Ника устыдилась своей настойчивости. Ирина сказала правду – с тех пор, как умерла ее мать, а случилось это еще на первом курсе, они стали практически неразлучны, и Ника была единственным хранителем всех тайн и секретов Ирины. И если она умолчала о разрыве с Иржи, значит, просто не была готова к разговору, выбирала момент.
– Я не обижаюсь. Ты меня прости, я в последнее время сама не своя, не понимаю, что происходит и со мной, и вокруг меня.
Еще на площадке Ника учуяла запах жареного мяса, идущий из-за ее двери, и это ей совершенно не понравилось. Масленников, у которого были ключи, приехал к ней и теперь хозяйничал на кухне. Ника тяжело вздохнула – ссориться не хотелось, притворяться, что все нормально, не было сил. И придется делать вид, что рада сюрпризу…
Артем как ни в чем не бывало вышел ей навстречу, на ходу вытирая руки полотенцем:
– Ты где это так долго гуляешь? Поздно уже.
«Играет роль заботливого мужа», – с легким раздражением подумала Ника, игнорируя вопрос и сбрасывая туфли. От непривычно высоких каблуков ныли ноги, хотелось побыстрее очутиться в ванной и опустить их в тазик с теплой водой.
– Наполни для меня ванну, пожалуйста, – попросила она, решив, что так будет, пожалуй, даже лучше.
Пока наливалась вода, Ника успела снять макияж, вынуть из прически шпильки, убрать в чехол до следующего раза вечернее платье глубокого изумрудного цвета и сунуть в коробку туфли на высоченных шпильках. В мягких уггах и халате Ника почувствовала себя немного лучше и надеялась, что пенная ванна усилит расслабляющий эффект. Но едва она улеглась в теплую воду, как в дверях возник Артем и молча начал стаскивать футболку и спортивные брюки. Ника промолчала, не хотела обострять.
Лежать в узкой ванне вдвоем оказалось совершенно неудобно, и Артему пришлось переместиться так, чтобы оказаться лицом к Нике.
– Не скажешь, где была? – миролюбиво спросил он, чуть шевеля ладонью в воде и направляя на Нику волну.
– В театре.
– С кем?
– Допрос? Предъяви санкцию!
– Санкция нужна для обыска, а ты сейчас вся как на ладони, – улыбнулся Артем. – Такая великая тайна?
– С Иркой.
Этот ответ был вполне нейтральным, правдивым и гарантировал, что по поводу билетов вопросов уже не последует. Ирина была девушкой состоятельной и вполне могла позволить себе пригласить подругу на такое мероприятие.
– Понравилось?
Ника чуть пожала плечами. Рассказывать о концерте не хотелось, а других тем, как ни странно, не нашлось. Такого раньше не было…
«Еще один звоночек, – с грустью констатировала Ника. – Даже поговорить не о чем…»
– А я сидел-сидел дома, да и подумал – а чего, собственно я, как сыч, тут прозябаю? Поеду к тебе, вместе побудем… Приезжаю – тебя нет, телефон не отвечает… – Артем внимательно следил за тем, как изменится выражение ее лица, но оно осталось непроницаемым.
– А если бы я совсем ночевать не пришла?
– А был вариант?
– Думаешь, у меня не может быть поклонников?
– Могут. Но я ведь тебя знаю – ты у меня девушка строгих правил, тебе отношения подавай, разговоры, театры, а уж потом если ты соизволишь, то до постели дойдет.
Ника удивленно посмотрела на любовника – такой разговор он завел с ней впервые.
– Я не поняла…
– А что непонятного? Ты в последнее время ведешь себя так, словно стараешься вынудить меня сделать первый шаг к расставанию. Вроде как самой не то неудобно, не то просто жалко, – с горечью проговорил Артем. – А я не собираюсь с тобой расставаться, Ника. Ты мой человек, мой до мозга костей, мне с тобой уютно, надежно, и другой мне не надо.
Ника молчала. Она не была согласна с Артемом, но возразить тоже особо было нечего. Она уже не считала Артема такой уж большой частью своей жизни, потому что поняла, что и без него может жить. А если может, значит, разрыв не будет смертельным. Но и терять Масленникова тоже не хотела.
Кроме того, Ника эгоистично и малодушно признавалась, что остаться без поддержки в той ситуации, в какой сейчас оказалась она, просто невозможно. Пусть Артем и не относится к происходящему серьезно, но все же он есть, он рядом, а это какая-никакая, а все-таки защита.
– Тема, не начинай, – попросила она примирительно, – ну сейчас ведь все хорошо, зачем ты?
Артем встал и потянулся за полотенцем, обернул его вокруг бедер и уселся на край стиральной машинки:
– Скажи, когда ты в последний раз меня хотела? По-настоящему, без притворства?
– Что за… – начала Ника и тут же осеклась, поняв, что он прав. Она действительно не могла этого вспомнить. В последнее время все попытки заняться любовью заканчивались до комичного одинаково и печально – просмотром фильма или – что еще хуже – тем, что Ника просто засыпала.
– Вот видишь! – почти с торжеством подытожил Артем. – И я не могу этого вспомнить. Такое ощущение, что я в тягость тебе.
– Не говори глупости, – попросила она, поняв, что надо срочно спасать положение – второй ссоры за довольно короткий промежуток времени она не выдержит. – И подай мне полотенце, вода совсем остыла.
Ника прекрасно знала, что по современным меркам полновата, но это никогда не являлось причиной ее головной боли. Она умела принимать себя такой, как есть, и не задумываться над тем, какое впечатление производит на кого-то ее внешность. «Могу позволить себе роскошь чихать на общественное мнение», – часто говорила она, если ей вдруг намекали на лишний вес. Ее это не тяготило, единственное, в чем Ника ограничивала себя, было сладкое, да и то, если уж сильно хотелось, могла и наесться. Знала она и то, что Артему она нравится такая, как есть – ни на килограмм меньше, а потому переживать по поводу несоответствия каким-то там выдуманным стандартам псевдокрасоты не собиралась. Вот и сейчас, когда Ника, выйдя из ванны, потянулась за полотенцем, она тут же поймала взгляд Масленникова, недвусмысленно намекавший на то, чего бы ему хотелось немедленно. Увы – сама Ника такой потребности не ощущала, но интуитивно чувствовала, что отказать не может, не должна. Пришлось смириться…
«Я просто хочу вернуть свою душу – ту, какой она была до встречи с тобой. Я хочу стать прежней Никой. Наверное, хочу остаться без тебя, созрела, что ли… Стану вновь такой, какой ты не хотел, чтобы я была. И делать буду то, что ты не мог, но с другими уже. И пусть между нами все разорвется, все, что связывало. Господи, если я так думаю, значит, все, конец? Неужели конец? Тогда почему мне больно? Почему так больно, как будто я отрезаю от себя кусок? Отрезаю и наблюдаю за тем, как кровь капает на ковер? Какая я дура…»
Она смотрела на спящего Масленникова, и ее разрывало. Одна часть ее хотела, чтобы Артем немедленно проснулся и ушел отсюда. Ушел насовсем. Но другая тихо постанывала: «Не надо, тебе будет больно, ты не сможешь без него, ведь ты его любишь». И Ника не знала, к чему прислушаться, какое решение принять. Вот уже несколько недель она боролась с собой и с этим противоречием.
«Мое самое ужасное заблуждение – ждать, что он изменится. Нет, этого не произойдет. После тридцати мужчина уже не способен на какие-то изменения. Особенно если в прошлом у него была семья, а потом он долго жил один. Он так привык, ему удобно, а я… Ну, что ж, я всего лишь приятное дополнение, возможность скоротать выходные, когда захочется. Женщина-праздник, перед которой нет обязательств, нет долга. Которая не обременяет ничем, не просит вынести мусор или ввернуть лампочку в коридоре. Зато стабильно с пятницы по воскресенье обеспечивает трехразовое питание, чистые рубашки к началу рабочей недели и удовлетворяет потребность в сексе. Почему я никогда раньше не задумывалась об этом?»
Она тихо выбралась из-под одеяла и, сунув ноги в домашние угги, тихо ушла в кухню, закрыла дверь и щелкнула кнопкой чайника. Часы над холодильником показывали половину пятого, под окном на дереве заливался соловей, поселившийся там недавно, и Ника хмыкнула – по пению птички можно было легко ориентироваться во времени. Ни разу соловей не запел раньше или позже половины пятого. Заварив чай, Стахова забралась с ногами на стул, подперла рукой щеку и снова задумалась. Отношения с Артемом зашли в тупик, из которого она уже не видела выхода. И даже не знала, хочет ли его искать, этот выход.
«И вот так всегда – он спит, получив свое, а я потом мучаюсь, разрываюсь от мыслей, лезущих в голову, и не могу уснуть. Зачем мне это? Отношения перестали приносить радость, превратились в тяжкую и нудную повинность, которую я по какой-то неведомой причине отбываю и не стремлюсь от нее избавиться. А почему, зачем?»
Чай остыл, Ника сделала глоток и поморщилась: переборщила с заваркой, и вкус напитка оказался нестерпимо горьким.
– Вот даже чай отвратительный, как будто ему передались мои мысли, – пробормотала она, вставая и направляясь с чашкой к раковине.
– Вот даже чай отвратительный, как будто ему передались мои мысли, – пробормотала она, вставая и направляясь с чашкой к раковине.
Лежащий на столе мобильник вдруг тихо звякнул, сообщая о пришедшем сообщении. Ника поставила чашку и взяла телефон. Номер абонента, высветившийся на дисплее, оказался незнакомым, она открыла сообщение и вздрогнула. «Ходи и оглядывайся». Ника перечитала эти три слова несколько раз, хотя смысл фразы и так был предельно ясен. Ей снова угрожали, и причиной этому, разумеется, служила очередная статья о Гавриленко. Очередная статья Артема, будь она неладна!
Ника метнулась в спальню и принялась расталкивать спящего Масленникова. Тот сонно бурчал что-то, но глаз не открывал. Разозлившись, Ника вернулась в кухню, набрала в чашку холодной воды и безжалостно выплеснула на голову Артема. Тот вскочил мгновенно и рявкнул, отряхивая капли:
– Сдурела?!
Ника молча сунула ему в руку телефон. Артем долго смотрел на дисплей, потом щелкнул клавишей, чтобы посмотреть номер отправителя:
– От кого это?
– Не знаю.
Масленников нажал клавишу вызова, но механический голос через секунду сообщил, что аппарат абонента выключен. Ника с иронией сказала:
– А ты думал, что отправивший это сообщение будет с нетерпением ждать ответа? Неужели ты не понимаешь, что, скорее всего, этот номер больше никогда не будет включен?
– Можно попробовать узнать, чей он.
– Артем, ты как маленький! Это же элементарно: дай пятисотку любому гастарбайтеру за возможность купить симку на его паспорт – и все. Концов не найти. Ну, найдешь ты этого Ровамали Рохмонова, к примеру, а он тебе скажет: мол, не знаю ничего, и номер не мой, и вообще… – Ника поежилась.
Масленников угрюмо молчал. Он не любил выглядеть глупо, а сейчас именно это и происходило. Ника оказалась умнее его.
– И что теперь с этим делать?
– Понятия не имею. Разве что прекратить копать под здание «Изумрудного города», пока меня обломками не завалило.
– Я не думаю, что это как-то связано, – решительно произнес Артем, и Ника удивленно уставилась на него:
– Ты шутишь, что ли? Мне открытым текстом сказали об этом, теперь напоминают периодически, а ты по-прежнему продолжаешь думать, что это не так? Я не понимаю тебя.
– А ты просто подумай: зачем Гавриленко так подставляться? Ведь ты можешь опубликовать эти угрозы.
– Да? Ты так думаешь? – ядовито поинтересовалась Ника. – И где это я их опубликую? Вряд ли ты предоставишь мне для этого первую полосу «Хроникера», ведь так?
– Для этого существуют издания определенной направленности.
– Почему, интересно, я так и думала, а? Ты не только не хочешь мне помочь, ты еще и стараешься стравить меня с Гавриленко лоб в лоб! Слить догадки какой-нибудь охочей до криминальных сплетен газетенке, замутить скандал! И ты в выигрыше, да? Такая реклама! Ведь я журналист твоего издания! И его название будет фигурировать в заказных статейках! Пиар! Слава!
Ника вскочила с постели, не в силах больше сдерживать злость и раздражение. Артем же закинул руки за голову и закрыл глаза, словно собираясь снова уснуть. Это его спокойствие и невозмутимость совершенно добили Нику. Она вдруг зажмурилась, затопала ногами и почти завизжала:
– Как?! Как ты можешь спать, когда меня вот-вот покалечат или убьют?! Неужели тебе все равно?!
Артем тяжело вздохнул, поднялся, подошел к беснующейся Стаховой, крепко обхватил ее руками и спокойным голосом проговорил:
– Успокойся, Белочка, с тобой ничего не случится.
Ника заплакала, чувствуя, что ее слова снова не достигли цели. Артем продолжал вести себя так, как будто ничего не происходит, а она, Ника, всего-навсего впечатлительная истеричка. Она ждала от него дельного совета, каких-то утешающих слов о том, что он поможет ей выпутаться из истории, в которую сам же и втравил, что будет рядом, что беспокоится. Но Масленников снова отделался общей фразочкой про «ничего не случится». Как будто не хотел видеть, что все уже «случилось» и продолжает «случаться».
– Ты стала нервная, Ника, совсем не спишь. Так ведь нельзя! Тебе нужно отдыхать, – поглаживая ее по плечам, говорил Артем. – Может, мы уедем с тобой куда-нибудь? На недельку-другую, а? Возьмем Алиску и махнем…
«Даже сейчас он не до конца со мной, – с горечью подумала Ника, размазывая по лицу слезы. – Даже сейчас он не забывает о дочери. Двух зайцев убить хочет – вроде и обо мне побеспокоился, но в то же время и ребенка не забыл. Я никогда не буду для него важнее всего остального…»
Она позволила Артему уложить себя в постель, укрыть одеялом и даже попыталась уснуть, но так и пролежала до самого утра с закрытыми глазами. Рядом мерно посапывал уснувший почти мгновенно Артем, и это только добавляло раздражения. Человек с крепкими нервами и устойчивой к стрессам психикой, он даже не подозревал, что именно это в нем так задевает Нику.
– Слушай, а она неглупая девка. Как про телефон-то все разложила. Ведь так и есть – на дворника нашего номер оформлен, я и симку выбросить не успел.
– Так я тебе и говорю – поаккуратнее с ней. Она только с виду корова, а на самом деле прямо пантера, вцепится в глотку – не спасешься.
– Ничего, не таких укрощали. И эту обработаем.
Утренняя летучка прошла мимо Ники. Она присутствовала на ней только физически, мысли же витали совершенно в другом месте. Ночная эсэмэска все-таки достигла цели – Ника испугалась. Она совершенно не чувствовала в себе сил для борьбы с кем-то, не хотела вселенских разоблачений и не готова была оказаться один на один с врагом, которого к тому же даже не видно. Самое же неприятное заключалось в том, что Артем не собирался отступать от своего замысла и хотел сделать цикл статей об «Изумрудном городе». До него, похоже, так и не дошло, что именно его идея стала причиной Никиных неприятностей. От раздумий ее отвлекло жужжание поставленного на вибрацию мобильного. Виновато взглянув на коллег, она встала и, извинившись, вышла из кабинета.
– Алло.
– Доброе утро, Ника, – заговорил Максим Гавриленко, и ей снова показалось, что она видит его чуть склоненную к правому плечу голову и мягкую улыбку.
– Доброе утро.
– Как вам концерт?
– Спасибо, это было потрясающе, – не кривя душой, ответила она, – моя подруга просила передать вам самые горячие слова благодарности. Она у меня фанатка оперы, так что вчерашний поход ее осчастливил.
– Если бы вас было так же легко осчастливить, как вашу подругу, я бы считал, что мне повезло – директор театра мой хороший приятель.
Ника нахмурилась. Это неожиданное заявление почему-то ей не понравилось.
– Мы ведь договаривались, что вы не станете больше делать мне подарков даже в виде билетов.
– Я это помню, потому и огорчился, – сказал Гавриленко, – мне ведь это несложно, а у вас и подруга для таких походов имеется. Но я дал слово – значит, придется его держать. У вас уже есть планы на субботу?
– Пока нет, я не загадываю так далеко.
– Я был бы рад, если бы вы оказались свободны, мы могли бы тогда…
Ника молча ждала продолжения оборванной на полуслове фразы и слышала, как Гавриленко что-то говорит не в трубку, а кому-то рядом с ним.
– Простите, Ника, меня отвлекли. Я говорю, мы могли бы прогуляться по бульвару или в парк поехать. Хотите?
– Я же сказала, Максим Алексеевич, что не загадываю так далеко. Давайте поговорим об этом в пятницу вечером, хорошо? – а про себя добавила: «Если я доживу до вечера пятницы, а то мало ли…»
– Хорошо. Тогда я позвоню в пятницу. Удачного дня, Вероника.
Она не успела ничего ответить, потому что Максим положил трубку, а в конце коридора показался Масленников. С озабоченным видом он пронесся мимо Ники, даже не остановившись, и это ей совсем не понравилось. Поддавшись порыву, она последовала за Артемом, стараясь не особенно торопиться, чтобы тот, ненароком обернувшись, не заметил ее. Но Масленникову, похоже, было не до оглядок. Он миновал турникет, пересек небольшой дворик и вышел через проходную. Ника остановилась у окна проходной так, чтобы видеть улицу, но при этом не привлечь внимания вахтера. Артем подошел к припаркованному справа от проходной белому «Ситроену» и сел на переднее сиденье. Стахова, как ни вытягивала шею, так и не смогла рассмотреть сидевшего за рулем человека.
– Ты чего тут болтаешься? – раздался за спиной голос Дины, и Ника подпрыгнула от неожиданности:
– Фу, напугала! Человека жду, должен подъехать.
– А чего на улице-то прыгаешь? Нельзя в кабинете звонка дождаться?
– Телефон у меня сел, а зарядка дома, – ляпнула Ника первое, что пришло в голову, и тут же поняла, что сморозила глупость: мобильный она сжимала в руке, а какой смысл таскать с собой выключенный телефон?