– Почему это? – нахмурилась Джейн.
– Потому что гроза идет. Скоро до нас доберется.
Джейн стала промокать губы салфеткой оттенка яичного желтка, и дешевая бумага тотчас прилипла к коже. Видимо, салфетки находились на столе исключительно ради гармонии с пластиковыми нарциссами в пластиковых горшках «под терракоту», дополненными, в свою очередь, пластиковыми солонкой и перечницей «под хрусталь».
– Скоро – это когда? – уточнила Джейн.
– После обеда, я думаю. Хотя нет – к полудню. Дождь точно будет.
Джейн пала духом. Почему она не узнала заранее прогноз погоды? И вообще – разве в Австралии не круглый год солнце и жара? Разве это не самый засушливый континент в мире? Разве не сплошная пустыня?
– А прогноз вы слышали, Бэз?
– Синоптики обещают дождь к вечеру. Или завтра к утру. – Бэз поглядел сочувственно, забрал грязную тарелку. – Сезон дождей у нас, лапуля; ничего не попишешь. Что ж вы время-то такое выбрали?
– Значит, сегодня будет ветер, а завтра – гроза, да?
Бэз пожал плечами.
– Так гидрометцентр обещает, да только эти дармоеды через раз ошибаются. Я больше на свои коленки полагаюсь. Артрит у меня, лапуля.
Джейн вымучила улыбку.
– Ну и что пророчат ваши колени?
– Что гроза разразится сегодня к полудню.
Джейн отвела жесткий тюль, выглянула в окно. Сейчас без пятнадцати шесть утра; на востоке разгорается заря, тянет ярко-розовые пальцы к мирно спящей Улуру.
– А как же эти люди? – спросила Джейн, кивнув на остальных гостей.
– Это съемочная группа из Токио. Они на Скалу не полезут. Будут делать фильм про наскальные рисунки. Наняли проводником черномазого, он с минуты на минуту явится.
Джейн скривилась. Похоже, в Австралии до сих пор допустимы такие выражения. По крайней мере, в малонаселенных районах. Какой бы скандал разразился в Лондоне, употреби кто-нибудь слово «черномазый»!
Джейн мысленно взвесила предупреждение Бэза.
– Но ведь еще рано. В смысле, небо такое красивое. – Подумала немного и уточнила: – Как по-вашему, я за два часа обернусь – час туда, час обратно?
Бэз пожал плечами.
– Зависит от вашего проворства. И от того, сколько на вершине пробудете. А вообще обычно двух часов хватает. Знавал я одного парня, так он в семнадцать минут с восхождением уложился.
Джейн снова посмотрела на безмятежный небосвод, еще чуть посветлевший за последние минуты.
– Ну тогда рискну. А по горам лазать я умею – в Сноудонии тренировалась.
Баз не отреагировал – явно не представлял, где эта Сноудония находится. Джейн не хотелось ни упоминать, что она родом из Уэльса, ни поднимать новую тему. Она встала из-за стола.
– Начну восхождение с рассветом. К девяти вернусь.
– Я сейчас в Эрлданду, но к вечеру нарисуюсь. Не беспокойтесь – я распоряжусь на кухне, чтоб к девяти чаю вам сделали, – подмигнул Бэз. – Кстати, обедать-то здесь будете? Просто япошки где-то в другом месте перебиваются, вот мы и не стряпаем.
Япошки! Это уже слишком. Джейн, к удовлетворению Бэза, отрицательно покачала головой.
– Нет, я тоже обедать не буду, спасибо. Сразу после восхождения поеду обратно в Элис-Спрингс. Попробую опередить дождь.
Бэз вскинул бровь.
– Так вы что ж – без чаю уедете? Ладно. Будьте осторожны на Скале. Запаситесь водой, пейте побольше.
– Хорошо.
Джейн зашла в номер за легкой непромокаемой курткой, налила воды в маленькую пластиковую бутылочку, но передумала брать лишний груз и не без труда выпила полбутылки. На ней были шорты, прочные кроссовки и футболка с длинными рукавами, чтобы предохранить руки от солнечных ожогов. На голове шляпа с широкими полями сзади – так шея не обгорит. Потом Джейн вспомнила, что Бэз советовал использовать санскрин, и довольно густо намазала нос белой субстанцией с содержанием цинка.
Садясь в арендованный автомобиль, Джейн чувствовала прилив сил; ею овладел даже какой-то необъяснимый восторг. Она быстро доехала до автостоянки у начала маршрута. Эту ночь она проспала спокойно – впервые после несчастного случая с Уиллом; вдобавок нынче было первое утро, когда она не плакала.
– Я уже почти на месте, Уилл, милый, – шептала Джейн, выбирая место на парковке.
Туристические автобусы, она знала, приедут позже; у нее около часа форы. Джейн хотелось оказаться на вершине прежде всех, чтобы никто не отвлекал ее, чтобы посторонние охи и ахи не нарушали ее настроя во время восхождения, а главное – когда она окажется в месте пересечения магических линий лей, то есть в энергетической воронке – Улуру.
Джейн заглушила мотор, вышла из машины. Окружающая тишина потрясла ее. Улуру ждет, поняла Джейн; ждет, все еще окутанная пурпуром ночи. Джейн слегка потряхивало от предрассветной прохлады, но даже теперь она на физиологическом уровне ощущала жар пустыни. В любую секунду солнечный свет, брызнув из-за линии горизонта, может окрасить алым коричневую равнину – и тогда Улуру встрепенется, потянется, как заспанный зверь, стряхнет темное ночное одеяние и засияет навстречу утру.
Крупный геккон с полосками на чешуйчатой спине пробежал по песку совсем близко от Джейн. Замер, прислушался, словно выжидая. Джейн смотрела на длинный тонкий язычок ящерицы, высунувшийся, чтобы облизать огромные выпуклые глаза. Перевела взгляд на Улуру – и решила, что фотографии не передают величественной красоты австралийского монолита. Теперь Джейн понимала, почему Уилл так восхищался Улуру; действительно, скала буквально выросла из-под земли, и разве это не чудо – этакая громадина посреди совершенно плоской равнины! Словно некий маг забросил ее сюда, в сердце материка.
Издали Улуру казалась идеально гладкой, но теперь Джейн разглядела на ее поверхности множество складок и трещин, а также отметин, сделанных природными явлениями; эти отметины казались таинственными письменами, оставленными для людей из Времен сновидений. Верно, это стихии начертали на боках Улуру свои истории, чтобы люди, поколение за поколением, ломали головы над их смыслом. «Интересно, – думала Джейн, – не на самой ли линии лей я сейчас стою; не проходит ли сквозь меня древняя энергия Земли?» Джейн очень надеялась, что так и есть, что она замерла прямо на линии и что линия соединяет ее с крепко спящим сознанием Уилла.
– Отыщи дорогу обратно, – произнесла Джейн, вообразив, как душа ее жениха выбирается на прямой путь, который приведет ее к душе Джейн, к ней самой. Они с Уиллом – древние души; он сам так сказал!
Порыв ветра взъерошил ей волосы, и Джейн невольно оглянулась. Несколько облаков, бог весть откуда взявшихся, кислотно-розовых, как сахарная вата, подтверждали прогноз насчет дождя. Впрочем, пока они выглядели вполне безобидными.
«Если небо красно к вечеру, пастуху бояться нечего. Небо красно поутру – пастуху не по нутру», – вспомнила Джейн. Эти поговорки любила повторять ее бабушка.
Но Джейн не волновалась. Облака были еще далеко, сама же она почти приблизилась к спасению Уилла и отступать из-за каких-то там народных примет не собиралась. «Иди, – велела она себе. – Не теряй ни секунды». Вокруг нее чирикали птички, перелетали с места на место; слышалось стрекотание просыпающихся насекомых. Крохотные следы остались на гладком, мелком, блестящем песке – ночью здесь побывали ящерицы, птицы, грызуны, змеи… У священной Скалы, на дне древнего моря, кипела жизнь задолго до приезда Джейн.
Она вдруг осознала, что озноб прошел. Температура воздуха казалась оптимальной – не жарко и не холодно. Должно быть, ее кровь имеет такую же температуру, иначе почему Джейн стало очень комфортно? Так, верно, чувствует себя эмбрион в материнском чреве. Джейн казалось, она слышит вздохи Улуру; древняя Скала как бы желала поскорее начать общение с новой гостьей. Джейн знала: аборигены против восхождений на Скалу, для них это святыня. «Я быстренько заберусь – и сразу назад, – зашептал внутренний голос. – Только оставлю в Книге свое имя и имя Уилла; ничего не сломаю, не нарушу», – пообещала Джейн всем богам, какие только могли ее слышать.
У самого подножия она подняла взгляд на почти отвесную стену, испещренную оспинами вмятин и трещин. Казалось, под толстой оболочкой песчаника скрыто древнее знание. Не успела Джейн прибыть в Элис-Спрингс, как со всех сторон на нее посыпались зловещие предупреждения.
«Высота Скалы – почти триста пятьдесят футов!»
«Вы слишком субтильная – там такой ветрище, вас просто сдует!»
«А вы знаете, что на вершине многие теряют рассудок?»
«Не стыдно вам так поступать со святыней народа анангу? Разве вы полезли бы на алтарь в приходской церкви?»
«Не забудьте ручку».
Ручку Джейн не забыла, а совесть успокаивала соображением, что намерена осквернить святыню исключительно ради спасения жизни хорошего человека. Джейн не сомневалась: аборигены и их божества простят ее.
В общем, больше размышлять было не о чем. Джейн начала восхождение, предварительно отбросив все посторонние мысли. Она думала только об Уилле и о своем желании вернуть его. Где-то между Лондоном и Австралией в ней родилась уверенность, что восхождение спасет и ее саму; Джейн надеялась вернуться домой другим человеком, с новым отношением к Уиллу в частности и к любви в целом.
Вскоре она миновала скопище красных валунов; вскользь подумала, что это и есть «граница для слабонервных». Накануне вечером насчет этой границы пошутил Бэз.
«Граница для слабонервных?» – переспросила Джейн.
Бэз ухмыльнулся.
«Да, потому что там большинство туристов поворачивает назад. Причем изрядно не дойдя до цепи». – Бэз презрительно фыркнул.
Но Джейн спокойно пересекла эту границу; она сильная, она не похожа на ленивых и трусливых зевак. Что касается цепи, через десять минут использования Джейн сочла ее очень нужным сооружением. Снизу склон казался пологим; обманчивое впечатление развеялось, когда кроссовки Джейн заскользили по гладкому песчанику. Она перехватывала руками толстые металлические звенья, подъем стал медленным и трудным. Солнце светило теперь ярко, однако, несмотря на изматывающие усилия, Джейн по-прежнему радовалась, что компанию ей составляют одни только обитатели пустыни – как облеченные плотью, так и бесплотные. Ветерок приятно охлаждал лицо. Джейн казалось, она не чувствовала себя такой крепкой уже целую вечность – вечность, окрашенную горем и отчаянием. Она мысленно благодарила за поддержку Робина и Холлика.
Говорили, путь к вершине составляет около полутора километров. Внезапно, к неприятному удивлению Джейн, цепь кончилась, причем как раз перед самым трудным с виду участком, а пройдено было не более трети. Улуру будто издевалась над непрошеными гостями, будто намеренно вводила в заблуждение относительно своей высоты, снизу представая легкодоступной.
По мере восхождения ветер крепчал – теперь Джейн казалось, что она открыта всем стихиям, незащищена. Правда, она испытала секундное наслаждение, когда струя воздуха охладила ее разгоряченные щеки. Джейн остановилась, чтобы надеть плотную ветровку и потуже затянуть пояс; пожалела, что не взяла с собой воду, однако лишь вдохнула поглубже и продолжила путь наверх. Новый участок определенно был не так крут, но Джейн успела утомиться, вдобавок ее мучила мысль об оставшемся пути, который, без сомнения, заберет последние силы. В Сноудонии Джейн частенько ходила в походы и знала: когда поднимаешься на гору, нельзя смотреть вверх. Опытный турист думает исключительно о своем следующем шаге, ноги ставит осторожно; медленно, но верно продвигается к цели.
Она не слышала уже ничего, кроме монотонного биения крови в висках. Дыхание с трудом вырывалось из ее рта, но с губ не сходила улыбка, ибо предпринимаемые усилия заставляли Джейн снова чувствовать себя живой. Зря она не заколола волосы; ветер трепал их на все лады, бросал на лицо, застил ими глаза. Джейн вынуждена была сделать еще одну остановку, чтобы спрятать волосы под воротник футболки. Не лучший вариант, но на какое-то время поможет. На этой остановке Джейн позволила себе оглядеть местность. Как же высоко она забралась! Какой захватывающий вид отсюда открывается! Кругом пустыня, поросшая колючей травой под названием «спинифекс», австралийской акацией и тощими местными дубами, о которых Джейн читала в путеводителе. Австралийская весна давно прошла, однако Джейн отлично представляла, как хорошо смотрелись цветы на этом иссушенном холсте оттенка красной охры.
Она продвигалась все выше, очищая сознание от посторонних мыслей, концентрируясь на настоящем моменте, сиюминутных ощущениях – напряжении икроножных мышц, потной спине, щекотке меж лопаток, спровоцированной ее же волосами, обычно такими мягкими. Губы были солоны от пота, глаза саднило, потому что пот катился со лба. Джейн забыла темные очки и радовалась, что день не обещает стать ослепительно солнечным, как накануне, когда больно было смотреть в безоблачное небо. Крик орла вернул Джейн в настоящий момент. Она приставила ладонь ко лбу, всмотрелась в темную, отчетливую тень на небосклоне. Клинохвостый орел, на языке аборигенов – валавуру; Джейн читала об этих птицах. До чего жутко он кричит – словно страдающая женщина. Словно озвучивает чувства самой Джейн. Совпадение показалось зловещим. А ведь всего несколько минут назад Джейн была полна оптимизма. Почему резкий птичий крик всколыхнул в ней чувство необъяснимого ужаса и потерянности?
Джейн присела передохнуть. Воздух успел прогреться, но был удушливый – совсем не такой, как накануне, в день ее приезда. Пока Джейн поднималась на Улуру, в атмосфере копилась влага; ветер теперь ревел в лицо Скале подобно льву. А где-то внизу он свистел, врываясь в пустоты и трещины Улуру.
Ветер усиливался у подножия, но вскоре добрался и до того места, где отдыхала Джейн. Порывы больше не казались ей приятно освежающими. Она жалела, что кончилась цепь. Ну да ничего – она уже близко… слишком близко, чтобы поддаваться унылым размышлениям. Нужно идти вперед. Джейн пощупала карман, убедилась, что не потеряла шариковую ручку. Клинохвостый орел вернулся; теперь его крики звучали словно из потустороннего мира, перекрывали свист ветра, вырвавшего из-под футболки несколько прядей длинных волос.
– Тебе не выбраться из этой пустыни! – крикнул орел, зависнув непосредственно над Джейн.
Она проигнорировала птичью издевку. Ах, как жаль, что цепь кончилась! Вчера Джейн думала, Бэз сильно преувеличивает, рассказывая, как людей сдувает с вершины ветром. Теперь Джейн убедилась: такое вполне реально. Ее пятьдесят семь килограммов – легкая добыча для ветра, особенно в такой опасной точке Скалы; ее запросто может сдуть. И уцепиться не за что будет, если Джейн упадет, если покатится по склону, лишенному как растительности, так и бугорков. Она запрещала себе смотреть вниз и даже вбок, пока не доберется до плоской вершины. Ноги ставила с осторожностью, нагнулась вперед, образовав телом почти прямой угол по отношению к ветру, который жаждал свалить ее, распластать на лике Улуру.
– Дома надо было сидеть, а не святыни наши осквернять! – глумился валавуру.
Медленно, куда медленнее, чем вначале, Джейн продвигалась вперед. Шаг за шагом, шаг за шагом; руки были напряжены, пальцы растопырились, как когти, каждую секунду готовые вцепиться в Скалу. Джейн практически ползла на четвереньках. Она больше не потела – теперь ее трясло от ледяного ужаса. Откуда он взялся? Когда успел охватить ее всю? В мозгу теснились голоса, шептали, дразнили. Джейн не различала слов. Убеждала себя, что это только ветер; ветер да разыгравшееся воображение. Джейн все правильно делает. Робин сказал искать тропу – вот она, тропа. Вот она, линия лей, что соединит Джейн с Уиллом. Вот она, энергетическая воронка, что вернет Уилла Джейн, что направит Джейн к Уиллу.
И наконец – о чудо! – Джейн преодолела последние несколько футов и оказалась на вершине. Легла на живот, попыталась отдышаться. Не думала она, что восхождение отнимет столько сил. Почему она так выдохлась? Родители, наверно, не зря говорили: «Ты слишком слабая»; отец употреблял слово «хрупкая». Мама повторяла: «Ты не спала много ночей, похудела, измучилась; горе изнурило тебя». Сестра намекала, что такой поход Джейн просто не по силам. Но Джейн никого не слушала. Не следовала советам близких людей. Честно, как обещала, позвонила из фойе, когда прибыла в мотель. Связь была плохая, пришлось кричать в трубку. Однако Джейн сумела придать голосу бодрости. Она и вправду чувствовала себя бодрее от мысли, что добралась до места. Пожалуй, родители и сестра успокоились, даром что так и не поняли, зачем Джейн понесло в Австралию, на знаменитую скалу.
Действительно, звучало странно и непохоже на навязчивую идею скучающей чудачки. Теперь, когда Джейн распласталась на вершине, когда над ней завывал ветер и помощи не предвиделось, вся затея предстала ей полным, абсолютным и притом опасным сумасшествием. Где она находится, известно одному Бэзу. А Бэз до вечера не вернется в мотель, не поднимет тревогу, не отправит людей на поиски Джейн. «Ничего не случится», – успокаивала она себя, ища глазами Книгу.
«Сейчас напишу наши имена – и назад», – повторяла Джейн. Дурацкая была затея, наконец признала она. Все ее отговаривали. Убеждали: ты растерялась от чувства вины, ты не способна принимать адекватные решения. Эта способность лишь сейчас пробилась в ее сознание – лишь сейчас, после безумия последних нескольких дней, после одержимости магией и чудесами. Лишь сейчас Джейн в полной мере поняла, насколько опасно ее путешествие.
Джейн попыталась подняться, но сразу же снова упала на колени – унявшийся было ветер только дразнил ее, готовил ей ловушку.
– Я тебя свалю, – свистел ветер. – Твое имя пополнит список жертв Улуру, а то он недостаточно длинный, чтобы образумить других охотников за приключениями… потенциальных осквернителей святынь… любителей прошвырнуться по линиям лей.