– Что это с Арустуком? – спросила Сентябрь, уставившись на невероятный подсолнух, которого там быть не могло. Конечно, в Волшебной Стране чего только не случалось, но вот Сентябрь же никогда не менялась. Одежда оставалась той же, и лицо, и волосы, и туфли… А тут стало по-другому.
Сентябрь знала только то немногое, что бывает, если запрыгнуть, или вбежать, или вплыть, или упасть, или влететь в Волшебную Страну. Она и та девочка, которая вылезла из окошка кухни два года назад, были, без всяких сомнений, одной и той же личностью. А вот подсолнух она объяснить не могла. Она могла потрогать собственную кожу; она ощущала себя вполне самой собой. Ее существо, ее Сентябрьство не обратилось в странный цветок.
Синий Ветер не обращала на ее тревогу ни малейшего внимания. Откуда-то из купального костюма она умудрилась вытащить подзорную трубу, выточенную из полого куска блестящего льда, и теперь разглядывала дорогу, ведущую вверх, на Луну. Сентябрь следовала за ее ледяным взором невооруженным глазом. Она вспомнила, что ее друг Тайга, девочка-олень, сказала ей в стеклянном лесу, что Луна – это богатая плодородная страна, где живет множество народов. Дорога на Луну ослепила не только ее глаза, но и все остальное, что было ею.
Когда она заявилась в Волшебную Страну в прошлый раз, неприятности начались с самого начала, без осечек. Не успела она сделать первый шаг, как все уже шло не так и требовало исправлений. В том стеклянном лесу неправильности происходили по ее вине, были делом ее собственных рук. До того Сентябрь не понимала, насколько изранено ее сердце, насколько она готова к тому, что очередные дурные последствия ее приключения набросятся на нее в темноте. А теперь она просто здесь и может ехать куда хочет, любоваться чем хочет. Может трижды повернуться вокруг себя и двинуть туда, куда будет обращен ее взгляд! Ах да, еще надо доставить этот длинный ящик цвета слоновой кости. Но это же просто, сделать – и забыть. Вручить его – и отправляться на поиски От-А-до-Л и Субботы, а потом – Сплошная Магия. Любая Магия. И все прочие виды магии, которые она не может вспомнить сейчас, в этот изумительный момент, когда все еще впереди, еще до, а не после и не в середине. Бумер была неправа. Купаться в предлогах – это радость!
Сентябрь с жадностью упивалась звездным небом, стремясь вобрать его целиком – до самого огромного месяца в черной вышине.
– Отсюда видны зубцы Альманаха. И Море Беспокойства, окруженное пляжами со стрекозами. Надо не забыть прихватить с собой парочку тех чудных пляжных кабинок в следующий смерч на Луне. – Она со щелчком сложила подзорную трубу. – Ну, – радостно воскликнула Синий Ветер, – я приехала.
– Так ты не едешь со мной?
Когда Сентябрь унес Зеленый Ветер, ему не было позволено ее сопровождать всю дорогу. Маркиза запретила Вихрям въезд в Волшебную Страну. Но сейчас запрет отменен вместе со старым режимом. Сентябрь собиралась позвать Синий Ветер с собой. «Все любят, чтобы их просили», – сказала бы та. Сентябрь хотела быть доброй девочкой и пригласить ее, хотя Синий Ветер и была с ней нелюбезна и обида еще не прошла. Если хочешь кем-то стать, лучший способ – поступать так, как этот кто-то поступил бы с тобой. И Сентябрь не терпелось показать, какой она может быть любезной и великодушной.
– У меня дел полно, – фыркнула Ветер, которая умела фыркать так прекрасно и стильно, как Сентябрь никогда не удавалось. Она небрежно тряхнула длинными синими волосами. – У меня полные корзины града, который надо доставить в Броселианд, и поистине великолепный заряд снега в грозу, которого заждались в Мэне. А ты! Тебе поручение надо выполнять, моя юная почтальонка! Отправляйся прямиком в Альманах, да поскорее. И не вздумай собирать землянику на обочинах. Время пошло!
– Но я не знаю, как туда попасть!
– Вот ведь заноза, а не девочка. Я и так уже сделала больше, чем положено. Не понимаю, почему другие Ветры так носятся с этими похищениями девчонок. Мне это занятие совсем не по душе. А если оно мне не по душе с самого начала, так уж точно не полюбится в конце. В любом случае, я для тебя не лучший попутчик. Конечно, я бесстрашная, безупречная, бесстыжая и беспечная, то есть зачем я тебе – я очень хорошо понимаю. Но, кажется, я забыла выключить чайник – или что там еще люди говорят, когда им становится скучно. – Синий Ветер сдвинула лунные очки на лоб и подмигнула одним сверкающим темным глазом. – И вообще, если хочешь знать мое мнение, я считаю Луну ужасным захолустьем, хотя коктейли там делают потрясающие, но ты моего мнения знать не хочешь, так что пеняй на себя. Пока!
Синий Ветер засунула пальцы в рот и свистнула так высоко и пронзительно, будто металлический лист порвали. Огромный ту́пик, больше всех остальных, закованный в ледяные латы с шипами на испанский манер, примчался на зов и черной кометой рухнул рядом с Ветром. Та сделала небольшой пируэт по льду вершины, взмыла в воздух, сделала двойной тулуп и приземлилась на спину ту́пика. Через мгновение они превратились в одну из бессчетного множества синих звезд на черном небе, не более.
Глава VII Дорога на Луну в которой Сентябрь страдает от вознесения на небеса, от общения с довольно ворчливой выдрой, от нехватки бензина и внезапного землетрясения, которое оказывается совсем не землетрясением
Лед хрустел под колесами Арустук, как стекло. Сентябрь была уверена, что в любой момент они могут проколоть колесо, но модель А каким-то чудом продолжала держаться на ходу. Перед ними простиралось длинное бело-голубое шоссе, поднимаясь дугой и снова опускаясь, будто бриллиантовые рельсы американских горок, постукивая – тук-тук-тук, – уносили их в ночь, вперед и вверх. Мягкие тени дрожали на перекрученных перилах.
Дорога на Луну была пустынной, если не считать Сентябрь и Арустук. Модель А издавала свои старые добрые устрашающие звуки. Она не собиралась останавливаться только потому, что отрастила себе подсолнух. Через некоторое время Сентябрь стали встречаться разнообразные существа, следующие в обрат ном направлении, назад и вниз, в Волшебную Страну, которая теперь, с точки зрения Сентябрь, становилась Нижней Страной. Мимо прогрохотала пестрая труппа в закрытом фургоне с кузовом из цветного стекла. Фургон перемещался на подстилке из побегов амброзии, оставлявшей позади себя зеленый выхлоп из цветочной пыльцы. Сентябрь показалось, что она разглядела прижатое к стеклу лицо ведьмы. По крайней мере голову за рубиновым стеклом венчала большая остроконечная шляпа с пряжкой. Вскоре мимо проплыл огромный перевернутый бумажный зонтик, склеенный из юмористических страничек какой-то очень дорогой газеты, которая печаталась в четыре или даже больше красок, и все они отсвечивали на спицах. Из чаши зонтика выглядывало семейство ярко-красных енотов. Их торчащие в полной готовности полосатые хвосты дрожали, как погремушки гремучей змеи. Бумага зонтика тоже была им под стать. Должно быть, они возили с собой в путешествие барабаны, потому что Сентябрь отчетливо слышала, как их нестройный бой сначала приближался, а потом удалялся. При этом восемь бандитских глаз следили за нею, не отрываясь.
На протяжении долгих комфортабельных перегонов между этими встречами вся дорога была в полном распоряжении Сентябрь. Огромный полумесяц подплывал медленно, но верно – от Земли до Луны путь не близок. Она нервно оглянулась на длинный белый ящик на заднем сиденье. Что же там могло быть? Как ей хотелось подцепить эту резную крышку и заглянуть внутрь! Но ларец был крепко и надежно закрыт. Сколько раз она возила посылки с фермы на ферму! Заднее сиденье Арустук вполне привыкло к коробкам, корзинкам и бочонкам. И хотя она знала, что не должна этого делать, она всегда заглядывала внутрь. Чуть-чуть развернуть обертку, чтобы узнать, что именно миссис Такер выписала из «Сирс и Робак». Если уж все намерены звать ее Преступником, может, пора научиться открывать замки отмычкой? Сентябрь потянулась назад, чтобы попробовать подцепить пальцами уголок ящика из слоновой кости, но тут ее вспугнул звон колокольцев и мычанье – это спригган в прочном костюме из синего клевера гнал свою корову по дороге с Луны. Шкура коровы блестела, как стеклянная, а там, где положено было быть внутренностям, Сентябрь увидела булькающий сосуд для перегонки лунного света. Скотина ревела, требуя, чтобы ее подоили. Спригган прикоснулся к своему длинному костлявому носу, протискиваясь мимо Арустук, которая специально приостановилась, чтобы пропустить их.
– Я было подумала, что здесь будут ужасные пробки! – воскликнула Сентябрь.
Твердый зеленый подсолнух рулевого колеса Арустук плавно повернулся в ее руках. Она похлопала по приборной панели, разговаривая с машиной, как часто бывало. Только теперь ей казалось, что нужно делать паузы, дожидаться ответа, – которого, конечно, быть не могло. Она продолжила: – Кто бы отказался посетить Луну? Я уверена, если спросить кого угодно у нас в Омахе, куда он хочет поехать – в Калифорнию или на Луну, – то все выберут Луну.
– Я было подумала, что здесь будут ужасные пробки! – воскликнула Сентябрь.
Твердый зеленый подсолнух рулевого колеса Арустук плавно повернулся в ее руках. Она похлопала по приборной панели, разговаривая с машиной, как часто бывало. Только теперь ей казалось, что нужно делать паузы, дожидаться ответа, – которого, конечно, быть не могло. Она продолжила: – Кто бы отказался посетить Луну? Я уверена, если спросить кого угодно у нас в Омахе, куда он хочет поехать – в Калифорнию или на Луну, – то все выберут Луну.
Появился большой черный дорожный знак со сверкающей серебряной надписью: «ВПЕРЕДИ КРУШЕНИЯ НАДЕЖД: ВОЗМОЖНЫ ЗАДЕРЖКИ».
Сентябрь хохотнула. Да уж, на этот раз в Волшебную Страну не попасть так легко и быстро, как раньше. Это как дверь, которая всегда ходила на петлях легко и вдруг стала застревать. Наверное, Бумер и Беатрис опять укрепили Линию. Мимо проплыл еще один знак: ОСТОРОЖНО: ЙЕТИ. Это предупреждение встревожило Сентябрь, и она крепче ухватилась за зеленый подсолнух руля. Она не знала, кто ведет Арустук, она или сама дорога, но на всякий случай держала руль крепко.
– Надеюсь, Луна не опустеет к тому моменту, когда мы туда доберемся. Я встречала целую семью веркарибу, мальчиков-оленей и девочек-олених, которые говорили мне, что раньше жили на Луне. По их рассказам получалось, что Луна – это самое прекрасное место в мире, но, думаю, там было чего бояться. Они же в конце концов покинули ее.
Девочка и машина вместе преодолели перевал. Перед ними открылся длинный прямой участок пути – несколько миль перед последним резким изгибом и подъемом к Луне. Арустук открыла свой дроссель, взревела и ринулась по просторной дороге, но тут вдруг зачихала, закашляла, задохнулась и вскоре замолкла. Сентябрь вцепилась в руль, чтобы он куда-нибудь сам не повернул. Они еще немного прокатились вперед, поскольку ветра, который бы их тормозил, здесь не было, но двигатель упрямо молчал.
– Что произошло, Арустук? – в первый раз она вслух обратилась к машине по имени, если это вообще было ее имя. – Живая ты или нет, но ведешь себя очень странно, и пока я не пойму почему, я постараюсь деликатно обращаться с твоими чувствами на случай, если они у тебя есть.
Сентябрь выбралась из машины на серебряную брусчатку дороги. На дороге к Луне царила полная тишина. Темный воздух обвил ее голову, как холодная овечья шерсть. Когда она заговорила, звуки словно распадались, слетая с ее губ. Звезды светили сверху вниз ярко, как фонарики на вечеринке.
– Арустук, бедняжка, что тебя беспокоит?
Сентябрь откинула капот модели А; чешуйки краски и ржавчины отслаивались и падали на землю. Она перебрала каждую шестеренку и каждую порцию смазки в этом двигателе, когда помогала маме. Он был знаком ей, как собственная постель. От холода она надвинула поглубже кепку и постучала пальцем по бензобаку. Тот отозвался пустотой и заброшенностью.
Сентябрь глубоко вздохнула. В багажнике была сумка с инструментами, которыми можно было починить почти все, кроме этого.
– Да мы, похоже, целый бак потратили, чтобы сюда добраться, – воскликнула она. – Я и сама проголодалась! В Волшебной Стране всегда и в первую очередь проблемы с едой. – Она дружелюбно похлопала модель А по фаре. – Как только твоя нога – или колесо – ступает сюда, сразу кажется, что ты никогда ничего не ел. Если уж я проголодалась, то ты-то и вовсе питалась все это время одними парами бензина! Ну, что же, остается только ждать. Кто-нибудь должен скоро появиться – был же какой-то народ, значит, еще будет!
Так они и поступили. Сентябрь присела рядом с несчастной моделью А и принялась рисовать пальцами по инею, укрывавшему дорогу. Потом сорвала с изгороди несколько бледно-зеленых плодов, чтобы самой подзаправиться. Она осторожно надкусила один фрукт – вдруг они противные на вкус? Но нет, светящаяся мякоть оказалась не противной, просто несладкой. Скорее, она напоминала очень сочную луковицу, которая однажды встретила кучу черного перца и прекрасно провела с ним время.
Криминальный наряд прижимался к ней, словно нежно растирал руками, стараясь согреть. Сентябрь сдавила грушу клаксона Арустук. Может быть, кто-нибудь услышит и поспешит на помощь. Сигнал прохрипел, будто откашлялся. Он совсем было собрался произнести громкое «умпа», но звук умер, едва покинув раструб клаксона, как это произошло и с голосом девочки. К тому же это было уже не совсем обычное «умпа». Сигнал клаксона звучал настойчиво и тревожно, почти как настоящий голос, но пространство глотало все звуки, которые клаксон ему скармливал.
* * *К счастью, прямо по курсу на хрустальной дороге появился неясный силуэт, который невероятно медленно, но все же приближался к стреноженной машине. По мере его приближения Сентябрь увидела, что это корабль. Самый настоящий парусник, с натянутыми снастями и высоким, почти квадратным черным парусом, растянутым на скрещенных, как белые кости, реях. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не галеон и не шхуна, а скорее, торговая барка, плоская и широкая. На носу ее красовались огромные ножницы, торчащие остриями вперед. Она разрезала темный воздух, но не плыла, а парила, лениво открывая и закрывая лезвия ножниц, пожирая мили пространства. Днище ее покрылось коркой из ракушек всевозможных цветов и размеров: медовые и лиловые, вишневые и бутылочно-зеленые, крошечные, как кончик пера, и огромные как пивные бочки. Руль баржи изрешетили отверстия, в которые медленно вплывали и выплывали ультрамариновые рыбы с длинными и тонкими, как волосы девочки, плавниками. Баржа еще приблизилась, и стало видно, как моряк – должно быть, капитан – поднимает руку в приветствии, перебирает снасти и перекладывает штурвал. Рулевые рыбки все вдруг ринулись в свои укрытия, и парусная барка резко остановилась, аккуратно расположившись вдоль машины. Моряк выглянул из-за рейлинга. Все вокруг залил свет высоко вознесенной надписи, сыплющей фиолетовыми искрами: СПАСОХОД «ЛУННЫЙ ДОК Б.Д.».
Лицо моряка оказалось круглой пушистой мордой выдры, обрамленной бородой из наросших сосулек, с усами, которые позвякивали, когда шевелились. Нижняя половина выдры выглядела как длинный узловатый, плотно скрученный винтом рыбий хвост. Чешуя на хвосте беспорядочно переливалась узорами, тусклыми и серыми, как старый металл, сползая по костистым, похожим на ножи плавникам. На плечах у выдры бледно сияли две древние стеклянные лампы. Их бронзовые сетки позеленели от времени и искривились под грузом лет. Свечи внутри ламп светились странным бледно-зеленым светом. Нагар, скопившийся за тысячи ночей, просочился сквозь стенки ламп и сползал на шерсть этого создания так обильно, что толстым слоем, словно кираса, покрывал всю грудь сотней оттенков белого. На голове сидела потрепанная вытертая адмиральская фуражка, вся опутанная белыми водорослями.
На груди, наполовину скрытой воском, все еще виднелась пришитая плашка с именем. «Балласт» – значилось на ней.
Рыбдра медленно моргнула темным глазом, затем другим. Ее мохнатые щечки раздулись, и она завыла на Луну. Потом повернулась спиной, показав просоленный до хруста гребень плавников, и начала колотить по большой медной трубе в такт незамысловатой рокочущей мелодии:
Мы с Чернобородым и с Ахавом-молодцом
На проклятом корабле, глядя смерти в лицо,
В пучине колобродим, попавшись на крючок,
Просоленные души спеклись в один пирог.
Молодец Борода, и Ахав, и я.
– Прошу меня извинить, – начала Сентябрь. – Не хотелось бы вам мешать, но…
Рыбдра оборвала и свою песню, и реплику Сентябрь, фыркнув:
– Поломался корабль.
– Ну что вы, он так прекрасен, – запротестовала Сентябрь. Разноцветные ракушки как будто задышали, надуваясь и опадая, надуваясь и опадая.
– Да не мой, а твой. Мой еще бросит якорь на краю мира. – Балласт сбросила тяжелый мокрый канат. – А твой и до завтра не дотянет. Привяжись, и давай глянем, что тут у нас.
Сентябрь подняла канат, кое-как дотащила его до Арустук и привязала к бамперу. Потом, цепляясь за покрытый соленой корочкой трап, который Балласт с усилием перекинула через поручень, поднялась на борт. На барже царил поистине флотский порядок: все коробки, бочки, вазы, горшки, сундуки были надраены, задраены, ухожены и сложены ровными пирамидами. Сразу было видно, что этот груз упакован чистюлей и педантом.
Когда Балласт перемещалась, совершая маленькие, но очень точные прыжки на изогнутом, отливающем оловом хвосте, с ее груди отламывались и крошились кусочки воска. Баржа возобновила движение, но теперь вверх по дороге, по направлению к Луне. Ультрамариновые рыбы снова появились на кружеве руля, будто цветы распустились из плывущих в пространстве плавников.
Мгновением позже Арустук тоже оторвалась от поверхности вслед за баржой-спасоходом, которая лебедкой выбрала слабину каната и притянула машину на палубу.