— Не волнуйтесь, мистер Смит, не разойдется, — утешил его я. Он снова вздрогнул.
— Слушайте, меня ведь на самом деле вовсе не Смитом зовут. Вы, наверно, и сами догадались, да? Просто, если вы не будете знать, мне так спокойней будет, понимаете?
— Понимаю, — сказал я.
Он выпил большую часть пива и вытер губы платком — белым с коричневыми полосками и клеточками по кайме. Люди, метавшие дротики, доиграли и вернулись в бар, оставив нас наедине в этой спартанской обстановке.
— Я посмотрел на лошадей в паддоке, — сказал он, — а потом пошел к букмекерам, а тут этот мужик подходит и предлагает мне пятерку за то, чтобы я передал кой-кому пару слов.
— Пятерку...
— Ага. Ну, понимаете, я сразу сказал: «Гоните десятку, и сочтемся».
— Он фыркнул. — Ему это, конечно, не понравилось. Посмотрел на меня этак нехорошо, но под конец раскошелился. Выдал десяточку. Это значило, что на эту скачку я буду ставить бесплатно, понимаете?
— Понимаю, — сказал я.
— Ну вот, он и говорит, что, мол, все, что от меня требуется, — это подойти к человеку, которого он укажет, и сказать, что Даниэль ждет его на галерее, чтобы полюбоваться пейзажем.
— Так и сказал?
— Он меня два раза повторить заставил. Потом дал две пятерки и показал высокого мужчину в темном пальто, очень порядочного на вид. А когда я обернулся, он уже исчез, этот мужик. Ну, он ведь мне заплатил за то, чтобы я передал, я и передал. Я ничего такого не подумал, понимаете? В смысле, все это выглядело совершенно безобидно. Я, конечно, знал, что галерея закрыта, но если он хочет туда подняться, так что ж такого, понимаете?
— Понимаю.
— Ну вот, я и передал, и тот порядочный на вид джентльмен меня поблагодарил, и я пошел к букмекерам и поставил две пятерки на Эпплджека.
«Как есть неудачник!» — подумал я. Эпплджек пришел вторым — я обошел его на Пинкай.
— Вы не пьете... — заметил он, жадно глядя на мой стакан, все еще нетронутый. От пива толстеют...
— Можете выпить, если хотите, — разрешил я. Он без лишних церемоний взял мой стакан и отпил.
— Слушайте... — сказал он, — вы мне сразу скажите, тот, которому я передал послание, это ведь и был тот самый... ну, который упал с галереи?
Глаза у него были озабоченные, буквально умоляющие, чтобы я ответил «нет».
— Боюсь, что да, — сказал я.
— Ну вот, так я и думал! Я и не видал, как он свалился, я был с другой стороны, у букмекеров, понимаете? А потом я услыхал, как люди говорят о куртках и обо всем прочем... Я и не знал, к чему они все это, а потом на следующий день в газетах напечатали... — Он покачал головой. — Но ведь я не мог никому ничего рассказать, потому что тогда пришлось бы признаться, что я был на скачках, понимаете?
— Да, это сложно, — согласился я.
— И потом, не виноват же я, что он свалился с галереи! — обиженно продолжал он. — И я подумал: ну что толку кому-то говорить про это послание? И держал язык за зубами. А может, эта самая Даниэль его и столкнула.
Может, это ее муж был, а ее любовник заставил меня послать его на балкон, чтобы она могла его столкнуть. Понимаете?
Я с трудом сдержал улыбку и снова сказал, что да, понимаю.
— Не хотел я связываться с полицией, понимаете? В смысле, он ведь не убился благодаря вам, так что все в порядке, верно?
— Верно, — сказал я. — И никто его не толкал. Он потерял равновесие на досках, которые оставили там строители. Он мне сам объяснил, как это вышло.
— А-а! — Мистер Смит-Инкогнито явно испытывал одновременно облегчение и разочарование по поводу того, что не оказался замешан в предполагаемую мелодраму. — Поня-атно.
— Но он хочет разузнать насчет послания, — продолжал я. — Ему хотелось бы знать, кто попросил вас ему это передать. Вот мы и решили поместить в газете объявление.
— А, так вы с ним знакомы? — растерянно спросил он.
— Тогда и познакомился, — ответил я.
— А-а! — Он кивнул.
— Не помните ли вы, как выглядел тот человек, что просил вас передать послание? — как можно небрежнее спросил я. Я изо всех сил старался дышать ровно, и тем не менее мистер Смит почуял, что вопрос очень важный, и многозначительно посмотрел на конверт, где должна была находиться вторая половина денег.
— Если сумеете его описать, — сказал я, — вторая сотня ваша.
— Это был не англичанин, — сказал мистер Смит, решившись. — Волевой такой, голос резкий, крупный нос...
— Вы его хорошо помните? — спросил я, внутренне расслабившись. Могли бы вы его узнать?
— Я о нем с четверга думаю, — просто ответил он. — Ручаюсь, что мог бы.
Я не спеша достал из конверта пять фотографий, все восемь на десять, черно-белые, глянцевые, на всех запечатлена церемония вручения призов после скачек. Правда, на четырех из пяти снимков жокеем-победителем был Филдинг, но на двух из них я стоял спиной к камере, так что опознание было настолько честным, насколько я мог устроить за такое короткое время.
— Посмотрите на эти фотографии, — попросил я, — и скажите, нет ли здесь этого человека?
Он достал очки и нацепил их на нос. В очках он по-прежнему выглядел довольно бестолковым, но уже не таким несчастным.
Он взял фотографии и проглядел их одну за другой. Фотографию с Нантерром я положил четвертой. Он взглянул на нее, как и на все прочие, потом посмотрел на пятую и положил их все на стол. Я надеялся, что он не заметит, сколь глубоко мое разочарование.
— Ну да, с расстановкой сказал он, — этот мужик тут есть.
Я смотрел на него, затаив дыхание, и ждал. Если он действительно узнает Нантерра, я для него все, что угодно, сделаю!
— Слушайте, — сказал он, словно сам напуганный своей дерзостью. Вы ведь действительно Кит Филдинг, да? У вас ведь деньжата-то водятся, а? И тот мужик, который с галереи свалился, тоже явно не бедный. Понимаете? Накиньте еще пятьдесят, и я вам его покажу.
Я перевел дух и постарался сделать вид, что платить мне неохота. Наконец сказал:
— Ну ладно, так и быть, накину.
Смит перебрал фотографии и безошибочно указал на Нантерра.
— Этот!
— Вы заработали эти деньги, — сказал я ему. И отдал второй конвертик. — Здесь сотня.
Я вытянул из кармана бумажник и отсчитал еще пятьдесят.
— Спасибо, — сказал я.
Он кивнул и пересчитал деньги так же тщательно, как в прошлый раз.
— Мистер Смит! — спросил я. — А не хотите ли заработать еще сотню?
Он уставился на меня сквозь очки, в целом — с надеждой.
— В смысле?
— Я напишу на листке бумаги одну фразу, а вы под ней подпишетесь.
Идет? Можете подписаться «Джон Смит», меня это устроит.
— А какую фразу? — Он снова насторожился.
— Я напишу, — сказал я, а вы сами смотрите, согласитесь ли вы под ней расписаться, или нет.
— За сотню?
— За сотню.
Я достал из конверта лист писчей бумаги, ручку и написал:
«На скачках в Брэдбери такого-то числа (я поставил дату) я передал одному человеку послание, в котором сообщалось, что Даниэль просит его подняться на галерею. Я опознал на фотографии человека, который попросил меня передать это послание».
Я передал бумагу мистеру Смиту. Он прочел. Он явно не знал, чем это может ему грозить, но, с другой стороны, сотня фунтов...
— Так и подписывать — «Джон Смит»?
— Да. С завитушкой, как обычно расписываетесь.
Я протянул ему ручку, и он, почти без колебаний, подписал.
— Замечательно! — сказал я, складывая бумагу и убирая ее в конверт вместе с фотографиями. Снова достал бумажник, отсчитал ему еще сто фунтов и отметил, как алчно он смотрит на те деньги, что там еще оставались. Я показал ему бумажник.
— Тут еще сто пятьдесят. Вместе с теми, что вы уже получили, это будет пятьсот.
Похоже, эта игра нравилась ему все больше и больше.
— А что вы хотите за это?
— Напишите мне, пожалуйста, свое настоящее имя и домашний адрес на отдельном листке бумаги, — любезно сказал я. — Это чтобы мне не пришлось провожать вас до самого дома.
Я достал из конверта чистый лист.
— Моя ручка все еще у вас. Напишите, будьте так добры!
Вид у него был такой, словно я огрел его по голове.
— Я... я на автобусе приехал, — слабо промямлил он.
— Мне не составит труда выследить автобус.
Ему явно стало нехорошо.
— Я не стану говорить вашей жене, что вы были на скачках, — пообещал я. — Но только в том случае, если вы напишете свое имя, чтобы мне не пришлось вас выслеживать.
— За полторы сотни? — переспросил он слабым голосом.
— Да.
И он крупными буквами написал: «А.В. ХОДЖС, ВИДДЕРЛАУН, РЯДОМ С БРЭДБЕРИ, КАРЛТОН-АВЕНЮ, 44»
— А что значит «А.В.»? — поинтересовался я.
— Арнольд Винсент, — честно ответил он.
— Ладно, — сказал я. — Вот остальные деньги. — Я отсчитал ему деньги. — Не вздумайте проиграть их все за раз!
Он удивился, потом стыдливо рассмеялся.
— Да ведь я не так часто могу себе позволить ездить на скачки, понимаете? Жена ведь знает, сколько я получаю.
Он удивился, потом стыдливо рассмеялся.
— Да ведь я не так часто могу себе позволить ездить на скачки, понимаете? Жена ведь знает, сколько я получаю.
— Ну, про эти деньги она ничего не знает! — весело ответил я. Спасибо вам большое, мистер Смит!
Глава 18
Времени у меня было полно, и я решил, что проверить все же стоит. Подождал, пока «Джон Смит» купит свой масляный фильтр и сядет на автобус, и ненавязчиво проводил автобус до Виддерлауна.
«Джон Смит» вышел из автобуса и отправился пешком на Карлтон-авеню.
Номер 44 оказался ухоженным муниципальным домиком на две семьи. «Джон Смит» открыл дверь своим ключом.
Полностью удовлетворенный, я поехал обратно в Лондон. Когда я вошел в холл особняка, навстречу мне из библиотеки вышел Литси.
— Я увидел, как вы подъехали, — лениво сообщил он. Окна библиотеки выходили на улицу. — Рад, что вернулись благополучно.
«Он меня ждал», — подумал я.
— Это была не ловушка.
— Вижу.
Я невольно расплылся в улыбке.
— Ну прямо кот, наевшийся сметаны! — сказал Литси.
Я кивнул в сторону библиотеки.
— Идемте туда, я вам все расскажу.
Я внес свою сумку с вещами и большой конверт в библиотеку — длинную комнату со стенами, обшитыми деревянными панелями, с книжными шкафами с решетчатыми дверцами, с персидскими коврами, с тюлевыми и красными бархатными занавесками. В этой элегантной комнате чаще всего принимали гостей, недостаточно близких, чтобы приглашать их наверх, и мне она казалась шикарным, но неуютным залом ожидания. Литси взглянул на мои ноги.
— Вы что, ноги промочили? — удивился он.
— Угу.
Я поставил сумку, положил конверт и стащил левый ботинок. Один из пакетов со льдом протек.
На глазах у ошарашенного Литси я вытащил из носка пакет, оставшийся целым, и опорожнил его в очень кстати подвернувшийся цветочный горшок. Второй пакет опорожнился сам, и я отправил его в мусорную корзину вслед за первым. Потом снял промокший носок, повесил его на сумку и надел мокрый ботинок на босу ногу.
— А-а, понял! — сказал Литси. — Это задумывалось как холодный компресс.
— Совершенно верно.
— А я слышал, что при растяжении нужно тепло... — задумчиво произнес он.
— Холод помогает быстрее.
Я отнес конверт на столик с лампой, по сторонам которого стояли два кресла, включил лампу и сел. Литси сел в другое кресло. В библиотеке всегда царил полумрак; дневной свет не мог проникнуть сквозь складки кремового тюля на окнах.
— Пусть мистер «Смит» говорит сам за себя, — сказал я.
Я положил диктофончик на стол, отмотал кассету назад и включил запись. Литси, «порядочный на вид джентльмен», с опасливым интересом слушал историю того, как его заманили в ловушку. А под конец его брови поползли вверх. У него это было признаком того, что он ничего не понимает.
Я показал ему бумагу, подписанную «Джоном Смитом», и обвел ручкой лицо Нантерра на фотографии.
— Мистер «Смит» действительно живет там, где сказал. Я на всякий случай проводил его до дома.
— Но, если вы все равно выследили его, зачем же вы дали ему еще полтораста фунтов? — удивился Литси.
— Ну... э-э... это избавило меня от необходимости узнавать его имя у соседей. — Литси хмыкнул. — В конце концов, он это заслужил.
— Ну и что вы будете делать со всем этим? — осведомился он.
— Ну, если нам чуть-чуть повезет...
И я изложил ему свой план. Хорошо, что в доме был лифт! Я поднялся на третий этаж в «бамбуковую» комнату, положил вещи, принял душ, переоделся, намотал сухую повязку и решил, что льда больше не надо.
Я все больше начинал чувствовать себя в этой роскошной комнате как дома. Беатрис, похоже, отказалась от попыток насильственного вторжения, однако я не питал иллюзий по поводу ее отношения ко мне. И чем больше мне нравилось здесь, тем больше я понимал, почему она так разозлилась.
Когда я спустился вниз, в гостиной ее не было. Там сидели только Даниэль и принцесса. Литси разливал напитки.
Я слегка поклонился принцессе — мы сегодня еще не виделись — и поцеловал Даниэль в щеку.
— Где ты был? — спокойно спросила она.
— Рыбку ловил, — ответил я в рифму.
— И что поймал?
— Живца для акулы.
Она взглянула на меня смеющимися глазами. На миг передо мной мелькнула прежняя, любящая Даниэль — мелькнула и снова исчезла. Я взял стакан, в который Литси плеснул немного виски, и отхлебнул, стараясь не сожалеть о прошлом. И тут в гостиную вошла — не вошла, а ввалилась — Беатрис. Глаза у нее были совершенно круглые. Она остановилась посреди комнаты, словно не зная, что теперь делать.
Литси принялся смешивать ей «Кровавую Мэри». «Да, — подумал я, король из него вышел бы неплохой, а бармен еще лучше». Мне нравилось смотреть, как он управляется с напитками. Беатрис проковыляла к дивану, где сидела принцесса, и рухнула рядом с ней, будто ноги ее не держали.
— Вот, пожалуйста, Беатрис, — весело сказал Литси, ставя на низкий столик стакан с красной жидкостью. — Чуточку соуса, капельку лимонного сока, все, как вы любите!
Беатрис уставилась на стакан невидящим взором.
— Касилия, — сказала она с таким видом, словно слова жгли ей язык, — какая же я была дура!
— Дорогая Беатрис... — начала принцесса. Беатрис внезапно заплакала навзрыд, с громогласными охами, переходящими в стоны.
Принцессе явно стало неловко. На помощь Беатрис бросился Литси. Он сунул ей большой белый платок и забормотал что-то утешительное.
— Скажите нам, что случилось, — предложил он, — и мы непременно сможем вам помочь!
— О-ох! — снова простонала Беатрис, кривя разинутый рот, и крепко прижала к глазам платок Литси.
— Беатрис, дорогая, постарайтесь взять себя в руки! — сказала принцесса несколько суховато. — Если вы не объясните, в чем дело, мы вам ничем помочь не сможем.
Несколько театральные рыдания Беатрис смолкли. Впрочем, ее страдания были неподдельными. Возможно, она переигрывала, ища сочувствия, но ей действительно требовалась помощь.
— Я просто ничего не могу с собой поделать! — всхлипнула она, вытирая глаза. Она сложила платочек и краешком аккуратно промокала накрашенные ресницы, оставляя на платке черные полосочки. «Не-ет, — подумал я, — когда человек действительно себя не помнит, он о макияже не заботится!»
— Какая я была дура! — повторила она.
— В каком отношении, дорогая? — осведомилась принцесса тоном, неопровержимо свидетельствующим, что в том, что ее дорогая золовка — дура, в принципе она не сомневалась.
— Я... я говорила с Нантерром... — выдавила Беатрис.
— Когда? — быстро спросил Литси.
— Только что. Наверху, у себя в комнате...
Мы с Литси воззрились на телефон с записывающим устройством. Все-таки ни Литси, ни я так и не подняли трубку в нужное время...
— Вы ему звонили? — спросил Литси.
— Да, конечно! — ответила Беатрис, но тут сообразила, что сказала что-то не то. — То есть я...
Но Литси предпочел замять эту тему.
— И что же он сказал такого, что вас настолько расстроило?
— Я... я... Он был так обаятелен, когда приехал ко мне в Палм-Бич, но я ошиблась... я ужасно ошиблась...
— Что он сказал сейчас? — настаивал Литси.
— Он сказал... — Беатрис взглянула на Литси несколько очумевшими глазами, — он сказал, он думал, что Ролан сломается, когда вы едва не погибли... и спросил, почему этого не произошло. А я... я даже не знала, что вы едва не погибли. Я сказала, что ничего про это не слышала, и уверена, что Ролан с Касилией тоже не слышали, и он ужасно разозлился. Он принялся на меня орать! — Она потрясла головой. — Мне пришлось отодвинуть трубку от уха... я чуть не оглохла.
Принцесса была ошеломлена.
— Литси! Что же произошло? Вы мне ничего не сказали...
— Анри хвастался, — продолжала Беатрис с несчастным видом, — что он подстроил несчастный случай для Литси, и все вышло бы великолепно, если бы не этот... этот... — Она решительно не знала, как меня назвать, и решила ограничиться местоимением:
— Если бы он не спас Литси жизнь. — Беатрис шумно сглотнула. — Я никогда не думала... никогда, никогда! — что он решится на такой ужасный поступок... что он действительно посмеет причинить кому-то вред. И он сказал... он сказал... он думал, что Ролан с Касилией не захотят, чтобы снова гибли лошади, и спросил, что Касилия сказала по поводу своей лошади, которую звали Коль... а когда я ему сказала, что ничего про это не знаю, он та-ак разъярился... Он спросил, знает ли Ролан, а я сказала, что не знаю... Он орал в трубку... он был в такой ярости... Он сказал, он не думал, что они продержатся так долго... Он сказал, это тянется слишком долго, и он намерен усилить давление...
Беатрис действительно была потрясена до глубины души.
— Он сказал, что жокей все время стоит ему поперек дороги и мешает: нанимает охранников, покупает записывающие телефоны, и что поэтому в первую очередь он избавится от жокея. А потом он лишит Даниэль ее красоты — и тогда никто не станет отговаривать Ролана подписать контракт. Он сказал, глаза у нее уже высохли, но по-прежнему оставались круглыми, — что я должна передать его угрозы Ролану. И чтобы я сказала, что это он сам сюда звонил и я подошла к телефону.