошо. А как... э-э... а как вас зовут? — спросил я.
— Джон Смит, — ответил он не раздумывая. — Ну что, мистер Крисмас, до встречи?
— До встречи, — сказал я.
Он повесил трубку. Я снова лег, скорее встревоженный, чем довольный.
Рыбка еще не попалась. Он приглядывается к наживке, но осторожничает. Я всей душой надеялся, что он действительно явится в назначенное время в назначенное место и что это действительно будет тот самый человек.
Выговор у него был провинциальный, самый обычный беркширский говорок, какой я каждый день слышал в Ламборне. Он казался не особенно умным и хитрым, а сумма, которую он потребовал, много говорила о его нуждах и доходах.
Крупное вознаграждение... Когда я не стал возражать против ста фунтов, он удвоил сумму. Но двести фунтов для него уже много.
Игрок: Литси говорил, что в руках у него была спортивная газета, каталог и бинокль. А теперь стало ясно, что играет он по маленькой, и сто фунтов для него — крупный выигрыш. Хорошо, что он не ставит по сотне! Тогда бы он запросил тысячу.
Я еще раз вздохнул с облегчением и попытался встать. На следующее утро после падения это всегда нелегкая задача. Вчерашние пузыри со льдом давно растаяли, но зато моя лодыжка, накануне вечером раздувшаяся чуть не вдвое, выглядела более-менее нормально. Я снял повязку, осмотрел чернеющий синяк и снова плотно замотал ногу. Ботинок налез. Это очень хорошо.
Я надел брюки, рубашку и свитер, спустился на лифте в цокольный этаж, достал из морозилки еще горсть ледяных кубиков, положил их в пакеты и затолкал в носок. Даусон вышел в халате посмотреть, что происходит, и только поднял брови, как и накануне, когда я выгреб все запасы льда, что были в доме.
— Я правильно сделал, что разбудил вас? — спросил он.
— Конечно.
— Он сказал, что звонит по объявлению, и очень спешил, потому что звонил из автомата.
— В самом деле?
Я опустил штанину, чувствуя, как холод пробирается сквозь повязку.
— Да, — сказал Даусон. — Я слышал характерные гудки. Послушайте, вы так не застудитесь?
— Пока еще ни разу не застужался.
Он с легким вздохом сказал, что завтрак будет подан через полчаса в столовую. Я поблагодарил его и отправился к Литси. Литси, сонно моргая, сообщил мне, что по воскресеньям он привык вставать не раньше десяти.
— Рыбка клюнула, — сказал я ему и рассказал о Джоне Смите.
— А вы уверены, что это не ловушка Нантерра? — спросил Литси, окончательно проснувшись. — Не забывайте, Нантерр тоже мог видеть это объявление. Возможно, это он вас ловит, а не вы его. Но вы, наверно, уже об этом подумали?
— Подумал. Но, по-моему, этот Джон Смит не врал. Если бы он хотел заманить меня в ловушку, он держался бы иначе, более уверенно.
Литси нахмурился.
— Я поеду с вами, — сказал он. Я покачал головой.
— Я бы не против, но у Робби сегодня выходной, поскольку все мы дома, и если мы оба уедем.
— Ладно, — сказал Литси. — Только не лезьте на галереи, ладно? Как ваша нога? Или об этом лучше не спрашивать?
— Уже лучше, — сказал я. — А насчет «не спрашивать» Даниэль преувеличивает.
— Не особенно. — Он провел рукой по волосам. — У вас денег хватит заплатить этому Джону Смиту?
— Да, у меня есть деньги дома. Я по дороге туда заеду. Вернусь где-нибудь после ленча.
— Если все пойдет нормально, — сухо заметил он. После особенно тщательного осмотра машины я поехал в Ламборн. Возможно, Джон Смит действительно заманивает меня в ловушку, хотя я этому не очень-то верил. Вряд ли Нантерру удалось найти актера, который сумел так удачно изобразить простоватого беркширца, а сам он вряд ли мог подделать голос. Единственное, чего я боялся, — это что Джон Смит на самом деле ничего не знает, а просто рассчитывает захапать награду. Он вполне может быть мелким мошенником, но никак не смертельной ловушкой.
В доме у меня было холодно и пусто. Я прочел все письма, накопившиеся с понедельника, забрал важные с собой, остальные запихнул в мусорную корзину вместе с несколькими непрочитанными газетами. Воскресные газеты я пролистал и нашел в колонках новостей и в спортивных разделах два-три сообщения об убийстве Коля. Во всех заметках упоминалось о Каскаде и Котопакси, но никто не задавался вопросом, зачем это было сделано, а что до того, кто их убил, это оставалось загадкой. Я ни разу не видел, чтобы Беатрис читала английские газеты, и надеялся, что она не заглянет в них и сегодня.
Я взял кое-что, что могло мне пригодиться: чистую одежду, деньги, стопку писчей бумаги, карманный диктофон, несколько чистых кассет и несколько фотографий, наугад выуженных из ящика.
Еще я положил в машину видеокамеру, которой в свое время снимал материалы для фильма о Мейнарде, несколько чистых видеокассет и запасные батарейки, но больше на всякий случай, чем с какой-то определенной целью. А еще я захватил с кухни купленное в Нью-Йорке приспособление, позволяющее заводить машину на расстоянии. Радиосигнал передается на приемник в машине, который включает зажигание и заводит стартер. Я люблю всякие мелкие приборчики, а этот весьма полезен в холодную погоду: он позволяет завести машину, находясь в доме, и не ждать в холодном салоне, пока мотор прогреется.
Я проверил автоответчик, разобрался с сообщениями, набил в носок свежих ледяных кубиков и наконец отправился в Брэдбери. Когда я приехал туда, в запасе у меня было еще десять минут.
«Голова короля» оказался квадратным кирпичным домиком, сравнительно новым и существующим исключительно ради пива. Не было в нем уюта старых пабов: шипящих на плите сковородок, дубовых балок, красных абажуров, оловянных кружек. Автостоянки при нем тоже не было. Вот в «Доспехах Брэдбери», расположенном напротив, через улицу, всего этого было в избытке.
Я оставил машину на улице и вошел сперва в паб. Мишень для дротиков, несколько скамеек, низкие столы, сизалевые циновки, унылая стойка со скудным ассортиментом. И никого.
Я ткнулся в бар. Там стояли супермодные стеклянные столики и сравнительно удобные деревянные кресла. Я сел в одно из них и стал ждать.
За стойкой появился бармен и спросил, что мне угодно. Я заказал полпинты слабого пива. Он налил, я заплатил.
На столик перед собой я положил большой коричневый конверт, в котором лорд Вонли принес мне фотографию Нантерра. Сейчас в конверте лежали также диктофон, еще четыре фотографии, две пачки денег в отдельных конвертиках и несколько листов бумаги. Все, что нужно для встречи с Джоном Смитом, было готово, но сам Джон Смит все не появлялся.
Время от времени в бар заходили местные жители, видимо, давно знакомые бармену, заказывали «как обычно» и усаживались за столики, косясь на чужака. Газет в руках ни у кого не было. Кроме того, я с удивлением отметил, что среди них не было ни одной женщины.
До меня доносился стук дротиков — в пабе играли. Я взял конверт и пошел туда.
В пабе было трое посетителей. Двое метали дротики, а третий сидел на краешке скамейки и поглядывал на часы.
На скамейке рядом с ним лежала вчерашняя «Спортивная жизнь», развернутая на напечатанном жирным шрифтом объявлении.
Я вздохнул с облегчением, подошел, сел на скамейку рядом с ним, так что газета осталась между нами, и спросил:
— Мистер Смит?
Он нервно дернулся, несмотря на то, что видел, как я подхожу и сажусь рядом.
Ему было под пятьдесят. Он носил светло-коричневую куртку на «молнии» и имел вид смирившегося со своей судьбой неудачника. Волосы, все еще черные, аккуратно зачесаны поверх лысины, кончик носа уныло отвисает книзу, словно за него когда-то потянули, да так и оставили.
— Меня зовут Крисмас, — сказал я. Он опасливо посмотрел на меня и нахмурился.
— Я вас где-то видел, а?
— Может быть, — ответил я. — Я вам привез деньги. Выпить хотите?
— Я сам возьму! — ответил он, поспешно встал, отошел к бару и оттуда принялся недоверчиво меня изучать. Я сунул руку в конверт, незаметно включил диктофон и достал один из конвертиков с деньгами, положив его на стол рядом со своим стаканом.
Наконец он вернулся с пинтой пива и жадно отпил сразу треть кружки.
— А чего вы хромаете? — спросил он, ставя кружку на стол.
— Ногу подвернул.
— Вы тот самый жокей! — сказал он. — Кит Филдинг.
Я почувствовал, как в нем вспыхнула тревога, и подвинул к нему конверт с деньгами — а то сбежит еще!
— Сотня вперед, — сказал я.
— Я не виноват! — агрессивно выпалил он, явно желая оправдаться.
— Я знаю. Возьмите деньги.
Он протянул узловатую руку, схватил свою добычу, пересчитал и сунул во внутренний карман.
— Расскажите мне, как это было, — попросил я. Однако он не был готов к этому. Его охватило беспокойство, и ему сперва надо было справиться с ним.
— Слушайте, не хочу я во все это ввязываться, — нервно сказал он.
— Я все никак не мог решиться... увидел в пятницу ваше объявление и... Но на самом-то деле мне ведь не следовало быть на скачках. Я вам-то сказал, что я там был, но я не хочу, чтобы это пошло дальше.
Я промычал что-то неопределенное.
— Но деньжонки-то ведь мне нужны, а кому они не нужны, верно? И я подумал, что ежели вы готовы за это заплатить две сотни, так я, пожалуй, расскажу...
— Остальное — здесь, — сказал я, указывая на коричневый конверт.
— Просто расскажите мне, как все было.
— Понимаете, я ведь должен был быть на работе. Я сделал вид, что заболел. Конечно, если шеф узнает, ничего мне не будет, разве что нагоняй устроит, но я не хочу, чтобы жена пронюхала, понимаете? Она-то думала, что я на работе. Домой я вернулся как обычно. Если она узнает, она ж меня со свету сживет. Она терпеть не может азартных игр, понимаете?
— А вам нравится играть по маленькой.
— А что такого? — воинственно осведомился он.
— Да нет, ничего.
— Жена не знает, что я тут, — сказал он. — Я ведь не здешний. Я ей сказал, что поеду в Брэдбери за запчастью для машины. У меня маслосборник забивается, фильтр новый нужен. Она не должна узнать, что я тут был, ясно?
Я вам сегодня утром из автомата звонил, когда с собакой вышел. Так что, сами понимаете, мне никак нельзя, чтобы это разошлось.
Я подумал о своем диктофончике. Я не испытывал ни малейших угрызений совести, но, если бы мистер Смит о нем догадался, я бы из него больше ни слова не вытянул. Впрочем, он явно был не из тех людей, которые способны заподозрить, что их записывают.