Она тщательно нарезала мясо на мелкие кусочки и отправляла их в рот один за другим. Все происходящее вокруг вдруг стало ей безразлично. Мысленно она переместилась на два часа вперед и пошла по следу первого номера из списка. Франсис будет крепко спать и даже не заметит, что ее нет в постели. Что же до председателя… Посмотрим, решила она. Такой любовник может стать достойным союзником, способным распахнуть перед ней все двери и защитить ее.
Глава 7
Вторник, ноль часов пятнадцать минут
Дома она почувствовала, что ноздри буквально пропитались запахом смерти, отвратительной смесью дефекации, кислого пота и крови. Она знала, что это чисто психосоматическая реакция. На ее коже нет и быть не может ни одной биоорганической молекулы убитого ею человека.
Магдалена ощущала короткие приливы лихорадки, вновь переживая случившееся. Убила она зря. Мужчина без толку расстался с жизнью, из-за того что заказал слежку за невесткой, которую подозревал в измене сыну. Он не успел понять, что с ним происходит. Перед тем как убить его, она убедилась в том, что жена – ее не было дома – не знает об инициативе мужа. Благодаря чему та избежала участи супруга.
В одном из ящиков она нашла и забрала копию договора с детективом. Нет следов – нет мотива.
Не всегда будет так безумно везти. Даже статистически нереально, чтобы все беспрерывно шло без сучка и задоринки.
В списке еще оставалось десять имен. Ее охватила слабость от сознания масштаба задачи. И чем дольше она будет стараться докопаться до источника утечки, тем больше опасность оставить следы. Кто знает, вдруг она уже совершила непоправимую ошибку? Что-то забыла, и это что-то однажды выведет на ее след? Сегодня уровень криминалистической науки таков, что даже мельчайшая улика может выдать огромный объем информации.
Этой ночью она продумала все до мелочей. Вошла в его квартиру в комбинезоне аквалангиста, поверх которого была надета огромная, на четыре размера больше ее собственного, новая водонепроницаемая куртка с капюшоном. На ноги она натянула специальные нескользящие носки, а на руки перчатки из spectra, нового синтетического материала, значительно более тонкого и прочного, чем кевлар. Волосы убрала под шапочку для ныряния, закрыв ее сверху капюшоном куртки. Вся с головы до ног в матово-черном, она была практически невидима. Вещи она приобрела в Бельгии или Голландии, въехав туда по фальшивым документам.
Мужчину она задушила рояльной струной. После переезда во Францию она покупала на распродажах предметы, на первый взгляд бесполезные, которые складывала в подвал, а потом время от времени использовала.
Вернувшись, она сняла и выбросила куртку, потом как следует отстирала комбинезон, после чего замочила его в отбеливателе.
Затем она тщательно вымылась с мылом под душем, вытерлась и с ног до головы намазалась ночным кремом. Живот между пупком и лобком оставался чистым. Ни малейшего покалывания – предвестника высыпания.
Но запах смерти никуда не делся. Никаких картинок перед глазами, только запах. Возможно, тело привыкало к убийству быстрее, чем сознание. Леди Макбет, подумала она, безрадостно усмехнувшись. Запах, воображаемый или реальный, в конце концов ослабеет и исчезнет. Раньше убийства не вызывали у нее такой реакции. Теперь же что-то изменилось. Она знала, что ей придется терпеть этот воображаемый запах несколько дней кряду, и со страхом думала о том, что когда-нибудь будет вынуждена с ним жить.
Муж крепко спал, когда она скользнула в кровать и прижалась к нему. Провела рукой по плечам, груди, животу, испытав радость от контакта с таким теплым и живым телом. Что он видел во сне? Ее? Свою карьеру? Или что-то другое, ту потайную вселенную, куда ей нет и никогда не будет доступа? Может, свою погибшую невесту? Она почувствовала, как живот пронзила кинжальная боль. Только не это. Перестанет ли она однажды любить его так же неожиданно, как влюбилась? Нет, “влюбилась” – слишком слабо сказано.
Она была потрясена, впервые увидев его в толпе на светском вернисаже год назад, почти день в день. Словно получила удар электрошокером. Резкий порыв всего естества: она тогда не считала себя способной на такое, и вначале у нее возникло чувство протеста. Никто не вправе иметь на нее столь сильное влияние. Это немыслимо, унизительно и опасно. Но очень скоро она поняла, что не может с этим бороться. У нее не оставалось выбора, с этим приходилось смириться. И сделать так, чтобы заполучить его.
Чтобы завоевать Франсиса и удержать, она проявила такую же осторожность и осмотрительность, как когда ликвидировала своих жертв. И конечно, такую же безжалостность.
Она узнала, что у него есть невеста, дочь крупного промышленника. Девушка его круга. Невеста погибла через две недели после их встречи. Магдалена выжидала четыре долгих месяца, воспользовавшись вынужденным бездействием, чтобы узнать о нем все. Она была его ангелом-хранителем, заботливой и любящей тенью, и ее сердце начинало биться быстрее, когда к нему приближалась очередная соблазнительная женщина. Нельзя же убивать их всех одну за другой. Но вскоре она поняла, что зря беспокоилась. Он оставался равнодушным к любым попыткам обольщения, будь они тонкими или грубыми.
Как приблизиться к нему? Похоже, тут не годился ни один классический прием. И вот однажды ее осенило. Для осуществления этой безумной и романтичной затеи требовалась немалая удача, но другого способа привлечь его внимание просто не было.
Ее план едва не реализовался слишком хорошо. Она оказалась на волосок от гибели во время аварии, которую сама же и подстроила на разбитой деревенской дороге. Он спас ей жизнь, сумев открыть заклинившую дверцу буквально за мгновение до того, как машина загорелась.
Позже, гораздо позже, он рассказал ей, что возвращался после визита к родителям покойной невесты (она это и так знала). То, что он спас ее в автокатастрофе, очень похожей на ту, в которой погибла его невеста, показалось ему знаком судьбы: одна жизнь потеряна, а он спас другую, и почти при таких же обстоятельствах.
– Так ты за это меня любишь? – спросила она, почувствовав внезапный укол жгучей ревности, с которой не могла совладать.
– Возможно, отчасти. Но в основном потому, что ты – это ты.
Этого недостаточно, почувствовала она. Нельзя удержаться от следующего вопроса, даже рискуя получить неприятный ответ.
– А она? Ее ты любил по-настоящему?
– Мы всегда знали, что поженимся, с самого детства… Сегодня я понимаю: то, что я принимал за любовь, было на самом деле безграничной нежностью. Марина была скорее сестрой, чем невестой.
– Попахивает инцестом, – сухо заметила она.
Он засмеялся:
– Наши отношения были совсем не похожи на то, что делаем мы с тобой. Я почти уверен, что она глядит на нас оттуда, где сейчас находится, и любит тебя почти так же, как я.
Временами он был неподражаемо глуп. И к тому же верил в Бога. Какой Бог стерпел бы такое создание, как она? Но если бы Господь все же существовал, бедная глупышка, которую она ликвидировала, сейчас бы не скучала в раю, а сгорала от ярости, наблюдая за тем, как ее жених и любовник трахает ее убийцу по три раза на дню.
Глава 8
Вторник
Мартен встал одновременно с Марион и позавтракал с ней после душа и тщательного бритья.
Она постаралась не выдать своего удивления и радости. Чем вызвана такая перемена? Очень хотелось бы знать, однако с вопросами лучше повременить.
Она спросила его безразличным тоном, который никого не ввел в заблуждение:
– Что будешь делать сегодня?
Поколебавшись, он ответил:
– Пора мне чем-нибудь заняться. Я вообще не понимаю, как вы меня терпите после возвращения из больницы.
Она попробовала улыбнуться, по-прежнему не веря своим ушам. Невероятно. На ее глазах неожиданно и без всякого предупреждения возрождался настоящий Мартен.
Чтобы скрыть волнение, она встала и пошла к раковине сполоснуть чашку. Ни за что не покажу, как важен этот момент, не то он снова заползет в свои панцирь!
– Ты поздно вернешься? – раздался его голос.
Ух ты, теперь он интересуется ее делами!
– Нет, не очень… А что?
Он тоже встал и подошел к ней. Легонько дотронулся до нее. В жесте сквозила неуверенность, словно он опасался, что его оттолкнут.
– Я хотел бы поговорить с тобой наедине. Можем где-то встретиться?
– Конечно. А где?
– Возле твоей редакции.
– В семь вечера подойдет?
Что-то происходило… Взгляд Мартена не стал прежним, но это не был и отсутствующий или уклончивый взгляд человека, которого она видела ежедневно с тех пор, как он вернулся из больницы.
Она прижалась к нему и крепко поцеловала.
– Давно пора, – прошептала она, отходя от него. – Черт побери, давным-давно пора.
Как только она ушла, Мартен надел чистые брюки, выглаженную сорочку, взял спортивную сумку, натянул пиджак и пальто и впервые после больницы отправился в гимнастический зал, где раньше тренировался. Иза еще спала.
Почувствовав знакомый неприятный запах пота и дезинфекции, услышав глухие удары штанги по бетонному полу и скрежет металла, он засомневался, правильно ли поступил.
Издалека поздоровался с несколькими знакомыми и пошел переодеваться.
В раздевалке он едва не повернул назад, представив себе пытку, которой сейчас себя подвергнет. Как в три-четыре ближайших дня будут болеть мускулы, насыщенные молочной кислотой. Стоит ли оно того? Зачем он сюда вернулся? Чтобы наказать стареющее тело, едва не предавшее его?
Он начал с десяти минут небыстрой работы на гребном тренажере, потом перешел на электронный велосипед. Оказалось, что все не так мучительно, как он предполагал, и через двадцать минут он все еще чувствовал себя вполне бодрым. Первый благотворный результат невольной диеты.
Пора было переходить к главному тесту. В это утреннее время часть зала со скамейками для тренировки мускулатуры и со штангами практически пустовала.
Мартен выбрал скамью и штангу. Даже без дисков она показалась ему тяжелой и несбалансированной.
Выставив сорок килограммов, он ощутил, что мускулы рук и плеч вот-вот лопнут. Он удвоил длительность пауз, но все равно не сумел выжать семьдесят килограммов больше шести раз подряд в первой серии и больше четырех – во второй.
Встав со скамейки, Мартен чувствовал себя так, будто по нему прошелся дорожный каток. Голова закружилась, и ему пришлось сесть, почти упасть на скамью. Он беспокойно оглянулся, но редкие посетители спортзала, похоже, ничего не заметили.
После трехминутного отдыха он попробовал сделать несколько упражнений, тренирующих руки, плечи, ноги, но вскоре был вынужден прерваться, так как испугался, что потеряет сознание.
Всего за несколько месяцев я превратился в старика, подумал Мартен. Чего ж удивляться депрессии?
Он переоделся, даже обойдясь без душа, и посмотрел на часы. Тренировка, если это можно было так назвать, продлилась пятьдесят минут. Его мускулы напоминали мокрый картон – как плотностью, так и прочностью. При первом же глубоком вздохе он рискует развалиться на куски.
Мартен вернулся домой, медленно переставляя ноги и ощущая каждый шаг как агрессию против организма.
Возле газетного киоска он остановился, купил “Монд” и “Паризьен”.
Вот уже несколько месяцев он не заглядывал ни в одну газету.
Дома Мартен проглядел заголовки и прочел рубрику происшествий в “Монд”, а затем и в “Паризьен”. Убийству на берегу Сены уделялось не много внимания. Не сообщалось ни об одной новой версии. Мужчина по-прежнему оставался неопознанным.
Двое жандармов потеряли в аэропорту Руасси несколько граммов пластида, который они засунули неизвестно в чей багаж во время антитеррористических учений. Колумбийские наркобароны заменили посадки обычной коки генетически модифицированной, из которой можно получить в восемь раз больше кокаина. Американские чемпионы по легкой атлетике уже долгие годы употребляли хитроумный допинг при попустительстве спортивных властей и спонсоров.
Ведущее место на полосе было отдано под сообщения о вечных сражениях внутри главных политических партий большинства и оппозиции. Много писали о партии СРП, Союзе ради прогресса. Ее неутомимый председатель отчаянно цеплялся за власть.
Мартен с отвращением отбросил обе газеты.
Политика нагоняла на него тоску. Мир с непонятными правилами. Он был не настолько наивен, чтобы не понимать, что принадлежит к этому миру и даже является одной из его пружинок.
Но он проводил четкую границу между “политиками” – в полиции это директора служб, инспекторы, профсоюзные деятели высшего звена, начальники канцелярий, и всех их он яростно презирал, – и “профессионалами”, выполняющими свою работу: они могли делать ее лучше или хуже, но это была настоящая работа. Граница оставалась размытой, подвижной, и скверные профессионалы временами охотно переходили в политики. С хорошими профессионалами это случалось значительно реже. А политики вообще никогда не становились профессионалами.
Тремя годами раньше Мартен отказался от перевода с повышением в Центральную дирекцию общей разведки. Он не перешел бы в “политическую” полицию ни за какие коврижки. Он считал, что служит обществу, а не государству (разница для него принципиальная). Он был одним из лучших в уголовке и собирался таковым оставаться. Ему было известно, что отказ равносилен пятну в его служебном досье, однако он также знал, что политики не могут обойтись без хороших профессионалов.
Несмотря на неизбежные уступки и компромиссы, несмотря на блистательное умение манипулировать политиками – своими начальниками, – он всегда считал себя хорошим ремесленником, выполняющим полезную работу ради общего блага. И так продолжалось, пока на его пути не встретился убийца с арбалетом. В этот момент все его убеждения пошатнулись.
Он снял сорочку и стал рассматривать себя в зеркале ванной комнаты. Сошел не только жир. Мышцы тоже растаяли. За несколько месяцев тренировок, безусловно, удастся набрать приемлемую форму, если избегать травм. Он знал, что его дорога к моральному восстановлению лежит через тяжелые физические усилия. Так он устроен.
Я снова стал самим собой, мысленно произнес он, глядя в зеркало и не зная, то ли это констатация факта, то ли пожелание.
Сегодня вечером он приготовит ужин для своих девочек.
Он пойдет за Марион в редакцию и вернется с ней домой. По дороге они поговорят.
Изу он тоже не собирался исключать из своей новой жизни.
Жаннетта размышляла, сидя в кабинете Мартена, который она захватила без зазрения совести, предпочтя его каморке, полагающейся ей в соответствии со званием. Она рассеянно крутила в руках стеклянный куб, в который были вставлены фотографии ее дочки в разном возрасте и мужа: пять дочкиных и одна мужнина. Такой же куб стоял и у нее дома, в коттедже восточного пригорода.
Муж не выдержал того, что с ней случилось. Убийца с арбалетом разрушил их брак. Они жили раздельно и ожидали развода. Мужчины такие хрупкие, подумала она, разглядывая тонкое, немного упрямое лицо бывшего мужа. Даже Мартен оказался менее стойким, чем она ожидала.
Было обеденное время, в кабинетах тишина. Перед ней лежал надкушенный бутерброд, который она не доест, на дне чашки – немного чуть теплого кофе. Она не застала времена, когда полицейским было наплевать на обеденный перерыв. Самые старые вспоминали об этом со смехом. Настоящих сыщиков не осталось. Все они превратились в канцелярских крыс, следующих распорядку дня, словно бюрократы из почтового ведомства или страховой компании.
Месяц назад она получила повышение, однако понимала, что особой ее заслуги в этом нет, никаких иллюзий на сей счет она не питала. Даже если бы она не вычислила убийцу с арбалетом (который, между прочим, чудом ее не пристрелил), ее бы все равно повысили. Число сотрудников полиции, не норовивших, как только ситуация позволит, сбежать из столицы и вернуться в родные края, стремительно сокращалось, поэтому оставшиеся быстрее поднимались по службе.
В Париже гораздо проще, чем в других местах, сделать карьеру в администрации, даже женщине.
Однако Жаннетта, уроженка Шербура, держалась за Париж вовсе не из карьеризма. Просто здесь ей было хорошо. Она любила столицу, и в этом городе, с Мартеном или без него, дел, попадающих к ней, всегда было больше, и они оказывались более сложными и увлекательными. Ни за что на свете она бы не вернулась на работу в провинцию.
Она допила остывший кофе. По ее заказу фотографии убитого отсканировали и отретушировали, и теперь она рассматривала его лицо – крупный план, анфас, в три четверти, оба профиля. Следы крови и зияющую дыру на затылке скрыли, а глаза подретушировали, и они выглядели живыми.
Отпечатки, приколотые кнопками к пробковой доске напротив стола, мало чем помогли ей.
Опубликованное обращение к возможным свидетелям результатов пока не принесло.
Если убитый был полицейским, что по-прежнему казалось ей вероятным, то неясно, каким образом можно ускорить события. Национальная полиция насчитывает чуть больше ста пятнадцати тысяч сотрудников, не говоря уж о жандармах. Она, естественно, разошлет фотографии по электронной почте во все службы общественной безопасности, в региональную полицию, дирекцию общей разведки, пригородные комиссариаты, центральную администрацию… А почему бы не во внутреннюю контрразведку и даже управление внешней безопасности? Не важно, что несколько тысяч сотрудников этих служб подчиняются не Министерству внутренних дел, а Министерству обороны.