Мы стояли в центре костюмерной – девушки вились вокруг нас, пищали и хлопали в ладоши, в мои руки вложили букет. Инесса показала мне большой палец. «В самом деле, ничего же страшного... Я не в Москве, я в маленьком провинциальном городке, рядом люди, которые все ко мне хорошо относятся, в зале люди, которые тоже хорошо ко мне относятся, тетя Зина... интересно, узнает ли меня тетя Зина? Вот она удивится!»
И я нервно хихикнула, представив реакцию своей тетушки.
Зеркала отразили прекрасную девушку в белом, с едва заметным розоватым оттенком платье. Вышитый гладью корсаж, широкая юбка с чехлом из воздушной легкой ткани, совсем невесомая фата... вокруг декольте колыхались какие-то перья, нежно щекоча кожу. Платье, которое на манекене казалось мне ничем не примечательным, вдруг чудесным образом превратило меня в Царевну Лебедь.
– Как она на Машу похожа...
– Нет, еще лучше Машки!..
– Оля, Оля, ты не забыла?..
В зале одна мелодия сменилась другой, гремели аплодисменты, шумели голоса...
– Пора, – протянул Рафик мне руку.
– Ни пуха ни пера, – сказала Инесса, поцеловав меня в щеку.
Мы пошли к выходу.
– Ты знаешь Машу Соболеву в лицо? – спросил мой спутник.
– Да...
– Так вот, дойдем до конца подиума, поцелуемся, и ты кинешь свой букет Маше – она в первом ряду. Ты поняла? Традиция такая на свадьбах.
– Да... Целоваться обязательно?
– Оленька, детка, мы с тобой жених и невеста... О господи! Никаких французских поцелуев не требуется, просто прикоснемся друг к другу губами.
– Да...
– Голову держи прямо, смотри все время на меня, смотри с любовью! – последние слова он прошептал с отчаянием, потому что отступать было поздно.
Мы вышли из-за широкого занавеса, и зал встретил нас шквалом аплодисментов. Я была как будто во сне, еще не понимая происходящего, мы были высоко над толпой, ослепительно сверкнули вспышки фотоаппаратов. Зал был огромный, живой, он дышал и шумел, словно кит, выброшенный на берег волной, – жутко и страшно было мне, и в то же время я чувствовала какой-то вызов... Я смотрела только на Рафика, боясь повернуть лицо в сторону, я боялась, что у меня закружится голова.
Ведущий что-то говорил в микрофон, но я ничего не слышала. Платье стискивало меня, перья щекотали грудь, закрученные в спирали волосы слегка подпрыгивали на плечах – это была не я...
Медленно, словно в полусне, мы дошли до края подиума.
– Поцелуй! – одними губами прошептал Буранов.
Я едва прикоснулась к его губам.
– А теперь бросай букет...
Чтобы бросить букет, надо было посмотреть в зал. Так же медленно, с усилием, я оторвала взгляд от Рафика и повернулась лицом к толпе.
Сначала я ничего не увидела – только что-то темное внизу, колышущееся. Потом чьи-то лица...
Автандил смотрел на меня черными мрачными глазами. Рядом бесшабашно скалилась Маша, словно не догадываясь об интриге сегодняшнего вечера. Одобрительно похлопывал в ладошки мэр, с напряженным вниманием таращилась на меня его жена. Я вдруг осмелела и поймала в толпе тетушкин взгляд.
Она узнавала и не узнавала меня, Любовь Павловна сидела рядом с ней с открытым ртом... И страх покинул меня.
Я улыбнулась, засмеялась и помахала букетом тете Зине.
– Молодец! – одобрительно прошептал Буранов. – Хорошо держишься. А теперь...
Но дальше стало происходить нечто такое, что окружающее вновь показалось мне сном. Сном, переходящим в кошмар.
Прямо за тетушкой, в следующем ряду, сидел человек, который никак не мог тут находиться. Галлюцинация наяву...
Я поморгала глазами – еще улыбаясь, еще не веря в увиденное, – но он не исчез. Это лицо, этот взгляд...
– Да бросай же! – с досадой прошипел Рафик.
– Пошел к черту, – не слыша собственного голоса, ответила я и, продолжая улыбаться, швырнула свадебный букет, швырнула изо всех сил, словно камень. Букет пролетел над Машенькой – весело взвизгнув, она попыталась его поймать, еще над какими-то людьми, над тетушкой, которая неуклюже замахала руками, ошеломленная и смеющаяся, – прямо в этого человека. Жаль, что у меня в руках был не камень.
– Мимо, – констатировал Рафик Буранов, впрочем, безо всякой злости. – Не возьмут тебя в снайперы, Оленька. Ладно, отчаливаем назад...
Он развернул меня, и под оглушительные аплодисменты, которые показались мне канонадой, мы пошли назад. На сцене уже толпились люди, весело хлопали девушки, представлявшие летнюю коллекцию одежды Тишинского дома моды, где-то сзади я увидела Инессу... Показ был закончен, и далее по распорядку следовал фуршет. Какой еще фуршет?!
– Теперь развернись и поклонись еще раз, – сказал Рафик. – Ты молодец!
Но я вырвала у него руку и попятилась к выходу.
– Ты что? – за кулисами схватила меня Инесса. – Ты как?
Она еще улыбалась, но постепенно улыбка у нее на лице сменялась каким-то странным выражением.
– Испугалась? Да что с тобой!
За занавесом шумел зал, аплодировали манекенщицы, поздравляя Рафика, хлопнула бутылка шампанского, в костюмерной мы были одни – все это я отмечала краем сознания, но главная моя мысль была совсем о другом.
– Откуда он тут взялся? – с недоумением спросила я.
– Кто? Да вечно тебе что-то мерещится! Ты замечательно вышла, ты замечательно выглядела, ты так нас всех выручила... Оленька!
– Вадим Петрович сидел в зале, – спокойно сказала я.
– Кто? – в первый момент не поняла она, потом нахмурилась. – Вадим Петрович? Но этого не может быть – откуда он тут мог взяться?
– Вот и я говорю...
– Оля! – похоже, она совершенно мне не верила, думала, что я сошла с ума. – Черт, это я виновата, опять я виновата, что заставила тебя сделать это! Чрезмерные переживания...
– Ты тут ни при чем, – затрясла я головой, отчего мои локоны запрыгали по плечам пружинками. – И это платье... Ах, какое чудесное платье, но я не сразу поняла, насколько оно чудесное!
– Я тебе сейчас валерьянки...
– Ты что, не понимаешь?! – заорала я. – Вадим Петрович был здесь!
На крик из-за занавеса выскочил Буранов, румяный, с бокалом в руке, подведенные его глаза нестерпимо сверкали – он был более чем доволен сегодняшним дефиле.
– Что за шум, девочки? Оленька, милая, давай еще выйдем, там...
– Давай еще выйдем? – с ожесточением произнесла я, протягивая к нему руки. – Давай выйдем!..
– Оля, – огорченно сказала Инесса. Инесс де ла Фрессанж.
Зеркала отразили мою фигуру в полный рост, яркие лампы. Потом лампы вдруг закружились вокруг меня – почему? неужели землетрясение? – и я упала...
* * *Все последующие события промелькнули передо мной тоже словно в полусне. Я, например, никак не могла вспомнить, как переодевалась в свой обычный наряд, как добралась до дома и как очутилась в своей постели.
Мне казалось, будто я сошла с ума и что Вадим Петрович оказался галлюцинацией. Но лучше б и правда он был галлюцинацией! Едва я начала осознавать происходящее, как тут же убедилась, что мой злой гений мне не померещился. Тетушка сидела рядом, убитая и разгневанная.
– Вот сволочь! – с чувством произнесла она слова, которых прежде я от нее не слышала. – Надо же, у него хватило наглости...
Она обращалась к кому-то, кто стоял у меня в изголовье. Я повернула голову и обнаружила Любовь Павловну, которая тоже всем своим видом изображала праведное возмущение.
– И как он туда подобрался-то! Тихой сапой...
– Оборачиваюсь – сидит, – с воодушевлением продолжила тетушка. – Сидит прямо за моей спиной и улыбается своей паршивой улыбкой. Сатириазис в чистом виде!
– Истинно так, – перекрестилась соседка, слегка озадаченная новым выражением. – Прямо рога и копыта! А потом букет стал нюхать.
– Тьфу!
– Теть Зин! – подала я голос. – Значит, это правда?
– Что, детка? – встрепенулась она.
– Значит, он мне не померещился?
– Ах, милая, я сама сначала не хотела верить...
– И что ему только надо! – с возмущением воскликнула Любовь Павловна.
– Известно что, – мрачно произнесла тетушка. – Он нас уморить хочет, хочет Оленьку убить. Маньяк!
– Натуральный псих!
– И еще в такой момент появился, прямо как в кино – уж не знаю, как Оленька прямо там, на помосте, не свалилась...
– Как он меня нашел? – спросила я.
– Известно как – догадался... что он, адреса моего не знал? – Тетушка была в самом мизантропическом настроении. – Что ж, нам теперь на необитаемом острове жить? А вот как ты думаешь, Люба, если я его убью, будет мне что-нибудь?
– Да господь с тобой, нечего об такого руки марать...
– Надо на него в милицию заявить. – В комнате появился Валентин Яковлевич. – Пойдем и напишем заявление...
– А где Инесса? – забеспокоилась я.
– Сейчас придет... Но, Оленька, несмотря ни на что, тебе так хорошо было в этом платье! – сквозь слезы улыбнулась тетушка. – Ты просто красавица – я сначала даже не узнала тебя... ты настоящий ангел!
Они втроем принялись наперебой расхваливать меня, а я глубоко задумалась. Значит, это был не сон, не галлюцинация. Как мне жить теперь? Уезжать из милого Тишинска совершенно не хотелось, да и ехать мне некуда было, только если опять в Москву, но там еще сложнее... В самом деле, не на необитаемый же остров!
Они втроем принялись наперебой расхваливать меня, а я глубоко задумалась. Значит, это был не сон, не галлюцинация. Как мне жить теперь? Уезжать из милого Тишинска совершенно не хотелось, да и ехать мне некуда было, только если опять в Москву, но там еще сложнее... В самом деле, не на необитаемый же остров!
– Да где Инесса? – с досадой воскликнула я.
Инесса появилась через полчаса, разогнала толпу возле меня – под предлогом того, что я начинаю нервничать от всех этих причитаний.
– Как ты? – спросила она, когда комната опустела. – Ты меня очень напугала, когда упала там...
– Второй раз в своей жизни упала в обморок, – печально констатировала я. – И все из-за него...
– Хоть бы как-то предупредил заранее, письмо написал... – усмехнулась она и с чувством поцеловала меня в висок. – Но ничего. Человек такое живучее существо...
– О чем ты говоришь! – с ужасом воскликнула я. – Я вот-вот умру...
– Не умрешь, – строго оборвала она меня. – Надо было ожидать, что Вадим Петрович снова появится. Ведь ты говорила, что он появляется время от времени?
– Да, но здесь... И что ему надо?!
Инесса пристально посмотрела на меня, минуту молчала, а потом произнесла спокойно:
– Я с ним говорила сейчас.
– Ты?!
– Да. А что такого? Нельзя всю жизнь предаваться одним эмоциям, надо разобраться. Я увидела, что возле Дома моделей Зинаида Кирилловна пытается поколотить какого-то мужчину зонтиком. Сразу догадалась... Он бежал, но мне удалось его догнать.
– И... и что он сказал тебе? – замирая, спросила я.
– Что он тебя любит, – ответила она просто.
Странно – я ожидала именно такого ответа, но почему-то меня эти слова ужасно возмутили. Я вдруг вспомнила свою бедную мамочку – какой она была, и что с ней сделал этот человек. Ее милое лицо – прекрасное и нежное – живо нарисовалось в моем воображении. Никогда и никто ей не давал ее лет, она казалась много моложе, чем на самом деле, даже первые легкие морщинки, даже консервативный, строгий стиль одежды не прибавляли ей лет. Вечный беби-фейс, как сказала бы Инесса. Все вокруг считали, что я похожа на нее... Я провела ладонями по лицу, стирая слезы.
– Зачем он сюда приехал? – строго спросила я.
– Чтобы увидеть тебя. Он хочет с тобой поговорить...
– О чем, о чем нам с ним говорить! – в отчаянии вскричала я. – Подлый негодяй, убийца...
– Я тоже думаю, что ничего нового он тебе не скажет. – Инесса неожиданно зевнула.
Я хотела было обидеться на нее, но потом решила, что сегодняшний день просто утомил ее.
– То есть?
– Ну... Всякие эмоции, слезы и сопли... ах, я не могу без тебя жить, ах, я тебя люблю, ах, поговори со мной... Ведь он подобным образом обращался с тобой и раньше?
– Да, – немного подумав, ответила я.
– И ты кричала ему в ответ, что он подлый негодяй и убийца, да? То есть разговора как такового у вас еще не было. Знаешь, это может длиться бесконечно. Всю жизнь.
– Я не хочу... всю жизнь! – в ужасе воскликнула я.
– Значит, вам надо поговорить по существу.
– Нам – поговорить?! То есть ты считаешь, что я должна с ним встретиться?! Вот так – согласиться и пойти к нему, чтобы потом...
– Да ты пойми, – устало перебила меня Инесса, – он просто так не отстанет. И ты просто так не успокоишься, тебе надо выговориться по существу, а не брызгать во все стороны эмоциями. Вы оба сойдете с ума, вы убьете друг друга рано или поздно...
– Ладно, – решительно согласилась я. – Ты права... я поговорю с ним. Но не сейчас! Я должна подумать. Придумать, что ему сказать, чтобы он раз и навсегда...
– Согласна. Тебе просто надо успокоиться... Я попытаюсь объяснить это Вадиму Петровичу, надеюсь, он поймет и не станет форсировать события.
Я бросилась Инессе на шею.
– Милая, хорошая, ты все знаешь... а тетя?
– Тете мы ничего не скажем! – засмеялась она. – Тетя не поймет всей этой психологии.
– Правильно! Тете мы ничего не скажем!
– Он странный человек, – вдруг сказала Инесса задумчиво.
– Он? Вадим Петрович? – с ненавистью переспросила я.
– Да. И он не показался мне таким уж маньяком и негодяем.
– О, сначала это трудно заметить, но потом вся его сущность... – горячо начала я.
– Он болен.
– Болен? То есть ты уверена, что он псих? Может быть, его стоит сдать в дурдом? Как-нибудь все так подстроить...
– Он болен любовью к тебе. Нет, он не вполне псих, хотя, безусловно, во всем этом есть что-то нездоровое. Наркотическая привязанность...
– Наркотическая? У него – ко мне, да?
– Да. И поэтому вы должны поговорить, чтобы он понял, что ты не совсем тот человек, которого он себе вообразил. Он спокойный, тихий, даже как будто робкий... во всяком случае, так мне показалось, когда я говорила с ним. И он способен думать только о тебе. Все остальное для него просто не существует. Наркотическая зависимость...
– Как ты думаешь, он способен меня убить? Ну, например, когда окончательно поймет, что я никогда не буду ему принадлежать?
– Вряд ли... Скорее он на себя руки наложит.
– Вот и хорошо, вот и пускай накладывает...
Далее события развивались следующим образом.
Утром тетушка пошла в милицию, где работал один из ее бывших учеников на какой-то начальственной должности. Она рассказала ему всю историю, рассказала о том, что преследователь ее любимой племянницы появился в нашем городе и надо срочно что-то делать.
Бывший ученик, а ныне милицейский чин в звании капитана, сразу проникся сочувствием и пообещал помочь. Но к Вадиму Петровичу совершенно невозможно было придраться в законодательном отношении, он как будто даже нарочно выполнил все формальности, которые должен выполнить человек, приехавший в чужой город, он был чист и неподсуден во всех смыслах.
Тетушка напомнила, что Вадим Петрович опасный маньяк, на что ее ученик сказал, что данный факт не подтвержден формально, что прецедентов не было и Вадим Петрович имеет полное право жить где угодно и делать что угодно... до тех пор, пока не преступит закон.
– Разумеется, при первом же нарушении я применю санкции, – сказал бывший ученик. – Мы возьмем этого человека под наблюдение...
– Ага, пока он не убьет Оленьку, правды нам не видать! – всплакнула тетушка.
– Ну что я еще могу сделать, Зинаида Кирилловна! Не пошлю же я к нему бойцов ОМОНа для показательного избиения...
– Воспитала на свою голову гуманистов! – с сарказмом заявила тетя, когда оказалась дома. – Могли бы и побить немножко этого ирода. Чего он сюда приехал! Но ничего... один только неверный шаг с его стороны...
И она злорадно потерла руки. Но я ее оптимизма не разделяла. Я знала, что ничего такого Вадим Петрович не сделает, потому что больше всего на свете он хочет видеть меня. Старый хитрый лис. Дьявольски хитрый...
А тем временем лето было в разгаре – установилась на удивление тихая, теплая погода, настоящий подарок для метеопатов. Порывы майских пронзительных холодов давно закончились, а до июльской изнуряющей жары еще далеко.
Вадим Петрович где-то затаился – и в какой-то момент мне даже показалось, что его и нет вовсе... Я знаю, в том была заслуга Инессы, моей дорогой подруги, – это она обеспечивала мой покой. Трудно представить, что бы со мной сталось, если б ее не было рядом...
Вскоре после того знаменательного показа мод она зашла ко мне и позвала с собой.
– Днем у меня дела в редакции, а сейчас пойдем прогуляемся немного.
– Идем, – легко согласилась я. Одна бы я точно не решилась выйти из дома, а с ней я ничего не боялась.
Клавдия Степановна Молодцова мыла полы в коридоре. Она с любопытством взглянула на меня и елейным голоском спросила, вполне ли я осознаю, что делаю, и не лучше ли дождаться тетушки, ибо тот человек может появиться в любой момент... В маленьком городке ничего невозможно скрыть, а уж ближайшие соседи знали теперь мою историю во всех подробностях.
– Вот вы моете полы, и мойте себе дальше, – ледяным голосом прервала ее Инесса. – Она сама способна за себя постоять. Лучше бы за Аким Денисычем следили...
Молодцова побледнела от ненависти и ничего не ответила.
На крыльце сидел Филипыч и читал газету.
– Добрый день, девочки... Оленька, а ваши фиалки у меня завяли.
– Черт, как они мне надоели, – с досадой сказала моя спутница, когда мы отошли от дома. – Душевные инвалиды. Да не оглядывайся ты по сторонам, его здесь нет!..
– Чего ты на Молодцову накинулась, она и так несчастная...
– В первую очередь она делает несчастными других. Старая сплетница.
Я вдруг подумала, что Молодцова в свое время небось попортила немало крови Инессе, когда появились на свет Борис и Глеб.
– Ты... – нерешительно начала я.
– Нет, это ты прости меня! – Она засмеялась и стала прежней Инессой, бесшабашной и легкомысленной. – Эти люди способны кого угодно довести... постарайся не быть такой.
– Обещаю. – Я хотела броситься ей на шею, но какая-то глупая стеснительность на меня вдруг напала. Я ее обожала...