Андрей рассказал (женился, но детишек пока нет).
— Ну, ничего, — сказал старичок, — Бог даст…
Бабёнка смотрела на них с наметившимся интересом.
— Да что ж мы всухую-то! — спохватился Андрей. — Дядь Вень, может, грамм по сто коньячку? Или водочки?
Старичок с сомнением поглядел на пустую бутылку.
— Да нет, пожалуй что, — сказал он. — До обеда оно как-то… не сподручно… Да и старуха заругается.
Он допил пиво, натянул на голову кепку.
— Ну, прощевай, что ли, Андрюша Скворцов.
Старичок вышел. Андрей проводил его взглядом, потом махнул рукой и попросил сто грамм коньяка.
Когда он вышел из магазина, старичка на улице уже не было. Андрей открыл пачку «Уинстона», бросил целофан в урну. Пакет с пирожками лежал в жестяном пингвине. Чёрные муравьи бегали по раскрытому клюву. Андрей с трудом подавил желание поджечь мусор, закурил и спустился с крыльца.
Через две минуты он стоял перед полками с удобрениями и химикатами в отделе «Всё для сада и огорода».
— Чёрные садовые муравьи? — сказала девушка в белом халате и очках. — Могу порекомендовать «Антимуравей» с приятным пихтовым запахом. Разводить и заливать муравейник. Вы, главное, муравьиную матку залейте.
— А как её найти?
— Ну, вы копните глубже. Средство эффективно также против тли, щитовок, червецов… Будете брать?
Андрей взял несколько упаковок «Антимуравья», резиновые перчатки и респиратор. Прежде, чем вернуться домой, он выпил ещё пятьдесят граммов коньяка.
Вера стояла перед яблоней и смотрела на белый неприятный пух, которым были облеплены листья. По древесной коре сновали чёрные муравьи.
— Ты где так долго? — спросила она. — Выпил?
— Рюмку коньяка. Дядю Веню встретил, он меня ещё мальчишкой знал. Что это?
— По-моему, это тля. Видишь, листочки свернулись?
— И что с этим делать?
— Не знаю. Может, спросить у твоей матери?
— Чтобы услышать, что мой старший брат не задавал глупых вопросов?
— Ты ненавидишь его?
— Господи, — изумился Андрей, — с чего ты взяла?
— Ты говоришь так, будто ненавидишь его.
— Вовсе нет. Меня бесит, что мать обожествляет его, но я не ненавижу его. В детстве мы были не разлей вода…
— В детстве? — сказала Вера. — А потом? Что произошло потом?
— Не хочу об этом говорить.
— Вот видишь, — сказала Вера.
Андрей молча смотрел на неё, потом повернулся и пошёл в гараж. Он дважды прочитал инструкцию на упаковке «Антимуравья». Пластмассовое ведёрко из-под грунтовки нашлось в углу, рядом стояли мешок зерна и пакет какого-то яда, оба наполовину пустые. Он наполнил опрыскиватель водой из шланга, высыпал содержимое упаковки, хорошенько перемешал палкой. От раствора исходил резкий пихтовый запах, пробивавшийся даже сквозь респиратор.
Андрей вернулся на огород. Веры нигде не было. Только ссоры им не хватало.
Что теперь? Найти муравейник. Муравьи предпочитают постоянные маршруты, если уж выберут путь до яблони по садовой дорожке, то так и будут бегать по ней, пока не протопчут глубокую колею. Теоретически по этой колее можно проследить весь путь от пункта А до пункта Б, где пункт Б — яблоня, а пункт А — муравейник. Но, сколько он ни искал, муравейника нигде не было.
Всё, что он нашёл, это пара кучек земли на стыке плиток и бордюра садовой дорожки. В этих кучках были круглые дырочки, где исчезали и откуда появлялись муравьи. На бордюре лежало два кусочка сахара-рафинада. Может, те самые, а может и другие. Андрей стоял и смотрел на кучки земли, вокруг которых суетились муравьи. Он никак не мог вспомнить, строят ли муравьи свои жилища под землёй. Ну-ка, прикинем. Расстояние между кучками метра три. Если это разные подъезды одного подземного дома, какой же тогда величины дом!
Он направил раструб опрыскивателя вниз. Пихтовая струя ударила в земляную кучку. Мураши заволновались, забегали кругами.
К десяти часам он нашёл и обработал ещё семь или восемь кучек в разных частях огорода: под яблоней, под георгинами и за теплицей. Лицо потело и чесалось под респиратором.
За ним наблюдал сосед, стоя на приставной лестнице. Его голова и плечи торчали над забором из жёлтого кирпича.
— Муравьи? — спросил он.
— Они. — Андрей стянул перчатки, снял респиратор. Потёр лицо тыльной стороной ладони.
— Чем травишь? — У соседа было жирное, маслянистое лицо. На голове бандана.
— «Антимуравей», — сказал Андрей.
— А-а, — без выражения сказал сосед. Андрей так и не понял, что это означало, одобрение или наоборот.
— А ты? — спросил он. Сосед был почему-то неприятен ему, но как-никак они были товарищи по несчастью.
— Чем я травлю? — сказал сосед. — Водкой. В моче. — И он заржал.
Голова в бандане исчезла, через две минуты сосед показался в калитке. На нём были обвисшие спортивные штаны и майка с пятнами пота на груди и под мышками. Между резинкой штанов и майкой выпирал волосатый животик.
— А где эта? — сосед покрутил пальцами в воздухе. — Амалия-ненормалия?
— Она моя мать.
— А-а.
Андрей убрал опрыскиватель, респиратор и перчатки в гараж.
— Хочешь, покажу, откуда они берутся? — От соседа несло перегаром. Похоже, утро в посёлке у всех начиналось одинаково — с возлияния.
Андрей хотел. С садовой дорожки сосед уверенно свернул в огород, будто сто раз ходил здесь, потопал по заросшей травой тропинке вдоль теплицы. «Надо будет пройтись здесь триммером», — подумал Андрей.
Поражённая тлёй яблоня осталась справа, земляные кучки, обработанные инсектицидом, покрывал сухой налёт. Муравьи обнюхивали его, некоторые обходили стороной, но большинство просто не замечали. У многих в лапках и на спине были какие-то белые шарики.
Под стеной дощатого дровянника была устроена силосная яма. Ворох травы прел под плотной полиэтиленовой плёнкой, прижатой досками и обломками кирпича. Оттуда попахивало. Над плёнкой кружили толстые изумрудные мухи, ползали по плёнке, громко царапая её коготками.
— Вот тут она их и разводит, — сказал сосед. Из-под банданы на его жирное лицо стекла струйка пота. — Ну что, будешь смотреть?
Он взялся за угол плёнки, подождал, пока Андрей возьмётся с другой стороны, и они отвернули край плёнки. Изумрудные мухи взвились в воздух. Одна села Андрею на губу, он с отвращением согнал её. С минуту Андрей разглядывал содержимое силосной ямы, потом резко повернулся — его согнуло пополам и вырвало борщом и коньяком.
Кровь отбойным молотком била в висках.
«Почему? Боже всемогущий, почему она это делает?»
На прелой траве лежало четыре или пять птичьих тушек в разной степени разложения. Все они были густо облеплены чёрными муравьями.
— Ну, что я говорил? — Сосед явно был доволен произведённым впечатлением.
Через полчаса у Андрея произошёл разговор с женой.
— Думаешь, это она? — спрашивала Вера.
— А кто? Она подбирала с земли птиц и бросала туда. Сосед видел.
— Как думаешь, что их убило?
— Зерно, — сказал Андрей. — Зерно и яд. Вот чёрт.
Его всё ещё мутило. В носу стоял запах пихты, разложения и рвоты.
— Но зачем?
— Всё дело в муравьях. Они разводят тлю, а птицы поедают. Видела сахар? Она их кормит. — От жары у него едва ворочался язык.
— Что ты собираешься делать? — спросила Вера.
— Пойти и поговорить с ней. Эти муравьи…
Он замолчал, глаза его выпучились. Кучка земли у бордюра, которую он обработал инсектицидом… ему показалось, что она с тихим шорохом осыпается внутрь… всё быстрее и быстрее, образуя воронку. Края этой воронки всё расширялись, захватывая каменную плитку, перевитый корнями дёрн с травой, яблоню… Он крепко зажмурился и помотал головой.
— Что с тобой, дорогой? — донеслось до него словно издалека.
Он открыл глаза — перед ними плавали чёрные пятна.
— Кажется, у меня тепловой удар, — сказал он.
* * *Он лежал на диване, и на глазах у него была влажная, уже степлившаяся повязка.
— Ну, как ты? — заботливо спрашивала Вера.
Повязка исчезла, он ощутил приятное прикосновение холодной руки ко лбу.
Вера успела переодеться и искупаться. Белый сарафан на груди и плечах намок, под ним проступал сплошной салатовый купальник.
— Гораздо лучше, — сказал он. — Не понимаю, что это со мной.
— Думаю, ты просто надышался «Антимуравья». Нужно быть осторожным с такими вещами.
— Мать выходила? — спросил он.
Вера покачала головой. Понятное дело, теперь она до ночи не выйдет, будет ждать, пока они улягутся спать.
— Милый, — сказала Вера, — почему бы тебе не поговорить с ней? Если всё дело в твоём старшем брате…
Она осеклась, увидев выражение его лица.
Ранним вечером, когда послеполуденная жара спала, Андрей стоял на садовой дорожке и обозревал дело рук своих. Муравьи как ни в чём не бывало суетились под ногами, бегали через круглые дырки в земле, пасли своих тлей. Причём, кажется, их стало ещё больше и вели они себя активнее, наглее.
— Милый, — сказала Вера, — почему бы тебе не поговорить с ней? Если всё дело в твоём старшем брате…
Она осеклась, увидев выражение его лица.
Ранним вечером, когда послеполуденная жара спала, Андрей стоял на садовой дорожке и обозревал дело рук своих. Муравьи как ни в чём не бывало суетились под ногами, бегали через круглые дырки в земле, пасли своих тлей. Причём, кажется, их стало ещё больше и вели они себя активнее, наглее.
«Главное, залейте муравьиную матку…» Знать бы ещё, где её найти!
Вернулась из магазина Вера. Андрей напрягся, думая, что она опять начнёт разговор о его матери и старшем брате. Но она сказала:
— Женщины говорят, нет ничего лучше народных средств. Муравьи не любят резких запахов. Можно положить на муравейник помидорную ботву, петрушку. Хорошо помогает чеснок, полынь. Можно сделать приманку из дрожжей и варенья, говорят, муравьи от этого умирают.
— Я знаю, что я сделаю, — сказал Андрей. — Стой здесь.
Он сходил в гараж и вернулся с лопатой.
— Нужно уничтожить матку, — сказал он. — А для этого нужно раскопать муравейник.
Он воткнул лопату в дёрн и принялся расшатывать бордюр.
— Ты уверен, что поступаешь правильно? — забеспокоилась Вера. — Твоей матери это не понравится…
«Ведь эту дорожку выложил твой старший брат своими руками…» — вот что она хотела сказать. К чёрту! Он снял рубашку, намотал на голову и, поплевав на руки, снова взялся за лопату. Он был полон решимости довести начатое до конца.
Через некоторое время он выпрямился, вытер рубашкой лицо. Бордюр торчал в земле, как гнилой зуб в развороченной десне. По нему, по траве, по лопате суматошно бегали муравьи. Два или три пытались грызть пальцы Андрея. Он стряхнул их на землю и раздавил.
Веса в бордюре было килограммов пятнадцать. И вот он лежит на траве, а в образовавшейся ямке в панике мечутся муравьи. И много же их! Сотни две, три, а то и вся тысяча. Они бегают по комьям земли, по белёсым корням, друг по другу…
— Кипяток! — крикнул Андрей. — Вера, неси кипяток!
Пока она возилась на кухне, он вывернул и бросил в траву
сначала одну, потом вторую плитку. Под ними обнажилась верхушка гигантского подземного муравейника. Муравьёв было столько, что казалось, шевелится земля.
— Матка, — сказал Андрей, — мне нужна эта чёртова матка!
Он выкорчевал ещё несколько плиток. Работал как одержимый.
Пришла Вера с чайником.
Он нетерпеливо выхватил его. Струя воды и пара ударила в насекомых. Мураши опрокидывались на спину, крючили ножки. Остальные, вместо того чтобы разбежаться, атаковали Андрея. Он топтал их ногой и поливал из чайника.
Тяжёлый вздох, похожий на стон, донёсся со стороны дома.
— Что там ещё? — крикнул Андрей.
Он бросил пустой чайник, схватил лопату и побежал к дому.
— Под крыльцом, вот где она! Точно! Под чёртовым резным крыльцом!
Он размахнулся и со всей силой ударил лопатой по крыльцу. Черенок сломался.
Сзади что-то кричала Вера. Про мать и его старшего брата…
Она пыталась поймать его за руку. Он оттолкнул её — она, кажется, упала.
Тогда он повернулся, отшвырнул обломок черенка и расхохотался.
Он стоял и хохотал, долго, минуту, а может, две. А потом внезапно успокоился.
— Моя мать, — сказал он. — Все знают, она чокнутая. Без ума от моего старшего брата. А он утонул. Утонул, когда ему было десять.
— Но как же, — Вера повела рукой, — как же всё это?..
— Садовая дорожка? И это вот замечательное резное крыльцо? Он их не делал. Вот этими… этими самыми руками… Она заставила меня. Ходила, нудила, чтобы я сделал эту чёртову дорожку и это чёртово крыльцо. Брат увлекался поделками из камешков, спичек… Вот она и вбила себе в голову, что у неё должны быть фигурная дорожка и резное крыльцо. А потом убедила себя, что всё это сделал он.
— Но почему, — начала Вера, — почему ты раньше?..
Она не договорила. Дверь открылась, на пороге возникла фигура в красном олимпийском костюме. Она, как пьяная, сделала шаг вперёд и, пошатнувшись, рухнула на сына, но вместо того, чтобы подхватить её, Андрей в ужасе отпрянул назад.
Она была вся, с ног до головы, облеплена чёрными муравьями.
Это была муравьиная матка.
Александр Тэмлейн КОНФЕТА
Грызл был красив — по крайней мере, так полагал он сам. У него была зелёная кожа и здоровенные клыки. Глаза были мутно-жёлтыми — Грызл знал об этом, однажды он полюбовался на своё отражение в автомобильном зеркальце заднего вида. Разбитых, брошенных машин хватало. Ещё у Грызла была шевелюра. Она была фиолетовая.
Детство Грызл помнил плохо. Кажется, он ходил в садик. Что это за «садик» и почему он так назывался — Грызл, хоть убей, не мог припомнить. Ему казалось, тогда он носил такую странную штуку, которая называлась обувь. А ещё на нём были штаны. Сейчас на Грызле не было штанов, и он был очень этому рад.
Жил он свободно, радостно и неприхотливо. Собирал светящиеся в темноте пятнистые грибы, ел здоровенных вертлявых мокриц, пил из реки и луж, а иногда — если повезёт — мог догнать оленя, заблудившегося среди многоэтажек.
Когда-то среди развалин ещё попадались люди. Людей он не любил: они носили с собой металлические штуки, которые гремели и полыхали, и причиняли ему боль. Люди были злые. В отместку нескольких из них он поймал и съел. Кажется, люди и прозвали его Грызлом — те немногие, которых догнать он не успел…
Свалка простиралась до самого горизонта. Некогда она называлась словом «Владивосток», — Грызл смутно помнил об этом. Впрочем, он не имел ни малейшего понятия о том, почему у места должно быть название и что оно означает.
Порой к нему приходили воспоминания детства. Кажется, все говорили про Страшную Войну, а затем на улицах распустились огненные цветы, и всё стало не таким, как раньше. Трава пробилась через камень и зелёным одеялом укутала тротуары.
Сегодняшний день обещал быть отменным. Грызл нашёл старый бинокль, и, похрюкивая от удовольствия, рассматривал обветшавшие супермаркеты. Солнце только поднималось из океана, окрашенное парами метана в зелёные цвета. И тут он увидел девочку. Сначала-то он не понял, что это девочка. Но потом словно распахнулись давным-давно запертые двери памяти.
«Дима, хочешь конфету? — звонкий голосок. — Я у Алины отобрала. Она вредина, ябеда и подлюка! Будешь?»
Девочка. Таких маленьких существ называли девочками.
Грызл растерянно застыл.
Девочка была маленькой, аккуратной и причёсанной. У неё были золотистые волосы и светлая кожа — будто фарфор. Она была одета в чистое платьице — розовое в белый горошек. На ней были башмачки — канареечного цвета. И пахло от неё приятно — почти позабытым, волшебным запахом корицы. Намного вкуснее, чем запах трухлевика-вонючки или пупырчатых поганок, которые Грызл порой собирал в канализации.
Девочка.
Кажется, девочки тоже были людьми, но у них не было этих сверкающих штук, которые причиняли боль. Девочки были хорошими. Когда-то в детстве одна из них угостила его конфетой. Конфетой, что такое эта «конфета»? Он не помнил. Но помнил, что это что-то невероятно приятное. На вкус — как лесная малина. Кисло-сладкая и душистая. А сейчас Грызл ел мокриц: они тоже были вкусные, сочные и хрустели на зубах, но конфета была лучше.
Неожиданно в заскорузлой душе его поднялось странное, давно забытое чувство. Благодарность. Ему тоже захотелось сделать девочке что-то хорошее. Большая, жирная сороконожка скользнула у его ног. Он ловким движением подцепил её — и, радуясь, протянул новой знакомой.
— Кафета.
Слово далось ему с трудом. Девочка бесстрастно посмотрела на него. Один из её васильковых глаз полыхнул красным.
— Идентификация, — холодным, безжизненным голосом сказала она. — Радиоактивный мутант второй категории, восстановлению не подлежит.
Между её пальцев появилось длинное, сверкающее лезвие. Она прыгнула и обхватила голову Грызла ногами. И вонзила клинок ему в шею.
Массивное зелёное тело рухнуло на траву. Потухающие глаза смотрели на восход — солнце поднималось во всём великолепии, расцвечивая горизонт в алый и лиловый, окуная золотистую пену облаков в малиновый сироп.
— А как же кафета, — горько сказал он.
2 ЛИЧНОСТИ ИДЕИ МЫСЛИ
Вячеслав Рыбаков КУДЕСНИКИ НЕ КО ДВОРУ
1Их, в общем, уже не помнят.
Даже те, кто когда-то читал их взахлеб, редко перечитывают.
Невозможно перечитывать. Кому-то скучно, кому-то смешно, кому-то тошно от этих тупых совков… А мне, если вдруг упадет взгляд на потрепанные корешки засыхающих на полках книг, за которыми гонялся, бывало, как за Граалем, — больно. Точно я сквозь помутневшую от времени, измалеванную похабщиной, заляпанную пригоршнями грязи и засохшим дерьмом стеклянную стену тускло вижу свой рай, в который мне, по грехам моим, во веки веков не вернуться…