И Терри уныло продолжал слушать, как Лилия подводила маленького короля к кульминационному моменту, когда его похитили нью-йоркские гангстеры, из рук которых его вырывают корреспондент и премьер-министр с бакенбардами, смешной, но героичный.
— Это вещь! — сказал Авраам Гамильтон Гренвилл.
— Пожалуй, сойдет, — сказала миссис Г. Бенескотен гуч О
1 еит.
— О господи! — сказал пресс-агент Уиггинс.
А Терри Тейт и тейтовская дворняжка не сказали ничего, но зато весьма энергично.
Хотя Кастелло-Мариио, резиденция семейства Бенескотен Гейт, несколько уступала по размерам вилле мистера Авраама Гренвилла, она тем не менее дышала изысканным вкусом и была украшена кампанилой — точной копией знаменитой сиенской, только в пять раз ниже и сложенной не из старомодного бурого кирпича, а из желтой плитки.
В этих аристократических стенах любящие, но несчастные родители, которые всем жертвовали ради карьеры своего сына, переживали тяжелые минуты.
В это утро Терри просто-напросто взбунтовался, когда его симпатичный камердинер попытался его одеть. Он сказал, что терпеть не может своего симпатичного камердинера. Он сказал, чтобы к нему не приставали.
— По — моему, Полаччи, — заметила миссис Тейт, обращаясь к камердинеру, — раз мистер Терри едет в контору мистера Гренвилла, ему следует надеть костюм для игры в поло.
— Не надо, мамочка! — взмолился Терри. — Он такой дурацкий! Никто из мальчиков в таких не ходит.
— Я думаю! Для чего же я его тебе и покупала!
— Не стану я его надевать! Если бы еще дома… Все надо мной смеются. Вот не буду сниматься, и все!
— Господи, за что ты покарал меня сыном, который…
— Сейчас же надень свое поло и не смей возражать матери, — сказал Т. Бенескотен Тейт.
— Заяц!
— Что, радость моя?
— Закрой пасть… Хорошо, Терри, разрешаю тебе надеть матросский костюм. Английский. Импортный. Но помни, твое непослушание убивает мамочку. А теперь не мешай Полаччи одеть тебя. Лимузин давно ждет.
— Мам, можно, я не поеду в лимузине? Это совсем не интересно! И не видно ничего. Я хочу поехать на трамвае. Там всякие интересные люди ездят.
— Теренс Мак-Джи Тейт! Я в жизни не слыхивала такой глупости! Кто тебе наболтал про эти трамваи? На них ездить неприлично. Они годятся только для простого люда! Да к тому же, чтобы на тебя смотрели бесплатно?! Еще чего! Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не смел якшаться со статистами во время съемок и набираться от них всяких гадостей! Если ты не поедешь со мной в лимузине, то не получишь за обедом черной икры!
— А я не люблю икру!
— О господи! За какие грехи ты так меня покарал?
Т. Бенескотен робко предложил:
— Может, мы с Терри поедем на трамвае и встретимся с тобой у Эйба в конторе? Я бы и сам не прочь разок прокатиться в трамвае.
— Чтобы подцепить какую-нибудь голливудскую нахалку? Как же, дожидайся!
Они поехали в лимузине.
В кабинете мистера Гренвилла собрались все высшие сановники корпорации «Юпитер-Трайомф-Тейт», чтобы прослушать сценарий мисс Лилии Лавери Лагг «Августейший сорванец», идею которого она предложила три недели назад. Однако прежде, чем мисс Лагг успела начать, пресс-агент Уиггинс, который метался взад-вперед по кабинету, весь во власти блестящей идеи, объявил, что, согласно сообщениям вечерних газет, юный монарх «Словари» Максимилиан III со своей матерью, королевой Сндонией, на днях отбывает с визитом в Лондон.
Газеты намекали, что предприимчивая Сидония рассчитывает заручиться симпатией и поддержкой английского народа, показав ему маленького короля.
— И вот тут-то, — захлебывался Уиггинс, — мы можем соорудить рекламу, какая никому и не снилась. Бесси, ты с Томом и Терри едешь в Лондон. Я останусь тут, чтобы никто ничего не заподозрил. Да и на нашего лондонского представителя Клэпема можно положиться — он на рекламе собаку съел. Вы с ним как-нибудь устроите, чтобы Терри познакомился с этим Максимилианом. Два мальчика-короля, ясно? Их будут вместе снимать, ясно? К тому же публика Терри привыкла видеть его газетчиком и может не принять в роли короля, если заранее не показать, что он и в самом деле вращается среди избранных, ясно?
Миссис Тейт нерешительно молчала. Она изучила Поппи-Пикс, знала Голливуд вдоль и поперек, однако ни она, ни Т. Бенескотен, ни Терри еще ни разу не посещали жуткие неведомые земли по ту сторону Атлантического океана. Но затем лицо ее прояснилось и исполнилось решимости, ибо лукавый Уиггинс добавил:
— А если ты это провернешь и ребята подружатся, может, ты и сама сойдешься с королевой Сидонией, Бесси, и она приедет погостить к тебе в Кастелло-Марино, и уж поверь, тогда Грета Гарбо[3] и Кэт Хепберн[4] на стенку полезут, за это я тебе ручаюсь.
— Пожалуй, тут что-то есть, — задумчиво произнесла миссис Тейт.
В неприступных глубинах жилища Бенескотен Тентов, в этрусской утренней столовой, где попугайчики — неразлучники и гималайские канарейки целовались, ворковали и распевали в красных эмалированных клетках, а зеркальный мрамор стола отражал букет орхидей ценой в девятнадцать долларов, семейство Тейтов обсуждало вторжение в Европу. Они только что вернулись из конторы мистера Гренвилла, где одобрили сценарий Лилии «Августейший сорванец».
— А знаешь, — заметил Т. Бенескотен, — если мы застрянем в Лондоне надолго, я, пожалуй, смотаюсь в Париж, если ты не против.
— Зачем это тебе вдруг понадобился Париж?
— А? Ну, просто посмотреть город, познакомиться с французскими обычаями. Путешествие — лучшее средство для расширения кругозора.
— Ничего, обойдешься и узким. Так я и пустила тебя в Париж одного, чтобы ты лакал шипучку и хороводился со всякими тварями! И вообще, Заяц, для дела будет лучше, если мы с Терри поедем без тебя.
— Мамочка! — взмолился Терри. — Ну, пожалуйста! Я не хочу ехать без папы!
Бесси повернулась к своим мужчинам, уперла руки в бока и выставила подбородок. Когда она принимала эту позу, никто из знавших ее не осмеливался и пикнуть, если жизнь еще была ему дорога.
Т. Бенескотен ворчал, Терри хныкал, и оба в конце концов смирились под ее свирепым взглядом. Тогда она прошествовала к телефону и приказала, чтобы к ней немедленно явились портниха, дамский портной, сапожник, модистка, парикмахер, массажистка, остеопат, преподаватель французского языка и проповедник доктрины «Высшей мысли».
— Я поеду в Европу по всем правилам, — объявила она.
Когда две недели спустя Бесси садилась в поезд, она везла с собой четырнадцать новых вечерних платьев, восемь новых костюмов, тридцать семь новых шляп, восемь пар новых туфель из змеиной кожи, опаловый перстень для большого пальца, несессер с золотыми замочками и прелестную спокойную манеру держаться, приобретенную у проповедника «Высшей мысли».
Всю дорогу от Поппи-Пикс до Нью-Йорка Терри и его улыбающуюся нежную мамочку восторженно приветствовали миллионы поклонников, для которых Герри стал символом беспечного, но чуть грустного детства.
Уиггинс великодушно известил газеты всех городов и селений на их пути, когда именно нужно ждать проезда Короля Киновундеркиндов, и на каждой станции Терри, несмотря на все его протесты, заставляли кланяться беснующейся толпе и улыбаться своей знаменитой улыбкой маленького лорда Фаунтлероя.
Постепенно I ерри овладел такой страх перед этими жадно глазеющими толпами, перед необходимостью притворяться сверхчеловеком, когда на самом деле он был обыкновенным напуганным мальчиком, что только ярость матери, гнев мистера Авраама Гамильтона Гренвилла и улещивания Уиггинса могли вынудить его покинуть безопасное убежище салон-вагона и выйти на площадку.
Поэтому, хотя пучина морская и внушала ему некоторые опасения, а мысль о предстоящем свидании с королем Максимилианом (который, по сообщениям газет, должен был прибыть в Лондон за день до Тейтов) тоже не была особенно приятной, Терри очень обрадовался, когда Гренвилл и Уиггинс распростились с ними, лайнер «Мегаломаниак», рявкая и огрызаясь, выбрался из порта, и он наконец мог спрятаться в укромном уголке каюты люкс.
Он проспал шестнадцать часов, и даже неукротимая Бесси уснула, в то время как «Мегаломаниак» резал океанские волны, а Европа нетерпеливо ожидала их, так же, как и других августейших гостей — из Словарии.
Правда, Бесси мягко убедила Терри блеснуть в любительском концерте (он продекламировал «Как расстреляли Дэна Мак-Гру» и «Ганга-Днна»,[5] а также изобразил Наполеона и курицу), правда, она позволяла всем желающим пассажирам фотографировать его и с нежностью настояла, чтобы он каждый день появлялся в новом костюме, включая костюм для игры в поло, бейсбольную форму, итонский костюм с цилиндром и фаунтлероевский костюмчик из черного бархата с кружевным воротником, — но если не считать этих пустяковых требований, она дала ему на пароходе полный отдых. В ближайшем будущем ему предстояло покорить Лондон, Англию и королеву Сидонию, и его следовало поберечь.
В Саутгемптоне Бесси ждало разочарование — на пристани не бушевала толпа, жаждущая поскорее узреть Короля Киновундеркиндов.
Собственно говоря, их вообще никто не встречал, если не считать мистера Персиваля С. Ф. Клэпема, пресс — агента и секретаря при председателе кинопрокатной компании «Англо-Юпитер», взявшей на себя великую миссию по ознакомлению Британии с территейтами.
Мистер Клэпем приветствовал Бесси и 1 ерри абсолютно по-американски — так, во всяком случае, думал он сам:
— Ну что ж, будем знакомы, ребята! Располагайте мной, пока вы здесь.
— А где толпа? — осведомилась Бесси.
— Толпа… э… Видите ли, Саутгемптон несколько равнодушен к американцам, если можно так выразиться.
Клэпем и Бесси обменялись взглядами, отнюдь не исполненными нежной симпатии. Международного братства как-то не возникало, руки, протянутые через океан, превращались в ледышки, и, когда все трое расположились в купе экспресса, Бесси заявила:
— У нас с Терри времени в обрез. Я, конечно, не хочу вас подгонять, но вы уже наладили встречу I ерри с этим малюткой-королем и монахиней?
— Монахиней?
— Господи боже ты мой! Ну, с королевой! С Сидонией!
— Но право же… монахиней? Ах, понял! Монархиней! Ну, конечно же. Да-да, я понял. К сожалению, нет. Еще не совсем.
— А они приехали?
— О да! Им был оказан великолепный прием. Юный король сразу стал любимцем Лондона.
— Ну, так в чем же дело? Тогда мы с Терри прямо поедем к ним с визитом. Уж наверняка они видели его фильмы. Раз вы еще не договорились с ними, нам будет проще послать свои визитные карточки. А может, лучше позвонить? Где они остановились?
— В отеле «Пикардия», ввиду траура. Это неофициальный визит. И право же, сударыня, вы не можете просто так явиться к его юному величеству и королеве Сидонии! Это не принято. Вы понимаете, это не принято. Вам следует обратиться к вашему послу, который сообщит вашу просьбу английскому министерству иностранных дел, которое снесется с министерством иностранных дел Словарии, которое решит, передавать ли ее секретарю королевы Сидонии, который, если сочтет это возможным, представит вопрос на рассмотрение ее величества, а засим…
— А засим, — заметила миссис Т. Бенескотен Тейт, — подождем, чтобы рак свистнул. А теперь послушайте меня! Я, конечно, не слишком-то часто встречалась с королевами, но бьюсь об заклад, что не реже вашего! Так вот, слушайте…
Яркий природный румянец сбежал со щек мистера Клэпема, пока Бесси Гейт посвящала его в свои крамольные, почти святотатственные планы.
— Сударыня, мы все горим желанием помочь вам, — простонал он умоляюще. — Но право же, король — это король.
Бесси взглянула на Терри.
— Само собой! — отрезала она. — А мать короля — королева! Само собой!
И мистеру Клэпему оставалось только ломать голову над этим глубоким афоризмом до тех пор, пока экспресс не остановился у перрона вокзала Ватерлоо.
Тут их ждало пять репортеров и человек сорок — поклонников — самого нежного возраста. Мистер Тернер, весьма почтенный председатель компании «Англо-Юпитер» и шеф мистера Клэпема, встретил их и проводил к своему автомобилю.
— Ну как, поедем прямо в «Пикардию» или сперва покажемся Лондону? — спросила Бесси.
— А? В «Пикардию»?
— Ну, а куда же? Ведь там остановились король Максимилиан и его мамаша или нет? Это лучший отель в городе или нет?
— О, конечно! Да, конечно. — Мистер Тернер несколько разволновался и продолжал раздраженно: — Но послушайте! Дама, которая путешествует одна с маленьким мальчиком, не может поселиться в «Пикардии»! На это могут посмотреть косо! Я снял для вас номер в отеле «Гарборо» — очень приличном семейном отеле.
— Когда его построили?
— Построили? Построили… Ах, построили! Боже мой, я не знаю, сударыня. Вероятно, году в тысяча восемьсот сороковом.
— Это я и хотела узнать. Ну ладно, везите.
Автомобиль мистера Тернера тронулся с места под пискливое «ура» юных поклонников Терри, после того как репортеры успели серьезно спросить, сколько коктейлей имеют обыкновение выпивать перед обедом десятилетние американские мальчики. Но когда вокзал остался позади, уже нельзя было решить, подозревает ли Лондон, что ему выпала честь принимать еще одного короля.
Их обволокло туманом. Закопченные фасады домов утонули в желто-серой мути. Казалось, что трафальгарская площадь ревет более громко и грозно, чем Лос-Анжелос или даже Нью-Йорк. Бесси с необычной для нее робкой лаской положила руку на плечо Терри, этого редкостного золотого гуся.
Гостиная их номера в отеле «Гарборо» была обставлена темной и неказистой мебелью. Бесси, привыкшей к гостиничным номерам величиной с вокзал, она показалась убогой каморкой. Ведь эта комнатушка еле-еле могла бы вместить домик, где Гейты проживали четыре года назад.
Бесси презрительно фыркнула. И с полным на то основанием.
Подумать только: в спальнях гардеробы вместо нормальных стенных шкафов!
Она снова фыркнула и позвонила коридорному.
— Сухой мартини, — заказала Бесси.
— Йек? — поперхнулся коридорный.
— Сухой мартини! Коктейль! Выпивка! — рявкнула Бесси.
— Прошу прощения, сударыня, но коктейлей мы не подаем.
— Не подаете… — Оскорбленная в лучших чувствах Бесси рухнула на стул. — Послушайте, что это за дыра? И какая же публика тут у вас проживает?
— Его светлость герцог Айтгемский уже шестьдесят лет как изволит останавливаться у нас.
— С тех, значит, пор, как ты был сорокалетним парнишкой! Ладно, тащи «Белую лошадь» с содой.
— Белую лошадь?
— Ну, виски! Виски с содовой!
— Слушаю, сударыня.
Когда коридорный величественно удалился, Бесси сказала с рыданием в голосе:
— А они еще уверяли, что мне понравятся эти развалины!
На минуту она как будто пала духом.
— Может, подружиться с Максимилианом и Сидонией будет все-таки труднее, чем я думала. Хоть бы я Зайца взяла с собой! — Тут ее уныние рассеялось, и она встрепенулась, как боевой конь, заслышавший трубу. — Эх, и изругала бы я его! Ладно, валяй, Бесс! Мы еще покажем этой задрипанной Европе, на что способна порядочная американка!
Двери «Гарборо» распахнулись перед ними в три часа дня. Ровно в пять, облаченная в черный бархатный костюм, в котором она (по самый подбородок) выглядела совершеннейшей обольстительницей, Бесси решительным шагом вошла в вестибюль отеля «Пикардия». В «Гарборо» за конторкой сидела жилистая девица в черном шерстяном костюме, излучающая хроническое неодобрение, в «Пикардии» же обязанности портье исполнял молодой испанский граф во фраке.
— Мне нужен, — заявила Бесси, — самый лучший номер, какой только у вас есть.
— Разумеется, сударыня! Сию минуту.
Портье в мгновение ока извлек из застекленной святая святых помощника управляющего, который был еще более изысканно усат, изящно офрачен и приторно любезен, чем даже он сам.
— Могу ли я узнать, какой именно номер желает мадам? И… э… супруг мадам тоже прибыл?
— Нет. Я мать Терри Тейта, киновундеркинда — я хотела сказать, кинозвезды. Я здесь с ним — только он и я. Мне бы нужно гостиную, парочку спален и две-три столовые. Вам тут, наверное, требуются рекомендации. — На секунду Бесси вновь утратила уверенность. — Может, вы позвоните американскому послу… Он наверняка про нас знает.
— О, что вы, сударыня! Разумеется, нам известны фильмы юного мистера Тейта. Разрешите показать вам некоторые наши номера.
Первый же номер, в который он проводил Бесси, ни по величине, ни по количеству позолоты, полированных панелей, омлетно-мраморных столиков, телефонов, кранов в ванных и персидских ковров почти не уступал лучшим отелям Спокана, Скенектади или Санкт-Петербурга (штат Флорида).
— Это уже больше похоже на дело! Только вот что: мне кто-то говорил, что тут остановились королева Сидония и ее сынок.
— Совершенно верно, сударыня.
— Так вот, мне нужен номер на их этаже.
— Простите, сударыня, но это невозможно. Весь этаж занят их величествами и свитой.
— Но там наверняка есть пустые номера.
— Простите, сударыня, но это невозможно. У нас были бы большие неприятности с полицией, если бы мы позволили себе что-либо подобное.
Бесси вспомнился тот день, когда, только приехав в Голливуд, она пыталась убедить чугунноликого швейцара пропустить их с Терри к директору студии. С тех пор никто ни разу не говорил с ней таким безапелляционным тоном. И вновь на минуту став приунывшей Бесси 1 ейт из Меканиквилла, она сказала просительно:
— Ну, в таком случае мне хотелось бы поместиться на этаже прямо над ними или прямо под ними. И я вас не обижу, господин управляющий. Конечно, я не собираюсь подкупать вас, только я не люблю беспокоить люден даром. Гак вот: если у нас будет хороший номер прямо над их величествами, я не пожалею десяти этих ваших фунтов.