- Да нет пока, в Москве немного задержался. Со дня на день буду… Какие новости на нашем фронте?
- Какие новости? - переспросил Юферев. - Фронтовые, естественно. Сегодня утром убит Кандауров.
- Да-а-а? - протянул Апыхтин дурным голосом, но, видимо, его удивление было не столь сильным, как ожидал Юферев. - Как это произошло? - Апыхтин и сам понял, что удивился не слишком убедительно.
- При ясном свете дня, у ресторана «Пуп Земли», в собственном «мерседесе» вместе с водителем и директором ресторана… Расстреляны из автоматов.
- Естественно, убийцы ушли безнаказанными?
- Они действительно скрылись, но это противоестественно, Владимир Николаевич.
- Простите… На южном солнце я потерял стройность мышления и теперь произношу иногда нечто совершенно некстати. Еще раз простите.
- Да ладно, чего уж там, - отмахнулся Юферев от апыхтинских извинений. - Они ведь и в самом деле скрылись.
- Это те самые?
- Вполне возможно… Судя по предыдущим событиям, они давно подбирались к Кандаурову.
- И что за этим стоит?
- Передел собственности, - усмехнулся Юферев. - Отстреливают владельцев автозаправочных станций, ресторанов, химчисток, магазинов. Созрело новое поколение отморозков, а поскольку все было расхватано раньше, им это показалось несправедливым.
- А что с моим делом? Глухо? - Апыхтин продуманно и сознательно произнес слово «глухо», надеясь подзадорить Юферева, вынудить его броситься доказывать, что все не так уж и глухо. И не ошибся, Юферев клюнул на эту наживку.
- Почему же глухо! - возразил он. - Совсем даже не глухо. У нас есть прекрасные отпечатки пальцев этих людей, есть их словесные портреты, мы составили фотороботы и уже показали их по телевидению.
- Есть люди, которые их видели?
- Есть такие люди. Бармен из ресторана, официанты…
- Кандауровские?
- Да. Из ресторана «Пуп Земли». Нам удалось выйти даже на их хорошую знакомую… Но они опередили нас… Она погибла. Однако осталась еще одна женщина, которая знает их в лицо.
- Тоже официантка?
- Нет, товаровед Центрального универмага. - Юферев прекрасно сознавал, что говорит лишнее, что не надо бы по телефону выкладывать сведения, которые дались ему с таким трудом, но что делать, что делать, он разговаривал с человеком, который до сих пор не решается даже появиться в своем городе, настолько кошмарны его воспоминания. И ему хотелось утешить Апыхтина, внушить ему хоть какую-то надежду на то, что убийцы все-таки будут пойманы.
- Кажется, я ее знаю, - сказал Апыхтин. - Света Малинина, - брякнул он наугад.
- Нет, ее фамилия Серкова. Надежда Серкова, - и опять Юферев произнес запретное.
- Она вам помогает?
- Послала нас ко всем чертям! - И здесь Юферев вполне владел собой. Его раздражал столь настойчивый интерес Апыхтина к подробностям следствия.
- Почему?
- Говорит, жить хочется.
- Она права, - заметил Апыхтин. - На это трудно что-либо возразить. Я объясню, почему интересуюсь этими мелочами…
- Не такие уж это и мелочи.
- Вот видите, опять промахнулся. Теряю форму, теряю форму… Но ничего, я восстановлюсь.
- Нисколько в этом не сомневаюсь.
- Дело в том, что по возвращении мне, очевидно, придется строить отношения с новой «крышей», которая пожелает наложить лапу на «Феникс». И, вполне возможно, это будут те самые убийцы… Те ли самые или нет - это для меня важно, согласитесь.
- Я об этом не думал. - Юферев должен был признать, что Апыхтин прав. Если к нему придут отморозки, убившие его жену, сына, и предложат помощь… - Тут уже я должен просить у вас прошения.
- Саша, вы говорили, что составлен фоторобот… У них есть какие-то отличительные признаки, особенности, приметы?
- Вам-то это зачем? - не выдержал столь бесцеремонного любопытства Юферев.
- Говорю же - вдруг ко мне заявятся!
- Ах да! У женщины, которая погибла… Была на щечке родинка. А что касается человека, которого мы ищем… У него просвет между верхними зубами… Этакая щербинка.
- Рост?
- Среднего роста, не слишком высокий и совершенно неприметный. Десять раз на день встретишь и не обратишь внимания.
- Счастливая внешность.
- Не знаю, не знаю, насколько она счастливая. Что у них еще есть, так это уже по вашей части, по банковской…
- Интересно! - Апыхтин голосом попытался подбодрить Юферева к новым подробностям.
- Расплачиваются совершенно новыми сотнями, не бывшими еще в употреблении. Представляете, о чем я говорю?
- Вполне, - Апыхтин почему-то заволновался, словно наконец-то Юферев сказал ему главное. - Вообще-то, я подозревал нечто похожее, но мысль не сложилась…
- А теперь? Сложилась?
- Вполне, - повторил Апыхтин. - У вас есть такие сотни в деле?
- И не одна. Что-то около десятка… Есть даже пробитые пулями. Они были в нагрудном кармане у Кандаурова, когда его расстреляли сегодня утром.
- Значит, он тоже вышел на них?
- Получается, что вышел.
- С вашей помощью?
- Конечно.
- И все эти сотни одной серии? - задал вопрос Апыхтин, вроде бы совершенно невинный, но оба поняли - вопрос важный, а для Апыхтина вообще едва ли не самый главный.
- Да, - сказал Юферев. - Одной серии.
- А номер?
- Владимир Николаевич, сжальтесь… Номер состоит из десятка цифр!
- Но хотя бы первую! - взмолился Апыхтин.
- Все номера начинаются с цифр «семь», «девять»… Дальше не помню.
- Достаточно.
- Вам эти цифры что-то говорят?
- У меня такое ощущение, что вышли они из банка «Феникс». Мы получали такие деньги.
- Могу успокоить - они наверняка из вашего банка. А получены два месяца назад.
- За месяц до убийства Кати и Вовки, - вырвалось у Апыхтина.
- Да, примерно, - согласился Юферев. - Когда вас ждать? - спросил он, предлагая закончить разговор.
- Как только приеду - буду у вас в тот же день. А накануне позвоню.
- Ну что ж, - проговорил Юферев с явным облегчением, - тогда до скорой встречи.
- Всего доброго! Желаю удачи!
Апыхтин еще некоторое время постоял в железной, нагретой за день телефонной будке, а выйдя из нее, медленно направился к своему дому, в новую свою квартиру.
А Юферев, положив трубку, тут же поднял ее снова и позвонил по хорошо знакомому ему номеру. Трубку долго не поднимали - то ли заснули где-то на том конце провода, то ли слишком уж были чем-то заняты. Но наконец подняли.
- Юферев звонит, - сказал следователь.
- Слушаю вас.
- Только что ко мне был междугородний звонок… Вы можете сказать, откуда звонили?
- Подождите минутку. Не кладите трубку.
- Жду.
Юферев опустился в низкое кресло, вытянул перед собой ноги и, откинувшись на спинку, приготовился ждать. Однако голос в трубке послышался гораздо быстрее, чем он ожидал.
- Алло, Александр Леонидович!
- Да, слушаю.
- Вам звонили из автомата, с улицы Пржевальского.
- Из Москвы?
- Нет, звонок был местный.
- Это точно?
- Вне всякого сомнения.
- Спасибо. - Юферев медленно положил трубку и еще некоторое время держал на ней руку, собираясь еще куда-то позвонить, но передумал. Подойдя к окну, он долго рассматривал круглую луну, которая болталась в небе прямо перед его окном, потом задернул штору и вернулся к креслу.
- Как же понимать вас, Владимир Николаевич? От кого прячетесь? Что затеваете? Ну что ж, в любом случае вам есть от чего оттолкнуться.
Для всех любопытных Апыхтин занимался частным извозом. Новенькая «шестерка», которую он купил на третий день пребывания в городе, позволяла ему перемещаться объяснимо и вполне легально. А если учесть, что он вовсе и не стремился к заработкам, то Апыхтин мог все свое время, силы и деньги бросить на главное, что его интересовало больше всего.
Отморозки его интересовали, чего уж темнить.
Только они и больше никто.
В какой-то момент он вдруг ясно понял, что пока он сам, лично, с ними не разберется, жить нормально не сможет, да и не захочет. Никогда не будет у него жены, детей, а деньги, деньги уже сейчас нисколько его не радовали. Нет, Апыхтин не собирался от них отказываться, но и ощущения счастья они не давали. Да, он будет ездить в разные страны, посещать дорогие рестораны, он будет громко смеяться с друзьями, но… Если уж откровенно, то это будет вовсе даже и не смех, так, громкие звуки, вылетающие из горла.
И не более того.
Надежду Серкову, старшего товароведа Центрального универмага, Апыхтин нашел быстро, наутро после ночного разговора со следователем Юферевым. Он подошел к кассе и некоторое время рассматривал молоденькую девчушку с невероятно длинными ногтями, настолько длинными, что они мешали ей работать, но девчушка мужественно терпела муки и выбивала чеки, страдая и маясь.
- Ищу Надежду Серкову, - сказал он, показывая маленькую коробочку, перетянутую ленточкой.
- Подарок? - не то удивилась, не то восхитилась девушка. - Что же вы ей хотите подарить?
- Я лично ничего, - усмехнулся Апыхтин. - Я водитель. Мне поручено передать… Вроде какая-то у нее сегодня дата.
- Праздник? - опять удивилась девчушка. - Шестой этаж, там найдете, на дверях написано.
- Хоть в чем она?
- Сегодня? Сегодня она в джинсах и рубашке. Джинсы синие, а рубашка голубая. И губы бантиком.
- Бантиком? Это как?
- А вот так. - И девушка сложила свои губки так, будто собиралась свистнуть или поцеловаться.
- Понял, - кивнул Апыхтин.
По дороге, уже в кабине лифта, спохватился - плохо поступил, не надо бы вмешивать эту девицу. Коробочку он бросил в первую попавшуюся урну и в служебный коридор универмага вошел налегке. Заглянул в одну дверь, во вторую, третью. Надя Серкова оказалась за пятой. Он успел увидеть светлые короткие волосы, заметить голубую рубашку и, почувствовав, что вот сейчас, через миг, она поднимет голову, успел закрыть дверь.
- Простите, пожалуйста, - остановил он уборщицу со шваброй, - когда у вас обед?
- С двух.
- И все обедают прямо здесь, в универмаге?
- Стиральными порошками и зубной пастой? - расхохоталась уборщица. - В столовке через дорогу!
- Там же очередь!
- Три столика всегда нашим оставляют. Чтоб не похудели от трудов непосильных, - добавила она, и Апыхтин понял, что с собой в столовку ее никто не зовет и столик для нее никто там не накрывает.
Минут за десять до двух часов Апыхтин вошел в столовую, быстро нашел три свободных столика, на которых уже были выставлены салаты, и расположился невдалеке, сев вполоборота, чтобы невозможно было рассмотреть и запомнить его самого.
Женщины из универмага появились минут через пять после того, как часы на его руке пискнули, напоминая о том, что пошел третий час. Надю Серкову Апыхтин увидел и узнал сразу - она действительно была в джинсах и голубой рубашке мужского покроя. «Губки бантиком», - вспомнил он слова кассирши и отметил про себя эту маленькую подробность. Губы у Серковой были как бы припухшими, несколько выдаваясь вперед и придавая ее лицу выражение этакой милой капризности, которую все терпят и даже поощряют. Словно почувствовав его пристальный взгляд, Серкова обеспокоенно обернулась, осмотрела часть зала, снова обернулась, но Апыхтин каждый раз успевал наклоняться к тарелке.
Закончив с обедом, Апыхтин вышел, сел в свою машину и решил подождать, пока выйдут говорливые женщины, которых так волновали мексиканские сериалы, что они не забывали о них даже сейчас, между салатом и супом, между отбивной и соком. Их волновало все, и все они запоминали - машины, мебель, ковры, квартиры, лестницы на второй этаж, вырезы платьев у героинь, их бусы, кольца и браслеты, их хахалей необыкновенной красоты и страстности, со сверканьем глаз и потрясающей обходительностью. И понял Апыхтин, еще в столовой понял - до тех пор, пока все это они не получат, не быть им счастливыми, а поскольку всего этого им никогда не иметь, то и счастливыми не быть никогда. Через годы и десятилетия, чем бы их ни наградила жизнь, они навсегда останутся обиженными, несчастными, голодными, поскольку герои этих идиотских сериалов имели больше.
Женщины толпой вышли из столовой и направились к универмагу. Серкова отошла в сторонку и продолжала удаляться от основной группы. Апыхтин из машины хорошо видел, как она подошла к красному «жигуленку», открыла дверцу, но не села - что-то положила в бардачок, что-то взяла и, захлопнув дверцу, повернув ключик, быстрым шагом догнала своих более медлительных подруг.
- Ну, вот мы и познакомились, - пробормотал Апыхтин, трогая машину с места. - Осталось только представиться… Представлюсь, за этим дело не станет.
Еще когда Серкова возилась у своей машины, он высмотрел свободное место и, развернувшись на перекрестке, успел втиснуться рядом с красным «жигуленком» до того, как кто-то занял это удобное местечко рядом с универмагом.
Странные вещи происходили с Апыхтиным - он ни над чем не задумывался, ему все было ясно с самого начала, будто его действия были заранее кем-то продуманы и теперь ему оставалось только выполнять, не уклоняясь от первоначального замысла.
Остановившись рядом с автомобилем Серковой, он заглушил мотор, вылез из машины, открыл багажник, покопался там на случай, если кто-то внимательный и подозрительный наблюдал за ним из какого-нибудь окна, с улицы, из соседней машины, с крыши универмага. Нет, этот сверхпроницательный наблюдатель не смог бы обнаружить в его действиях никакой двусмысленности, ничего запретного.
Словно зная, что все будет вот так и никак иначе, Апыхтин заранее запасся шилом из темной, вороненой стали, чтобы не блеснуло лезвие на солнце и не привлекло бы внимания прохожих. Шило должно было без усилий войти в колесо соседней машины, войти достаточно глубоко, чтобы проколоть не только шину, но и добраться до камеры. А воздух должен выходить тонкой, беззвучной струйкой, чтобы не меньше чем за час колесо оказалось спущенным и легло бы железным своим ободом на мягкий, разогретый асфальт.
Убедившись, что в соседних машинах никого нет, что стоят они пустые и безжизненные, а находиться в них при такой жаре было просто невыносимо, он улучил момент, когда шило можно было воткнуть в колесо незаметно, как бы даже естественно, по необходимости.
После этого он забрался в свою машину, шило положил туда, где оно лежало, - у сиденья, внизу, с правой стороны, чтобы эту злую иглу в любой момент можно было взять и легко пустить в дело. Если до этого дойдет, конечно, если жизнь заставит.
Дальше события происходили так, будто Апыхтин уже обо всем знал заранее, проделывал это не один раз и всегда все у него получалось наилучшим образом. Машина Серковой стояла со спущенным задним колесом. Апыхтин расположился в своей машине на переднем сиденье, распахнув дверцу и выставив ноги наружу. В руках у него была газета - он с увлечением знакомился с уголовной хроникой города. Как он заметил, если кто и читал газету, то только криминальные новости или предложения колдунов и колдуний снять, навести порчу, приворожить кого-то, отворожить. Некоторые, правда, наиболее мистически могущественные, предлагали убрать родовое проклятие, намекали, что за дополнительную плату могут и проклясть кого угодно до седьмого колена. С газетных страниц смотрели зловещие колдуньи морды, от одного взгляда на которые пробирала дрожь. Но Апыхтин прекрасно видел, что рожи они, корчили перед фотоаппаратом для рекламы, что на самом деле это простые, а то и глуповатые люди, но смекнувшие, что все в нынешней жизни может быть фальшивым - и водка, и колдовство, всем можно заработать на жизнь.
Серкова подошла, когда часы показывали несколько минут девятого - сразу после закрытия универмага. Легким движением скользнула на сиденье и уже хотела было завести мотор, как Апыхтин, протянув длинную свою ногу, не позволил ей захлопнуть дверцу.
Серкова подняла глаза, улыбнулась.
- Вообще-то мне нравятся мужчины с длинными ногами, но не настолько, молодой человек.
- Мне тоже нравятся женщины с длинными ногами… И я всегда стараюсь сделать для них что-нибудь доброе.
- Не возражаю.
Она не торопилась, улыбалась спокойно, выжидающе. Апыхтин так давно не ухаживал за женщинами, что сейчас даже в этом своем положении чувствовал, что волнуется. Серкова выглядела женщиной раскованной, уверенной в себе, она могла, могла послать Юферева подальше с его сомнительными предложениями поимки преступников.
- Взгляните на свое заднее колесо, - сказал Апыхтин, сворачивая газету.
- Какой кошмар! Какой ужас! - воскликнула Серкова с неподдельной досадой. Красавица явно не знала, как ей поступить.
- У вас есть запаска? - спросил Апыхтин.
- Боюсь, что нет… Кажется, я ее уже использовала…
- Это плохо, - сказал Апыхтин. - Все-таки загляните в багажник.
- Да нету ее там, уже больше месяца как нету.
- Это плохо, - повторил Апыхтин. - У меня, например, есть.
- А у меня в кармане гвоздь, - бросила Серкова.
- У вас гвозди не в кармане, а в колесе. Ну что… Помочь?
Женщина некоторое время смотрела на Апыхтина с явной недоверчивостью, что-то смущало ее, что-то настораживало.
- Вы и в самом деле способны на добрые дела? - Это уже была просьба о помощи.
Когда-то, в далекие студенческие годы, Апыхтин участвовал в автомобильных перегонах и до сих пор сохранил способность быстро, даже красиво, заменить колесо в какие-то десять минут.
Что он с блеском и проделал.
- Круто! - сказала Серкова, глядя на свою машину, стоявшую как ни в чем не бывало с новым колесом. - Как будем рассчитываться?