– У нас там прекрасная сцена была, – позже говорила Влади, – где мы под снегом, флирт такой… И в конце концов, он меня целует. Он там очаровательный просто, и сцена получилась очень красивая…
Низкий поклон вам, милая мадам Марта.
* * *Но безвозвратно канули в Лету и некоторые иные творческие проекты. «У Высоцкого, – вспоминал Михаил Жванецкий, – была мысль сделать русско-французскую программу «Москва – Париж»: «Миша, я пою и говорю по-русски, Марина – по-французски. Мы оба на сцене – ведем концерт. Московский мюзик-холл часто играет в Москве – ну что может быть лучше?»
Да ничего! Разве только «Голубой огонек», ведущими которого были бы Влади и Высоцкий! На советском телевидении «Голубые огоньки» в 60 – 70-е годы были, как говорят нынче, культовыми, хитовыми передачами. Ни одного выпуска «огоньков» не пропускал сам Леонид Ильич Брежнев. Как вспоминала их создатель, режиссер Эльвира Бенкендорф (работавшая в эфире под невинным псевдонимом Озерная), однажды у нее возникла такая крамольная идея. «От жены Коли Гринько я узнала, что Марина должна приехать в Москву. И главный наш начальник – Лапин – спросил только: «Вы думаете, это будет кому-то интересно?» – «Да, – говорим, – думаем». – «Делайте!» Мы довогорились с Высоцким – он должен был написать половину сценария, подобрали приблизительный репертуар. Буквально за месяц приходим на окончательное утверждение плана, и вдруг Лапин говорит: «А кто ведущий? Марина Влади и Высоцкий? Какой дурак вам это разрешил?» Мне так хотелось ответить: «Этим дураком были вы…» За Высоцкого и Марину Влади мне стало очень обидно и не захотелось работать…»
* * *– Высоцкий, ты что, совсем с ума сошел?! – на всю студию гремел мосфильмовский звукорежиссер Виктор Бабушкин. – Ты что это делаешь-то, а?..
Войдя в холодную, неотапливаемую студию, он обнаружил скукоженную, почти окоченевшую французскую кинозвезду, которую не спасало модное пальтишко.
– Мариночка, пойдемте-ка со мной, к нам, в операторскую. Там теплее, отогреетесь. Да не волнуйтесь вы так, никуда он от вас не денется, не убежит…
Бабушкин привел до костей продрогшую парижскую девушку в аппаратную.
– Сейчас чаек будет… Света, займись-ка… Вот у нас печеньице имеется, конфетки для почетных гостей. Угошайтесь… Курить? Да пожалуйста! Для вас – все тридцать три удовольствия!
Заметив, что Марина начала наконец-то отходить, вот и щечки порозовели, и голосок прорезался, Бабушкин уселся напротив. Он устал, смена уже заканчивалась. А баллада об уходе в рай у Высоцкого никак не клеилась. Мастер видел огрехи – Володя часто сбивался с ритма, порой неожиданно отступал от своего же текста и тут же обрывал запись. А замечаний профессионалов слушать не хотел, отмахивался: мол, сам знаю!.
– Мариночка. – Бабушкин, старый лис, решил воздействовать на Высоцкого через нее. – Вот вы же актриса…
Влади уже даже улыбалась: «В общем-то да. И даже сама пою…»
– Ну вот. Значит, поймете… Вы должны как-то повлиять на Володю. Вот здесь, – он взял текст баллады и показал, – мне кажется, нужно по-другому начать, как-то доверительнее, ведь он же непосредственно к человеку обращается: «Вот твой билет, вот твой вагон, все в лучшем виде одному тебе дано…» Теплота нужна, кстати, вот как вам сейчас. А вот в этом месте нужно бы ускорить темп… Но он же слушать никого не хочет!
– Ясно, я поняла. – Марина поднялась со своего крутящегося креслица. – Я с вами согласна, Виктор. Сейчас я с ним поговорю.
Она вернулась в студию, которая была перед Бабушкиным как на ладони, потрепала Высоцкого по плечу, что-то сказала. Он улыбнулся и повел ее куда-то в глубь павильона. Пошептались они, пошептались, видел звукорежиссер, деликатно отключив все студийные микрофоны, и Высоцкий вернулся к своему рабочему месту совершенно другим человеком. Махнул рукой: «Давайте сначала!»
Сопровождая мужа на натурных и павильонных съемках, Марина при малейшей возможности старалась присутствовать даже при «озвучках». Видя ее сквозь звуконепроницаемое стекло, Владимир вопросительно приподнимал брови: «Ну как?» – а она в ответ либо качала головой, либо прикрывала глаза, и по ее губам он читал: «Люблю».
Естественно, когда наконец-то забрезжила возможность выпустить диск-гигант Высоцкого на студии «Мелодия», они забыли обо всем на свете. Во-первых, считала Марина, «если пластинка выйдет, это будет своего рода признанием твоего статуса автора-композитора. И потом – мы довольно скромно живем на твою актерскую зарплату, так что лишние деньги не помешают…»
«Первое, что брало в плен – аж мурашки по коже, – рассказывала Людмила Гурченко, – его голос. Его голос и внешность для меня долго существовали отдельно. До того дня, как я увидела его вместе с Мариной Влади. Они были на фирме «Мелодия». Богиня экрана обаятельно, деловито, с напором доказывала, что нужно выпустить «гран-диск» Воледи». «Мариночка, Мариночка…» – останавливал ее Володя своим чудным голосом.
Да, действительно Володя был другим. Красивым, высоким, и неземная Марина не казалась рядом с ним большой, затмевающей. И пел он по-другому. В его голосе появились такие нежные, щемящие обертоны… «Воле́дя, спой еще! Ой, Воле́дя, что ты со мной делаешь?!.» И обнимала его, и голову ему на плечо укладывала… От этой пары исходило такое сияние, что – ну не знаю – если на свете и есть настоящая любовь, то, ей-богу, это она!»
Работал Высоцкий очень легко, рассказывал звукорежиссер фирмы «Мелодия» Игорь Вагин. А вот с Мариной, конечно, повозиться пришлось. Вполне возможно, что на Вагина действовали отвлекающие факторы: «Марина на диванчике сидела… Ноги мне ее запомнились, такие красивые, в тончайшие чулки затянутые. Очень элегантно у нее получалось почесывать одну ножку другой. Я так понял, что у них тогда самая любовь была… Представляешь, моль огромная откуда-то вылетела и прямой наводкой к Влади. Высоцкий так ретиво ее от насекомого спасал, что даже аппарат нам снес «Штуцер 37»…»
Союзный министр культуры Демичев, принимая Влади и Высоцкого, угощал чаем, рассыпался неуклюжими комплиментами и клялся-божился сделать все, чтобы ускорить выпуск двух их дисков (одного сольного Владимира и второго, где несколько песен звучало в исполнении Марины). Но когда после смерти Владимира Марина Владимировна вскользь поинтересовалась судьбой заветных записей, ее грубовато отшили: «А кто вы теперь такая? Так, вдова…»
«Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»
Марина учила его, как нужно правильно относиться к женщинам, подмечали друзья. Володя же был дворовый московский пацан. И по воспитанию, и по восприятию жизни. Но с течением времени становился все более галантен, доброжелателен, учтив. «Он мог любую, в общем-то ничего собой не представляющую девчонку, если та ему нравилась, поднять до своего уровня, – считал Валерий Янклович. – Он начинал так к ней относиться, что она начинала чувствовать себя королевой. И иногда его девочкам начинало казаться, что они действительно стали королевами. Но проходило время, он так немножко плечи приподнимал, и они, эти девочки, словно бы скатывались и пропадали. Все пропадали. Кроме Марины».
Особым вниманием Высоцкого пользовались балерины и манекенщицы.
Кинорежиссер Геннадий Полока вспоминал, как где-то году в 70-м он пригласил к себе домой гастролирующих в столице солистов (в основном, конечно, солисток) Кировского театра: «Ко мне приехали Высоцкий с Золотухиным. Все балетные звезды сидели высокомерные, хорошо одетые, устало развалясь, лениво жуя бутерброды и о чем-то перешептываясь. Ну, знаете, люди, которым не о чем говорить, но надо сохранить позу значительности. Высоцкий пришел, посмотрел на них, на Золотухина, поерзал немножечко, не понимая своего положения: то ли они хотели, чтобы он запел, то ли они действительно не знают, о чем говорить. Я-то подумал, что они просто боялись его – просто сидеть и есть можно, но разговаривать при Высоцком – это неестественно… Но держали себя чрезвычайно высокомерно. Это продолжалось час. Все было съедено и больше нечего было делать. Высоцкий рассказал один анекдот, потом какого-то московского балетного солиста изобразил, затем рассказал второй анекдот, они стали хохотать, потом повторил те же анекдоты, но с другим ходом актерским. Они опять захохотали. Потом в третий раз рассказал эти же анекдоты голосом какого-то известного актера. Они уже были просто счастливы. Потом в темпе запел, потом в темпе рассказал про какую-то репетицию, потом в темпе разыграл что-то с Золотухиным, потом, не сбавляя хода, без паузы, спел, причем пел в основном комический репертуар. Те хохотали без передышки. И когда, отхохотавшись, они успокоились, Высоцкого в комнате не было. Вот такое общение с балетом… На лицах у них была благость, какая бывает у набожных людей, когда им почудилось видение: что-то пролетело…»
Не зря питерский же хореограф Эдвальд Смирнов, обращаясь к дамскому полу, говорил: «Представьте, каким ярким, главным событием в жизни женщины мог быть даже однодневный (!) роман с Высоцким… Высоцкий был очень нежным и трогательным. За внешней резкостью скрывался совсем другой человек… От него женщины должны были сходить с ума. Представьте, Высоцкий сидит напротив, играет на гитаре и смотрит вам в глаза… По-моему, от этого можно было сойти с ума…»
В моей жизни была одна-единственная ночь с Высоцким, признавалась балерина, народная артистка России Алла Осипенко. Но такая ночь, какой, вероятно, больше ни у кого не было!
На актерскую вечеринку в Питере Высоцкого затянул Геннадий Воропаев, с которым они сдружились еще со времен «Вертикали». «Я, возможно, Высоцкого бы и не запомнила, если бы остаток ночи мы не провели вместе, – рассказывала Алла. – Какого-то яркого впечатления от его пения у меня не осталось. Не пил. Да и вообще Высоцкий показался мне очень замкнутым, даже мрачным человеком. В его поведении чувствовалось некое напряжение…»
Алла тоже к рюмке не прикасалась – была за рулем. Да и настроение было не то – с мужем Геннадием Воропаевым как раз нелады. Под утро засобиралась домой. Ее попросили подвезти Высоцкого к гостинице «Октябрьская». Она согласилась, но с неохотой: не хватало еще этого мрачного попутчика. «Он попросил меня покатать по городу, показать ему не парадный Ленинград, не тот, что показывают каждому приезжему. Возила и к Новой Голландии, и на Кировские острова, показывала какие-то переулочки, Петербург Достоевского, – рассказывала балерина. – На Крестовском острове подвезла к дому, где до революции был офицерский бордель. Володе захотелось заглянуть внутрь. Мы вошли в парадное. Там еще сохранился камин, помещение, где размещались апартаменты бандерши. Поднялись на второй этаж – длинные коридоры и множество дверей…
А затем в машине Высоцкий, которого, как моего Воропаева, женщины называли «переходящим Красным знаменем», вдруг принялся уговаривать меня не уходить от мужа! Я удивилась: «Володя, а почему вы меня уговариваете?!.» – «Поймите, Алла, у вас с Геной есть сын! А дети – это же самое главное, что может быть в жизни человека! Все остальное – преходящее!.. Алла, вы не имеете права разводиться!»
И это говорил Высоцкий?!.. Она с ним спорила, приводила свои резоны. И разговор затянулся до половины седьмого утра. У гостиницы Высоцкий сказал ей на прощание: «А вы все-таки хорошенько подумайте…»
Зато Валерий Золотухин описывал традиционную вечеринку: «30.04.1972. Поехал к Хмельницкому, где они с Володей приготовили пир… Хмель окружен был манекенщицами, под стать только ему – под потолок. У Высоцкого от такого метража закружилась голова, и он попросил никого не вставать. Досидели опять до четырех… Вовка много пел».
Старинная киевская приятельница Семена Владимировича Высоцкого Нелли Килерог (Горелик) стала невольным свидетелем успеха Высоцкого-младшего у «всего слабого женского пола» во время гастролей Театра на Таганке осенью 1971 года в столице Украины: «Он высказал желание поехать со мной на съемки моделей одежды (в то время я была заведующей редакцией журнала «Краса і мода»). Когда автобус уже должен был отъехать, в салон вошел Володя. Все манекенщицы от неожиданности и восторга замерли – сцена напомнила мне финал «Ревизора».
Нет, не зря поэт восхищался манекенщицами:
Одна известная в свое время модель как-то в теплой компании клялась, что, когда смотрит на Высоцкого с гитарой, слышит звук его голоса, испытывает оргазм. Бывают аномалии… Красавица Ольга, подвизавшаяся «на подносах» в Театре сатиры, всем обещала, что она свою девственность отдаст только Высоцкому. И ведь добилась своего!
«Здравствуй, дорогой Владимир! Я тебя люблю! Ты у меня всегда стоишь перед глазами. Я бледнею от одной мысли, что ты будешь держать это письмо в руках…
Мне все равно что ты напишешь, лишь бы увидеть строчки… Прихожу из школы и слушаю твои песни… Липатникова Ольга, ученица 10-го класса, 17 лет. Омск, 28 ноября 1968 г.»
Особняком в строю прекрасных балерин и манекенщиц стояла тогдашняя принцесса подиума Дома моделей на Кузнецком Мосту Галина Бирюкова, которая уверяла, что «Влади сама толкала меня к Высоцкому».
К моменту их знакомства, по словам Галины, вопрос о его женитьбе на Марине был уже решен. Но: «Словно какая-то сила влекла меня к нему… Часов в 11 раздается звонок в дверь, на пороге – Высоцкий: «Галя, я долго ходил мимо твоих окон, свет горит, значит, ты еще не спишь. Вот и решился к тебе подняться, завтра уезжаю на гастроли, хочу с тобой попрощаться». Я пытаюсь что-то сказать, а Володя не слушает. Притягивает меня к себе и целует. Я вырвалась. Володя смутился и ушел…
Влюблена в него была… Да разве в него можно не влюбиться? И в то же время боялась его страшно. Ясно было – сопротивляться бешеному напору этого человека я не смогу. А ведь у меня муж, семья, налаженная жизнь, которую Высоцкий может сломать, смять, пустить под откос… Володя несколько раз предпринимал попытки у меня остаться, но я из последних сил держала оборону. И в то же время мне совсем не хотелось порвать эти отношения, такие головокружительные и захватывающие…»
Он удивлялся:
– Галь, а ты что, совсем мужу никогда не изменяешь?
– Что ты, нет, конечно!
– Чудная ты какая-то…
– Володя, хочешь чаю?
– Галя, пей сама свой чай…
Но была какая-то авантюрная поездка в Таллин. Бар, разноцветные свечи на столах, гостиница… Наутро Володя долго молчал. Потом взял с телефонного столика фирменный гостиничный бланк и стал быстро что-то писать. Закончив, протянул ей листок: «Стихотворение «Это было в отеле», тебе посвящается!»
Потом, уже в Москве, как-то совершенно случайно встретились. «Как дела?» – «Да вот, с мужем развожусь». – «А что такое?» – «Призналась ему, что ты был моим любовником». – «Галь, а разве я был твоим любовником? Ты хоть знаешь, что такое любовник?!.»
Со временем Галина осознала: «Мы с Высоцким совершенно не подходили друг другу. Ему нужна была женщина, которая была готова за него бороться каждую минуту, снова и снова его завоевывать. Марине Влади это по плечу, а мне – нет. Недаром она сразу поняла, что я ей не соперница».
По мнению Золотухина, «Высоцкий не требовал особых благ себе в жизни, особой зарплаты, одежды особой, еды, питья или признания открытого, не в меру комплиментарного… Но если в компании была женщина или женщины, за ним было негласное, но безоговорочное право на любую из них. Первый выбор был за ним, остальные разбирали дам после него… Что такая-то может предпочесть кого другого – это меня умиляло, но других, я думаю, задевало не на шутку…»
«Что остается от сказки потом – после того, как ее рассказали?..»
…Они шли навстречу друг другу по длиннющему коридору «Мосфильма». Ирина сразу же его узнала и еще издалека приветливо улыбнулась. Но тут же насупилась: он был одет точно в такой же, как и у нее, джинсовый костюмчик «Lee» – безумная роскошь по тем временам. А он шагал с отрешенным видом и, казалось, не видел никого и ничего перед собой. Вот же, пижон!
Но когда поравнялись, Высоцкий замер, протянул руки к Ирине, приобнял за плечи и ткнулся носом в щечку:
– Привет! Ты откуда такая красивая?
– Из Стокгольма, – гордо ответила Печерникова в расчете сразить наповал.
– А я из Парижа.
– Ничего себе! Вот так встреча.
– Давай где-нибудь присядем, что ли, – предложил Володя. – А вот хотя бы на диванчик.
Они присели.
– Слушай, Ир, сколько же мы с тобой не виделись? Лет пять, наверное…
– Да, что-то около того.
– И где же ты пропадала?
– Ой, Володя, и не спрашивайте! Где я только не была! Рассказывать до утра можно.
– А я не тороплюсь. Я тут свои дела уже в основном закончил. А до вечернего спектакля еще вагон времени. Да и прекрати мне «выкать», я еще не настолько стар.
Посмеялись.
– А где ты, в каком театре? – поинтересовалась «скандинавская гостья».
– Там же, на Таганке!
– О, я много слышала, но бывать у вас еще не приходилось.
– Все! Беру на себя обязательство: ты посмотришь все наши спектакли. А начнем с «Гамлета».
– И кто же Гамлет?
Высоцкий сделал вид, что обиделся:
– Он сидит рядом с тобой.
– Ух ты! – искренне удивилась Ирина.
Они поговорили еще о том о сем, вспомнили общих знакомых: «А как там Севочка Абдулов? А Жора Епифанцев?..» Потом она спросила: