Марина стихи Евтушенко слушала, скептическим замечаниям сноба-режиссера внимала, ласково кивала, но глазами искала только Высоцкого. Проницательная Инна Гофф (ну а какой еще быть поэту?) говорила: «Она улыбается всем сразу, но видит только его. А он уже рядом, и они страстно целуются, забыв про нас. Нам говорят, что Марина только что прилетела из Парижа. Они садятся рядом… Она в черном скромном платьице. Румяное с мороза лицо. Золотисто-рыжеватые волосы распущены по плечам. Светлые, не то голубые, не то зеленые глаза… Звезда мирового кино. Колдунья… Вот и его заколдовала… Приворожила… Они забыли о нас. Они вместе. Они обмениваются долгими взглядами. Она ерошит ему волосы. Кладет руку ему на колено. Мы не в кино. Это не фильм с участием Марины Влади и Владимира Высоцкого. Это жизнь с участием Марины Влади и Владимира Высоцкого…»
А когда он пел… Когда он пел, она смотрела на него с восхищением. С выражением неимоверного счастья на лице. Александр Митта видел: «Он поет – она смотрит на него, он замолчит – она гладит ему руку. Между ними все время какой-то ток был. Марина всегда сидела около Володи. Часто – обняв за плечи. И это было такое абсолютное, сказочное счастье двух людей».
Но от приглашений в столичные (загородные) «великосветские дома» Марина Владимировна тоже не отказывалась. Актер Евгений Стеблов рассказывал: «Марина Влади и художник Коля Двигубский как-то заехали на Николину Гору к Михалковым. Никита купил барана по случаю у деревенского парня. Шашлык восхитительный получился в камине – словно в горах среди бабочек и цветов… Обаятельная, рассудительная, в очках, она совершенно не походила на свою колдунью из знаменитого фильма. Завели музыку. Твист. Марина предложила мне танцевать. Я сказал: «Не хочется», потому что стеснялся. Марина, похоже, не привыкла, чтобы ей отказывали, и самолюбиво, по-женски употребила на меня специальное время. Я сдался и твистовал вместе с ней, как мог. Спать разошлись далеко за полночь. Поутру завтракали на веранде: Никита, я и Сергей Владимирович…
За столом все молчали, чувствуя неловкость оттого, что под глазом у Марины был синяк. Спросить ее никто не решался… Что произошло – никто ничего не понимал. Наконец заговорила Марина:
– Как вы можете, Сергей Владимирович! Вы – известный писатель, общественный деятель. В Европе, вообще в цивилизованном обществе это выглядит дикостью! Антисемитизм – дикость и атавизм! Вы антисемит!
Сергей Владимирович был явно ошарашен и видом Марины, и ее монологом. После ее ухода он еще помолчал некоторое время, а потом сказал:
– Вот то-то-то-тоже. Приехала – ест, п-п-п-пьет и еще оскорбляет!
Позже выяснилось, что Марину разозлило какое-то неподобающее высказывание Михалкова-старшего в адрес Лили Брик на приеме во французском посольстве…»
В бездонном русском языке есть такой забавный глагол – «домогаться». Так вот, Влади действительно домогались. Завсегдатаи ресторана Дома литераторов вспоминают один из новогодних вечеров. За праздничным столом сидели Высоцкий с Мариной и Игорь Кохановский. На Влади, естественно, пялились все посетители ресторана. Но особенно упертым оказался писатель Александр Рекемчук. Дождавшись, когда Кохановский выбрался из-за стола и направился в туалет, Рекемчук, не вполне твердо державшийся на ногах, ухватил за рукав автора «Бабьего лета»: «Гарик, познакомь меня с Мариной Влади!» – «Пусть Володя тебя знакомит». – «Да я и с ним не знаком…» – «Ты не знаком?!. А с кем ты ночью за водкой на грузовике ездил?» Вот тут Рекемчук вспомнил: было, да-да, было! И даже песенку покаянную вспомнил:
Забавные в ЦДЛ случались истории. Не менее примечательная произошла с поэтом Сеней Сориным. В тот вечер спутниками Марины Влади были все те же известные дамские угодники и остроумцы Василий Аксенов, Анатолий Гладилин и Георгий Садовников. Сорин был не их круга. Но сомнамбулически бродя по залу, он неожиданно обнаружил прямо перед собой французскую кинозвезду. Приосанился, уселся за чужой столик и… уснул. Бахус шалил. Спустя некоторое время Марина стала прощаться со своими ухажерами, по очереди пожимая каждому руку. Тут Сорин очнулся, увидел протянутую руку и – лизнул. Все обалдели, Марина в том числе. Но Сорин знал, что делает! Он тут же вытащил из кармана химический карандаш и написал на Марининой ладони (на том месте, которое лизнул) свой телефон. Компания расхохоталась, Влади тоже…
Но было не до смеха, когда подвыпивший кинокрасавец Олег Стриженов в присутствии Высоцкого принялся усердно убеждать Марину: «Ну чего ты в нем нашла?!. Ты помотри, кто он такой – коротышка, алкаш. Вот я – мужик!» Недолго думая Высоцкий остудил пыл увядающего секс-символа, легко отправив в нокаут. И заслужил аплодисменты.
Аксенов тоже был «шармирован», по выражению Анатолия Гладилина, Мариной. Как-то они втроем славно сидели в уютном местечке. Смотрели на Влади влюбленными глазами. А она вдруг ошарашила: «Толя и Вася, если бы вы знали, как мне хорошо с вами! Только я одно не могу понять – почему вы оба такие антисоветчики? Вы живете в прекрасном мире социализма и все время его критикуете! Что вам не нравится в Советском Союзе?» Завелась: мол, вы просто не представляете, каково жить на Западе! Безработица, расовое угнетение, равнодушие друг к другу, налоги и так далее. На налоги она особенно ополчилась – ты всегда останешься нищим, если не будешь получать деньги в конверте под столом… Слава богу, молодым прозаикам хватило сметки не спорить о политике с красивой женщиной.
Но когда через пару дней ее в брючном костюме не пустили в ресторан гостиницы «Советская» и порекомендовали гражданке одеться «поприличнее», она закатила истерику и орала на ни в чем не повинного Гладилина: «Как ты можешь жить в этом фашистском государстве? Фашистские законы! Фашистские запреты!»
Гостеприимный дом Макса Леона всегда был открыт для друзей с Таганки. Обычно после вечерних спектаклей и ужина в ВТО все ехали к Максу, пили водку, пели песни. Высоцкий – свои, Золотухин – русские народные.
«Нас с Володькой в театре называли «певчими дроздами», – рассказывал Валерий Золотухин. – Влади наше пение нравилось. И вот мы стали петь и как бы бороться на подсознательном уровне за внимание красивой женщины. Но со мной была моя жена Нина Шацкая. Она увидела, что я чересчур уж разошелся, схватила меня «за барки» и увела. Вот и все… И соперничества между нами не было никакого».
Тем более что наибольшее впечатление (кроме, разумеется, Марины Влади, «существа с другой планеты») на Золотухина произвело обилие экзотических по тем временам напитков…
Но вот ведь незадача – на одну из вечеринок в эту компанию попала, к немалому неудовольствию Высоцкого, Татьяна Иваненко. Увидев новое лицо, Марина изобразила радость: «Как хорошо, что вы пришли!..» Ей уже нашептали о присутствии в жизни Владимира некой актрисы Тани.
Потом говорили: «Танька сидела в кресле, неприступно-гордо смотрела перед собой в одну точку и была похожа на боярыню Морозову». А закончилась вечеринка традиционно – a’la russ, то бишь со скандалом. «Кухонные разборки» затеяла Иваненко, которая заявила Марине, что «ОН мой – и только, и уже завтра он вернется ко мне». Марина проявила характер и сказала, что от такого мужчины, как Володя, она не откажется, даже если ради этого придется лечь на рельсы.
– Ах так? – взъярилась Татьяна. – Так я вам скажу: еще не родился мужчина, ради которого я сделала бы это!
Ошеломленная Марина только разводила руками и повторяла: «Девочка моя, да что с тобой?..»
Высоцкий пытался вмешаться, то затыкал рот Татьяне, то случайно сдернул с шеи Марины колье, и драгоценные жемчужинки рассыпались по всему полу… В общем, было «весело». Угомонились все только часам к трем утра, когда режиссеру Анхелю Гутьерресу удалось все-таки увести Татьяну домой, а Высоцкий поймал грузовой молоковоз и отвез в гостиницу Марину. И в ее номере… благополучно задремал.
* * * Владимир Высоцкий– Лар, проснись… Ну, Лар…
– Слушай, Лешка, отстань. Я спать хочу, – Лариса Лужина приоткрыла один глаз, взглянула на часы. – Побойся бога, два часа ночи.
– Лариса, у нас гости. Вставай, а…
– Какие еще гости? – Она уже окончательно проснулась и требовательно посмотрела на мужа. – Ты с ума сошел? Мы никого не ждем…
Но Алексей улыбался:
– Гости нежданные – Володя Высоцкий и, – он взял паузу, – Марина Влади!
– Что? – Лариса села. – Что ты сказал?
– Высоцкий с Влади! Вставай!
– Ну и что? Подумаешь! – Она закусила удила. – Тоже мне. Не выйду я к ним – и баста! Даже чистого белья не дам. Пусть на раскладушке как хотят вдвоем укладываются. И водку свою пусть сами пьют! Я сплю!
Алексей Чардынин прикрыл дверь за собой и вернулся к гостям: «Вы присаживайтесь, ребята. У Лары, знаете, мигрень…» А Лужина, оставшись одна и отвернувшись к стенке, злилась и шептала про себя злые слова, надеясь, что Высоцкий их если не услышит, то чудом почует: «Так вот ты какой! Два месяца назад я вас тут с Танькой оставляла, а сама два часа потом по холоду гуляла, создавая «интим», а теперь?!. Они же при мне клялись, что никогда не расстанутся… А теперь он с этой фифой французской посмел заявиться! Совсем совесть потерял! Тут что, дом свиданий для Высоцкого?! Жалко, я этому «мужу» Марининому в свое время не дала. Было бы о чем с ней сейчас поговорить…» Она прислушалась. На кухне чуть слышно позвякивала посуда, Володя что-то смешное рассказывал, Марина и Лешка тихо хихикали. Да ну вас всех, решила Лариса, укрылась с головой – и уснула…
Конечно, на Таганке роман Высоцкого и Иваненко ни для кого не был секретом за семью печатями. Да разве мог Владимир Семенович не обратить внимания на очаровательную выпускницу ВГИКа, появившуюся в театре осенью 1966 года?.. Как говорили его друзья, всесокрушающая красота Татьяны завораживала, мгновенно заставляла мужиков вспоминать, что они мужчины, совершать безумные поступки только лишь ради того, чтобы привлечь внимание этой белокурой чаровницы. И тут Высоцкому даже не нужно было предпринимать каких-либо усилий, просто оставаться самим собой. Хотя наиболее проницательные замечали, что его притягивали к Тане холодноватая цельность натуры, сильный характер, ее упрямая уверенность в своей притягательной силе и правоте. Он посвящал ей не бог весть какие поэтические строки:
Но и прозаический парафраз: герой новеллы Высоцкого «О жертвах вообще, и об одной – в частности» – актер Владимир именно в кулисах признавался возлюбленной: «Таня! Я вам звонил! Я так хотел вам сказать, что я вас люблю… Я вас люблю!..»
Что говорить, если даже Людмила Абрамова называла Иваненко самой умной из тех женщин, к которым Владимир был неравнодушен: «Я ею восхищаюсь и ей завидую…» Татьяна же не оставалась в долгу, высоко оценивая редкостную красоту, ум и начитанность Люси.
В то же время многих смущали излишняя прямолинейность, непоколебимость Таниных вглядов и поступков. Представляясь, она обычно предупреждала, что не пьет и не курит, априори открещиваясь от прочих «пороков». Исповедовала всеобщее братство и равенство. На ее поведении, безусловно, сказывались строгие, почти спартанские нравы, царящие в семье профессиональных военных (мама фронтовичка, служила стенографисткой при маршале Рокоссовском, отчим – боевой генерал). На первых порах родных смущала связь дочери с непутевым и к тому же женатым актером, генерал однажды даже выставил Высоцкого за дверь. И тогда Татьяна подговорила Владимира дать для ее родни домашний концерт. Она была уверена: сработает стопроцентно. И угадала, чутье не подвело. Лед настороженности был растоплен. С тех пор Татьянин отчим обожал Владимира. А мама все умилялась: «Они с дочкой гражданским браком жили. Он очень добрым, щедрым, нежным и талантливым человеком был. Вокруг него все паслись… Они приезжали ко мне уже выпивши целой компанией. Я вообще не запрещала. Это его была жизнь… Мне приятно было, что он приходил. Но, когда моя дочь с ним жила, он уже сильно выпивал. Бывало напьется, утром рано встанет, со стоном скажет: «Нина Павловна, куриного бульончика сварите!» Я бегу на рынок спозаранку за курицей, варю, он пьет бульон, а курицу выбрасывает на пол. Но не опохмелялся. Нет, нужно было работать…»
Прекрасно понимая, что красота вовсе не синоним таланта, Высоцкий все же пытался как-то помочь Татьяне взобраться на актерскую орбиту. Она приезжала к нему на съемки «Интервенции», он брал ее с собой в концертные «бригады». Пользуясь дружеским расположением Евгения Карелова, Владимир просил занять ее хотя бы в эпизодике фильма «Служили два товарища». Сочинив песни для картины Юнгвальда-Хилькевича «Внимание, цунами!», Высоцкий поставил условие: роль для Иваненко. Хотя режиссер понимал: «Не ведущая, не звезда, но, безусловно, очень яркая, фотогеничная… То, что она мне нравилась, я Володе говорил. А как может не нравиться женщина необыкновенной красоты – такая фигура, лицо, глазищи! Иваненко – одна из самых прекрасных женщин, которых я вообще в жизни встречал… Однажды, сидя рядом с ней в театре, я попросил поцеловать ее в щеку. Она укусила меня под глаз и сказала: «Я, кроме Володи, никого не целую». Даже поцелуя не могла себе позволить. Гениальная девка!»
Театралам Иваненко запомнилась разве что ролью Женьки Комельковой в спектакле «А зори здесь тихие…»; прочие же таганские роли были из разряда «на подносы», безымянные: 2-я придворная дама в «Галилее», плакальщица в «Пугачеве», подруга дома в «Мастере и Маргарите» и т. п.
Однако «благодаря» Высоцкому она лишилась роли Офелии в «Гамлете». Окольными путями она выяснила, что именно он убедил Любимова, что Наталья Сайко справляется лучше. Иваненко проявила характер и ошарашила Юрия Петровича лобовым вопросом: «Кто у нас главный режиссер – вы или Высоцкий?» Хотя даже близкие подруги были убеждены: «Была б талантлива, обиделась бы, ушла. А она – нет».
Татьяна в «Гамлете» довольствовалась бессловесной ролью Актрисы. А Марина Влади иначе как «актеркой» ее не называла.
При всей своей взвешенности, трезвой рассчетливости Татьяна все же допустила, пожалуй, примерно тот же роковой промах, что в свое время и Людмила Абрамова: переоценила собственные силы и степень влияния на Высоцкого, попыталась им руководить, направлять. Во всяком случае, порой в кругу друзей сам Высоцкий не раз был растерян поведением Таты и собственным бессилием, не зная, что с ней делать. Она могла себе позволить резко оборвать разговор Высоцкого с кем-то из близких приятелей, бесцеремонно скомандовав: «Хватит, пошли». Могла вмешаться и сказать ему: «Эту песню не пой. Давай другую…»
Ей почему-то все время казалось, что все ее хотят, говорил Игорь Кохановский. Явно преувеличивала свое женское обаяние и не стеснялась делиться своими фантазиями с Высоцким. Она-то как раз Владимира со старинным другом и поссорила. Хотя история эта, считал Игорь Васильевич, выеденного яйца не стоит: «Ну, выпили мы лишнего. Ну, поцеловались. Я потом Володе честно во всем признался». А вот более опытный сердцеед, актер Михаил Козаков подобной ошибки счастливо избежал. Когда его, «положившего глаз» на Татьяну, предупредили, что это «женщина Высоцкого», Козаков счел за благо от своих амурных замыслов тут же отказаться: тягаться с таким соперником было не то что трудно – просто опасно.
Геннадий Полока, помимо несомненных достоинств, понимал и недостатки Иваненко: «Может быть, он бы женился на ней, но просто она была человеком нетерпеливым и форсировала события, а таких людей, как Володя, форсировать нельзя. Это не нужно, он нервный человек…»
При этом она оставалась фанатично самоотверженной, преданной, когда кто-то злорадно комментировал срывы Высоцкого или пытался, по ее мнению, обидеть любимого. Когда главный режиссер в «воспитательных целях» заменил в «Галилее» захворавшего Высоцкого Борисом Хмельницким, Татьяна подговорила своих друзей вручить после спектакля новорожденному Галилею веник, увенчанный лентой «Не в свои сани не садись».
Поначалу Таня серьезной соперницы в Марине не видела. Ну, увлекся мужик красивой бабой, кинозвездой. Ничего, перебесится… Но после памятной словесной перепалки с Мариной Влади она предъявила Высоцкому ультиматум: если его встречи с этой заезжей парижанкой не прекратятся, она уйдет из театра и начнет отдаваться направо и налево. Потом стала названивать Владимиру домой. Нина Максимовна, доведенная до истерики, нажаловалась Золотухину и пригрозила, что «если эта сука и шантажистка не прекратит звонить по ночам и вздыхать в трубку, я не посчитаюсь ни с чем, приду в театр и разрисую ей морду – пусть походит с разорванной физиономией… Валерочка, помоги, надо поскорее разбить его романы… Тот, дальний, погаснет сам собой (все-таки – расстояния), а этот, под боком, просто срочно необходимо прекратить. Я узнала об этом от Люси совсем только что и чуть не упала в обморок».
Параллельные романы с Иваненко и Влади разрывали сердце Высоцкого напополам. И он ничего не мог с самим собой поделать. «У Тани к Володе была какая-то нездоровая, жертвенная любовь, – вспоминали ее знакомые. – Еще тяжелее ему стало, когда в его жизни появилась Марина Влади. Потому что даже тогда он не мог себе позволить окончательно порвать с женщиной, которая всю себя посвятила ему… Влади не могла дать ему того душевного покоя, тех бесконечных ночных разговоров «за жизнь», того тепла, которые дарила ему Иваненко. А Высоцкий, как всякий мужик, нуждался не только в красивой жизни, но и в домашнем уюте. Татьяна же любимому прощала то, что другим вряд ли простила бы».