– А я не тороплюсь. Я тут свои дела уже в основном закончил. А до вечернего спектакля еще вагон времени. Да и прекрати мне «выкать», я еще не настолько стар.
Посмеялись.
– А где ты, в каком театре? – поинтересовалась «скандинавская гостья».
– Там же, на Таганке!
– О, я много слышала, но бывать у вас еще не приходилось.
– Все! Беру на себя обязательство: ты посмотришь все наши спектакли. А начнем с «Гамлета».
– И кто же Гамлет?
Высоцкий сделал вид, что обиделся:
– Он сидит рядом с тобой.
– Ух ты! – искренне удивилась Ирина.
Они поговорили еще о том о сем, вспомнили общих знакомых: «А как там Севочка Абдулов? А Жора Епифанцев?..» Потом она спросила:
– Володь, вот ты тогда свою песню пел, помнишь? Ну, в этом клубе КГБ, где мы репетировали… «Парус», по-моему, песня называлась. А ты еще что-нибудь написал? Поёшь, нет?..
Она не ожидала от Высоцкого такой бурной реакции: он был просто в шоке. Схватил ее за руку:
– Тебя мне сам бог послал! Ты правда ничего больше моего не слышала?
– Да нет, откуда? Я же говорю: жила за границей. А там никого из наших знать не знают…
– Это прекрасно! – возбужденно произнес Высоцкий. – Нет, то, что нас не знают, конечно, паршиво. Но это «временные трудности». А прекрасно то, что ты меня ни разу не слышала. Ты же для меня просто находка. – Он на мгновение задумался. – Слушай, а у тебя как со временем?
– Нормально. Занесу вот сценарий – и свободна. А что?
– Отлично! Пойдем отдадим твой сценарий. Скорей! А потом поедем ко мне, на Матвеевскую.
– Это еще зачем?
– Я буду тебе петь!
– Поехали!
Пока добирались до Матвеевской, где снимал квартиру Высоцкий, Ирина без передыху щебетала, рассказывая ему свою историю:
– Когда я тебя первый раз увидела в этом кагэбэшном клубе перед репетицией, возненавидела всеми фибрами души, ей-богу. Ты же все к кому-то все время цеплялся, острил, издевался. В общем, запрезирала тебя со всей моей детской категоричностью. А вы там с ребятами – Геной Яловичем, Епифанцевым, Абдуловым – хотели что-то вроде театра организовать. Помнишь?.. Ну вот, а я как-то пришла на репетицию и вдруг слышу – кто-то здорово поет хрипатым голосом: «Парус, порвали парус! Каюсь, каюсь, каюсь…» Влетаю – опоздала немножко, – все кучей стоят, слушают. Проползла между ними и вижу, что это тот самый, ненавистный мне… И ляпнула: «Ну, надо же…» А ты как раз петь закончил, посмотрел на меня: «Ну, что?» Я говорю: «Надо же, такой противный – и такую песню спел». И ты расхохотался на весь клуб… Помнишь?
– Конечно, – кивнул Высоцкий. – Ты мне сразу очень понравилась.
– Ну вот, а потом после нашей родимой школы-студии, – Ирина невесело усмехнулась, – поработала в «Ленкоме», у Гончарова в «Маяковке». Натерпелась от баб – ужас!.. Везде за спиной слышала: «Конечно, ЭТА из «Доживем до понедельника» сразу все роли заграбастала». – «Так она же со всеми режиссерами спит!»
– Бывает. – Владимир погладил ее по плечу.
– А потом я поломала ногу и влюбилась…
– В хирурга? – тут же подхватил Высоцкий.
– Ну почему именно в хирурга? – рассердилась актриса. – В музыканта. Я после своих переломов только-только начала ходить, и друзья повезли меня на польскую выставку. А там выступали «Бизоны». Помнишь такую группу?
Высоцкий отрицательно покачал головой:
– Не-а.
– Да, так вот, в самого главного из них, Збышека Бизоня, я и влюбилась. И нет чтобы ограничиться красивым романом, зачем-то поперлись в загс. Уехали в Польшу…
– Извини, – перебил Высоцкий и обратился к водителю: – Там, на светофоре, направо.
– Я помню, Владимир Семенович, – отозвался таксист. – Не первый раз встречаемся.
Ирина притихла, с некоторым недоумением посмотрела сначала на шофера, потом на своего спутника. Но продолжила:
– Я даже представить себе не могла, что в Польше меня так хорошо знают. Наш «Понедельник», оказывается, там пользовался бешеной популярностью. Замучили интервью, снимки на обложках журналов стали появляться, предлагали работу в театре.
– А язык? Для меня эта тема… – заинтересовался Высоцкий.
– Знаешь, от природы для меня языки – не проблема, – похвасталась Ирина. – Далеко еще?
– Да нет. А ты что, боишься, что не успеешь все рассказать?
– Не измывайся над моей болтливостью! – Ира шутя шлепнула его по руке. – Я очень скоро уже могла и репетировать, и играть и на польском, и на английском. Но толком никуда не могла пристроиться – у мужа был свой жесткий гастрольный график, и нам пришлось надолго уезжать – то в Швецию, то в Англию. Шведский язык, кстати, я так и не одолела. А посему занималась исключительно домом и жутко тосковала. А какой быт у гастролеров, ты, наверное, знаешь.
– Да как тебе сказать, – неопределенно ответил Высоцкий. – Так, краем цепляюсь то за борт самолета, то за подножку вагона, то за трап корабля. Съемки, концерты, гастроли…
– Вот-вот, – подхватила Ирина. – И у «Бизонов» было так: номер забит аппаратурой, чемоданами, все время в боевой готовности: едем – не едем.
– Все! – объявил Высоцкий. – Мы уже никуда не едем. Приехали, выходи…
Пока поднимались по лестнице, Владимир вполголоса напевал:
– Что? – не поняла Ирина.
– Да так, – улыбнулся Высоцкий, – просто строчки вспомнились. Потом покажу…
Квартира Высоцкого ей понравилась: не слишком большая, уютная, обжитая. Хозяин усадил ее в кресло, принес шампанское, они выпили. И началось! На нее обрушился целый шквал песен. «Я для него была как чистый лист, – позже рассказывала Ирина. – И подружились сразу – насмерть просто. Стали часто видеться. Но это были отношения хороших друзей, не более».
Однажды он попросил Ирину и Севу Абдулова посидеть с ним пару ночей. Что-то у Высоцкого не ладилось с «Алисой в Стране чудес».
– Ну а мы-то чем поможем?
– А я на вас буду тексты проверять…
Печерникова с Севой остались на кухне, сидели тихонько, трепались, потягивая то «Хванчкару», то джин с тоником. Время от времени там появлялся Высоцкий и читал им новые строки:
И опять надолго исчезал…
Ей хотелось верить: «Я кожей ощущала, что я ему нужна… Может, я казалась ему похожей на Алису из Страны чудес. Не знаю… Был ли он в меня влюблен? Наверное, немножко, если это длилось несколько месяцев, и каждый день я приходила на его спектакль или сидела у него дома. Я его обожала, даже боготворила. За то, что со своей горы Афон разглядел меня, посадил на ладошку и опустил рядом с собой на вершине…»
Высоцкий бывал в ее доме, поддерживал дружеские отношения с Ириными родителями. Мама до слез ухохатывалась, слушая «Товарищи ученые», вспоминая свои поездки «на картошку». Папа был растроган, получив в подарок из рук автора пластинку с военными песнями. А Владимир загадал ему загадку: «Там в песне «Тот, который не стрелял» есть пара строк о вашей дочери». Отец внимательно послушал песню, а потом сказал: «По-моему, угадал – «Он не в такт подпевал, он всегда говорил про другое…» Ира засмеялась: «Я тоже всегда «не в такт».
А однажды Владимир Семенович приехал к ней – и сразу к отцу: «Можете отдать мне ваше чадо на трое суток?» – «Как это?» – «Ну очень надо! Верну в целости и сохранности». – «Ну, если очень надо – пожалуйста». Поехали в аэропорт. Ирина думала: встречать кого-то. Но как-то незаметно для нее они оказались в самолете, взлетели. «Я болтаю, он шутит, смешит меня… И тут я спрашиваю: «Володя, а куда мы летим?» Он начинает хохотать: «Слушай, а почему ты только сейчас спросила?..»
Приземлились путешественники в Адлере, потом перебрались в Гагры, оккупированные киногруппой фильма «Плохой хороший человек». Высоцкий определил Иру в какой-то домик, сам умчался на съемки. Вечером заехал за ней, и они рванули в Сухуми. Там был его концерт, ради которого он, собственно, ее и привез. Не обращая внимания на зал, он пел ей. А она сидела с пылающими щеками.
Подобные отношения, чуть-чуть «над обычными», конечно, не могли длиться вечно. Когда Владимир попытался их изменить, и довольно-таки решительно, – ничего не вышло. Ирина объясняла: «Он был для меня как сказочник, а не-сказки мне не хотелось… И резко все оборвала». Накануне очередного приезда Влади в Москву Ирина в лоб спросила Высоцкого, любит ли он Марину. Владимир честно ответил: «Люблю». «И все, – рассказывала Печерникова. – Наше Зазеркалье мгновенно разлетелось на мелкие стеклышки. И я вместе с ним. Володю это жутко разозлило. Все это было безумно страшно, больно, и я исчезла…»
Высоцкий, конечно, обиделся. Он не привык, чтобы его оставляли женщины. Обычно он уходил первым.
Долгое время Ирина и Владимир не встречались и даже не перезванивались. Но слепая и бездушная киносудьба свела их вместе на съемочной площадке фильма «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Причем в любовной сцене: Высоцкий должен был швырнуть ее, графиню Лауру де Кавеньяк, на роскошное ложе, где и предстояли «африканские страсти»… А тут еще в разгар съемок случилась беда – Ира в который уже раз сломала ногу. Ей месяц искали замену, но подходящей кандидатуры так и не нашли: в уникальное, специально для героини Печерниковой сшитое платье, никто не умещался. В итоге Александр Митта приехал к Ирине домой, принялся уговаривать. Она отнекивалась: «Мы же там бегаем по лестницам, а я еле-еле на одной ноге стою!» – «Ничего, Владимир Семенович тебя на руках будет носить…»
И арап Петра Великого действительно носил ее с гипсовой ногой. Стиснув зубы, молчал. Камера работала, режиссер близоруко щурился и благодарил за работу. Но вот сцена безумной страсти у них никак не получалась. Митта безумствовал: «У меня «Кодак»! Семь дублей запороли!» Профессионализм все-таки взял свое. Эпизод сыграли. Но к миру и согласию так и не пришли.
Потом она несколько раз звонила Высоцкому, но он все время бросал трубку. Случайная встреча на вокзале тоже радости не принесла. Ира что-то сказала и вместо ответа получила заряд ярости: «Таких злых, ненавидящих глаз я никогда не видела – обошел меня, как чуму какую-то… Я потом неделю болела… Не простил меня Володя».
Беззаботные дни для Ирины длились недолго. Ее настигла лавина трагических потерь: сначала умерла мама, следом любимый учитель – художественный руководитель Малого Михаил Царев, погиб муж, актер Александр Соловьев. Депрессия, страх, что «я никому не нужна. Я привыкла, чтобы меня любили зрители. И меня любили, я это чувствовала… А уже столько лет меня не любят… Наверное, я забрела не туда… Значит, надо все сбросить и начать с нуля. Иначе задохнусь. Уже силы на исходе…»
* * *Кэрролловская Алиса воистину умела творить волшебства в Стране чудес, где «по дорогам разные истории случаются и бегают фантазии на тоненьких ногах». В предыдущей новелле шла речь об Ирине Печерниковой, которая одним своим присутствием помогала Высоцкому сочинять песни для дискоспектакля. А каких сил стоило Марине Влади убедить мужа отложить в сторону все дела и всерьез заняться великой сказкой всех времен и народов!
«Уговаривали мы Володю невероятно долго, – рассказывал Абдулов, – и помогла в этом Марина. Она приехала, начала объяснять Володе, что это лучшее произведение из тех, которые написаны для детей. Дети всего мира читают это, и это будет замечательная работа… И уговорила его…» По мнению критика Натальи Крымовой, это «был штурм… Это была лекция о мировом значении Льюиса Кэрролла, о предрассудках, мешающих восприятию классики, и о многом другом, касающемся поэзии… Марина Влади выказала здравый смысл. И Высоцкий погрузился в чужеземную сказку…»
Но вот куда сейчас повлечет Алиса? Конечно же, туда, где тексты песен выпорхнут с листов бумаги и обретут звук, то есть приведут их автора Владимира Высоцкого в фирму «Мелодия».
А далее? Посмотрим. Ведь
…Женя Лозинская сидела в небольшом холле на втором этаже офиса «Мелодии», доставшегося фирме грамзаписи в наследство от старой англиканской церкви. Прихватив журнальчик, она вырвалась на долгожданный перекур. Черт, надо было бы все-таки набросить шубку, подумала она, зябко передергивая плечами. И чашечка кофе сейчас бы не помешала. Что за дурацкие правила завело начальство: в служебных кабинетах не курить, а кофе пить либо за рабочим столом, либо в столовой. А кофе без сигареты – просто деньги на ветер!..
По мраморной лестнице решительно поднимался невысокий человек. Не сбавляя шага, будто направлялся именно к ней, мужчина приблизился и неожиданно дотронулся до роскошной Жениной прически.
– Какие прекрасные волосы, – сказал он.
– Хамите, парниша, – спокойно ответила Лозинская и больно шлепнула нахала по руке.
– Но волосы в самом деле прекрасные, – не унимался мужчина.
– Я сама знаю, но если каждый их будет трогать!.. – возмутилась она, чувствуя себя хозяйкой своей территории.
– Я не каждый, я – Высоцкий!
– Скажите, пожалуйста, а я – Лозинская! – встряхнув пышной гривой, девушка постаралась максимально независимо удалиться.
Буквально через несколько минут к Елене заглянул Олег Герасимов[7]: «Жень, выгляни-ка на минутку».
Лозинская кивнула и вернулась в холл. Там стоял все тот же незнакомец. Он улыбнулся: «А я ее знаю! Она – Лозинская, и у нее прекрасные волосы. Не правда ли, Олег Георгиевич?» У Герасимова явно не было никакого желания продолжать светскую беседу: «Да-да, ей все тут об этом говорят. Но, ребята, не будем отвлекаться. Давайте ближе к делу. Женя будет редактором моей, то есть нашей «Алисы в Стране чудес». Женя, тебе, конечно, не нужно представлять Владимира Высоцкого? Кстати, он мой бывший ученик в школе-студии. И я хочу, чтобы именно он писал песни к «Алисе». Все понятно?..»
Понятно. Особенно Лозинской, до которой наконец дошло, что это тот самый Высоцкий, чьи песни она не раз слышала на магнитофонных записях, а некоторые даже знала наизусть. Женя была поклонницей Таганки, многие актеры записывались на «Мелодии», вручали ей контрамарки. Смехов даже каламбурчик свой подарил: «Лозинская Женечка «Таганки» выдвиженечка». Но вот с Высоцким встречаться не приходилось.
Началась работа. Высоцкий написал для «Алисы…» 27 песен! Вернее, даже больше, но две не вошли в окончательный вариант из-за жесткого хронометража дискоспектакля.
Сценарий «Алисы…», рассказывала Лозинская, не утверждали более года. Ей пришлось вынести его обсуждение на заседание худсовета. Высоцкому велели туда ни в коем случае не приходить: «Не будите спящую собаку». Запев был за детской писательницей Лидией Лебединской. Она приводила яркие примеры из поэзии Хлебникова и Хармса, убедительно говорила о непосредственности детского воображения. Известные литераторы и музыканты, входившие в худсовет, люди добрые, умные и тонкие, Лебединскую поддержали. А Евгении Лозинской руководство студии сказало: «Ладно, Женя, давайте действуйте. А там – видно будет… Но коль вы – ответственный редактор, стало быть, под вашу персональную ответственность!»
Она была счастлива!
Конечно, наибольшие опасения вызывали тексты Высоцкого. Иносказательность его песен тогда, в середине 70-х, была непонятна разве что слепоглухонемым. Профессиональные литературоведы даже пустили в оборот постыдное определение – «неконтролируемый подтекст». Взять хотя бы…
«Володя постоянно присутствовал на записи пластинки, – вспоминала Евгения, – старался не пропускать ни одной смены и ревностно следил за процессом, вмешиваясь только при необходимости».
Олег Герасимов даже не сомневался, что Высоцкий сам исполнит большую часть своих песен. Но не тут-то было! Владимиру Семеновичу хотелось быть только автором большого, двойного альбома, изданного Всесоюзной студией грамзаписи «Мелодия», который вполне можно было бы сравнить, скажем, со сборником стихов, опубликованным «Молодой гвардией» или «Советским писателем». Дискоспектакль стал бы ступенькой к официальному признанию Высоцкого как поэта!
И режиссер, и Лозинская его понимали, но с исполнителями начались проблемы. Актеры, работавшие над своими персонажами, никак не могли попасть «в такт» песенным монологам. Перепробовали многих студентов «Гнесинки», артистов оперетты – все впустую. В конце концов, Герасимов понял, в чем загвоздка: песни Высоцкий писал все-таки «под себя», иначе просто не мог. Вновь начались долгие уговоры, чтобы именно автор все-таки исполнил ключевые «партии». Ему пришлось согласиться. Но он тут же предложил, чтобы песни Алисы вместо актрисы Галины Ивановой исполняла Клара Румянова.
Смена за сменой, смена за сменой… Совместная работа сближает. А возникающая при этом взаимная симпатия? Сближает абсолютно!
Женя ощущала усиление массированной атаки Высоцкого на нее. «Положение мужа Марины Влади не слишком мешало Володе постоянно за кем-то ухаживать, – осуждающе качала головой Евгения. – Он привык, что за ним любая побежит на край света без оглядки, и мое нежелание пойти ему навстречу, кажется, задевало Володино самолюбие. Несколько раз он пытался пригласить меня куда-нибудь, но я отказывалась – я ведь была замужем и любила мужа. Тогда Высоцкий стал придумывать разные хитроумные комбинации. Вот сижу на работе – и вдруг в дверях он, хотя записи сегодня нет. Вид – озабоченный, даже сердитый. Говорит: «Собирайся, срочно!» – «Что случилось? Мне вообще-то некогда». – «Слушай, мне самому некогда! Совершенно нет времени! Но как скажешь Юрию Трифонову? Великий писатель, что ни говори! Так вот он надумал записать пластинку, а я ему сболтнул про тебя. Теперь он требует немедленно вас познакомить. Через час он ждет нас в «Национале». Собирайся, поехали». Разумеется, я бросила все свои дела, мы сели в Володин «Мерседес» и помчали в «Националь».
Разумеется, классика в ресторанном зале не оказалось. «Наверное, опаздывает. – Володя делает вид, что и сам удивлен. – Ты пока заказывай все, что хочешь». – «Только кофе». Ну а потом мы сидим и гадаем, куда же запропастился Трифонов. Проходит полчаса, час, два… Тем временем Володя расточает в мой адрес комплименты, пытается обаять, рассказывает смешные истории. А я сижу как на иголках. Тут Высоцкий и говорит: «Жень, должно быть, что-то случилось, вообще-то Юрий Валентиныч – обязательный человек. Ну ладно, познакомишься с ним в другой раз. А сейчас давай поедем в гости к моим друзьям». Я отказалась и поехала домой, так ничего и не поняв. Догадалась я, в чем дело, только когда Высоцкий проделал тот же трюк во второй раз. Но сердиться на него было просто невозможно!»