Лада
— Страшно мне Всемил, — Лада крепче ухватилась за руку приятеля.
— Тише, спугнешь, — шикнул мальчишка.
— Ой, Всемилушка, — пискнула Лада, заметив среди деревьев крохотные приближающиеся огоньки. — Ой, сбереги матушка Земля.
Всемил сглотнул, казаться трусом ему совсем не хотелось, но он уже в который раз за ночь пожалел что пришел к озеру, посмотреть как русалки танцуют. И мало того что сам пришел, Ладу с собой взял. А она хоть и не такая трусиха как другие девчонки, но все же не мальчишка. А уж если его самого от страха едва не колотит, то что ж о Ладе говорить.
— А почему они из леса идут? — шепотом спросила девочка, прижавшись к другу. — Из озера же должны.
— Не знаю, — так же шепотом отозвался Всемил. — Смотри, — вдруг ахнул он, указывая на берег, — русалки.
Из озера действительно стали появляться нежити: мужчины и женщины, простоволосые, в одних рубахах, а кто‑то и вовсе нагишом. Они смеялись, толкались, а выйдя на берег, начали в догонялки играть, хороводы водить. А огоньки со стороны леса меж тем приближались. Дети, не дыша, присели под прикрытие куста, за которым прятались. Очень скоро стало ясно что огоньки это факелы в руках шести молодых мужчин. Всемил узнал их, когда те прошли совсем близко. Это были их парни, городские. Лада пришельцев тоже опознала и дрожать стала меньше. А парни шли к озеру, завидев их русалки радостно загалдели и ту же приняли в свой хоровод.
— И не боятся, — восторженно прошептал Всемил, высунув голову из кустов.
— С ума сошли, — одновременно с ним осуждающе выдохнула Лада. — К русалкам, на русалочьей неделе придти.
— Мы же с тобой тоже тут, — усмехнулся Всемил, который сейчас ужасно завидовал старшим товарищам. — Вот вырасту, тоже стану сюда приходить, с русалками танцевать, — пообещал он.
— Спятил, — ахнула Лада. — Русалки же.
— И что? Смотри, ничего им твои русалки не делают.
— Это сейчас не делают, — возразила Лада. — А вот смотри, Мирон, — кивнула она на отделившуюся от остальных парочку.
— Так это он ее уводит, а не она его, — усмехнулся Всемил. — Интересно, что они делать будут? Пошли посмотрим.
— Не хочу я на них смотреть, — возмущенно зашептала Лада, но руки друга не выпустила и на полусогнутых ногах пошла за ним в ту сторону где Мирон с русалкой уединился.
— И на что тут смотреть? — Лада отвела глаза.
— Не нравится, не смотри, — хмыкнул Всемил, сам он с большим интересом наблюдал за тем как Мирон стягивает с русалки рубаху, как гладит ее по белоснежной коже, сверху от покатых плечей, опуская руки все ниже и как руки эти становятся все бесстыднее и настойчивее.
— Срам какой, — фыркнула Лада и закрыла лицо руками, но потом все же пальцы немного раздвинула, чтобы хоть что‑то видно было.
Дети сидели долго не шевелясь даже после того как Мирон и его русалочка покончив с любовными утехами, на берег вернулись.
— Мирон отчаянный, — наконец сказал Всемил.
— Угу, — нехотя согласилась Лада. — И сильный. А русалка красивая.
— Я тоже так буду, когда мне как ему годов станет.
— А я красивая? — Лада перекинула косу, с руку толщиной на другое плечо и слегка склонила голову, ожидая ответа приятеля.
— Красивая, — кивнул Всемил.
— Как она?
— Ну, — мальчишка почесал затылок. — Нет, — сказал он, критически осмотрев подружку. — Ты еще не такая красивая как она. Но вырастешь, даже лучше будешь, уверен.
— Конечно лучше, — довольно кивнула Лада. — Я же не нежить.
— Точно, — согласился мальчишка.
— Пошли на русалочий хоровод посмотрим, и домой, — решила Лада, направляясь к озеру. — А то вдруг хватятся.
— Да кто тебя хватится? Ты обманку в кровать положила?
— Конечно положила, — кивнула девочка. — Я…
— Лада, — Всемил вдруг резко дернул подругу за руку, увлекая ее под большую ель.
— Ты чего? — возмутилась девочка. — Ой, — она зажала себе рот ладонью, мимо их елки прошлепали две пары босых ног, одни совсем голые — женские, другие в портах, закатанных до колена — мужские.
— Колется, — Всемил попытался согнуться так чтобы еловые лапы не касались загривка, но сложить больше чем сейчас уже не получалось и ель сильно колола плечи и шею.
— Тише, услышат, — прошептала Лада, а босые ноги остановились совсем недалеко. Она натянула рукав рубахи на кулак и положила руку Всемилу на спину, чтобы прикрыть его от колющих веток, мальчишка благодарно кивнул, пусть не совсем, но это помогло и ему стало полегче.
— Долго они чего‑то любятся, — забурчал он вскоре.
— Они ж не кролики, чтобы по–быстрому, — насмешливо фыркнула Лада. — Слышишь, как она стонет?
— Да весь лес, поди, слышит, — усмехнулся Всемил. — О, закончили, — констатировал он, потому что раздался мужской не то стон, не то рык и ноги, которые только и видны были детям из‑под елки, слегка отдалились друг от друга, а потом, женские ножки резво побежали к озеру, а мужские остались.
— Чего это он? — озабоченно спросил Всемил. — Смотри, упал.
— Ох, Матушка Земля, — прошептала Лада. — Она у него все силы вытянула, я слышала бабы про то говорили. Подойдем?
— Спятила, а если он просто отдохнуть прилег? По шее получим, а потом еще и от родителей достанется.
— А мы близко подходить не будем, коли живой, домой побежим, — Лада решительно полезла наружу.
— А как ты узнать собралась живой он или мертвый? — бухтел Всемил, уворачиваясь от еловых лап, которые, как на зло, от Лады отлетали прямо в него.
— По дыханию, — как дитю неразумному, пояснила девочка. Она поднялась на ноги и тут же спряталась за ближайшее дерево, чтобы ее не заметили, Всемил через мгновение спрятался рядом.
— Вроде дышит, — наконец сказал мальчик.
— Угу, просто выдохся, — согласно кивнула Лада. — Пошли отсюда, а то правда увидит и наподдаст.
— Ха, — хмыкнул Всемил. — Наподдаст он. Пусть попробует. Я ему сам треснуть могу.
— Ой, хвастун, — беззлобно покачала головой девчонка. — Треснет он.
— Так его же русалка сил лишила, да и того, он …выдохся, вон как долго они… ну… Того.
— Тоже верно, — согласилась Лада. — Но все равно, пошли домой уже.
— Пошли, — Всемил сорвал травинку и залихватски сунул его в рот. — Смотри луна какая, — он поднял голову к небу. Они шли по лесу не спеша, взявшись за руки. Как всегда. Всемил и Лада почти всегда ходили вместе. Мальчик был старше Лады на три года, но как‑то так получилось что опекать малышку Ладу он начал едва той год исполнился. Сначала Всемил отгонял от девочки особо нахальных гусей и индюшек, потом чересчур зарвавшихся мальчишек. Подрастая, девочка тоже взялась заботиться о приятеле. С прошлого года, когда в очередных родах умерла мать Всемила, Лада частенько брала на себя починку одежды друга, таскала его к себе в дом обедать или ужинать и вообще как могла опекала. Родители Лады воспринимали мальчика как своего. Отец Всемила давно шутил что через пару лет зашлет к Ладе сватов, потому что невесту себе его сын нашел себе с измальства.
Узкая тропинка постепенно стала шире, а потом и вовсе перешла в хорошо протоптанную дорожку, луна светила ярко, дети шли не торопясь, и ничего не опасаясь. У городских стен тоже ходили хороводы, то там, то тут была слышна гармонь и разномастное пение.
— Смотри, княжна, — кивнула Лада на одну из девушек.
— И чего? — хмыкнул Всемил. — Там вон и Верейка — воеводы дочка, да там целый хоровод боярских девок.
— Платье у нее красивое, — Лада вздохнула. — Дорогое, наверное.
— Само собой дорогое, княжна же. Да ладно тебе, не грусти, тебе отец не хуже купит, когда время придет. Даже лучше.
— Куда уж лучше, — Лада тяжело вздохнула.
— Конечно лучше, — уверенно заявил Всемил. — Вырастешь и будешь самой видной невестой.
Мальчика знал что у Лады ее красота — больное место. Лада была младшей дочерью в семье княжеского ювелира. Старшая ее сестра была писанной красавицей, вторая — обычной, как большинство девок в городе, а вот третья дочь Никиты Яснокаменого внешностью пошла в отца, имевшего крупные, грубоватые черты лица. Лада очень боялась, что ежели закономерность сохранится, то она станет совсем дурнушкой и замуж ее никто не возьмет.
— Так уж и лучшей, — кокетливо бросила Лада, но удовлетворенно улыбнулась и пошла к воротам.
Всемил покровительственно усмехнулся, ему, с высоты его тринадцати лет уже было понятно что Ладе просто нужно подтверждение того что она хорошенькая и он охотно заверял лучшую подружку что она раскрасавица. И при этом почти не кривил душой.
В городе шума гулянок было почти не слышно, дети неспешно шли к центру, где располагались их дома. Они планировали завтрашний поход по ягоды.
— Ой, смотри, — Всемил дернул Ладу за руку, в тень ближайшего дома. — У тебя не спят.
— И у тебя тоже, — кивнула Лада на соседний дом. — Ой, чует мое сердце, попадет нам.
— Не бойся, все будет нормально. Сейчас через забор перелезем, в окошко тебя подсажу и скажешь что спала спокойно.
— А ты?
— И я через окно.
— Вот я вам сейчас дам через окно, — раздалось у детей над головой.
— Ой–ой–ой, — заверещала Лада. — Дядька Слав, ухо оторвешь. Ухо. Больно же, дядька Слав.
— Ах вы засранцы, волчата неблагодарные, это где же вас посреди ночи носило?
— Гуляли мы, — Всемил пытался повиснуть на руке у отца, потому что он хоть и не верещал как Лада, но ощущение что ухо, за которое его держали, оторвется, действительно было.
— Дядька Слав, это я виновата, это я Всемила гулять потащила, — затараторила Лада. — Мне хотелось посмотреть как молодежь гуляет.
— Не верю, — усмехнулся Слав. — Сама бы ты не решилась. Никита, — крикнул он, подходя к воротам Ладиного дома. — Держи пропажу свою.
— Где же ты их нашел? — из дома выбежала мать Лады.
— Да тут недалеко, домой вертались. Гуляли они.
— Тетя Лебедь, это я виноват, это я Ладушку увел, — поспешно сообщил Всемил. — Она не хотела.
— Не правда, — Лада ткнула приятеля в бок кулаком, сердито заиграв бровями. — Дядька Слав, да отпусти же, я не хочу лопоухой остаться.
Мужчина выпустил уши детей, но тут же перехватил сына за руку и очень своевременно, потому что Всемил едва его отпустили тут же попытался удрать.
— И где же это вас носило? — поинтересовался вышедший из дома Никита Яснокаменый.
— За стены ходили, хороводы смотреть, — не моргнув, соврала Лада. — Парни там красивые.
— И девки тоже ничего, — поддержал версию Всемил.
— Что‑то я тебя у хороводов не видела, — к воротам вышла старшая сестра Лады. — Проньку Травникову видела, Дару кузнецову видела, а вас нет.
— А ты сама что на гулянке делала? — возмутилась Лада. — Замужним женщинам там быть не положено. Вот муж‑то твой обрадуется, когда приедет.
— А ее там не было, брешет она, — заявил Всемил.
— Вот я тебе сейчас дам, брешет, — рассердилась девушка и попыталась даль мальчишке по губам, но помешала Лада, загородившая собой друга.
— А откуда у тебя в волосах иглы еловые? — вдруг спросила мать Лады.
— Да… ээээ, — девочка никак не могла придумать что бы соврать.
— В лесу были, — всплеснула руками женщина.
— Ели же ближе к озеру растут, — хмурясь, произнес отец Всемила. — Вы что к озеру ходили? — вдруг догадался он. Свободной рукой Слав снял ремень.
— Дядька Слав не надо, — закричала Лада, но остановить порку уже не могла, а потом ее мать схватив хворостину, принялась стегать девочку.
Ладу не держали, поэтому она бросилась в дом, спасаясь от разозленных родителей. Ее конечно все равно догнали, вытащили из под кровати, и выпороли. Мать девочки кричала, плакала скорее от страха за то что произойти могло, и била до тех пор, пока за Ладу не вступился отец.
— Будет тебе, — он мягко но уверенно взял жену за плечи и вывел из комнаты дочери. — Все, успокаивайся. Воды принесите, — велел он старшим дочерям.
— Там же русалки, — плакала Лебедь Яснокаменая, — А если бы уволокли, а волки? А если бы человек злой.
— Никто их не уволок, никто не обидел, — гладил жену по волосам Никита. — Ты достаточно ее наказала.
— А тебе жалко? — Лебедь оттолкнула мужа. — Это все ты. Это ты ее балуешь. А она девка, ее в строгости держать надо. А ты ей во всем потакаешь, все ей позволяешь.
— Ну дети же, — вздохнул Никита. — Ну вспомни себя в ее возрасте.
— Я в ее возрасте дома сидела, и ночью носа из дома высунуть даже не думала. А Лада мало того что ночью ушла, так еще и в лес, к озеру, — женщина снова сорвалась на крик.
— Она больше не пойдет, — старшая из дочерей Лебеди подала матери воды. — Ты ее хорошо проучила, надолго запомнит.
— Это все Всемил, это он ее подстрекает, — всхлипнула женщина.
— Я давно говорю, запретить им видеться надо, — заявила старшая из дочерей ювелира. — Не доведет до добра эта дружба.
— Хватит, — оборвал Никита. — Всемил хороший парнишка. Все, идите‑ка спать, я Ладой я сам поговорю.
Лада сидела в самом дальнем углу и плакала. У нее все болело, мать била от души, не особо выбирая куда хворостину приложить, поэтому теперь на руках, плечах и спине набухали широкие красные полосы.
— И как же вас угораздило‑то в русалочью неделю на озеро пойти? — спросил Никита, тяжело садясь на стул около кровати дочери.
— Это я виновата, это я Всемила уговорила, — пролепетала Лада. — Дядьке Славу скажи что я, он же Всемила до смерти изобьет. Я русалок посмотреть хотела.
— Посмотрела? — мужчина вздохнул.
Девочка кивнула в ответ.
— И было ради чего рисковать?
— А мы не рисковали, русалки на русалочьей неделе никого не топят. И близко мы не подходили, издалека смотрели.
— Дались тебе эти русалки.
— Они красивые.
— И что? Нежить ведь. И красота у них мертвая, фальшивая. Красота у них для приманки, видимость это. Это как стеклышко против бриллианта, понимаешь?
— А все равно красивые, — тихо отозвалась Лада, вытирая кулаком нос. — И парни там были.
— Парни, — усмехнувшись, покачал головой Никита. — Не рано тебе еще на парней‑то заглядываться? И потом тоже ведь нежить.
— Нет, там обычные парни были, Мирон был и другие. Они любиться с русалками приходили, — доверчивым шепотом сообщила она.
— Вот ведь, — сплюнул Никита и замолчал, вспомнив, как когда‑то давно и его друзья бегали к озеру на русалочьей неделе. И его звали, да он струхнул. Потом слушал рассказы друзей, жалел очень, но сам пойти так никогда и не решился.
— Ты к дядьке Славу сходи, — попросила девочка. — Скажи что это моя идея была. Всемил не хотел идти.
— Так что же не отговорил, — Никита поднялся.
— Я упросила, — Лада с трудом поднялась. — Пожалуйста, сходи. Дядька Слав когда злится, бьет сильно, а Всемил не виноват.
— Схожу, — пообещал мужчина. — А ты слово мне дай что русалок на картинках смотреть будешь.
— Обещаю, — закивала Лада. — Только ты прямо сейчас сходи, а то он до утра Всемила совсем до смерти забьет.
— Схожу, — Никита подошел к дверям, еще раз обернулся на дочь и вышел.
Убедившись что с женой все хорошо и старшие дочери все еще с ней, ювелир решил пройтись до дома соседа. Но только вышел за ворота, как тут же столкнулся со Славом.
— Никита, не спишь еще, — обрадовался Слав. — А я к тебе. Ты того, дочь сильно‑то не наказывай. Это мой оболтус ее русалок смотреть потащил, она отговаривала.
— Вот как? — Никита усмехнулся.
— Да, ну ты же сам понимаешь, парень. Это у тебя четыре девки, они спокойные, а у меня мальчишки.
— Спокойные, — Никита снова усмехнулся. — Лада вот просила к тебе сходить, сказать что это ее идея была к озеру пойти.
— Эка как, — крякнул Слав. — Покрывают друг дружку, значит. Ну да вряд ли это Лада. Я Всемила так выпорол, что он теперь долго гулять не сможет.
— Лебедь Ладушке тоже всыпала не мало, — Никита вздохнул. — Ох, дети, все‑то им неймется.
— Да, — задумчиво кивнул Слав. — Ну да ладно, пойду я, мне еще старших своих дождаться, как бы и они к озеру не пошли, а то ведь с них станется.
Никита улыбнулся, глядя в след соседу. Станется, конечно, дети‑то в отца пошли, а сам Слав до девок ой как охоч был по молодости. И ни один год русалочья неделя без него не обходилась. Может потому и волнуется, знает как опасны могут быть эти развлечения, потому как его самого не раз товарищи с озера обессиленного на руках приносили. Русалки они же не простые девки, а за экзотику платить надо. Может оно и к лучшему что у него четыре девки, — подумал ювелир. — И даже если никто из зятьев его дела не унаследует, тоже ничего, не факт ведь что сын ювелиром бы стал. Сам‑то он вон по отцовским стопам не пошел, за что из родного дома и был изгнан. А с девчонками спокойнее. Вот еще трех замуж выдаст и будет совсем хорошо. А там, глядишь, уже и внуки пойдут, может кого из внучат его ювелирное дело заинтересует. Точно, вот внукам все свои секреты и передаст, — Никита улыбнулся и пошел в дом.
Утром Лада сидела за столом насупившись. Сидеть было больно, да и вообще любое движение доставляло массу неприятных ощущений, но мать потребовала чтобы она вышла к завтраку и девочка ослушаться не посмела. У Лебеди Яснокаменой норов был крутой, и негласным хозяином в доме была она. Более мягкий по характеру Никита не противился, благо жена у него ко всему прочему была еще и умной, и на людях мужа никогда в неловкое положение не ставила. Ну а в кругу семьи ювелир охотно передал бразды правления ей, сам большую часть времени занимаясь работой, которую любил не меньше чем жену и дочек.
— Лада, сегодня Лете помогаешь, — приказала Лебедь, вставая из‑за стола следом за мужем. — Сегодня же Воркуша должна была на кухне помогать, — возмутилась девочка, — я вчера там весь день была.
— И сегодня будешь и завтра, — не терпящим возражений тоном, заявила Лебедь. — А еще хоть слово услышу, неделю из дома не выйдешь.