Здесь обозреватель неприятно усмехнулся и многозначительно стрельнул глазами в сторону соседей.
— Профессор Упыр… — продолжал он, — …пошел еще дальше. Он пожертвовал народу Полосы не только сердце, но и все остальное: желудок, почки, селезенку…
— А я бы не стал торопиться с далеко идущими умозаключениями, — перебил коллегу другой обозреватель. — Возможно, профессор не планировал принести столь благородную жертву именно сейчас. Насколько я слышал, следственные органы еще не совсем отказались от версии насильственного похищения. Ведь профессор Упыр исчез прямо из колледжа: его автомобиль так и остался на стоянке. А коли так, то и в самом деле произошло трагическое недоразумение.
— Уж не собираетесь ли вы отрицать законное право полостинцев на их древний народный обряд? — зловеще креня голову, вмешался третий участник обсуждения.
— Да как вы могли подумать?! — вскинулся второй. — Это право свято! Жаль только, что в качестве сырья они выбрали своего близкого друга и помощника, в то время как внутри Страны совершенно безнаказанно расхаживает огромное количество более подходящих вражеских кандидатур, которые, так сказать, прямо напрашиваются. Можно ведь было и спросить… Например, я лично мог бы выдать полостинским друзьям целый список таких кандидатов, причем с адресами…
В подтверждение своих слов он потряс пачкой бумаг.
Далеко от столичной студии, в матаротском баре “Гоа”, вскочил на ноги косматый фермер Хилик Кофман.
— Что это такое?! — взревел он. — Почему вы смотрите передачу из Полосы?!
Мали Хен поспешно щелкнула кнопкой, выключая телевизор. Ее муж пожал плечами.
— Сами же просили сделать погромче.
— Кто-нибудь может мне объяснить? — не унимался Кофман. — Что это было?
— Кончай реветь, Хилик, — устало попросил Ами Бергер. — Чего ты не понял? Враги похитили человека. Так тебе понятно?
— Так понятно, — сказал Кофман, разом успокаиваясь и садясь на место. — Если враг не сдается, его уничтожают.
— А мне вот непонятно… — Серебряков потер лоб ладонью. — Как они могли его похитить? Чисто технически?
— Вот именно, — кивнул Ами. — Меня это тоже беспокоит. Технически существуют только две возможности сделать это незаметно: через блокпост или посредством туннеля. Первое маловероятно, так как все грузы досматриваются. Значит, у них есть свой туннель, из Полосы сюда, на нашу сторону. Такой вот неприятный вывод.
— Туннель? Сюда? — поежилась Эстер.
— У кого-нибудь есть другое объяснение?
Все молчали.
— Нету, — подвел итог Ами. — Учтите, это имеет непосредственное отношение к нашему плану. Ведь, если их туннель и впрямь существует, то есть и вероятность на него наткнуться. А это было бы весьма неприятно. Они наверняка вооружены, а мы безоружны. Что возвращает меня к предложению временно отложить всю нашу затею. Дождемся, пока армия найдет и ликвидирует полосячий туннель, а уже потом…
— Черта с два! — возразил Кофман. — Мы вовсе не безоружны.
Ами пожал плечами.
— При всем уважении к твоему карабину…
— Насчет этого не волнуйся, — усмехнулся старый фермер. — Найдется еще кой-чего вдобавок… На весь Хнун-Батум хватит.
Он вызывающе оглядел собрание.
— Ну, так когда начинаем?
— Сегодня, — откликнулся Боаз Сироткин. — Прямо сейчас. Кто против, пусть скажет.
Возражений не последовало. Даже близнецы на время примолкли. В наступившей торжественной тишине слышалось лишь жужжание случайного комара, да и то смолкло, когда Чук, резко выбросив вверх руку, поймал летуна. Гек завистливо крякнул, и стало совсем тихо. Затем Шош спрыгнула с табурета. Поднялись со своих мест и все остальные. Грандиозный проект великого матаротского туннеля можно было отныне считать официально открытым.
РАЗВИЛКА 11
Организовались на удивление быстро — наверное, потому, что существо работы было уже хорошо известно всем восемнадцати участникам без исключения. Три пары проходчиков: чета Сироткиных, Чук и Гек, а также принципиальный социопат Хилик Кофман, волевым решением объявивший полноценной парой себя одного, работали посменно, двадцать четыре часа в сутки. Откатом вагонеток с выработанным песком занимались еще шестеро: Шош, Эстер, Галит, Меир Горовиц и супруги Серебряковы. Давид и Мали Хен отвечали за внешнюю безопасность и за своевременный незаметный вывоз песка в окрестные поля. Ами Бергер и Моше Маарави заботились о крепеже, освещении и решении прочих инженерных проблем. Лея Маарави кормила работников. Близнецы Став и Авив старательно путались под ногами, ухитряясь мешать всем бригадам одновременно.
Закончив свою первую смену и даже не умывшись, Хилик Кофман поманил за собой Ами.
— Пойдем, командир, покажу тебе кое-что. Да захвати костыли, туда на коляске не проедешь.
Во дворе Хилик, поднатужившись, сдвинул в сторону массивную деревянную кормушку для скота. Под нею обнаружилась пузырящаяся ржавчиной металлическая крышка. Тяжелый навесной замок поддался не сразу. В темном провале люка виднелись бетонные ступеньки и край пола. Вслед за Хиликом Ами спустился в подземный бункер.
— Садись, — сказал Кофман, указывая на табурет. — Вот он, наш арсенал…
С рассохшихся деревянных поставцов на изумленного Ами Бергера смотрели черные глазки промасленных оружейных стволов. Рядом на полках стояли жестянки с патронами, поблескивали смазкой увесистые тушки гранат, а в углу, на самом почетном месте возвышался тяжелый крупнокалиберный пулемет.
— Ничего себе… откуда это у тебя?
Хилик усмехнулся, снял с полки длинную дырчатую трубу с прикладом, похожую на амин костыль.
— Подарки. От защитника всех трудящих товарища Сталина. Слыхал о таком?
Ами ошеломленно кивнул. Подобрав фланелевую тряпицу, Кофман любовно провел ею по стволу пулемета, исподлобья глянул на своего молодого товарища. Тот пристроился сейчас на том же табурете, где когда-то частенько сиживал он, Хилик. А на нынешнем месте Хилика восседал тогда Мотька, начальник арсенального схрона. Незабвенный Мотька Мотыга, предпоследний коммунар Матарота. Ну, а последний — это он сам, Хилик Кофман. Он теперь за Мотыгу. Жаль, что напротив него… ах, да чего там… Как это Мотька говорил? — Тупик. Тупик, он тупик и есть. Ах, Мотька, Мотька… Хилик почувствовал слезу в уголке глаза и сердито смахнул ее на пол. Еще чего не хватало… Мотька не плакал никогда, и ты не будешь.
— Вот, — произнес Хилик слегка сдавленным голосом. — Посмотри, Ами, какая какая хорошая, нужная в хозяйстве вещь. Немецкая машина, системы “Маузер”.
Он кивнул в угол, на хобот крупнокалиберного пулемета.
— А вот этот зверь называется “Шпандау”. Тоже немецкий. Он и по самолетам может.
Ами сглотнул слюну.
— А зачем нам по самолетам, Хилик? В туннеле самолеты пока еще не летают.
Кофман вздохнул.
— Сейчас, может, и незачем. Но кто ж за будущее поручится, а, парень? Ты, например, поручишься? Нет ведь, правда? — он кивнул на полки. — А тут всего много. На двадцать поколений хватит… хотя, какие из вас, на хрен, поколения?
Хилик Кофман скрипнул зубами и кинул Ами кусок фланели.
— Держи, командир, стволы обтирать. Что берем с собой, решил?
Подумав, Ами остановился на ручном пулемете, карабине и гранатах. В подземном бою этого должно было хватить. Честно говоря, он не слишком верил в то, что они наткнутся на полосячий туннель, но отчего бы не перестраховаться, если оружие все равно под рукой? Туннели роются примерно на одной глубине, часто теряют направление, петляют… все может случиться, все. С пулеметом и гранатами как-то спокойнее…
Кто ж мог знать, что предосторожность окажется отнюдь не лишней? Посторонние звуки обнаружились уже через несколько дней — первым их услышал Меир-во-всем-мире Горовиц, когда приостановился отдохнуть на отметке трехсот метров от начала туннеля. Примчавшись по тревоге, Ами приложил ухо к песчаной стене и прислушался. Сомнений быть не могло: кто-то, энергично работая ломом и заступом, продвигался под землей в их сторону.
Это означало, что шутки кончились. По прежнему опыту Ами Бергер знал, что полостинские землекопы неплохо вооружены и готовы к любой неожиданности. Он срочно вызвал боевой расчет в составе Кофмана и Сироткина. Погасив лампы, они залегли в засаде. Себе Ами взял пулемет; Кофман держал наготове гранаты, а Боаз Сироткин прикрывал с карабином.
Ждать пришлось недолго. Сначала в темноте блеснула узкая полоска света, затем провалилось лезвие лопаты, послышался невнятный удивленный возглас и, наконец, чья-то нога вытолкнула в туннель тяжелый шмат песка, разом открыв в стене освещенное отверстие диаметром больше полуметра. Ами почувствовал, как напрягся рядом Боаз и предостерегающе сжал его плечо. Стрелять договаривались только по команде. В туннель просунулась чья-то голова, крутанулась туда-сюда и нырнула назад.
Ждать пришлось недолго. Сначала в темноте блеснула узкая полоска света, затем провалилось лезвие лопаты, послышался невнятный удивленный возглас и, наконец, чья-то нога вытолкнула в туннель тяжелый шмат песка, разом открыв в стене освещенное отверстие диаметром больше полуметра. Ами почувствовал, как напрягся рядом Боаз и предостерегающе сжал его плечо. Стрелять договаривались только по команде. В туннель просунулась чья-то голова, крутанулась туда-сюда и нырнула назад.
— Ами… уйдут… — прошелестел Кофман.
— Не стрелять! Пусть они сначала все сюда вылезут…
В отверстии мелькнула тень и чей-то пронзительный голос завизжал:
— Ахр-рам ах-раб! Ахр-рам ах-раб!
“Черт! — подумал Ами. — Неужели заметили? Тогда надо…”
Увы, его тактическим задумкам не суждено было осуществиться. Рядом с ужасающим ревом вскочил на ноги сумасшедший фермер Хилик Кофман.
— Ур-ра! — завопил он. — Впер-р-ред! За мирр-р-рный трр-руд! За товарр-р-рища Сталина!
— Хилик! Стой! — крикнул Ами.
Но остановить атакующий порыв старого коммунара не смогла бы сейчас и целая танковая бригада. В три прыжка он достиг отверстия и засуетился, вытаскивая из гранаты чеку. Ами закрыл глаза. Если полосята еще не убежали, то Кофман погиб. Но выстрелов не последовало: очевидно, полостинские землекопы уже неслись вниз по своему туннелю, уверенные, что наткнулись на страшного подземного джинна. Справившись с чекой, Хилик швырнул в отверстие связку из нескольких гранат.
— Ложись! — крикнул Ами, молясь лишь о том, чтобы выдержал туннельный крепеж.
Хилик упал, прикрывая голову. Прогремел взрыв, оглушительный в тесной кишке туннеля, прогремел и смолк, сменившись не менее оглушительным звоном в ушах. Ами открыл глаза, нащупал и включил фонарь. Вокруг висела густая песчаная пелена. Крепеж устоял. Рядом шевелился, приходя в себя, Боаз.
— Хилик! Ты жив?
— Жив…
В оседающем песчаном тумане угадывалась мощная фигура фермера. Ами зло сплюнул.
— Ну и жаль. Лучше бы тебя, дурака, убило. Ты нас всех чуть не похоронил своими гранатами. За Сталина он, видите ли… идиот… Я ведь предупреждал: только по команде!
— Извини, командир, — виновато проговорил Кофман. — Увлекся. Давно в атаку не ходил, соскучился.
— Ладно, черт с тобой. Уцелели и слава Богу. Боаз, скажи ребятам, чтобы включали свет. Хилик, собери оружие и наверх…
Ами влез на свою коляску, подъехал к отверстию, заглянул. Так и есть: полосячий туннель завалило наглухо.
— Ами, — робко сказал сзади Сироткин. — А они не вернутся?
— Что они, дураки — возвращаться в обнаруженный туннель? Да и есть ли кому возвращаться? После такого взрыва там наверняка на десятки метров обрушилось.
Хилик Кофман повесил на плечо карабин и сумку с гранатами, нагнулся за пулеметом, заботливо стряхнул песок.
— Хорошая машина, — сказал он. — Еще пригодится, вот увидите. Если враг не сдается, его…
— Наверх! — в бешенстве заорал Ами Бергер. — Наверх! Марш!
Развилка 11: в завале, тупикОт деда воняло старым немытым телом и ненавистью — запахами, кое-как терпимыми лишь тогда, когда они исходят от тебя самого.
“А не пришибить ли его? — воротя нос, подумал Карподкин. — Все не дохнет, собака, живучий…”
Погоди-ка… он же давно помер, дед-то. Ну да, помер. Ты же его самолично в фонтане похоронил, перед мэрией. Ну да, похоронил. А чего же он тогда дышит, хорь старый? И не только дышит, но и шамкает что-то… а уж из пасти-то как несет — хоть противогаз надевай! Вот ведь какие сны бывают — с запахами.
— Ты им отомстишь, — бормотал дед, едва шевеля беззубым ртом. — Подвинься поближе, чтоб никто не услышал. Я расскажу, как это сделать. Поближе…
— Да знаю я, — нетерпеливо отмахнулся Карподкин. — Ты мне уже рассказал тогда, еще перед смертью. Сколько можно повторять? Думаешь, мне эти сны приятны? Во сне, дед, другое увидеть хочется, совсем другое…
— Ну, и как продвигается? — дед приставлял к уху морщинистую ладонь. — Копаешь?
— Копаю. С помощником. Да я тебе уже тыщу раз рассказывал.
— А ты еще расскажи… доставь радость старику…
— Недолго уже осталось, дед. Мы со своей стороны копаем, полосята со своей. На полпути встретимся. Каждую неделю по телефону переговариваемся.
Номер телефона дед сообщил Карподкину еще тогда, на смертном одре, на ухо. Чтобы знал, с кем договариваться на той стороне. Карподкин позвонил не сразу: трудно было поверить дедовским сказкам. Но когда позвонил, из автомата, для конспирации, как велел дед, то там действительно ответили. Ответить-то ответили, но поверить тоже не спешили. Проверяли, что Карподкин за птица. В баре “Бэк Юньон” казначей Маркс стал посматривать на него со значением: мол, интересуются тобой интересные люди. К чему бы это?
Карподкин в ответ только оттопыривал губу: как же, стану я тебе рассказывать. Дедова мечта о мести мало-помалу становилась его собственной мечтой, а мечту положено беречь, не выдавать никому, даже самым близким. Вот и дед ему, внуку единственному, рассказал лишь перед тем, как откинулся, а до того молчал, ни гу-гу. Казначей потыркался, да и отстал, но рекомендацию, видно, дал хорошую. Ну а потом пошло: наладили надежную связь, раз в неделю, координация усилий и все такое прочее…
Своему помощнику, малахольному Лео Карподкин мало что рассказывал. Зачем? Тот и так слушался беспрекословно, смотрел с восторгом, чистый раб, даром что анархист. Вот и выходило, что поговорить получалось только с дохлым дедом, во сне. Наверное, поэтому старый и приходил так часто: ему-то, небось, там, за гробом, тоже поделиться было особо не с кем.
— Хорошо… — улыбнулся дед. — Значит, скоро. Ты уже решил, кого первым убьете?
Карподкин блаженно потянулся. Эту часть беседы нравилась обоим одинаково.
— Бергера, думаю. Я ему сам очередь влеплю. Прямо в рожу его нахальную. Прямо в рожу! А потом Хенов, обоих, с выродками ихними. А потом сразу к Хилику с его таиландскими псами… А девок я лично отдраю, по очереди.
— Времени не хватит, — засомневался дед. — Убить быстрее. Оставь одну на развод, а остальных — полосятам. Они тоже до свежего мяса охочие… Ну, а потом, после Матарота?
— А потом посмотрим, — важно сказал Карподкин. — Может, на базу двинем, а может, прямиком в город. Зависит от того, сколько полосят выйдет. Я-то куда угодно проведу, ты не сомневайся.
Дед счастливо рассмеялся. Они часто обсуждали свою заветную месть-мечту и в воображении уже перестреляли такое количество странников, что его с лихвой хватило бы на несколько армейских дивизий и десяток городов N. Но для настоящего воплощения этой мечты требовалось прежде всего закончить туннель. Туннель, который вел из-под дома анархистов в сторону Полосы. Туннель, навстречу которому вели свой подкоп полосатые друзья, стосковавшиеся по обильному сырью для полосования.
Когда Карподкин представлял себе момент встречи, его начинала бить дрожь. Вот его лопата проваливается в пустоту… Вот он пробивает тонкую песчаную стенку… Вот спешат к нему, радостно протягивая руки, дружественные полосята. Их много и все с автоматами. А еще лучше — с автоматами и с ножами, большими острыми ножами, похожими на кривые турецкие ятаганы. Они вручают то же самое и Карподкину.
“Идемте! — кричит Карподкин. — За мной! Вперед!”
И все они бегут за ним. Их сотни. А еще лучше — тысячи, сотни тысяч! Они выскакивают из карподкинского туннеля и быстрой лавой растекаются по округе. Сначала они работают только ножами: рубят головы, режут горла, вспарывают животы… Слышен только стон, стон, стон… предсмертный стон всех этих гадов, знакомых и незнакомых, странников Матарота и окрестностей.
И Карподкин с наслаждением режет вместе с полосятами. Вот он подскакивает к наглому Ами Бергеру, который пытался удрать, да повалился набок в своей дурацкой коляске. Карподкин плюет ему в рыло и неспешно замахивается ятаганом.
“Нет! Нет!” — закрываясь дрожащими ручонками, кричит ненавистный Бергер.
“Вжик!” — свистит неумолимый карподкинский ятаган.
“Бум!” — падает ненавистная голова с ненавистных плеч.
“Нет… нет”, — шепчет голова, выдувая кровавые пузыри.
А Карподкин бежит дальше — к ненавистному жлобу Кофману, к ненавистным переселенцам Сироткиным, к ненавистному гомику Горовицу… всех под нож, всех, до одного! А потом, когда все они уже перерезаны, тысячи полосят поворачиваются к Карподкину и кричат: “Куда? Куда теперь?”
А он поднимает над головой автомат и кричит: “За мной! Вперед!” И они вместе бегут в столицу, и там уже начинается такая потеха, что даже и не представить… Карподкин бежит по улицам, бежит быстро, потому что недорезанных ненавистных странников еще много, надо успеть зарезать всех… “Стреляй, так быстрее!” — подсказывает дед, и Карподкин начинает стрелять, но недорезанных все равно много, а теперь к ним добавляются еще и недостреленные.