Глава 16
После убийства Димарова я уже не мог вернуться обратно в Уфу. Да, собственно, и не хотел. Куда мне возвращаться? В квартиру, где я увидел свою растерзанную мать и своих близких? Снова устроиться охранником в ночном клубе, словно ничего не было? Разве можно дважды входить в одну и ту же реку? Наверное, нельзя. Я не знал, что именно со мной будет, не знал, как мне жить дальше. В двадцать два года все закончилось. Словно оборвалась моя первая жизнь, и мне предстояло все начинать заново.
Так я сидел довольно долго, пока меня не позвали, посадили в машину и отвезли к Ревазу Московскому. На этот раз тот был один, без своих напарников. Он долго испытывающе смотрел на меня, потом разрешил сесть напротив. Мы были вдвоем. Это только в глупых и дешевых фильмах преступный авторитет принимает незнакомого новичка в окружении своих «горилл». В жизни все абсолютно иначе. Настоящего «вора в законе» защищает его титул. Ни один уголовник не посмеет даже подумать о том, что может ударить или тем более убить такого человека. Это означает мгновенный смертный приговор, от которого нет спасения. Тебя достанут даже в американской тюрьме, если ты захочешь там спрятаться. Такие люди, как Реваз, просто неприкасаемые, и никто не посмеет им перечить.
– Мне про тебя многое рассказали, – наконец заговорил он. – Ты, оказывается, служил в спецназе, прошел через горячие точки… Скажи честно: в людей стрелял?
– Приходилось.
– Так я и думал. Потом тебя привезли в Москву, и вы вместе с Тухватом и еще одним его телохранителем попали в засаду, которую вам устроил Димаров. Все правильно?
– Да.
– В засаде были мои люди, – сообщил Реваз, – хорошие ребята, проверенные. От них просто так уйти было нельзя. А ты ушел, да еще и убил одного из них и ранил другого.
– Это не я убивал, а другой телохранитель Тухвата. Я только уходил…
– Значит, ты очень везучий. Там было четверо парней с автоматами, и еще человек десять стояли в оцеплении. А ты ушел живым и без единой царапины. И тебя там не смогли найти.
– Я поехал обратно в аэропорт, потому что никого не знал в Москве.
– Значит, ты везучий, – задумчиво повторил Реваз.
Я молчал. Согласиться с ним, и он прикажет порезать меня на куски, опровергая мою везучесть. Не соглашаться, и он снова прикажет меня разрезать, чтобы подтвердить мое несогласие. Я видел, что они сделали с Димаровым, и не хотел его участи. Но я не боялся. В тот момент у меня внутри был только пепел, и ничего больше.
– И еще ты убил другого моего человека, который пришел с напарником к семье Шершенских, чтобы узнать, где ты находишься, – продолжал Реваз. – Или там тоже стрелял твой товарищ?
– Нет. Стрелял я. Они вошли к пожилым людям и начали их мучить. Я ударил первого и хотел нейтрализовать второго. Но он вытащил старика и приставил нож к его горлу, приказав мне положить пистолет на пол.
– А ты отказался? – уточнил Реваз.
– Да. Я выстрелил ему прямо в лоб и убил его.
Меня могла спасти только предельная честность, ведь наверняка Реваз все знал. Он удовлетворенно кивнул.
– Значит, ты еще и благородный человек, не сбежал, а полез выручать стариков, которые к тебе не имели никакого отношения. Почему ты туда полез? Ты уже заранее знал, что там будут мои люди?
– Знал. Они жили на первом этаже, и я все видел через занавеску.
– И все равно пошел?
– Мне было жалко стариков, они ни в чем не виноваты.
– А потом ты выследил Димарова?
– Да. Но он сбежал.
– Как это произошло?
– Мы стояли на лестнице, и он толкнул на меня бабушку с внуком. Пока я пытался удержать старую женщину, он сбежал.
– И, приехав со своими людьми в Уфу, перебил твою семью? – жестко произнес Реваз.
– Да. – Я опустил голову и незаметно вздохнул.
– Детей задушил, – словно размышляя, продолжал Реваз. – Сволочь, он и есть сволочь. Я тебе скажу, что я вот этой рукой шесть человек лично убил, – он показал мне свою большую ладонь, – и не жалею, что убил. Некоторые были моими врагами, некоторые – жертвами. Но маленьких детей я никогда не трогал, и старух тоже не убивал. И никого не насиловал. Есть преступления, за которые нормальному мужчине всегда бывает стыдно. Сволочь, который может ограбить своих товарищей, готов на любое преступление, чтобы скрыть свой постыдный поступок.
Он замолчал и молчал довольно долго. Я поднял голову и посмотрел на него. Его глуховатый голос с типично грузинским акцентом вызывал у меня в душе какой-то гулкий звон. Наверное, так боялись Сталина, когда он говорил на хорошем русском языке с грузинским акцентом. В этом было нечто мистическое.
– И ты не поехал обратно в Москву, – напомнил Реваз, – а пошел искать хромого Габдуллу. Откуда ты знал, что он был нашим «смотрящим» по Башкирии?
– Я работал в ночном клубе, а там всегда говорили, что любой спор может разрешить только он, поэтому и захотел его увидеть. Я понимал, что Димаров нарочно вырезал мою семью, чтобы я сразу бросился в Москву его искать. Но я знал, что он устроит засаду. Он был на меня обижен и хотел меня убить, чтобы я никому не рассказал о его подлости.
– Сам догадался насчет денег?
– Да.
– И насчет Габдуллы тоже сам?
– Да.
– Значит, ты еще и сообразительный, – вздохнул Реваз, – сколько у тебя достоинств… Но нас ты подвел. Хотел обмануть, дал слово Димарову его отпустить… Ты разве не подумал, что мы будем слушать твой разговор с этим иудой?
– Я в тот момент ничего не думал. Знал, что вам нужно найти деньги. Мне было противно его трогать. Если бы он дрался или оборонялся, тогда другое дело. А так, он висел, как свинья, готовая для раздела, и мне стало противно.
– И ты обещал его отпустить.
– Мне нужно было доказать свою версию. Я считал, что важнее всего найти ваши деньги.
– Правильно считал, иначе мы бы тебя туда подвесили. Только деньги не всегда самое главное. Это сейчас все бегают, суетятся, думают, что можно на деньги все купить – счастье, хорошую жизнь, красивую жену, здоровых детей. Все, без исключения. А я точно знаю, что деньги не самое главное. У твоего Димарова не было шансов остаться в живых, даже если бы он сдал тебе весь золотой запас Америки. Мы должны были его убить, чтобы все понимали – деньги не самое главное, есть вещи поважнее. Нельзя предавать товарищей, нельзя подставлять друзей, нельзя обманывать напарников. Ты меня понимаешь?
– Да.
– Но тебе не понравилось, как мы поступили с твоим обидчиком…
– Да.
– Я могу узнать, почему? Он организовал убийство твоей матери и семьи твоего брата. Почему тебе не понравился его вид?
– Не знаю. Мне показалось, что это была нарочитая жестокость.
– Конечно, – согласился Реваз, – показательная и мучительная. Мы его еще сфотографировали и послали всем нашим «смотрящим». Каждый должен знать, что именно бывает с тем, кто осмелится посягнуть на общие деньги. Нельзя воровать у своих, тогда вообще не остается никаких правил. Сейчас время плохое. Люди перестали соблюдать даже наши законы, воруют у своих товарищей, убивают своих напарников, спят с женами своих друзей. Очень плохое время.
И это говорил мне бандит с сорокапятилетним стажем, понимаете? Я тогда уже осознал одну истину. Даже у бандитов есть некие моральные кодексы, которые нельзя нарушать. Нельзя насиловать детей и подростков, нельзя мучить женщин, нельзя обманывать товарищей. Скажите, что они бандиты и убийцы, и вы будете правы. Скажите, что у них нет ничего святого, и вы снова будете правы. Скажите, что они грабят, убивают и воруют без всяких правил, и это будет правдой. Скажите, что они распространяют наркотики, торгуют контрабандой, крышуют проституток, угоняют автомобили, взламывают квартиры, убивают инкассаторов и сотрудников полиции, и вы снова будете правы. Но даже у этих людей есть свои правила, без которых они не могут выживать.
– Что нам с тобой делать? – подвел наконец итог Реваз. – Ты причинил нам столько беспокойства, убил одного нашего товарища, ранил другого, бегал от нас почти полгода. И вообще причинил нам много хлопот.
Я пожал плечами. Если будут убивать – пусть просто выстрелят в затылок. В конце концов, я не воровал их деньги. В тот момент мне было все равно.
– Почему молчишь? – спросил Реваз. – Подскажи, что нам с тобой делать?
– Что хотите, – ответил я, – мне уже все равно. Домой я не вернусь, там у меня никого не осталось.
– А куда ты хочешь идти?
– Не знаю. Учиться хотел, но куда мне сейчас учиться? Уже давно все забыл.
– Учиться – это правильно, – кивнул он, – сейчас время такое, когда нужно учиться. Сейчас к нам всякое барахло везут, компьютеры здесь собирают. А через несколько лет нужны будут ребята, которые смогут на этих компьютерах работать. Наши дураки думают, что кулаки и пистолеты все решают, но это не так. Скоро понадобятся совсем другие люди…
Я молчал. Эти лекции не для меня.
– Сделаем так. Я тебя отправлю сейчас в тихое место, чтобы ты там отдохнул и немного пришел в себя. А потом ты приедешь и будешь работать со мной. Мне нужны такие сообразительные и везучие ребята. Договорились?
– Учиться – это правильно, – кивнул он, – сейчас время такое, когда нужно учиться. Сейчас к нам всякое барахло везут, компьютеры здесь собирают. А через несколько лет нужны будут ребята, которые смогут на этих компьютерах работать. Наши дураки думают, что кулаки и пистолеты все решают, но это не так. Скоро понадобятся совсем другие люди…
Я молчал. Эти лекции не для меня.
– Сделаем так. Я тебя отправлю сейчас в тихое место, чтобы ты там отдохнул и немного пришел в себя. А потом ты приедешь и будешь работать со мной. Мне нужны такие сообразительные и везучие ребята. Договорились?
Я посмотрел на него. Значит, он не только оставляет меня в живых, но и приглашает работать?
– Почему молчишь? Дар речи потерял? Согласен или хочешь уехать? Может, хочешь чистеньким остаться, нас презираешь? Тогда уходи, тебя никто не тронет. Только учти, что двоих напарников Димарова мы не нашли. Тех, которые с ним были у вас дома в Уфе. А они могут найти тебя, и тогда на нашу защиту не рассчитывай.
– Я не боюсь.
– Очень хорошо. Значит, хочешь уйти?
– Нет, куда мне уходить? Я остаюсь.
– Правильно решил. – Реваз уже хотел подняться, когда я, неожиданно даже для самого себя, сказал:
– Но…
– Что?
– Я не смогу так… как ваши… с Димаровым поступили. Так у меня не получится.
Он усмехнулся. Глаза сузились и стали похожи на две узкие бойницы.
– У тебя и не может получиться. Чтобы такими квалифицированными палачами стать, нужно много лет учиться и тренироваться. У тебя так не получится. – Реваз поднялся, опираясь на стол, и, тяжело ступая, вышел из комнаты.
Вот так я остался у него. Меня отправили на две недели отдыхать в каком-то подмосковном санатории, а потом вызвали для работы охранником. Я должен был дежурить у дома Реваза, когда он встречался с кем-то из гостей. Должен сказать, что его гости меня всегда поражали. Вы думаете, что к нему приезжали какие-то мрачные типы с заросшими щетиной лицами? Ничего подобного. Наоборот. Здесь появлялись известные на всю страну актеры и актрисы, которым требовалось его покровительство. Здесь бывали не менее известные политики, которые так или иначе были связаны с Ревазом Московским. Сюда приезжали руководители различных благотворительных фондов, бывшие известные спортсмены, которые, оказывается, тоже были связаны с ним. И, наконец, некоторые бизнесмены, которые просили урегулировать их отношения с местным криминалитетом и даже с рабочими коллективами. Всем был нужен Реваз Московский, который выслушивал каждого приехавшего гостя и принимал решения по каждому конкретному случаю.
Если я сейчас начну вспоминать каждого, кто приезжал, мне все равно не поверят. Тогда время было такое, что государственные органы практически ничего не могли решить. Они все были на содержании у бандитов – практически вся милиция, прокуратура, судьи, даже контрразведка. Может, только разведка, которая работала за рубежом, избежала крышевания со стороны бандитских группировок. Остальных просто покупали. Когда твоя зарплата несколько долларов, тебе предлагают деньги, в тысячу раз превышающие твой заработок, когда ты обязан думать о своей семье и своих детях – невольно забываешь о честности, даже если изначально был настроен оставаться порядочным человеком. Самый большой героизм – оставаться нормальным человеком в условиях, когда остаться обычным человеком просто невозможно. И не все могут быть героями, люди часто ломаются под влиянием обстоятельств.
Но самое главное, что подобную систему взаимоотношений бизнеса, власти, экономики, мира искусства и шоу-бизнеса с криминалитетом выстраивала сама новая власть, сделавшая людей нищими и обреченными на разного рода сделки. Внезапно отменив совесть и сделав идеалом «золотого тельца», новая власть словно намеренно опустила всех на самое дно ямы, заставив людей карабкаться из нее по головам остальных. Кому-то удавалось вылезти, кто-то оставался в этой яме навсегда. Честное слово, спустя много лет я поехал в Екатеринбург и посмотрел на памятник первому российскому президенту. Долго смотрел, вспоминая свою «службу» у Реваза Московского. Как все-таки коротка память у людей. Как иногда бывает обидно за ухмылки истории… Поставить памятник человеку, который умудрился не просто разрушить собственную страну в паре с другим болтуном, а опрокинул всех в глубокую яму, унизил собственных граждан, разорил людей, расстрелял парламент… В тысячелетней истории России не было такого позорного десятилетия, как девяностые годы. И этому человеку ставят памятник? Даже после того, как сам святейший Патриарх назовет эти годы «лихими»? Даже после того, как большинство людей посчитают эти годы настоящим позором и трагедией России?
Вот так мы и жили почти три года. У меня была очень приличная зарплата, я сумел поступить на заочный в институт, купил себе однокомнатную квартиру. У меня даже появилась подружка, с которой мы встречались. Но все закончилось летом девяносто пятого года.
В этот день мы поехали на встречу в ресторан, находившийся за городом. Сейчас его там уже нет, он сгорел через шесть лет после этих событий. Нас было пять человек вместе с Ревазом, и мы приехали на переговоры с человеком, который потом стал известным бизнесменом и политиком. Может быть, самым скандально известным бизнесменом и самым скандальным политиком.
Он приехал со своим водителем, а мы были на двух машинах, вооруженные автоматами и пистолетами. Этот полуполитик-полубизнесмен вошел в ресторан, и они около часа беседовали с Ревазом. Когда гость уехал, Реваз вышел из ресторана. Нужно было видеть его багровое лицо, настолько, очевидно, потрясли его предложения этого человека. Потом я узнал, что там были какие-то важные переговоры по Чечне. Не знаю, что именно предлагали Ревазу, но знаю, что этот грузин по национальности и самый известный «вор в законе» оказался более порядочным человеком, чем приехавший полубизнесмен-полуполитик. И он отказался от сотрудничества с этим типом. Ему предложили бизнес на трупах военнослужащих и на выкупе заложников, когда деньги получали посредники в Москве. Он гневно отказался, сказав знаменитую на всю страну фразу, что он «бандит, а не предатель». Можете мне не поверить, но даже во время Великой Отечественной войны уголовная шпана – бандиты, воры, грабители – шли добровольцами в армию или честно сражались в штрафбатах. Конечно, не все, среди них встречались и подонки-предатели, но в большинстве своем эти люди, имевшие проблемы с советской властью и законом, понимали, что идут защищать свою родину от внешнего врага. Да что там говорить, если даже сам руководитель Белого движения, генерал Антон Деникин, считал, что невозможно выступать против собственной родины, и осуждал тех, кто посмел идти вместе с фашистами на Россию.
Реваз отказался, и все остальное можно было предсказать. Он был достаточно умным человеком, ничего не боялся, но понимал, что ему нужно срочно уезжать – отказ от сотрудничества будет неоднозначно воспринят его собеседником. Мы уехали через два дня. Нам сделали французские визы, и мы втроем улетели на юг Франции, где для Реваза было куплено небольшое поместье.
Его застрелили через два дня, когда он отдыхал у бассейна. Мне кажется, что «законник» понимал обреченность своего положения, но уже ничего нельзя было сделать. С другой стороны, все понимали, что стрелять в такого авторитетного человека мог только убийца, защищенный гораздо сильнее, чем любой из обычных киллеров. Стрелять мог только профессиональный офицер, получивший конкретное задание, иностранный паспорт, надежных связных, прикрытие и оружие в чужой стране. Плюс еще он должен был знать адрес нашей виллы. Слишком много факторов, которые выдавали профессионального ликвидатора, присланного из Москвы. Реваз умер прямо у меня на руках. И нас вместе с моим напарником арестовала французская полиция, почти сразу оказавшаяся на нашей вилле, словно их вызвали заранее. Впервые в жизни я попал в тюрьму. Во французскую тюрьму. Вот так закончился второй период моей жизни.
Глава 17
Утром Ирина все время смотрела на свой телефон, ожидая звонка или сообщения. И с каждым часом нервничала все больше и больше. Роман Эдуардович уехал на работу, а она не находила себе места. Еще раз десять она звонила Роберту, и каждый раз слышала в ответ, что абонент недоступен. В дневной информационной программе снова рассказали о происшедшей перестрелке в Таллинском морском порту, где погибли двое сотрудников полиции и трое контрабандистов с российскими паспортами. Она бросилась к компьютеру, пытаясь узнать последние новости по Интернету, но там не было указано фамилий погибших.
Она чувствовала, что начинает сходить с ума от волнения. Больше всего ей хотелось позвонить мужу и попросить его узнать, кто именно погиб, но она понимала, что никогда в жизни не сможет объяснить своего интереса к этому происшествию в столице Эстонии.