– Нет, спасибо, – отвечала Полетта, смущаясь из-за того, что взрослый мужчина обращается с ней как со взрослой женщиной.
– Вы очень хорошо работаете, – как-то раз сказал Полетте мистер Браун. – Без вас миссис Харт ни за что бы не справилась.
Полетта считала, что мистер Браун тоже работает очень хорошо, ухаживая за старым мистером Хартом. Она видела, как он первым делом прибрал в комнате больного старика и вымыл там все до блеска. Мистер Браун купил яркий, веселый календарь и повесил его прямо напротив кровати мистера Харта. Еще он принес часы с яркими стрелками и поставил их так, чтобы больной их хорошо видел. Он разговаривал с мистером Хартом внятно, совершенно особенно, то и дело указывая на время и местоположение той или иной вещи. Он много рассказывал умирающему старику, стараясь поддерживать его связь с миром.
– Меня зовут Фред Браун, – говорил мистер Браун каждый день, заступая на смену. – Я сиделка, я за вами ухаживаю. Я пробуду с вами восемь часов. Меня нанял ваш старший сын, Энтони. Вы живете в доме Энтони.
На протяжении дня мистер Браун так же толково разъяснял каждое свое действие. В конце дня он говорил:
– Доброй ночи, мистер Харт. Сейчас семь часов вечера, и мне пора домой. Я снова приду, чтобы помогать вам, в среду, четырнадцатого октября, в одиннадцать часов утра.
Полетта Калески считала, что мистер Браун – чудесный человек и замечательная сиделка. Она думала, что он самый прекрасный мужчина из всех, кого она знала, и втайне влюбилась в него. Через некоторое время старенький мистер Харт, конечно, умер от рака печени. Мистер Браун начал работать с другим больным, в другом доме, и Полетта Калески больше с ним не виделась – только изредка, хотя они и жили по соседству. А потом вдруг в доме Калески начал появляться Дэнни Браун, и они с младшим братом Полетты – Расселом стали возиться со старым «фордом».
– Фред Браун – твой отец? – спросила Полетта Дэнни в июне. Она впервые заговорила с ним до того вечера, когда положила руку ему на колено. Дэнни не совсем понял, почему она задала ему этот вопрос.
– Конечно, – ответил Дэнни. – Он мой отец.
Полетта вовсе не считала, что Дэнни похож на отца. Однако она очень надеялась, что он станет похожим на отца, когда повзрослеет. Как-то, в чем-то. Вот поэтому она втайне влюбилась в Дэнни Брауна. С такой надеждой на будущее.
Естественно, Дэнни Браун ни о чем этом не имел ни малейшего понятия.
Став взрослым, Дэнни Браун вспоминал свое шестнадцатое лето и поражался, как ему вообще потом разрешили уехать из дому. Он понимал, как чудовищно невежествен был тогда, насколько поразительно неприспособлен к жизни. В возрасте пятнадцати лет Дэнни Браун не знал очень многого. А если бы знал, это бы ему очень помогло. Даже мелочи. Повзрослев, Дэнни стал думать, что его отправили в самостоятельную жизнь полным невеждой. Никто ему никогда ни о чем не рассказывал. Он не знал, что люди делают со свой жизнью, чего хотят, о чем сожалеют. Он не знал, зачем люди женятся, зачем выбирают профессию, друзей, зачем девушки прячут свою грудь. Он не знал, способен ли к чему-то и как это выяснить. Все просто позволяли ему жить, ничего не зная.
Его образование было на редкость неполным. Пятнадцатилетний Дэнни Браун не знал значения ни одного из таких слов: эфирный, прозаический, мимолетный, мизерный, стадный, язвительный, затмевать, нигилизм и coup d’etat [16]. Эти слова, а также многие другие входили в перечень понятий, которые ему, так же как и всем прочим ученикам одиннадцатого класса, предстояло освоить в следующем учебном году. Но шестнадцатое лето Дэнни предстояло прожить, не чувствуя необходимости ни в одном из этих слов.
Дэнни Браун не знал об Евклиде, митозе, о глухоте Бетховена, но Образовательный совет округа Монро был готов поведать ему обо всем этом начиная с сентября.
А еще Дэнни Браун ничего не знал о названии города, в котором родился и жил. Что это означало – Монро? Каким-то образом Дэнни позволили проучиться десять лет в школах округа Монро, а он так и не узнал, что его родной город был назван в честь американского президента Джеймса Монро. Дэнни Браун думал, что Монро – это просто слово. И поэтому он не понимал, что означает Монро, когда это слово употребляется в таких важных названиях, как «Мемориальная больница Монро», «средняя школа Монро» или «клуб округа Монро». Дэнни Браун не имел ни малейшего понятия о том, что Джеймс Монро был ветераном Революционной войны,[17] во время которой получил ранение, что он прослужил на посту президента страны два срока. И уж конечно, Дэнни не знал о том, что, когда Джеймс Монро в тысяча восемьсот двадцатом году переизбирался на второй срок, он получил все до единого голоса выборщиков, кроме одного, и что этим единственным был делегат от Нью-Гэмпшира по имени Уильям Пламбер. Уильям Пламбер не проголосовал за Монро намеренно. Он желал доказать, что ни один человек не разделит с Джорджем Вашингтоном честь единогласного избрания на пост президента Соединенных Штатов. Уильям Пламбер (который больше ничем, кроме этого, в жизни не отличился) полагал, что лишение Джорджа Вашингтона этого исключительного достижения станет национальным позором, о котором будет вспоминать и горько сожалеть каждый гражданин на протяжении всей американской истории.
А Дэнни Браун в свои пятнадцать лет даже не знал о том, что Монро – это имя собственное.
Дэнни Браун ничего не знал о месте, где жил. Он не знал о том, что вода в город поступает из водоема, находящегося в двадцати пяти километрах севернее Монро, а электричество – от одной из первых в штате атомных электростанций. Он жил на окраине, в квартале под названием Гринвуд Филдз, и понятия не имел о том, что когда-то здесь располагалась молочная ферма. Он не знал, что эта земля когда-то принадлежала семье эмигрантов из Швеции по фамилии Мартинссон и что единственный сын Мартинссонов умер в тысяча девятьсот семнадцатом году. Его убили в окопах во Франции. На самом деле тогда, в свои пятнадцать лет, Дэнни Браун даже не знал, что означает слово «окоп». Значение этого слова объясняют на уроках истории в одиннадцатом классе. Он мало что знал о Первой мировой войне. Он совсем ничего не знал (и вряд ли мог узнать в будущем) о менее известных войнах, вроде Испано-американской[18] и Корейской[19] войны. Он не знал, что его мать год служила сиделкой в Корее во время войны. Она никогда не упоминала об этом.
Дэнни Браун не знал о том, что его родители влюбились друг в друга буквально с первого взгляда и что его мать забеременела в первую брачную ночь. Он понятия не имел о том, что его бабушка Браун была категорически против женитьбы сына, потому что мать Дэнни была старше его отца, и к тому же языкастая. Бабушка Браун считала мать Дэнни «шлюхой», она так и говорила сыну. (Это было единственное грубое слово, которое она употребляла, прожив на свете девяносто лет, и когда отец Дэнни слышал это слово, он начинал плакать.)
Кроме того, Дэнни Браун не знал, что его мать за время своего замужества плакала один-единственный раз. Он даже представить себе не мог ее плачущей. А на самом деле вышло все из-за Дэнни. Это случилось, когда ему было два года. Он полез в духовку и опрокинул на себя сковороду с раскаленным жарким. Мать оказалась рядом. Она схватила его, усадила в ванну и стала поливать холодной водой. Она сорвала с него одежду. У матери Дэнни (сиделки из ожогового отделения, женщины, работавшей в госпитале во время войны) началась истерика. Она стала кричать и звать мужа. Ребенок вопил, мать вопила. Она не выпускала Дэнни из-под струи холодной воды даже тогда, когда он начал дрожать и его губы посинели.
– Он обгорел! – кричала она. – Он обгорел! Обгорел!
На самом деле все обошлось. Миссис Браун действовала достаточно быстро, и Дэнни получил всего-навсего ожоги третьей степени на лице и руках. Но его мать весь день плакала. Она думала: «Я недостойна того, чтобы быть матерью».
И еще: до того дня, как Дэнни обжегся, его мать хотела иметь второго ребенка, но с тех пор она даже мысли такой не допускала. Ни за что. Дэнни Браун ничего не знал о том, что в детстве так сильно обжегся, он ни разу не видел ее плачущей, он не догадывался, что она хотела иметь второго ребенка. Словом, он об этом не имел никакого понятия.
А вот откуда берутся дети, Дэнни знал. К пятнадцати годам это ему было известно. Мать ему рассказала об этом в подобающем возрасте, подобающими словами.
И все же очень многого он пока не знал. В очень многом он был полным невеждой. К примеру, в пятнадцать лет Дэнни Браун думал, что башни-близнецы находятся в городах-близнецах.
Утром семнадцатого августа шестнадцатого лета Дэнни Брауна в дом Браунов зашел Рассел Калески и позвал Дэнни. Как обычно. В то утро все было, как обычно.
– Хочешь повозиться с моей тачкой сегодня, чувак? – спросил Рассел.
– Круто, – как обычно, ответил Дэнни.
Вот только Рассел выглядел не так, как всегда. Его лицо и руки были покрыты уродливыми красными пятнышками.
– Ты заболел? – спросил Дэнни.
– Попал в точку, – ответил Рассел. – У меня ветрянка, чувак.
Дэнни Браун не знал, что ветрянка бывает не только у маленьких детей.
– Мам! – смеясь, крикнул Дэнни Браун. – Мам! На помощь!
Мать Дэнни, сиделка с большим стажем, подошла к двери и посмотрела на Рассела. Она велела ему задрать рубашку, чтобы рассмотреть пятнышки у него на груди. Из-за этого Рассел Калески так расхохотался, что у него на ноздре надулся пузырь из соплей, а из-за этого Дэнни охватил такой приступ смеха, что он сел на ступеньку крыльца. Дэнни и Рассел хохотали как ненормальные.
– У тебя точно ветрянка, Рассел, – поставила диагноз мать Дэнни.
Почему-то после этих ее слов Рассел и Дэнни стали смеяться еще пуще. Они обнялись, а потом, схватившись за животики, стали дрыгать ногами.
– Не сказала бы, что ваше поведение так уж прилично… – заметила мать Дэнни.
Поскольку Дэнни в детстве переболел ветрянкой, ему разрешили пойти к Калески. Рассел и Дэнни немного потрудились над «фордом». В этот день им нужно было снять боковые зеркала с машины, подержать их в ведре с мыльной водой, а потом хорошенько протереть и поставить на место. Рассел то и дело уходил с подъездной дорожки в гараж, потому что говорил, что солнце вредит его ветрянке. Всякий раз, когда Рассел произносил слово «ветрянка», Дэнни снова разбирал смех.
– Кто же мог подцепить ветрянку, чувак? – спросил Дэнни. – Это просто надо постараться – подцепить ветрянку.
– Все мои родичи ее подцепили, чувак, – сказал Рассел. – Никто раньше не болел, вот все и подцепили. Даже моя мама, чувак.
Дэнни снова засмеялся. А потом перестал смеяться.
– Даже Полетта? – спросил он. – Полетта тоже заболела?
Дэнни впервые произнес имя Полетта в разговоре с Расселом Калески.
– Полетта? – переспросил Рассел. – Полетта? Да Полетта нам ветрянку и притащила, если хочешь знать, чувак. Вот дерьмо! Ей хуже всех, кстати. Она подцепила эту дрянь от кого-то из детишек, чувак.
– А она… как… себя чувствует?
Рассел то ли не расслышал, то ли не обратил внимания на то, каким тоном был задан этот вопрос. Он не задумался над тем, почему Дэнни Браун интересуется его сестрой Полеттой. Рассел сказал:
– Полетта уродка, чувак. Она из своей комнаты носа не высовывает. Сидит и ревет весь день. «Ой-ой-ой! У-у-у-у! Все чешется! Помогите!»
Дэнни стоял на дорожке перед домом Калески. Он стоял под палящим солнцем и держал в руках боковое зеркало от «форда». Стоял и стоял.
– Эй, чувак, – сказал Рассел. – Эй, чувак, – повторил он.
Дэнни Браун посмотрел на него.
– Эй, чувак, – снова сказал Рассел.
– Я должен зайти в дом, – произнес Дэнни.
Дэнни положил автомобильное зеркало на дорожку и вошел в дом. Миссис Калески лежала на диване. Шторы в гостиной были задернуты, работал телевизор. Миссис Калески была намазана розовым каламиновым лосьоном.
– Вы себя хорошо чувствуете? – спросил Дэнни.
Миссис Калески курила сигарету. Она посмотрела на Дэнни. Обычно она была очень милой, гостеприимной женщиной, а сейчас даже не улыбнулась. Она покачала головой. Вид у нее был самый что ни на есть несчастный. Ее лицо было покрыто буграми и пупырышками. Она выглядела гораздо хуже Рассела.
– Я вернусь, миссис Калески, – сказал Дэнни. – Я только поднимусь наверх. Мне на минуточку надо наверх.
Дэнни быстро поднялся по лестнице и прошел по коридору. Он знал, где комната Полетты. Он подошел к двери и постучал.
– Это Дэнни, – сказал он. – Это я.
Он вошел. Полетта лежала на кровати в пижаме, не укрытая ни простыней, ни одеялом. Увидев Дэнни, она расплакалась. Выглядела она намного хуже Рассела и матери. Она закрыла лицо руками.
– Так чешется, – всхлипнула она. – Так ужасно чешется!
– Ладно, – сказал Дэнни. – Ты потерпи, ладно?
Дело в том, что Дэнни переболел ветрянкой. И болел не таким уж маленьким – ему тогда было почти одиннадцать. В то время его мать не могла отлучаться с работы, и ухаживал за ним отец. Дэнни помнил, что отец очень старался, ухаживая за ним.
Дэнни спустился и прошел на кухню. Рассел вошел в дом.
– Какого фига, чувак? – спросил Рассел.
– Рассел, – произнесла миссис Калески. – Не надо.
Она была слишком слаба и воспротивиться сквернословию сына решительнее попросту не могла.
– Рассел, – сказал Дэнни. – Мне просто нужно немного овсянки.
– Какого фига, чувак? – требовательно возвысил голос Рассел.
На этот раз миссис Калески совсем ничего не сказала. Он была совсем слаба.
Дэнни нашел большую жестяную банку с овсяными хлопьями и сказал Расселу:
– Это чтобы не чесалось. Полетте нужно, ясно?
Он поднялся наверх. Рассел молча пошел следом за ним. Дэнни пустил чуть теплую воду в ванну, закрыл ее пробкой. Он высыпал в ванну все овсяные хлопья из банки, потрогал воду рукой, закатал рукав рубашки, запустил руку в воду и хорошенько размешал овсянку. Оставив воду включенной, Дэнни отправился в спальню Полетты. Мимо Рассела он прошел, не сказав ни слова.
– Полетта, – сказал Дэнни, – ты немного посидишь в ванне, хорошо? Это поможет тебе. Будет меньше чесаться. Я посижу с тобой, ладно?
Он помог ей сесть на кровати, а потом повел в ванную. Она все еще плакала, но уже не так громко. Он держал ее за руку, и они вместе прошли мимо обалдевшего Рассела Калески, бывшего обидчика Дэнни, стоявшего в коридоре.
– Извини, – вежливо сказал Дэнни Расселу. – Прости.
Дэнни завел Полетту в ванную, закрыл дверь и запер на шпингалет.
– Ну вот, – сказал он Полетте. – Приступим, да?
Полетта была в пижаме. Пижама насквозь промокла от пота. Полетта была очень, очень слаба.
– Так, – сказал Дэнни. – Тебе придется раздеться, хорошо?
Полетта оперлась рукой о раковину, сняла носки, потом пижамные штаны и трусики.
– Хорошо, – сказал Дэнни. – Сейчас я помогу тебе снять рубашку, а потом мы тебя посадим в ванну, ладно? Тебе станет намного лучше, понимаешь? Хорошо? Подними руки, Полетта.
Полетта стояла на месте и не двигалась.
– Давай, – сказал Дэнни, – подними руки.
Полетта подняла руки – совсем как маленькая девочка, которая не может сама снять длинную ночную рубашку. Дэнни стащил с нее пижамную кофту.
– Ну вот, – сказал Дэнни. – Похоже, на животе у тебя сыпь хуже всего.
– Ты только посмотри на мою кожу! – воскликнула Полетта и снова расплакалась.
– С твоей кожей все будет хорошо, слышишь?
Дэнни снова потрогал воду. Она была чуть теплая. Такая температура успокаивала, подбадривала. Дэнни снова помешал рукой воду с овсяными хлопьями и помог Полетте забраться в ванну.
– Так лучше, правда? – спросил пятнадцатилетний Дэнни Браун. – Помогает, верно?
Полетта села в ванну и, прижав колени к груди, опустила голову на колени, продолжая плакать.
– Начнем, – сказал Дэнни Браун. Он взял в обе руки по пригоршне мокрых, прохладных овсяных хлопьев и стал раскладывать кашицу по спине Полетты. – Вот так. Вот так.
Дэнни укладывал хлопья на шею, плечи и предплечья Полетты. Он взял с раковины кружку и полил водой голову Полетты, чтобы сыпь под волосами не так сильно чесалась. Когда вода в ванне начала остывать, он снова включил кран.
Дэнни Браун опустился на колени рядом с сидевшей в ванне Полеттой. Лежавшая в гостиной на диване миссис Калески гадала, что происходит наверху. Бывший драчун Рассел Калески сидел на полу в коридоре, прямо напротив закрытой двери ванной. Рассел не сводил глаз с двери. Он пытался подслушать, что там происходит, но ничего не слышал.
А в ванной Дэнни ухаживал за больной Полеттой.
– Теперь ты можешь откинуть голову, – сказал он ей.
Он помог ей улечься. Он свернул полотенце и подложил ей под голову как подушку. Прохладная вода заполнила ванну, она доходила Полетте до подбородка. Ее груди всплыли. Они стали легче в воде.
– Ровно через пять минут тебе станет легче, – сказал Дэнни Браун и улыбнулся. А потом спросил: – Хочешь стакан воды?
– Нет, спасибо, – ответила Полетта.
Возможно, прошло минут пять. Минут пять прошло, возможно. Миссис Калески лежала в гостиной на диване и ждала, продолжая гадать, что же происходит. Через несколько домов от дома Калески мать Дэнни Брауна собиралась на работу в ожоговое отделение. Отец Дэнни Брауна на другом краю города пытался покормить умирающего больного обедом. В средней школе Монро было пусто. «Форд» Рассела Калески стоял на подъездной дорожке, как обычно. Был август. Все было так, как всегда бывает в августе.
А потом Полетта Калески сказала Дэнни Брауну.
– Ты очень хорошо работаешь.
Рассел Калески сидел напротив ванной очень тихо. Он не понимал, чем там занимается его друг. Он не знал, чем там занимается его сестра. Рассел не понимал, зачем сидит здесь, на что тут смотреть, но он пристально смотрел на дверь ванной комнаты – так пристально, как только может смотреть человек. И к чему прислушивается, он тоже не понимал. Но Рассел Калески очень старательно прислушивался, сидя напротив ванной и склонив голову набок.