– Я бы тебе сказал…
– Да, конечно. Я написала несколько писем, не очень королевских, но мне кажется, они нужны. Посмотришь?
Она просто хочет любить и быть любимой, а политику ненавидит и боится, но делает, что может. Малышка разбирается в этом болоте всяко лучше, чем угодивший в маршалы даже не полковник. Стыдно.
– Ты все знаешь лучше меня.
– Но ты должен прочитать. Кто-то из регентского совета должен…
– Пусть читает Левий.
– Нет! Только не он… Я ведь пишу про Агарис. Мы должны помочь… Хотя бы тем, кто не хочет оставаться в Агарии, но советоваться о таком с Левием… Это будет выглядеть так, словно он тоже просит. Нас просит, а мы… я ему обязана не только жизнью…
– Ему обязаны все. – Слухи об Агарисе Робера трогали лишь в том смысле, что, будь они правдой, Гайифе точно стало бы не до Талига. Эрвина занимало то же, но в разгром Святого города верилось с трудом, просто от наплевавших на вековые запреты морисков ждали чего-то невероятного. – Ты торопишься, Катари. Еще ничего не известно, а обозник обознику еще и не такое наплетет.
– В Нохе звонит колокол, – сказала сестра и замолчала, словно все стало ясно. Надо послать ей цветов, узнать у Коко, где их берут, и послать, но сперва нужно добраться до Капуль-Гизайлей. Может, послать к Халлорану Сэц-Арижа с извинениями и вырвать этот вечер для себя?
– Тебе нужно отдохнуть, – решила Катарина. – Дай слово, что отложишь все дела и пойдешь спать.
– Я как раз об этом думал. Катари, если тебе скажут, что я люблю куртизанку, то это правда.
– Мне уже сказали. – Она улыбнулась, но в обведенных голубоватыми кругами глазах была грусть. – Я ведь снова живу среди женщин. Дженнифер считает баронессу Капуль-Гизайль отродьем Леворукого, но я принесла больше зла.
– Ты и зло? – Робер мог только расхохотаться. – Катари, я на самом деле люблю Марианну.
– Тогда я хочу ее видеть.
– Где?! – Сестра не переставала потрясать. – Ты же не хочешь сказать…
– Я не в том положении, чтобы выезжать. – Катари или не поняла его вопля, или, вернее, поняла слишком хорошо. – Пусть придет на утренний прием, а своим дамам я объясню, что… дружба с Марселем Валме и другими достойными кавалерами еще не превратила в чудовище ни одну… титулованную особу.
– Ваше величество, к вам герцог Окделл. – Если б в садик вышла Дженнифер Рокслей, Робер не выдержал бы и хихикнул, но это была теща бедняги Лаптона.
– Я устала, Одетта, – лицо Катари стало беспомощным. – Робер, как ты думаешь, это важно?
– Вряд ли, – честно сказал Эпинэ. – Но ведь ты дала аудиенцию графу Литенкетте…
– Эрвин уезжал. – Светлые глаза смотрели в такое же небо. – Я надеялась, что он возвращается в Ноймар, и хотела передать с ним письмо. Странно, я почти не вспоминала о Жермоне, а теперь просто места себе не нахожу. Пишу, пишу, пишу, а письма словно в Закат летят. Неужели он так и не простит?
– Просто граф Ариго занят, – утешил Эпинэ. – Я был такой же свиньей. Жозина ждала писем, а я, видите ли, воевал.
Глава 4 Оллария Хербсте. Печальный язык 400 год К.С. 19-й день Весенних Волн
1В форт Жермон возвратился в задумчивости, из которой господина генерала вывел Рёдер. Мундир коменданта был изрядно перемазан известковой пылью – похоже, полковник проводил очередную ревизию пробоин.
– Во время вашего отсутствия, – отрапортовал явно довольный жизнью полковник, – во вверенном мне форте ничего существенного не произошло. Потерь нет. Около часа назад дриксы прекратили обстрел. Привожу в порядок стены.
– А не торопитесь? – Ариго с сомнением глянул на зависшее над рощей солнце. – «Гуси» как прекратили, так и начнут. Они – народ обязательный.
– Не начнут. У них орудие не выдержало. То ли банили плохо, то ли еще что. От нас не понять, но грохнуло, не приведи Создатель, а уж суеты… Горело что-то, пострадавших таскали, начальство аж с двух сторон прискакало. Эта пушка больше не стреляла, остальные дали по паре выстрелов и заткнулись. Видимо, испугались, чистятся теперь.
– Отлично. Будем слушать птичек. – Дались ему сегодня эти птички! – Как ваши стены?
– Держатся.
– Давайте поглядим.
Со стенами было не так уж и плохо, хотя в паре мест зияли приличные бреши. Солдаты споро закладывали их турами и мешками с землей и песком. Птичек слышно не было, зато лягушки вопили вовсю. Уютно пахло дымком. Не пороховой кислятиной, а мирной домашней горечью, обещавшей отдых и обед, то есть, конечно же, ужин. День почти кончился, солнце уже цеплялось за верхние ветки, и смотреть на него было совсем не больно.
– Будет ветер, – решил генерал, отпуская рвавшегося к своим стенам полковника. Тот издал согласный звук и порысил к подносчикам.
Посыпались мелкие камешки, в траве кто-то недовольно прошуршал. Еж… Поселился в тихом местечке, возможно, даже женился, и тут приперлись двуногие и все испортили. Ариго усмехнулся и топнул ногой. Еж прекратил движение и умело осуществил предусмотренный на случай внезапного нападения маневр – свернулся в шар. Застигнутой на марше армии так не суметь. Генерал тронул занявшее круговую оборону существо носком сапога и медленно пошел вниз по склону.
Готовность дриксов при первых же признаках опасности отказаться от переправы была понятна, но зачем при эдакой осторожности гнать через реку два батальона? И что «гуси» собираются делать завтра? Послезавтра? Жермон пытался разобраться в чужих замыслах и не мог. Дриксенский командующий начинал предсказуемо и грубо, но при малейшем сопротивлении сдавал назад. При этом сил за рекой хватало, чтобы в пару недель разбить форт с его не дающей навести мост артиллерией, отогнать талигойцев от берега и устроить наконец переправу, хотя чем это все закончится – неизвестно. На талигойском берегу шансы будут практически равны, только собираются ли «гости» терять эту пару недель, и нужен ли им Печальный язык вообще?
Если к дриксам в ближайшие дни подойдет солидное подкрепление, то переправа им действительно нужна, и чем скорее, тем лучше. Нет – вопрос так и останется без ответа, а отправленная на тот берег еще при подходе к Печальному разведка, как назло, молчит. Хотелось верить, что капитану Баваару удалось избежать встреч с чужими разъездами, только найдет ли он что-нибудь важное? Жермон отнюдь не был уверен в том, что искомое вообще имеется, и эта неуверенность играла с генералом, как кошка с мышью. Пойми Ариго, что кошмар фок Варзов сбылся и авангарду предстоит сдерживать целую армию, он бы вздохнул с облегчением. В первый момент.
Голод, свежий воздух и входящие в экстаз лягушки просветлению не способствовали. Жермон смотрел на темнеющую на глазах рощу, словно там скрывался ответ. Хотелось сразу и спать, и есть, и стянуть сапоги, требовалось доругаться с Карсфорном на предмет самовольной отлучки к Гирке и написать наконец фок Варзов, а командующий авангардом стоял на пригорке, подставив лицо плохонькому ветерку, и безуспешно пытался думать.
– Господин генерал, я понимаю, что это несколько бестактно, но чем лучше у нас идут дела, тем вы серьезней. Я не могу найти поводов для беспокойства, но у меня нет и вашего опыта.
Молодой Придд. Тоже бродит и мыслит… Надо же, какой чуткий! Возвращаясь в форт, они ехали бок о бок. Позади наперебой обсуждали незадавшуюся переправу, кто-то очень похоже изобразил шум крыльев взлетающей стаи, вызвав общий смех. Офицерам и в голову не приходило беспокоиться…
– Выходит, Валентин, вы поводов для тревоги не видите?
– Господин генерал, по моему мнению, несколько дней у нас точно есть; как дальше – не знаю.
Господин генерал знает еще меньше.
– Тогда оцените наше положение. Представьте себе, что вы… Карсфорн.
– Господин генерал, если вы хотите услышать, что причин для беспокойства нет никаких, то полковник Карсфорн об этом уже неоднократно докладывал.
Именно что неоднократно, а из Придда, того и гляди, получится второй Райнштайнер, только Ойгена вариты не волнуют. Барон озабочен погасшими маяками, а Валентин, похоже, нет.
– Хорошо, вы не Карсфорн, а кто вам угодно, главное – что здесь, по-вашему, происходит? И прекратите напоминать мне, что я – генерал. Без вас знаю.
– Слушаюсь, господин Ариго. По моему мнению, пока форт своими пушками прикрывает узость, противник ничего не сможет сделать. Что будет дальше, не могу сказать, но наших сил должно хватить, чтобы не дать дриксенцам захватить часть этого берега и удержать его. Разумеется, если к ним не подойдут крупные силы и не случится каких-нибудь неожиданностей.
– А если случится? Кстати, вы ужинали?
– Нет.
– В таком случае составите мне компанию.
2Через дорогу шмыгнула здоровенная крыса, но поворачивать Ричард не стал, даже вспомнив Лаик и пари с судьбой. Юноша так и не узнал, кто тогда выиграл – он или принявшая облик серой твари подлость. Если судить по случившемуся потом, крыса выжила, но это не повод опустить руки и не исполнить клятв. Дик слегка придержал Сону и окликнул Блора:
– Вы верите в приметы, полковник? Я – нет!
– Не могу сказать, что верю, – северянин говорил удручающе медленно, зато рука у него была очень быстрой, – только ржавую луну за спиной я бы иметь не хотел.
Вспомнил Нокса. Бедняга в свой последний вечер жаловался на то, что месяц стал ржавым, хотя тот был самым обычным. Солдаты верят, что луна впитывает еще не пролитую кровь, но полковника не зарезали, а задушили. Как какого-то… зайца. «Спрут» их всех застал врасплох, с этого и началось; или черная полоса пошла с безумной старухи, бросившейся под копыта Караса в день коронации? Проклятья сумасшедших, если их сразу же не смыть текучей водой, прилипают накрепко, но Повелитель Скал слишком торопился к своему государю, чтобы свернуть к Данару…
– Вы ведь служили с Ноксом еще в Северном Надоре?
– Да, монсеньор, но мы почти не были знакомы. Монсеньор, мне бы не хотелось оставлять вас в Нохе на всю ночь. Поймите меня правильно: дело не в том, что я не доверяю кардиналу, хотя я ему и не доверяю. Чего хорошего можно ждать от эсператиста? Хапуги они все и лицемеры. И всегда такими были. Что ни говори, правильно эту братию из Талига выдворили.
– Разделяю ваше мнение, – усмехнулся Ричард. – Марагонец хотя бы был воином, что, конечно, не делает его законным королем.
– Монсеньор, вы спросили про приметы. – Династические вопросы Блора не занимали. Полковники вправе не задумываться о подобных вещах. – Ноха – дурное место, так все говорят, все, кто нес возле нее караул. Люди Халлорана видели над стенами нехороший свет, как раз напротив главного храма. Похоже на костер в тумане, только зеленый. И лошади беспокоятся, а ночами в Нохе звонит колокол. На самом деле его нет, а он звонит… Клирики, Леворукий с ними, а вам туда ехать не стоит.
– Я не могу не ехать, – просто ответил Дик. – Меня обязывает моя честь. Пусть другие забыли и отреклись, я свой долг сюзерену отдам. Скалы помнят.
– Как будет угодно монсеньору, – больше Блор не настаивал, он и так сказал слишком много. Можно подумать, герцог Окделл не знает, что болтают про Ноху, но в Лаик тоже звонил незримый колокол и бродили призрачные монахи. И Сона туда идти не хотела, ну и что? Призраки еще никого не убили и не предали. Смерть предпочитает сталь, яд, даже конские копыта…
– Я не боюсь того, чего нет, – сказал Ричард скорее себе, чем полковнику. – Я и так слишком задержался.
Задержался, желая прийти к сюзерену со Щитом. Увы, ни в Арсенале, ни в дворцовых хранилищах обнаружить реликвию не удалось. Ричард перерыл горы дряхлого оружия, облазил чуть ли ни сотню подвалов, отыскал в канцелярии супрема вывезенные из Надора книги, самые старые из которых принадлежали кансилльеру Джеральду, но ни разу не почувствовал зова. Оставалось предположить, что ключ к силе Скал не в столице.
Мысли юноши все чаще обращались к Юлиане Надорэа. Эта предшественница Айрис была обручена с анаксом, но сбежала к безродному Манлию. С такой сталось бы прихватить фамильную реликвию, тем более что род Ферра с той поры прямо-таки преследовала удача. Стать полукоролями уже в Золотой Империи, пережить ее паденье и паденье Талигойи, не растеряв при этом ни владений, ни влияния и не потерпев ни единого поражения… Такое удавалось разве что Алва, но их возносил Ветер. Потомки Манлия на первый взгляд были никем, но бывавший в Ноймаре Мевен, которого Дикон осторожно расспросил, вспомнил, что видел в Гербовом зале щит Манлия; и на щите этом был ощерившийся пес. Сюзерен как-то обмолвился, что бога Скал сопровождали собака и вепрь…
Оставалось добраться до Гербового зала, и судьба такую возможность предоставила. Эрвин Ноймаринен передал Катарине приглашение, более похожее на приказ – вдовствующей королеве предлагалось переехать после рождения сына и до окончания войны в Ноймар. Катари рвалась в свою Ариго, но отказать всесильному герцогу не дерзнула. Дикон был этому почти рад.
Айрис последовала за опальной госпожой в Багерлее, откуда всех выпустил Фердинанд. Что ж, Ричард отправится за своей королевой в волчье логово. Там помощи ждать неоткуда. Там можно рассчитывать только на себя и немного на Силу Скал.
Если Щит узнает истинного хозяина, всевластию ноймаров конец, а если реликвия в другом месте… Что ж, хуже, чем сейчас, уже не станет. Сюзерен мертв, древние знания утрачены, олларовское отребье подняло голову… Единственная преграда на пути временщиков – одинокая королева и трое эориев, двое из которых не желают знать, кто они есть. Робер думает только о фураже и займах, его даже не оскорбило высокомерие Эрвина, а Дэвид себя заживо хоронит. Он называет себя и свою семью предателями. Рокслеи и предательство… Святой Алан, это даже не смешно!..
Тихое жалобное ржанье, почти плач. Сона. Не хочет в Ноху, но пойдет, как пошла в Лаик и в Дору. Лошади могут шарахаться от теней – дорогу все равно выбирает всадник.
– Монсеньор, как вы помните, во Внутреннюю Ноху эскорт войти не может. Не скажу, что мне это нравится…
Дику это тоже не нравилось, но не зарежут же клирики члена регентского совета! Пусть Повелитель Скал не любит кардинала и не скрывает этого, танкредианец все же не Сильвестр. Он интригует, а не убивает.
– Стучите.
– Как будет угодно монсеньору.
Калитка открылась тотчас – люди Левия были отменно вышколены. Вышедший навстречу капитан казался знакомым, но имя Дикон, если и слышал, то не вспомнил.
– Я пришел провести ночь у гроба своего государя. – Дик был холоден и спокоен. Блор вряд ли догадается, что его господину хочется сбежать, а монахи тем более.
– Все в порядке, сударь, – вежливо произнес серый капитан, – нас предупредили, но прошу вас спешиться. После известных событий его высокопреосвященство распорядился не допускать во Внутреннюю Ноху чужих лошадей.
3Они были голодны как волки, вернее, как волк и какой-то другой зверь, очень вежливый и достаточно хищный. Гость уплел никоим образом не меньше хозяина, но надо было видеть, с каким изяществом он это делал. На миг Ариго стало неудобно за собственные манеры, потом генерал об этом забыл, высказывая свои опасения уже четвертому собеседнику. Придд слушал, не забывая двигать челюстями. Если он и полагал свое начальство излишне мнительным, то не подавал вида, зато сам Ариго с каждым словом убеждался в собственном ничем не оправданном упрямстве.
– Вообще-то, – честно заключил Жермон, – никаких оснований для тревоги нет. Даже если на нас навалятся не пятнадцать тысяч, а все двадцать, мы продержимся до прихода подмоги. Конечно, когда фок Варзов станет у Доннервальда, Печальный язык обретет для дриксов особую прелесть, но до этого еще надо дожить, а время мы уже выиграем.
Будь на месте Придда Вольфганг, Ойген и тем более Карсфорн, в ответ бы раздалась уже хорошо знакомая речь. Отбивший Ворона мальчишка молчал, сосредоточенно глядя поверх блюда с отменно обглоданными костями. Жермон взялся за кувшин:
– Есть очень среднее вино и хорошее – по утверждению Рёдера – пиво. Что будете?
– Я бы предпочел воду, в крайнем случае – среднее вино.
– Считайте случай крайним. О чем вы задумались?
– О Павсании.
Ответ был быстрым и не просто странным, но совершенно непонятным. Парень устал слушать генеральские разглагольствования и вспомнил о своем.
– Прошу меня простить, я имел в виду…
– Павсания, – ухватил за хвост собеседника Ариго. – Понятия не имею, кто это такой, но почему бы о нем и не подумать? Особенно если нельзя встать и уйти, но вежливость доведет вас до несварения. Воспоминания одинокого Катершванца, мои опасения…
– Я довольно много почерпнул из рассказов господина барона. – Если это извинение, то Ойген – южанин. – И я действительно очень неудачно упомянул Павсания. Теперь мне придется объяснить.
– Вам придется выпить. На сон грядущий… Мы с вами засиделись, а это глупо. «Гуси» легли с курами, вероятно, с ними же и встанут.
– Господин генерал, – обормот не только поднял стакан, но и пригубил, – я прошу минуту вашего внимания. Я вынужден рассказать одну историю, но мне не хотелось бы, чтобы она достигла ушей моих бывших однокорытников.
Конечно! Что у Арно на языке, у этого на уме. Ходить, задрав подбородок, и молчать – не значит не чувствовать. Будь все вместе, первая же баталия что-нибудь бы да прояснила, но Сэ с Катершванцами у фок Варзов, а Придд здесь. Нюхает порох не хуже других, но этого никто не видит, вернее, видят не те.
– Я не намерен вмешиваться в поедание шляпы, – усмехнулся Ариго, – но когда дойдет до дела, горчицу виконту Сэ пришлю.
Хоть бы улыбнулся, паршивец! Вот ведь гордость, а вино не такое уж и плохое. Терпимое вино. Для севера, конечно…
– Господин генерал, я вспомнил о Павсании из-за Пфейтфайера, – объяснил Придд и поставил недопитый стакан. Видимо, счел питейную повинность выполненной. – Мы полагаем, что дриксы вообще и противостоящий нам генерал в частности руководствуются трудами Пфейтфайера и опытом принца Бруно. Все, что они делают или не делают, мы увязываем с этой посылкой, по крайней мере, пока не доказано обратное.