Синклер Льюис Давайте играть в королей
Владелец бензоколонки «Заправка и ремонт» в Меканиквилле (штат Нью-Йорк) мистер Заяц Тейт изящно восседал перед своим заведением на кухонном табурете. Он был видной фигурой, этот Заяц Тейт, нареченный при крещении Томасом. Пусть его брюки были усеяны пятнами, а их отвороты напоминали зазубренные лезвия бритв с рекламных плакатов, но зато на нем была ярко — лиловая рубашка в узенькую красную полосочку, пружинные браслеты на рукавах отливали серебром, а на сосискообразном указательном пальце сверкал перстень с рубином, который стоил бы двести тысяч долларов, не будь он сделан из стекла.
Мистер Тейт был невысок, но отличался приятной полнотой; лицо его пылало румянцем, рыжие усики были подкручены до того лихо, что он смахивал на сыщика, а белобрысые волосы ниспадали на лоб таким элегантным чубом, какой нечасто увидишь по эту сторону пивной стойки.
Из белого домика позади колонки (жилища, располагавшего всеми современными удобствами, за исключением ванной, газа и электричества) появилась его супруга, миссис Бесси Тейт, которая гнала перед собой их сына Терри.
Надо сказать, что Бесси отнюдь не была красавицей. Крутой, как вареное яйцо, лоб, похожий на утюг подбородок и голос, напоминавший лязг пустых молочных бидонов, сливались в единую симфонию семейного очага. Да и Заяц Тейт, несмотря на свою сногсшибательную элегантность, все же не заслуживал сравнения с Аполлоном. Зато шестилетний Терри был неправдоподобно красив.
Просто не верилось, что это мальчик из плоти и крови. Казалось, что он сошел с журнальной обложки: волосы, золотые, словно пух одуванчика в лучах заката, атласная кожа, фиалковые глаза, прямой носик и губки, складывавшиеся в такую улыбку, что, увидев ее, самые принципиальные пьяницы шли домой и давали зарок трезвости.
Каким образом его родителями оказались Заяц и Бесси Тейт, каким образом ангелы (или аист, или доктор Мак-Квич) умудрились оставить Терри в белом домике позади бензоколонки «Заправка и ремонт», а не в величественном оштукатуренном замке единственного меканиквиллского банкира, — эту тайну пусть разгадывают специалисты по евгенике.
Тон Бесси отнюдь не подобал матери елочного херувима:
— Ты что, Заяц, так и собираешься весь день прохлаждаться на своей табуретке? Взял бы да и поработал для смеху!
— Н-да? — отверз уста отец херувима. — Вот сейчас прямо возьму и поработаю. Прикажешь поймать какого-нибудь дурака за радиаторную пробку и насильно влить ему бензину?
— Ну так почини сетку на кухонной двери.
— Сетку на кухонной двери?
— Да, сетку на кухонной двери, дурак!
— Сетку на кухонной двери? А она что, порвалась?
— Нет, не порвалась! Просто я хочу, чтобы ты почесал ей спинку, где ее комары нажгли, дурья башка! А еще ты мог бы приглядеть за этим сопляком, чтобы он у меня под ногами весь день не вертелся!
И она отвесила Терри щедрый и умелый шлепок. Терри разразился громкими воплями, а Заяц испуганно поднялся с табуретки — его щеки, оттененные бронзовым великолепием завитых усиков, заметно побледнели. Бесси явно была в особенно неукротимом настроении, и нам чуть было не пришлось увидеть, как мистер Тейт, отступив перед чугунным подбородком и гранитной волей супруги, берется за работу — весьма душещипательное зрелище, — однако в эту секунду к колонке подъехал роскошный лимузин.
В лимузине сидела дама, настолько богатая — настолько богатая и старая, — что ей волей-неволей приходилось быть добродетельной. У нее были белоснежные волосы, а цвет лица напоминал старинный фарфор. Выглянув из машины, пока Заяц 1 ейт весело качал бензин, она увидела 1 ерри.
— Ах! — вздохнула она. — Какой ангелочек! Это ваш сынок?
— Да, сударыня, — ухмыльнулся Заяц, но его немедленно заслонила Бесси, изливая улыбки на только что отшлепанное сокровище.
— Он должен петь в церковном хоре! — сказала благородная старая дама. — Я уже вижу, как прелестен он будет в церкви Святого Луки в Олбани! Непременно отвезите его туда и побывайте у его преподобия доктора Унмпла, младшего священника, — он так любит милых крошек! Я не сомневаюсь, что вашего чудного мальчика можно будет бесплатно поместить в какую-нибудь церковную школу, ведь иначе — мы живем в такое ужасное время! — с его красотой он, чего доброго, попадет в кино, станет ребенком-кинозвездой или еще чем-нибудь столь же мерзким и погибнет! Всего хорошего.
— Ух ты, черт, шикарная старуха! — заметил чудный мальчик, когда лимузин уплыл по шоссе.
Бесси рассеянно шлепнула его и изрекла:
— Знаешь, Заяц, а эта старая грымза сказала дело. Малыша, пожалуй, можно пристроить в кино.
— Верно! Ха! Он, того гляди, будет зашибать сотню в неделю. Я слыхал, что ребятам, которых снимают, иногда и по стольку платят. Я бы тогда купил тросточку с серебряной собачьей головой.
— Том Тейт! Иди надень пиджак, а я умою ему рожу, переодену, и ты отведешь его в фотографию на Главной улице — за колонкой я пригляжу. Пусть его снимут, и мы сию же минуту пошлем карточки в Голливуд.
— Вот еще, придумала — в такую-то жару, — вздохнул мистер Гейт и добавил мрачно: — А тут как раз клиент подвернется с лопнувшей камерой! Ты всегда так — готова выбросить зря пятьдесят центов, авось, да вдруг, да когда-нибудь этот щенок будет получать пятьдесят долларов в неделю.
— Уж если я что делаю, так наверняка! — отрезала Бесси Тейт.
Мистер Авраам Гамильтон Гренвилл, президент и директор кннокорпорации «Юпитер-1 райомфл ейт», украсил свою испанскую виллу в Поппи-Пикс (штат Калифорния) самым большим в мире стеклянным шаром для рыбок. Пусть прочие киносатрапы обзаводятся помпей — скими плавательными бассейнами, церковными органами и бальными залами с паркетом из платины: гениальность мистера Гренвилла, доказанная еще в 1903 году, когда он, запатентовав Безотрывную Пуговицу, создал знаменитую компанию Эйба Гроссбурга «Модные Штанишки», — повторяю, гениальность мистера Гренвилла заключалась в том, что он всегда придумывал что-то немножко другое.
И вот он приказал искусным мастерам воздвигнуть стеклянный шар с рыбками — не какой-нибудь вульгарный прямоугольный аквариум, а именно классический стеклянный шар с рыбками для уютной гостиной, но только двадцать футов высотой и шестьдесят в окружности, — на зелено-красной мраморной террасе своей виллы Каса-Скарлатта, Поппи-Пикс — это придаток Голливуда, где поселились наиболее утонченные, наиболее впечатлительные и во всех иных отношениях наиболее богатые члены кинообщества, когда сам Голливуд стал слишком плебейским для их аристократических запросов. И интеллектуальные силы, собравшиеся в этот знойный августовский день вокруг мистера Гренвилла, принадлежали к сливкам лучших и знатнейших фамилий Поппи-Пикс.
Кроме самого мистера Гренвилла и заведующего отделом сбыта мистера Айсбайна, здесь присутствовал пресс-агент Уиггинс — в прошлом самый знаменитый игрок в покер и крупнейший специалист по мятным шербетам на всем калифорнийском побережье, — выдающаяся личность, единственным недостатком которой была без- заветная вера в то, что мазь от чесотки может превратить жиденькие тусклые волосы в пышную шевелюру цвета воронова крыла. Была здесь и мисс Лилия Лавери Лагг, сценаристка, автор таких шедевров кинематографической страсти, как «Пламенные пленницы», «Полуночное пламя» и «Пленницы полуночи». Ей было тридцать восемь лет, и ее ни разу не поцеловал ни один мужчина.
Но даже этих пламенных плутократов полуночи затмевало благородное семейство, с тихим достоинством восседавшее в ярко-алых плетеных креслах.
Отеи семейства, мистер Т. Бенескотен Гейт, обладал роскошными каштановыми усами и золотым портсигаром; на нем был сиреневый костюм, белые гетры, лакированные туфли и пенсне с широкой шелковой лентой. В руке он держал трость, увенчанную золотым набалдашником в виде собачьей головы с рубиновыми глазами.
Облик его супруги не так радовал глаз, но запоминался гораздо больше. На ней был черный костюм в белую полоску и туфли из кожи питона. Она сидела, сурово выпрямившись, и ее глаза горели, как две фары.
А третьим членом этого семейства был Терри Тейт, которого афиши всех кинотеатров мира именовали «Королем Киновундеркиндов».
На нем были английские шорты и шелковая байроническая рубашка с открытым воротом. Однако предательская полоска грязи поперек наманикюренных пальцев свидетельствовала скорее о проказах по-меканиквиллски, чем о благонравии, достойном Поппи-Пикс, а позади его кресла, свернувшись калачиком, лежал образчик прославленной собачьей породы «радость мальчишек», которого не допустили бы ни на какие собачьи выставки, кроме самых неофициальных, организуемых где-нибудь позади малопрезентабельного сарая.
Шел 1930 год, и Терри было теперь десять лет.
— Ну-с, мисс Лагг, — энергично сказал мистер Гренвилл, — что вы предложите нам хорошенького для нового территейта? …
— О, на этот раз у меня есть абсолютно божественная идея. Герри играет бедного итальянчика, чистильщика сапог — на самом-то деле он сын графа, но его похитили…
Терри занял середину сцены и заныл:
— Не буду я его играть! Я уже был газетчиком, который продал шайку гангстеров, и сыном грузчика, которого усыновил банкир, и Оливером Твистом, и… Не хочу я больше играть этих сопливых обиженных сироток! Я хочу быть мальчиком-ковбоем или апашем!
Мисс Лагг радостно взвизгнула:
— Придумала! А не сыграть ли ему полкового барабанщика — ну, про Гражданскую войну, — он спасает своего генерала, когда его ранят, и Линкольн приглашает его в Белый дом?
Они все благоговейно взирали, как мисс Лагг воспаряет к высотам, доступным только гениям, но тут ее прервал скрежет циркулярной пилы — голос миссис Т. Бенескотен Тейт:
— Еще чего! Чтобы Терри участвовал в мерзких военных сценах, когда на него будут валиться хулиганы-статисты? С этими войнами беды не оберешься — эффекту много, но кого-нибудь обязательно пришибет. Нет уж, дудки!
— Was ist das denn fur ein Hutzpah![1] — проворчал мистер Авраам Гамильтон Гренвилл.- Der Герри должен идти на риск при том, сколько мы ему платим.
Миссис Тейт взвилась из кресла в ледяной ярости:
— Как же! Паршивые две тысчонки в неделю! Уж поверьте, в следующем его контракте будет стоять четыре тысячи — не даст «Юпитер», найдутся другие! Да мы на эти две тысячи еле концы с концами сводим: надо же так себя в обществе поставить, чтобы всякие там Франшо не драли перед нами нос! А француз-гувернер Терри, а его учитель танцев, а его тренер, а его шофер, а… а… Да еще, слава богу, я не люблю пыль в глаза пускать, как некоторые здешние зазнайки. Ей-богу, зря мы уехали из Меканиквилла! У мистера Тейта там был большой гараж — и мы откладывали куда больше, чем здесь, потому что вы, жирные свиньи, стараетесь заграбастать всю прибыль, а об артисте, о том, как ему прожить с семьей, и думать не желаете!
— Ладно, ладно, пускай так, — поторопился успокоить ее мистер Гренвилл. — А что вы сами, Бесси, предложили бы для его следующей роли?
Мистер Тейт сказал:
— У меня есть мысль…
— Нету! Откуда бы ей взяться? — перебила его Бесси. — А вот я думаю, что будет хорошо, если… так и вижу моего Терри пропавшим дельфином — сыном этого… Наполеона, что ли, или там Людовика — ну, вы знаете, Легленком[2] Мисс Лагг посмотрит, как там было в истории. А уж до чего Терри пойдут атласные штаны с буфами и жабо!
— Ой! — пискнул Терри.
— Мне, — продолжала миссис Тейт с добродетельным негодованием, — очень не нравится, что мой мальчик все время играет газетчиков и всяких там оборвышей. По-моему, это не оказывает благотворного влияния на его публику. Только и знаем, что топчемся на месте. И с его-то гардеробом!
Пока миссис Тейт читала мораль, дворецкий принес коктейли и дневные газеты, так что Уиггинс, закаленный пресс-агент, получил возможность укрыться от голоса Бесси, погрузившись в бодрящее описание очередного чикагского убийства.
Теперь он вдруг перебил ее:
— Вот послушай, Бесси, кстати о твоем пропавшем дофине: история прямо из жизни. Гут сообщают, что король Словарии Удо скончался вчера от разрыва сердца, и ему наследует его сын Максимилиан — теперь король Максимилиан III, — а бедному ребятенку всего десять лет. Самый юный король в мире. Только где эта Словария, хотел бы я знать?
— Ну-ка, скажи ему, Терри, — скомандовала Бесси Тейт. — Терри в географии знаток, прямо как я сама была в его годы.
— Не хочу! — объявил знаток.
— Делай, что тебе говорят! А то не позволю играть в бейсбол с ребятами дворецкого. И ты у меня… ты у меня пойдешь на чай к княгине Маракечелла!
— А чтоб ее! — вздохнул Терри, а потом зачастил с полным отсутствием выражения:- Словария — балканское королевство, граничащее на севере с Румынией, на юге с Болгарией, на востоке с Зендой, а на западе с Грауштарком. Столица — Цетокоскавар. Главные реки- J Ржекл и Згоска. Статьи экспорта — рогатый скот, кожа, сыр и шерсть. Царствующий монарх — Удо VII, потомок прославленного полководца короля Иеронима, сочетавшийся браком со знаменитой красавицей Сидонией, родственницей бывшего германского кайзера… Мам, а мам! А что такое балканское королевство? Это в Китае, да?
— Вы только послушайте его! Во всем Голливуде не найти другого мальчишки с таким шикарным гувернером и такого образованного! — промурлыкала миссис Тейт. — Вот и я такая была-прямо хлебом не корми, дай только книжку почитать или уроки выучить.
— Стойте, стойте! Нашла! — взвизгнула мисс Лилия Лавери Лагг. — Вот наш сценарий, а шумиха, которую газеты поднимут вокруг малютки-короля, обеспечит фильму полный успех. Слушайте! Терри — маленький король одной…
— Не хочу быть королем! Хочу быть апашем, — захныкал Терри, но па него никто не обратил внимания.
Все (кроме Терри, его пса и дворецкого) слушали с горящими глазами, захваченные смерчем гениальной фантазии мисс Лилии.
— Терри — маленький король одной ближневосточной страны. Эпизоды во дворце: бедный мальчик, такой одинокий, сидит на троне в глубине огромного тронного зала (опять отснимем вестибюль отеля «Дипломатия», как тогда, когда мы крутили «Да здравствует царь!»). Гвардейцы в этих, знаете, меховых шапках. Отдают честь у Показываем, какое у него золотое сердце: эпизоды, как он жалеет бедного сиротку во дворе замка и как его котеночек сломал лапку, но только ему до смерти надоело все это королевское величие, и он держится с гвардейцами, и своим двором, и всеми ими, как демократ, и хуже зубной боли изводит гвардейцев и премьер-министра — из премьер-министра можно сделать чудный комический персонаж с длинными бакенбардами. И побочная интрига: американский корреспондент на Балканах, высокий красавец, и вот что — он вылитая копия дяди короля (дядя — злодей), а дядя старается, оттягать трон у бедного крошки. Ну, и как-то раз король (мальчик) катается по дворцовому парку верхом. За ним скачет сотни две кавалеристов, и он измывается над ними вовсю — бьет там, и всякое такое. Ну, а этот американский корреспондент тоже там, и король видит его и думает, что это дядя, и говорит кавалеристам: «Пшли отсюда! Вон мой дядя, — говорит он. — Он хочет зацапать трон, но я его не боюсь и встречусь с ним один на один». И тут он подъезжает к нему и обнажает шпагу…
— А откуда же у него шпага, если он такой малыш? — усомнился Т. Бенескотен.
— А вот оттуда, дурак! — обрушилась на него Бесси. — Ты что, не видел снимков принца Уэльского? Короли и прочие такие особы всегда ходят в мундирах и при шпагах — разве что когда играют в гольф. Или купаются.
— Вот именно. — И Лилия посмотрела на Т. Бенескотена ледяным взглядом. Как правило, все, кроме его сына Терри, смотрели на Т. Бенескотена ледяным взглядом.
— И тут, — продолжала Лилия, — он обнажает шпагу и кидается на того, кого считает своим дядей, но тот с ним заговаривает, и он понимает, что это не его дядя. Ну, тут они знакомятся и беседуют. Здесь, по — моему, следует дать наплывом: счастливая жизнь корреспондента (героя), когда он был мальчиком в Оклахоме, как он играл в бейсбол и все прочее. Тут корреспондент — он видел, как маленький король измывался над своими солдатами, — объясняет бедному крошке, что надо быть хорошим и демократичным, как все американские дети, и королю очень стыдно, что он так подло себя вел, а корреспондент ему ужасно понравился, и они гуляют по парку и встречают сестру короля (героиню — в этой роли я вижу Катеньку Кетлсон), и корреспондент с принцессой влюбляются друг в друга с первого взгляда, а потом, конечно, корреспондент спасает принцессу и короля от дяди — большой бал во дворце и балет, — а дядя собирается похитить короля, а корреспондент узнал про подземные ходы под дворцом (или сделаем их катакомбами), и он их уводит, и тут шикарный поединок в лесу — корреспондент был чемпионом по фехтованию, и он схватывается с дядей на шпагах, а бедный маленький король и несчастная принцесса робко прячутся за кучей опавших листьев, а корреспондент приканчивает дядю и… стойте, стойте — нашла, такого еще не было ни в одном фильме с королевским сюжетом! — они после поединка спасаются на аэроплане — скажем, улетают за океан в Америку, и летчик падает мертвым, а корреспондент был ранен, но благородно скрывал это от принцессы, и теперь теряет сознание, но летчик научил короля водить самолет, и он хватает рычаги управления…
— И мне дадут поводить самолет? — возликовал Терри.
— Нет, не дадут, — оборвала его мать. — Это сыграет дублер. Давай дальше, Лилия.
И Терри уныло продолжал слушать, как Лилия подводила маленького короля к кульминационному моменту, когда его похитили нью-йоркские гангстеры, из рук которых его вырывают корреспондент и премьер-министр с бакенбардами, смешной, но героичный.